Назови меня новым именем

Вечность была в её взгляде. Вечность была её сутью. Герда задумывалась, что Королева была древнее всего, что она знала. Древнее мудрости поколений. Древнее Бога и Cына Его, рождение которого они праздновали каждый декабрь. Древнее самого мира, в котором они жили. Взгляд этой женщины помнил ту пустоту, из которой когда-то взорвалось рождение вселенной. Этот взгляд помнит и ту пустоту, которой станет вселенная, когда всё закончится. Когда же это произойдет, лицо Королевы останется таким же спокойным, как сама Смерть всего сущего... И в отражении зеркала много лет девушке мерещилось именно это лицо. Идеальное. Великолепное. Вне пределов жизни и смерти. Вне времени.

На фарфоровой коже ни единого намека на морщинки или румянец. Тонкие губы, заостренный нос, утонченный подбородок, сверкающий ледяной взгляд в обрамлении пушистых заснеженных ресниц. Эта женщина могла бы быть божеством красоты, если бы не была божеством смерти.

Абсолютное совершенство было даже в смерти от ее рук. Застывшие в объятиях холода, древнего, как сотворение мира, оставались навечно фарфоровыми куклами, неподвластными разрушению временем. Смерть от ее рук приходит без боли, будто попадаешь в ледяной рай. Наверное, Королеву даже можно было назвать милостивой, если бы она могла быть способной к милости.

Шансов увидеть её еще раз в замке на острове посреди ледяного озера у девушки не было. По пути она спрашивала старожилов в попутных деревеньках — Королеву не видели уже больше десяти лет. Герда старалась не думать, что Кай и Королева исчезли, что она больше никогда не найдет своего мальчика. И поэтому она монотонно шла, сама не понимая, что же хочет найти там, за нехожеными и безлюдными холмами. Герда пересекла извилистый хребет, когда день готовился уступать свои права вечеру. Тропа исчезла, и дальше путь был по бездорожью, вдоль кромки леса, который девушка решила обогнуть.

Ей предстояло пройти всего около десяти миль, до озера, которое, по памяти Герды, было в форме острого ледяного сердца. Посреди озера находился остров, соединенный с берегом тонкой намывной косой.

Йорик вновь нетерпеливо ткнулся в ладонь, тихонько поскуливая. Герда вынырнула из воспоминаний, и найдя взглядом более-менее плоский широкий каменистый выступ, поспешила к нему и сбросила с плеч тяжелеющий с каждым шагом мешок.

Присев на камень, девушка с блаженным видом потянулась, расправляя уставшие плечи и спину. Несколько раз провернулась влево-вправо, отклонилась назад и растянулась на камне. Поверхность была теплой, хоть солнце и не пробивалось сквозь завесу туч почти весь день.

Растянулся рядом и Йорик, вывалив язык и тяжело дыша.
— Устал, друг? — Герда потрепала пса и достала флягу с водой. Этот ценный ресурс следовало беречь, однако девушка достала медную плошку и наполнила наполовину. Йорик благодарно выхлебал всю до капельки. Здесь много небольших водоемов с каменно-галечными берегами. Она сможет пополнить запасы воды без труда.

Им обоим нужен был отдых. Хоть они и вышли из Олдерфьорда на рассвете, и часть пути им повезло преодолеть с попутной повозкой фермера, что ехал в Снефьорд, все же солнце опустится за горизонт совсем скоро. И сразу после нагрянут сумерки, в которых передвигаться по бездорожью станет труднее.

Стало быть, неизбежно придется ночевать здесь, на безлюдных фьельдах. И пока сумерки не застали ее на незнакомой местности, нужно найти место для ночлега. Герда свернула к краю леса, покрывавшего невысокие скалистые пригорки.

Там, среди небольших склонов, нашла удобный выступ, почти пещеру. Даже если ночью пустится дождь, ветер был западным, и каменный выступ должен послужить укрытием од дождя. Герда сбросила мешок, немного размяла плечи, и не теряя времени отправилась собрать больше веток и сучьев для костра.

Атласно-серое небо скрыло и без того редкие закатные лучи, и сумерки накрыли путников густым кисельным мороком. Йорик, как и раньше, не предупреждая, скрылся в надвигающейся темноте. Герда разожгла костер, не спеша заострила несколько толстых пихтовых жердей с помощью своего любимого короткого ножа. Соорудила крепление для котелка и подвесила его на тонкой цепочке над огнем, чтобы нагреть воду для похлебки и травяного чая. Запасов вяленого мяса, купленных в деревне, у нее было достаточно для недельного пропитания, а дальше Герда рассчитывала и на собственные навыки охоты, и на имеющийся запас денег.

Немного просяной крупы, горсть сушеных овощей и пряности, в дополнение к нескольким ломтям вяленого мяса, и питательный ужин был готов. Для Йорика Герда оставила плошку похлебки чуть в стороне, и устроилась на ночлег. Гамак растягивать не было смысла, да и негде. Пихтовый лапник, который она настругала с жердей, был достаточной периной под небольшой серо-зеленый плед, который девушке подарила хозяйка постоялого двора на околице Уппсалы.

Из-за непогоды тогда девушка вынуждена была задержаться в гостинице на три долгих дня, за которые успела сдружиться с гостеприимной хозяйкой. Услышав историю Герды, та настолько прониклась, что взяла с девушки плату только за комнату, не востребовав денег за пищу. Напоследок еще и одарила плотным теплым покрывалом с неброским клетчатым рисунком, который она называла странным словом тартан.

Одежда Герды была простой и удобной, и холщовая накидка сегодня послужит ей достаточным одеялом. Нападения же хищников здесь не встречались. Волчьи стаи и медведи предпочитали более густые леса южнее. Северные медведи, наоборот, предпочитали более холодные местности. А мелкие хищники вроде куницы и северного лиса не представляли опасности для человека. Напасть могли одичавшие псы, но Герда расспросила в деревне, и её уверили, что на местных фьельдах давно не видали таких.

Жар костра медленно спадал, но сон никак не приходил к уставшей за день девушке. Волей-неволей, она вновь падала в воспоминания. Впервые Герда увидела Королеву в зеркале в канун Рождества той первой зимы, что она встречала уже без Кая...

***

Изморозь покрыла поверхность зеркала, хотя в комнате жарко горели дрова в камине. Ледяные иглы воспоминаний швырнули Герду в первую волну боли, когда ледяные узоры на зеркале расползлись, будто вьющийся кустарник, и девочка увидела ледяные глаза, приходящие к ней в ночных кошмарах. Взгляд Королевы в зеркале притягивал магнитом. Напоминал. Заставлял проживать вновь и вновь момент её потери. Момент, когда её Кай озвучил свое первое желание в статусе Бога:

...«Душа моя, сердце мое, мысли мои и мое тело отныне принадлежит Вам, моя Королева. Я желаю навечно остаться с Вами» — голос Кая, её друга, её названного брата, её любимого мальчика раздался еще раз хрустальным переливом в тот момент, когда взгляд Королевы в зеркальном отражении пронзил морозом душу Герды в первый раз.

А когда отражение растаяло, Герда осознала, что боль потери никуда не ушла — она взорвалась в ней с новой силой, погружая глубже в ледяное небытие. С тех пор зеркало сплошь было покрыто изморозью, будто в насмешку не желая больше показывать Герде её настоящий лик. И со временем девушка потеряла понимание, что в том зеркале было реальным... Что в её жизни осталось реальным...

Но с того дня видения в зеркале стали постоянными. Взгляд Королевы становился то злым, то насмешливым. Девушка не могла противиться ему. Она медленно умирала в ледяных лучах, но всё равно каждый вечер безропотно шла к зеркалу и вглядывалась в расходящиеся узоры мороза на стекле, открывающие идеальное лицо и смертоносную улыбку. Королева брала свою плату постепенно, годами вымораживая душу Герды капля за каплей, и наслаждалась этим.

И, вероятно, так бы продолжилось еще какое-то время, и Герда окончательно растворилась бы в ледяной пустоте, если бы не случай... Изо всех сил Герда пыталась восстановить в памяти тот день, когда нежданный гость разом вырвал её из плена, разбив зеркало на мельчайшие осколки. Кто же это был?..

***

Ясность воспоминаний блекла под силой подступающего сна. Картинки закружились всё быстрей и быстрей, будто снежинки в танце. И отчетливо Герда вдруг ощутила себя снежинкой, падающей в легком кружащем вальсе. Еле слышный хрустальный звон раздавался вокруг. Ей было легко и невесомо, радостно и беззаботно. Она была такой же, как мириады подруг в снежном вихре. Но уплывающее сознание билось птицей, ведь она не такая как все, она не такая... Это не может быть её реальностью... Не может...
Это сон, всего лишь сон...
Или всё же... реальность?