Танабата

Нам всем есть, что терять.
В каждой битве мы рискуем оставить
безутешными тех, кто нас любят.
Эрин Хантер

Прошли всего сутки с тех пор, как Какаши отправился на Совет, а Сакуре уже казалось, что минула целая вечность. Время без него тянулось, как вязкий мёд, — липкое, мучительное, тоскливое.

Она скучала. До боли в груди, до слез в уголках глаз. В мыслях то и дело всплывали последние моменты рядом с ним: его рука в ее ладони, голос, напевающий ей что-то сквозь сон, легкая тень улыбки под маской, поцелуй у ворот деревни... И каждый из этих фрагментов будто выжигал в ней всё больше желания — быть рядом.

Сакура чувствовала себя путником, что наконец набрёл в пустыне на оазис и не может напиться долгожданной влагой. Какаши был этим оазисом. Её спокойствием, её домом. Её глотком жизни.

— Ками, Харуно, ты ведёшь себя как влюбленная дурочка, — буркнула она себе под нос, уткнувшись лицом в подушку, хотя сама же продолжала глупо улыбаться.

Что-то в ней изменилось. Даже внутри — будто кто-то осторожно поднес свечу к той части души, что давно замерзла, и она вновь начала оттаивать. Её тело, её разум, её сердце — всё откликалось на него. И всё же, лёжа в одиночестве в своей кровати, Сакура начинала сомневаться: не поторопилась ли она? Не слишком быстро поддалась чувствам?

Зачем были все те годы скитаний, самокопаний и переосмыслений, если она просто вернулась к началу?

Может ли она вновь доверять Какаши? Искренне, без остатка? Он уже однажды разрушил её — медленно, но верно. Сможет ли она пережить, если это повторится? А что, если на этот раз всё иначе? Что, если он и правда сдержит слово? Что, если... они могут быть счастливы?

Но страх... он никуда не делся.

Он прятался глубоко, сжался в комок в районе солнечного сплетения и ждал момента — чтобы напомнить о себе, едва Сакура начнёт верить слишком сильно.

А теперь, когда в её жизни был не только Какаши, но и трое маленьких сорванцов — доверие стало куда более сложной задачей. Эти дети уже впустили Хатаке в своё сердце, и если он уйдёт вновь... будет больно не только ей.

Он обещал. Быть рядом. Не повторить ошибок. Любить её.

И она пыталась верить. Изо всех сил. Но сомнение, гадкое и липкое, всё ещё сидело внутри.

Полночи она ворочалась, ловя тревожные, обрывочные сны. И проснулась разбитой. Лишь бы остаться в кровати, закрыться от всего мира — именно этим и хотелось заняться. Но реальность быстро напомнила о себе.

Громкий стук в дверь и знакомые голоса разнеслись по дому.

— Сенсееееей! Просыпайтесь! — раздался звонкий голос Таисэи.

Сакура, проклиная всё на свете, медленно сползла с кровати, на ходу натянула одеяло до плеч и направилась к входу. Когда она открыла дверь, в дом тут же влетел рыжий вихрь, небрежно отодвинув её в сторону.

— Обед на дворе, а вы спите! — возмутился Таисэи, проходя мимо, как у себя дома.

— Потеряли страх, мелкие паразиты... — пробормотала она хрипло, зевая.

Троица оценила её сонный, лохматый и недовольный вид. Айри внимательно осмотрела её с ног до головы, Рэн прищурился, Таисэи уже набирал воздух в грудь.

— Что-то сенсей расклеилась... Даже я так плохо по утрам не выгляжу, — вынес диагноз Рэн.

— Может, у неё эти... как его... ПМС? — выдал Таисэи, хитро сощурившись.

— Ты идиот? — Айри тут же врезала ему под ребра локтем.

— А что? — пожал плечами он, но тут же прищурился. — Хотя... Постойте. Я понял. Она просто скучает по Хокаге. Вот и расклеилась!

— Это романтично, — с довольной миной добавила Айри.

Сакура в этот момент стояла, замотанная в одеяло, с глазами полными ужаса и безмерного негодования. Казалось, она уже прикидывает, в какой угол двора их зарыть.

— А вас, черт возьми, ничего не смущает?! — взорвалась она. — Я, вообще-то, стою здесь! И какого хрена вы приперлись?!

Троица дружно надулась, уставившись в пол. Потом Таисэи, поджав губы, буркнул:

— А мы по делу пришли. Пятая вызывает.

Сакура устало выдохнула и потерла лоб.

— Вот с этого бы и начали, засранцы... Ждите, я соберусь.

Через полчаса, в столь же дрянном настроении, она ввалилась в кабинет Цунаде, распахнув дверь ногой. Дети — за ней, строем, но с ухмылками.

— Стучаться не учили? — приподняла бровь Пятая.

— Если бы я следовала всем вашим учениям, дверь бы каждый раз была новой, — буркнула Сакура, зевнув.

— Кто-то с утра не в духе... — хмыкнула Цунаде.

— Ага, — кивнул Таисэи. — Мы ставим на ПМС.

— Таисэи... — прорычала Сакура, отчего тот рефлекторно присел.

Цунаде заржала, хлопнула по столу и обратилась к хихикающей рядом Шизуне:

— Чудесные детки! Неудивительно, что она от них в восторге.

— Могу сдать в аренду, — буркнула Сакура, но тут же наткнулась на обиженное:

— Мы вам что, вещи?!

— Нет, но сейчас ведите себя как мебель. А то реально выкину. Цунаде-сама, к делу. Зачем вызывали?

— Миссия. Небольшая. Страна Травы. Показали хорошие результаты — есть шанс на повторение успеха. Беретесь?

Ответ прозвучал хором, без тени сомнения.

Сакура лишь вскинула глаза к потолку и простонала про себя: "Ну вот и отдохнула ты, идиотка..."

А вслух уже сказала:

— А у меня есть выбор?

После встречи с Цунаде и утвержденной миссии команда Сакуры разошлась по домам собираться. У детей была всего пара часов, чтобы взять всё необходимое, попрощаться и прибыть к западным воротам Конохи. Сакура пошла налегке — в её сумке было только то, что действительно нужно: аптечка, смена бинтов, парочка энергетических пилюль, свиток с запасной одеждой и катана за плечами.

Миссия прошла... слишком гладко. Без сюрпризов, без травм, без жалоб. Почти скучно. Дети вели себя на редкость смирно — будто подменили. Но она не жаловалась. Даже подумала: «Вот бы всегда так...»

На обратном пути они болтали о любимом — о рамене, конечно. Ичираку, их общий любимчик, стал почти второй точкой сбора после её дома. Сакура фыркнула, вспомнив, как в юности ворчала на Наруто, что он снова тащит её туда... А теперь — трое. Своих. Маленьких. Таких же упрямых, голодных и вечно счастливых с миской лапши.

Она шла чуть сзади, расслабленная, но... не до конца. Что-то шевельнулось. Легкая дрожь. Под ложечкой. В основании шеи. Пульс участился. Она резко остановилась.

Не показалось.

Сакура задержала дыхание. Закрыла глаза. И почувствовала — чакру. Враждебную. Густую. Противную. От неё веяло холодом, как от гнилой воды. Она не была выдающимся сенсором, но страх и злобу узнавала безошибочно.

Остановившиеся рядом с ней дети все также беззаботно продолжали разговор, почти не обращая на нее внимания, пока малышка Айри не подняла на Сакуру глаза. Девушка была бледна. Зажата. Глаза — как у зверя, готового к прыжку. Айри без слов схватила Рэна и Таисэи за руки. Они мгновенно замолчали. Все трое уставились на неё.

Харуно понимала, что у нее в запасе не больше десяти минут, чтобы разъяснить все детям. Но факт оставался фактом — они еще не были готовы к тому уровню опасности, что стремительно приближался к ним. Сакура сглотнула. Говорила тихо, но жёстко:

— Так котятки, слушаем меня очень внимательно. Я чувствую чужую чакру, в милях восьми от нас. И ничего хорошего нам ждать не стоит. Вы к такому еще не готовы, поэтому я прошу... Нет, я требую, чтобы вы беспрекословно выполняли все мои приказы.

— Сенсей... — начала Айри.

— Нет времени, — отрезала Сакура. — Сейчас вы отходите на безопасное расстояние, скрываете чакру, — она повернулась и посмотрела Таисэи прямо в глаза. — А ты, дорогой, сделаешь как мы учили — наложишь хорошее гендзюцу, которое скроет вас от посторонних глаз. Но очень аккуратно, ты должен контролировать чакру, не должно проскочить ни капельки. Вас не должны обнаружить раньше времени. Как только будет удобный момент — я подам знак, договорились?

— Да, сенсей!

— Тогда за дело, бегите, — сказала она и... улыбнулась. Почти спокойно. Почти.

И они побежали. Вот только у Сакуры был другой план, но им о нем раньше времени знать не стоило. Эти упертые засранцы никогда бы не покинули поле боя без нее. А так у них хотя бы есть шанс.

Как раз в этот момент небо затянулось тучами. Начал накрапывать дождь. Сакура осталась одна. Стояла на тропе. Клинок в руках. Волосы распущены. Глаза сверкают ярче грозового неба. Она знала — её ждут. Что их много. Что уже в кольце. Они играются, выжидают.

— Ну же, господа. Долго будете прятаться? Не заставляйте даму ждать. У меня, знаете ли, вечер занят.

Из тумана выступила тень. А потом ещё одна. А за ней — он. Тёмные волосы. Светлые глаза. Тот же бесстыдно красивый профиль. Всё тот же расслабленный, насмешливый взгляд.

Аканэ.

Он выглядел... так, будто всё это — просто вечерняя прогулка.

— Скучала, любимая?

Сакура ощутила, как всё внутри сжалось. Шок. Гнев. Страх. Отвращение. Но снаружи — ничего.

Она подняла подбородок:

— А ты всё такой же извращённый нарцисс.

— Приятно, что ты помнишь, — усмехнулся он, подходя ближе. За ним выстроились девять ниндзя. Все — молчаливые, сильные. Один — с повязкой Кири. Другой — с символом Облака. Предатели. Сброд.

— Пойдешь по-хорошему?

— А не пойти бы тебе нахуй? — она прищурилась.

Он расхохотался.

— Ты всё так же остра на язык. Где же твои детки?

— Я не беру детей на свидания, Аканэ. Даже если это свидание с сумасшедшим.

Он склонил голову набок.

— Приятная беседа, но... — щелкнул пальцами. — Пора заканчивать. Значит, по-плохому. Как хочешь, любимая.

И они атаковали.

Девять. Против неё одной.

Сакура вошла в бой, как в поток. Каждый удар — не просто техника. Это была ярость. Страх. Решимость. Она не подпустит их к детям. Даже если умрёт.

Она держалась. Металась. Разрывалась между защитой и атакой. Один удар — в висок. Уклонилась. Второй — по боку. Пропустила. Но устояла. Она жгла чакру, как факел. И... питала вторую иллюзию — ту, что скрывала реальность от детей. Чтобы они не видели, что она ранена. Что она уже истекает кровью.

Держись. Ещё немного, Сакура.

В горле першило. Ноги дрожали. Сердце било в висках. Была кровь. Её. И их. Слишком много.

Слишком мало времени.

Она поняла — не выдержит. Слава Ками... что подготовилась. Ночью, пока дети спали в её доме, она — осторожно, незаметно — нанесла им печати перемещения. Сложнейшая техника, вдохновлённая Вторым и Четвёртым Хокаге.

Сакура отскочила к укрытию, будто сама смерть наступала ей на пятки. Лесной покров сотрясался от шума боя. У неё дрожали руки. Кровь с виска капала прямо в глаз. Сердце грохотало, как барабан войны.

Она сорвала остатки иллюзий. В одно мгновение перед ней замерли три силуэта. Их лица перекосило от ужаса. Молчали. Смотрели — на неё. Кровавую. Исцарапанную. С обрывками одежды. Со свежими, глубокими порезами. Слабую.

Она едва стояла, но подняла голову. И, всматриваясь в их лица, улыбнулась — криво, заплакано. И произнесла, срывающимся голосом:

— Берегите... себя... мои котятки, я вас люблю.

— СЕНСЕЕЕЕЙ!!!

В её пальцах — последние печати. Тело уже не слушалось. Она чувствовала, как вены горят от перенапряжения. Но техника сработала. Вспышка. Шум. И... их нет.

Трое любимых голосов растворились в воздухе. Трое маленьких душ. В безопасности. На миг в её сознании воцарилась тишина. Сакура опустилась на колени.

Они спасены.

Слезы хлынули без разрешения. Боль, усталость, всё отступило на шаг, и в груди разлилось облегчение.

Я успела. Успела... Я спасла их. Мои дети. Моя семья.

Если сейчас она умрет — это будет не зря. На этом мысль обрывается. Что-то ударяет её в висок. И темнота падает сверху, как камень в колодец.

Сакура не знала, сколько прошло времени, прежде чем она пришла в себя. Сознание плавало, как треснувшее стекло под водой, и только медленно собиралось в целостную картину. Тело ломило нещадно. Грудь сдавливало, в горле стояла сухость, от которой хотелось заорать. Она с трудом глотнула воздух и зажмурилась — голова гудела, словно в ней поселился рой ос.

Воспоминания пришли волной. Рваные куски мозаики, но в центре был он.

Уёбок Аканэ.

Вот чего она не ожидала. Но среди боли и онемения была одна спасительная мысль — дети в безопасности. Напуганы. Может быть, злы на нее. Но они живы. И это всё, что имело значение.

Ее взгляд прояснился. Комната была тесная, метра три в длину и два в ширину. Пахло плесенью, ржавчиной и чем-то гниющим. В углу пылился грязный матрас, в другом — обшарпанное ведро. Ни окон. Ни света, кроме тусклой лампы под потолком.

"Номер класса люкс, блядь," — мрачно подумала Сакура.

Она пошевелилась и тут же взвыла — от рук до плеч всё горело. Только сейчас поняла: её подвесили за запястья, прикованные к потолку, а ноги едва касались пола. Кровь не поступала в пальцы, они побелели и налились тупой, пронизывающей болью.

Сакура стиснула зубы и попыталась разогнать ток чакры. Ничего. Чакра блокирована. Что-то мешает. Или же... чакроподавитель?

"Хуже уже некуда," — выдохнула она про себя. — В плену. Вымотанная. Без чакры. Повешена как тряпка. Отлично, Сакура, прям сбывшаяся мечта."

От её обычной бравады не осталось и следа. Губы дрожали, горло сжималось — так хотелось закричать, звать кого-нибудь, кого угодно. Но никто не придёт.

Она одна. Абсолютно.

И всё же, даже здесь, среди ржавчины и боли, в ней еще жила Сакура Харуно.

— Не раскисай, тряпка, — хрипло прошептала она себе. — Ты выберешься. Что бы ни было.

Она не успела посчитать, сколько времени прошло, прежде чем услышала размеренные шаги по каменному полу. Сердце сделало кульбит. Шаги... приближались.

Сакура прикрыла глаза, сделала вид, что без сознания. Вскоре скрипнули старые петли и кто-то вошёл. Она чувствовала чакру Аканэ — узнаваемую, как клеймо. Холодную, как яд.

Он подошёл вплотную. Пальцы мягко коснулись её щеки, провели по волосам — и заправили локон за ухо. Как тогда. В баре. Так же нежно.

Псих, самый настоящий.

Она содрогнулась, когда его дыхание коснулось кожи, а голос прошелся холодом по позвоночнику.

— Любимая... я знаю, что ты уже очнулась. Не стоит играть в прятки. Это невежливо.

— Невежливо приковывать женщину к потолку, — выдохнула Сакура, не открывая глаз. — Или у тебя появились новые извращенные наклонности?

Он хохотнул, слишком мягко.

— Твой вид завораживает, но я всё же поклонник классики. Разве тебе не интересно, зачем ты здесь, Са-ку-ра?

— У меня есть версии. Но, как сказали бы мои дети — ты ебанутый. По-моему, весьма логичное объяснение.

— И всё-таки... — он наклонился ближе, почти касаясь губами её уха. — Ты мне нравишься. Умная. Яркая. Ценная.

Он играл с ней. Словами, интонациями, паузами. Как тогда, в баре. Только сейчас она висела, измождённая и беспомощная. Ему верно нравилось чувствовать власть и обладание. А сейчас он обладал не только знаниями, но и ей самой.

— Мне тоже все это надоело, Аканэ. Или как ты там себя еще можешь называть. Мне в общем-таки плевать, — с трудом выговорила она, — заканчивай свои психологические кружки. Зачем я тебе?

— Информация. А потом — кое-что другое, — с притворной мягкостью. — Скажи мне, милая, и я сейчас же тебя освобожу и мы поговорим в более приятной обстановке.

— Хуй тебе.

Он засмеялся. И уже на выходе бросил:

— Я позову того, кто умеет убеждать.

Дверь вновь открылась. Тяжело, скрипя петлями. Шаги. Глухие, уверенные. Тот самый мужчина со шрамом, которого она вместе с Ино видела в своих воспоминаниях. Холодные глаза. На руках тугие перчатки. Он подошёл без слов, принося с собой запах кожи и металла.

Он остановился перед ней, изучая, как кусок мяса. Затем заговорил — голос был без эмоций, как у допросного аппарата:

— Ты работала рядом с Пятой. Какие протоколы эвакуации существуют в случае осады Конохи?

Сакура молчала. Дышала тяжело, сквозь сжатые зубы. Он поднял кулак и всадил ей в бок — не резко, но точно. Целенаправленно по печени. Она захрипела.

— Где находятся запасные госпитали в случае массового поражения?

Тишина. Хруст.

Он взял её руку и вывернул палец из сустава. Сакура вскрикнула. Воздуха не хватало. Глаза заслезились.

— Сколько человек находится в резервной команде Хокаге? Кто её возглавляет?

Она закусила губу до крови.

Не скажу. Никогда. Даже если сдохну здесь, в этой вонючей дыре. Ты ничего от меня не получишь, уёбок.

Он выждал. Достал из кармана небольшой флакон и плеснул ледяной водой ей на лицо. Девушка задрожала, замычала от боли и холода.

— Где хранятся образцы экспериментальных вакцин и ядов, разработанных в госпитале?

Сакура ничего. Лишь злобный, полубезумный взгляд из-под прядей мокрых волос.

— Какова истинная численность АНБУ на момент последней реорганизации?

Он стукнул её затылком о стену — аккуратно, но ощутимо. Мир перед глазами померк.

— Кто знает координаты базы Орочимару?

Тишина. Он вздохнул, как будто расстроен. Затем подошёл ближе, взял её за подбородок и сжал так, что хрустнула челюсть.

— Где Какаши хранит свою личную библиотеку с записями об оперативных миссиях времён Третьей войны?

Губы Сакуры дернулись. Уголок потёк кровью. Улыбка. Кровавая. Презрительная.

— У тебя... — прохрипела она, — такой приятный голос. Я почти завелась.

Он отстранился. Не отвечал.

Ты не получишь ни слова.

— Она молчит? — раздался голос Аканэ у двери.

Палач повернулся:

— Ни звука.

— Ни одной утечки?

— Ни полуслова.

Аканэ подошёл к ней, снял перчатку и осторожно провёл пальцами по виску. Его голос был липким:

— Ты такая упрямая, любимая. И это делает тебя ещё вкуснее.

Он улыбнулся и повернулся к палачу:

— Продолжай. Но... не ломай слишком сильно. Пока. Нам нужно, чтобы она думала. И мучалась.

Её бросили, как тряпичную куклу.

Спина хлестнула о холодный бетон, голова ударилась о стену. Стукнула, отозвавшись звоном в черепе. Но она не закричала. Не застонала. Только выдохнула — тихо, будто сквозь мёртвый снег.

Тело болело. Каждая клетка — как тлеющий уголь. Пальцы пульсировали тупой ноющей болью, сбитые, вывихнутые, переломанные. Во рту — вкус крови. На языке — омерзительный привкус чужих слов. Кожа саднила от ударов, волосы слиплись от пота и воды.

Сакура перевернулась на бок, почти не чувствуя рук, и с трудом подтянула колени к груди. Подранный матрас пах пылью, плесенью и безысходностью. И всё же — она была благодарна. За то, что хоть ненадолго её оставили одну. Одну с собой.

Ни одного слова. Ни одного, суки.

Губы дернулись в слабой ухмылке. Она едва не потеряла сознание от боли, но молчала. Она горела изнутри — от ярости, страха и решимости.

Я не дам тебе ничего, Аканэ. Даже если мне придётся гнить здесь месяцами. Даже если я сдохну на этом грёбаном бетонном полу. Ни-че-го.

Она прижалась лбом к грязной стене и прикрыла глаза. Темнота мерцала под веками, но в ней были не только боль и ужас. В ней был свет. Трое. Маленькие. Смелые. С глазами, полными ужаса и любви.

— Берегите себя. Я вас люблю, котята...

Сердце кольнуло — тяжело, тягуче. Но не болью. Облегчением.

Вы спасены. Вы в Конохе. Вы целы. Я всё сделала правильно.

И даже если это последние её дни — она бы всё равно поступила также. Пальцы едва шевелились, но она поднесла руку к груди и зажала край ткани формы.

Какаши...

Его образ всплыл внезапно — как отблеск закатного солнца на маске. Тёплые глаза, крепкие объятия, голос, дрожащий от нежности.

Ты ведь веришь в меня? Пожалуйста, верь. Я держусь. Я держусь из последних сил. Ради тебя. Ради них. Ради себя.

Губы Сакуры чуть дрогнули. В её голове зазвучал его голос: "Ты такая сильная, зефирка..."

Она усмехнулась сквозь слезы, что всё же скатились по запыленным щекам.

— Ты даже не представляешь, насколько.

Она не заметила, как уснула. Наступила та странная, сладко-горькая пустота, где не было ни боли, ни страха, ни времени. Лишь темнота и тишина. Такая, какую нельзя найти нигде в этом мире.

Но ее разбудил глухой дверной скрежет. Сакура дернулась, проснулась резко, как от удара. Тело отозвалось болью: колени затекли, спина онемела, пальцы будто горели. Голова кружилась, но она уловила — внутри что-то изменилось.

Тонкая вибрация — не звук, не боль — чакра. Слабая. Почти невесомая. Как первый вдох после затяжного подводного погружения.

Есть... Есть... Она возвращается...

Харуно была высококлассным медиком и даже с такими мощными чакроподавительными препаратами ее организм справлялся быстрее любого шиноби.

Она не двинулась. Ещё рано. Но внутри что-то вспыхнуло. Маленький огонёк надежды, осторожно тлеющий под грудной клеткой.

В проеме появился тот же мужчина. Он не говорил ни слова, только глядел, оценивая. Как на инструмент, не как на человека. Он снова задал вопросы — холодные, методичные.

Протоколы безопасности деревни. Состав лекарства, которым лечили Гаару. Пути обхода охраны в башне Хокаге.

Сакура молчала. Иногда плевала ему под ноги. Иногда усмехалась. Потом — беспощадные побои. Он знал, куда бить. По ребрам. Ниже почек. По суставам. Но она не издала ни звука.

Не потому что не больно. А потому что так надо.

Он заламывал ей руки, выворачивал сломанные пальцы, злился, что она продолжает молчать. Злился — значит проигрывал. Ледяная вода хлынула ей в лицо — заставила закашляться. Пошёл дождь из ударов. По щеке. По животу. Она чувствовала, как сердце будто замирает между ударами. Но чакра была. Она ощущала её. Где-то внизу живота, как крошечный осколок света.

В какой-то момент он видимо понял, что опять ничего не добьется и отступил. А Сакура вновь оказалась лежащей на матрасе в своем углу. Она не могла пошевелить левым плечом, пальцы правой руки пульсировали от боли. Но сознание было ясным. Слишком ясным. Как у животного, пойманного в капкан и выжидающего, когда охотник подойдет ближе.

Аканэ вошел, как всегда — без спешки, без страха. Слишком уверенный, слишком спокойный. Он напоминал смерть, что не видит смысла в торопливости — она и так придёт. Он остановился напротив неё. И просто смотрел. Минуту. Может две. Сакура не выдержала первой.

— Что, решил, что я уже созрела для следующего раунда?

Он усмехнулся.

— Нет, любимая. Просто захотел поговорить.

— Поговорить? — она фыркнула. — Ты странный похититель, Аканэ. Бьёшь, ломаешь кости... и приходишь, чтобы обсудить погоду?

— Не совсем. Видишь ли... — он присел на корточки рядом, чуть склонив голову. — Ты должна знать, что всё это — только начало.

— Начало чего?

— Начало новой эпохи. Разрушения. Перестройки. Мести.

Сакура приподняла голову. Её голос звучал срывающимся шёпотом.

— Ты говоришь так, будто мир — это игрушка, которую можно просто сломать и собрать заново. Но ты не Бог, Аканэ. Ты больной ублюдок, который считает себя мессией.

Он не разозлился. Наоборот — рассмеялся. Мягко, хрипло.

— Разве ты не замечаешь, как шатко всё стоит? Как гниль прячется под вылизанными фасадами? Эти ваши герои... — он выделил слово с отвращением, — построили мир, в котором правят те, кто спасал, а не те, кто страдал. Мы — те, кого вы не замечали. Те, кого оставили умирать. Твои друзья... твой Хокаге... твоя Цунаде... — он подался ближе, — они испоганили этот мир. И я намерен это исправить.

Сакура смотрела прямо в его глаза. Страх отступил. Осталась злость. И горечь.

— И ты думаешь, уничтожив всё, ты сделаешь мир лучше?

— Нет. Но справедливее.

Она выдохнула. Молча. И только один вопрос крутился у неё в голове — так долго, что уже сжёг в ней дыру.

— Зачем тебе именно я, Аканэ? — её голос был тихим. Усталым. И всё же — полным внутреннего огня.

Он не ответил сразу. Словно взвешивал. Потом медленно откинул голову назад и закрыл глаза. Его голос был тише, почти задумчивым:

— Ты действительно не входила в мои планы, дорогая. Но, как это часто бывает в жизни, ты просто оказалась не в то время и не в том месте... Наша встреча в баре на Кинкан...

Он открыл глаза и посмотрел на неё пристально.

— Ты была такой разбитой, такой одинокой. И твои глаза... В них было что-то такое... знакомое.

Он придвинулся еще ближе.

— Тогда я понял — ты такая же, как я. Изломанная. И не мог просто отпустить тебя.

Сакура не дрогнула, но пальцы медленно сжались в кулаки.

— Я следил за тобой, — признался он почти буднично. — А потом... ты влезла в заварушку с вашим советником. И сильно подпортила мои планы, любимая. Очень сильно.

Он усмехнулся, глядя в пол.

— Именно тогда до меня дошло, кто ты на самом деле. Ты была преградой. Угрозой. Но и проводником. Ты знала всё — и всех.

Аканэ снова смотрел на неё, но в его глазах теперь было холодное восхищение.

— Но твой Хатаке всё испортил. Вы начали играть в любовь. И тогда я понял: если не смогу поставить тебя на свою сторону... я использую тебя, чтобы сломить его.

Он развёл руками, будто подводя итог.

— Идеальный план. Даже слишком. И ты стала его центром.

Мужчина встал, прошелся по комнате, будто размышляя, стоит ли говорить больше. А потом — резко остановился.

— Знаешь, о чём еще я давно хотел тебе рассказать?

Сакура напряглась.

— Как ты думаешь, любимая... как я узнал, куда вы с детишками отправитесь на миссию? Точное место. Время. Даже путь.

Она молчала, но ее сердце сжалось. Аканэ склонил голову набок, как кошка перед тем, как вонзить когти.

— Хочешь, я открою тебе секрет?

Она не отвечала. Просто сжала челюсть.

— Шизуне.

Имя ударило по ней, как кунай в грудь.

— Ты лжешь.

— Разве? — Аканэ пожал плечами. — Маленькая, обиженная влюбленная женщина. Такая преданная... и такая завистливая. Ты заняла её место. Заставила забыть о ней. А я просто дал ей возможность вспомнить, каково это — быть нужной. Полезной. Услышанной.

Сакура смотрела в одну точку. Словно мир снова треснул. Не из-за боли. Не из-за пыток. Предательство. Тот, кому она доверяла. Сестра по духу. Опора. Она не успела ответить — в комнату вошел кто-то ещё.

Бледный. Молодой. Светлые волосы. Его чакра была чужой, тревожной... и до боли знакомой.

— О, — усмехнулся Аканэ, — знакомься. Он из клана Яманака. Один из тех, кто, как и я, устал быть в тени великих.

Сакура вскочила на ноги — точнее, попыталась — и больно упала на колени.

— Предатель, — выдохнула она. — Вы все... ублюдки...

Юноша присел перед ней и глянул с холодной усмешкой.

— Вы, герои, думаете, что только вы имеете право на правду. На память. Вас чтят, вас любят. А нас забывают. Мы — расходники. Нам не простили ошибок. А вы — убийцы в золотых мантиях. Вы предатели. Вы все.

Он сложил печати. Его пальцы дрожали — но чакра пошла. Он вошёл в её разум. И сразу завопил. Мгновенно отпрянул. Схватился за голову. Его глаза закатились. Он упал на пол, забрызгав его слюной. Его рот открывался беззвучно, тело дергалось в судорогах.

Сакура, обессиленная, но злая, посмотрела на Аканэ и рассмеялась — низко, с надрывом.

— Даже Ино не смогла забраться в мою голову. А ты рассчитывал, что у этого сопляка получится?

Она наклонилась к телу, которое билось в агонии.

— Если он, конечно, выживет.

Аканэ молча стоял. В этот раз он уже не смеялся.

Сакура не знала, что именно повлияло на её внеплановый «отпуск»: то ли её полное молчание, то ли предатель Яманака, что наверняка останется калекой. Но её оставили в покое. И пусть «покой» здесь был понятием условным — всё же это было лучше, чем очередной визит «доброжелателя» с кулаками.

Еду приносили скудную — мутная похлёбка с запахом ржавчины и воды. Пару раз ей бросали флягу. Один раз зашёл кто-то, напоминающий медика — скорее санитар, чем настоящий лекарь — и быстро залечил самые опасные раны. В остальном — никто не прикасался к ней. Не обращал внимания. Призрак. Мешок костей. Сломанная игрушка.

По ее подсчетам прошло два дня. Возможно три. Во времени было сложно ориентироваться — ни света, ни часов, только редкие шаги за стенами. И всё это — в пустоте. Но... внутри неё не было пустоты. Там, в самом центре — вновь теплилось пламя. С каждым часом она чувствовала: чакра возвращается. Её тело, даже истощенное, восстанавливалось. Как феникс, что упрямо дышит сквозь пепел.

Она не могла предположить, сколько у неё будет времени, но одно знала наверняка — ей нужен шанс. Один. Сакура прислушивалась к каждому шагу, к каждому голосу за стенкой. И кое-что всё же поняла. Песок на ботинках. Грубая фактура ткани на шеях охранников — защитные платки от песчаных бурь. Она видела такие только в одном месте.

Страна Ветра. Ирония. Или судьба.

«Если я сбегу... пустыня станет испытанием сама по себе.» Но это был второй вопрос. Сначала — нужно было просто выжить.

На следующий день её одиночество закончилось.

— Подъём, кукла, — пробасил знакомый голос мужчины со шрамом. Он грубо поднял её под руку, потащив по коридору.

Сакура шипела от боли, стараясь не терять равновесия, и в то же время — смотрела, запоминала, считала шаги. Всё — в уме. Камень под ногой. Звук дверей. Запах — пыль, железо, древесина. Это не просто подвал. Это было что-то старое. Ветхое.

Её приковали к стене. Руки — вверх, в распятии. Боль обожгла плечи. И в этот момент в комнату вошёл Аканэ. Он не говорил ни слова, только встал посередине комнаты. На полу — камень для записи. Света было больше, чем обычно. И Сакура поняла, что это не просто визит. Это выход в эфир.

Она выдавила фразу, едва дыша:

— Решил выдать мне номер получше? Где кровать? У меня, если честно, спина побаливает.

Аканэ даже не усмехнулся. Только холодно бросил:

— Заканчивай пререкаться, любимая. Надеюсь, ты немного отдохнула. Сейчас — твой звёздный час. Не хочешь передать пару слов своему обожаемому Хокаге?

Сакура почувствовала, как всё внутри неё сжалось. Это было то, к чему всё шло. Не побои. Не унижения. Она — приманка. Рычаг давления. Угроза.

И она не имела права ошибиться.

— Я не собираюсь ничего передавать, иди нахуй, — выплюнула она.

Он ударил сразу. Жёстко. Быстро. Раз за разом. Не в рамках «пытки». Это была ярость. Он бил за отказ. За дерзость. За то, что не сломалась.

— Нет, Сакура, ты скажешь. Или я пойду в твою деревню... найду твоих обожаемых детишек... и перережу им глотки. Поняла?

Она вскинула на него полные боли, злости и страха глаза.

— Ты не сделаешь этого...

— Сделаю. Не сомневайся.

Он активировал камень. Голубоватый свет заполнил комнату, и голос его стал вкрадчивым, театральным.

— Рад приветствовать вас, уважаемые Каге. У меня есть для вас маленькое послание, которое вам хочет передать уважаемая Сакура Харуно. Любимая, что ты хочешь сказать?

И она сказала. Слово в слово. Как велел. Но когда он отвернулся — Сакура сделала главное. Ее губы задвигались едва заметно, беззвучно. Только по глазам можно было понять — она говорит что-то ещё. Как молитву. Только не Богу. А тем, кто поймёт.

Пожалуйста, ты увидишь... ты поймешь...

Запись завершилась. Аканэ подошёл, мягко коснулся её щеки. Как любовник. Она едва сдержала отвращение.

— Видишь, — прошептал он, — это ведь было не так сложно, верно? Я надеюсь, впредь ты будешь такой же хорошей девочкой, Сакура.

Он ушёл. Свет погас. Сакура осталась одна. Но не разбитая. Не сломанная. Она всё сделала правильно.

Остальное зависело от них.