КАЖДОМУ СВОЁ

Утро пришло резко. Без предупреждения. Морозное, колючее, но по-своему бодрящее.
Сквозь щель в шторе пробивался холодный рассвет. В квартире было тихо — только
редкие звуки машин доносились с улицы, и Женя, завернувшись в одеяло, ещё
несколько минут лежала, глядя в потолок.
В животе — что-то щемило. Нервы. Или воспоминания.
Женя тряхнула головой и резко встала, будто хотела стряхнуть всё это с себя. Зря. Оно
осталось. Где-то под кожей. Там, где уже не достать.

На кухне Дима был на удивление бодр и даже немного наигранно весёл. Он
приготовил яичницу, налил чай, снова мятный.

— Ну что, первоклашка, готова к новому этапу жизни? — подмигнул он, ставя перед
ней тарелку.

Женя усмехнулась:

— Страшно.

— Не бойся. Там половина — нормальные ребята. А если кто рыпнется — ты ж теперь
под моей крышей. Кто тронет, тот и ходить больше не сможет. — Он подмигнул. — А
ещё у тебя есть проводник.

— Кто?

— Техник.

Женя одобрительно кивнула.

— Андрей? Да, он говорил вчера.

— Он знает, что ты сегодня придёшь. Покажет тебе всё, поможет. Он норм, я его давно
знаю.

Имя Андрея будто на секунду отодвинуло волнение из головы. Женя кивнула, хотя внутри
снова всё закрутилось.

Школа встретила её не слишком радушно.Старое кирпичное здание, облупленные
стены, тяжёлые дубовые двери. Внутри пахло влажными пальто, пылью и мятной
жвачкой. Женя шла по коридору, как по незнакомому лесу. Всё чужое. Все взгляды —
в спину. Вот она, та новая. Та, что под Дёгтем ходит.

И тут — он. Андрей.

— Доброе утро, одноклассница, — улыбнулся он, прислонившись к шкафчику. —
Деготь сказал, что ты будешь как снежная королева — красивая и молчаливая. Но я так
не думаю.

Женя улыбнулась. Он снова был тёплым, живым, настоящим.

— Ты серьёзно называешь меня «одноклассница»?

— Ага, пока не привыкну. Слушай, ну ты заходи. Тебя все уже ждут. Я врубал, что ты
— своя. Но народ пока побаивается.

— Почему?

— Ты под Дёгтем. Это как печать. К тебе никто не пойдёт с вопросами, и не подойдут
просто так.

Женя пыталась дышать глубже, вливаться в толпу, улыбаться, когда Андрей
рассказывал очередную байку, и даже смеялась. Искренне, пусть и коротко. Он был
рядом — как якорь. Он помогал, объяснял, шутил. Был тем, кто мог бы стать другом.
Наверное. Но даже рядом с ним её внутренний компас всё равно указывал на одну
сторону. На ту, где Паша. Где он. И Андрей чувствовал. Может, не знал, что именно — но чувствовал.

— Ты сегодня какая-то... — он на секунду замолчал, глядя на неё внимательно, — как
будто не здесь.

— Я просто думаю, — быстро ответила Женя, пряча взгляд. — Много всего.

— Ты после переезда вообще спала?

— Так себе.
—
Ну, ещё бы. Город новый, дом новый, школа... — он криво усмехнулся. — И целая
банда «Вкладышей» за спиной. Я бы тоже с ума сходил.

Женя посмотрела на него, чуть улыбнулась. Он старался. Он действительно хотел,
чтобы ей стало легче. И ей стало. Немного.

— Спасибо тебе, Андрей, — вдруг сказала она. — За то, что рядом. За то, что не
задаёшь дурацких вопросов.

Он удивлённо приподнял бровь:

— Это мой стиль, детка. Без допросов, но с обаянием.

— Хах, ты ещё скажи, что ты скромный.

— Я? Нет, я Техник, — он театрально поклонился. Женя рассмеялась. Смех помог. Он
согрел. Хоть немного отогнал липкие тени. Но едва она обернулась к окну — снова... опять он.
В памяти всплыло, как его губы прижались к её, как рука сжала запястье...
Женя резко отвернулась. Щёки вспыхнули.Андрей заметил.

— Ого, что это сейчас было?

— Ничего, — слишком быстро ответила она. — Просто... солнце светит прямо в лицо.

— Ага. Солнце. И ты у нас — солнечная зайка. — Он хитро прищурился, но больше не
спрашивал.

Он не знал. И Женя не собиралась говорить. Зачем? Чтобы признаться, что сходит с ума от одного поцелуя? Что вчерашний взгляд
был будто нож? Что она не может забыть его пальцы на своей коже?
Нет. Пусть Андрей останется её тихой гаванью. Её безопасностью. Тем, кто просто
рядом.
Они зашли в класс.И тут началось. Взгляды. Молчание. Нервные смешки. Кто-то приветливо кивнул, кто-
то отвернулся. Но Андрей был рядом. Он посадил её рядом с собой, что-то шептал
весёлое, рассказывал, кто есть кто. Женя улыбалась, смеялась, но всё время чувствовала что-то позади. Как будто тень от взгляда...
Поворачивалась — никого. И всё же в голове крутились только его глаза. Паша. Брава.
Где он сейчас? О чём думает? Помнит ли? Для него это был просто поцелуй? Или...?

Всю первую половину дня она будто балансировала. Между реальностью и этим...чувством. Не влюблённость. Не страсть.
Опасность. Влечение. Щемящее притяжение, от которого невозможно оторваться.

В обед Женя сидела в столовой рядом с Андреем. Он шутил, расписывал, как директор
школы сам вкладыши продавал, и её смех был искренним.

Школа закончилась быстро — слишком быстро, как показалось Жене. День, который
она боялась прожить, обернулся странной смесью — тяжёлых мыслей и неожиданных
улыбок. Когда она вышла за ворота, Андрей уже ждал у калитки, прислонившись к
столбу, как герой из какого-то старого советского кино.

— Ну что, одноклассница, — сказал он, приподнимая бровь, — жива?

— Пока да, — она хмыкнула. — Хотя на алгебре я почти умерла. Спасибо, что показал,
где что, а то я бы, наверное, застряла.

— А я бы тебя спас. Или присоединился. Я за любой кипиш, — засмеялся он, и Женя
тоже засмеялась в ответ.
Они шли медленно, по хрустящему снегу. Солнце декабря уже клонилось к
горизонту, и город начинал рассыпаться в янтарных отблесках. Воздух был колючим,
морозным, но в этой прогулке было что-то уютное — как будто под пледом, как будто
тепло изнутри грело сильнее, чем куртки и варежки.

— Слушай, а ты в какой школе раньше училась? — спросил Андрей, неловко
поправляя рюкзак.

— В столице, — тихо ответила Женя. .

Он посмотрел на неё, замедляя шаг.

— Ну, это заметно. У тебя акцент.

— Да ладно?

— Не в плохом смысле. В хорошем. Такой, как будто в тебе есть другое кино. Знаешь?

— Он улыбнулся. — Типа... ты из тех, кто не вписывается в серость.

Женя вдруг почувствовала, как что-то защемило в груди. Не боль, а... нежность? Откуда-то изнутри подступило тепло.

— Спасибо, — выдохнула она.

Они прошли ещё немного. Потом Андрей, резко схватив горсть снега, швырнул её в
Женю.

— Эй! — закричала она, смеясь, — Ты серьёзно?!

— Серьёзнее некуда, — он уже лепил второй ком.

— Ну всё, Техник, держись!

И они бегали по улице, как дети. Смеялись, кидались снежками, падали в сугробы.
Андрей не жалел куртки, Женя не жалела голос — она хохотала так, как будто на миг
всё вокруг перестало давить. Как будто снова можно было дышать.

Когда они немного успокоились, Женя села на заснеженную скамейку у подъезда.
Андрей — рядом. Дышали тяжело, пар шёл изо рта, щеки горели от мороза и смеха.

— Знаешь... — вдруг сказала она, уставившись в небо. — Мои родители умерли.
Недавно. Автомобильная авария. Я похоронила их меньше недели назад.
Молчание. Только снег хрустел под ногами прохожих где-то вдали.

А потом Андрей тихо спросил:

— Ты... хочешь рассказать?

— Да. Наверное, хочу.

И она рассказала. Без деталей, без крика. Просто — как есть. О том, что всё рухнуло в
один день. О том, как внутри всё сжалось. Как теперь каждое утро начинается с
пустоты. Как всё напоминает о них. Как больно не слышать голоса. Как дико видеть
людей, смеющихся с родителями — и чувствовать, что у тебя больше нет никого.
Андрей слушал. Не перебивал. Не давал советов. Просто слушал.

— Прости, — тихо сказал он. — Это... даже не знаю, что сказать. Я не умею говорить
«правильные» слова. Но я рядом, ладно? Если захочешь молчать — буду молчать. Если
захочешь говорить — я тоже тут.

Женя кивнула. И... улыбнулась. Слёзы катились по щекам, но она улыбалась.

— Спасибо, Андрей. Ты хороший.

Он вдруг встал и протянул ей руку.

— Идём. А то застудишь зад. Куда ж без него — вон какой у тебя портфель тяжёлый, с
мыслями.

— Смешной ты, — усмехнулась она и взяла его руку.

У подъезда они остановились.

— Спасибо, что проводил.

— Всегда рад. Мы теперь, считай, семья.

Женя вдруг обняла его, без слов. Он слегка растерялся, но обнял в ответ. Мягко. Надёжно.

— Пока, Женя.

— Пока, Андрей.

Она поднялась по ступенькам, махнула ему рукой и скрылась в подъезде.
Он стоял ещё пару секунд. Потом развернулся и ушёл. И только в окне подъезда Женя
увидела, как он засунул руки в карманы, пнул сугроб и пошёл вперёд.

Поднимаясь по лестнице, Женя не торопилась — щеки горели после мороза, сердце
стучало быстро и весело. Андрей рассмешил её так, как давно никто не мог. Она уже
доставала ключи из кармана, когда резко, почти плечом, врезалась в кого-то на
повороте.

— Ай... извините... — пробормотала она автоматически, поднимая глаза.

И застыла. Перед ней стоял он. Брава. Паша. Тот самый взгляд, ледяной и хищный, как будто всегда настороже. Те самые царапины
на скуле, резкие черты лица. Он был в чёрной кожанке, с чуть сбившейся на лоб
шапкой. Смотрел прямо на неё. Хмуро.

Но стоило ему встретиться с её глазами — как
будто что-то внутри у него дрогнуло.

— Нагулялись? — спросил он, спокойно, но голос его был с металлической ноткой.

— В смысле? — Женя чуть отпрянула. — Что это сейчас было?

— Я видел. — Он прищурился, уголок губ чуть дрогнул. — Хихикали на лавочке.Весело у вас.

Она оторопела.

— Ты... следил?

— Окна у меня, может, панорамные. Видно хорошо. — Плечами он едва заметно
повёл, но в голосе зазвенела ревность.

Женя сделала шаг вперёд, намереваясь пройти, но он не сдвинулся с места. Слишком
близко. Слишком ощутимо.

— Что ты вообще себе позволяешь? — бросила она. — Сам вчера сбежал, как будто
тебя ошпарили! А теперь претензии? Ты кто вообще?

— Я?.. — Брава усмехнулся, но в глазах была злость. — Я тот, кто тебя вчера целовал.
И ты мне это позволила. Так что не делай вид, будто всё это было случайно.

— А ты — сделал вид, что ничего не произошло. Ни словом, ни глазом. А теперь
вдруг, значит, вмешиваешься?

Она снова шагнула, но он, не моргнув, поймал её за руку. Мягко, но твёрдо. Она хотела
вырваться — не получилось. Рука у него была горячая, крепкая. Пульс у неё
заколотился, как бешеный.

— Паша... — выдохнула она.

— Не зови меня так, — прошептал он. — Пока нет.

И, прежде чем она успела сказать хоть слово, он резко потянул её к себе и поцеловал.
Губы обожгли, дыхание сплелось. Он целовал её иначе — не так, как вчера. Не на
порыве. Осознанно. С жадностью, но без грубости. С чувством, будто хотел передать
ей всё, что копилось внутри.

Женя сначала оцепенела. Потом поддалась. На долю секунды. Она чувствовала запах
его кожи, вкус табака и что-то ещё... почти неуловимое, что-то родное.

Он отстранился. Смотрел на неё тяжело, хрипло дыша.

— Я зайду вечером, — сказал глухо. — Надо поговорить.

И ушёл.

А Женя осталась стоять. Опрокинутая. Сбита с ног без касания. Сердце билось так,
будто она бежала марафон. Ладони дрожали. А в голове всё снова и снова
прокручивался момент — его взгляд, его голос, его губы.

Когда она зашла в квартиру, словно по инерции, всё было как в тумане. Шапка, шарф,
куртка — всё слетело с неё, будто сама не чувствовала движения. Она прошла на
кухню, взяла стакан воды, но даже он не помог.

Её целовал Брава.

И это не был просто поцелуй. Это был вызов. И она чувствовала, что впереди будет не
просто разговор.

Вечер только начинался. В квартире было... уютно. Тихо. Тепло. Не пусто — а именно уютно, по-домашнему.
Пахло мятой и свежим хлебом. Шторы были чуть приоткрыты, на подоконнике лежала
книга — та, что Женя вчера не дочитала. Вроде бы всё как всегда. Но чего-то не
хватало.

Димы не было. Но на кухонном столе — записка. «С первым днём, Красивая. Шоколадка — в твою честь.Ты справилась. Я горжусь
тобой.Вернусь поздно. Д.»

Она не сдержала улыбку. Тепло разлилось внутри, как от горячего пледа.Простая
строчка, но в ней — всё. Поддержка. Забота. Признание. Как будто он видел её усилия.
Видел, как она старалась держаться, не сорваться, не сломаться.
Женя аккуратно села, взяла шоколадку в руки и, не развернув, уставилась в одну точку.
Тепло, что накрыло вначале, вдруг сменилось — тем, другим... тягучим, больным.
Папа тоже всегда так говорил. «Я горжусь тобой, Красивая». Мама всегда ставила
чашку мятного чая, когда у меня был тяжёлый день. Они... Они были. А теперь их
нет.

Воспоминания ударили как молотком по вискам.

Та самая утренняя тишина, как перед бурей. Глухой стук в дверь. Посторонний
мужчина в форме.Слова, как выстрелы:«...авария...», «...не выжили...»,«...оба...».
Женя стиснула зубы. Губы задрожали. Глаза заслезились, и всё поплыло перед
глазами.

Она всхлипнула. Резко, больно, будто в живот ударили. И уже через секунду рыдала
навзрыд, уткнувшись лбом в колени. Сжалась, как щенок, которому негде спрятаться.
— Мама... Папа... — выдохнула она в пустоту. — Почему вы ушли? Почему так
рано?.. Я так вас люблю... Так скучаю...

Комната наполнилась её рыданиями. Они катились один за другим — бессильные,
обессиленные, уже не детские, а взрослые. Слёзы боли. Слёзы гнева. Слёзы
одиночества.Словно на дне бездонного колодца — темно, глухо, сыро.

Женя сидела в этой тьме, пока не осталось больше сил плакать. Только тихая,
выжженная пустота внутри. Пальцы дрожали. Грудь всё ещё вздымалась рывками, как у тонущего после спасения.
Минут через десять она медленно подняла голову.
Подошла к зеркалу. Вода бежала тонкой струйкой, холодной, как зима за окном. Она
плеснула себе на лицо. Не один раз. Как будто пыталась стереть не только слёзы, но и
боль.

Отражение в зеркале казалось чужим. Распухшие глаза. Красные веки. Обессиленный
взгляд.И всё же — в этой девочке, едва вступившей во взрослую жизнь, проскальзывало что-
то другое. Упрямство. Решимость.

Она провела ладонью по щеке. Глубоко вздохнула.
— Всё, хватит, — сказала себе вслух. Голос всё ещё дрожал, но слова звучали твёрдо.— Ты теперь взрослая. Ты сильная. Ты должна быть сильной... ради себя. Ради них.

Она вытерла лицо полотенцем, глубоко вдохнула и, не включая свет в коридоре, вернулась в комнату.

Там было тепло, спокойно... почти безопасно. Её одеяло, её плед, аккуратно
сложенные тетради на столе, кружка с мятным чаем, уже остывшая. Этот уют будто
обнимал. И в то же время — давил тишиной.

Женя села за стол. Поправила лампу, развернула тетрадь. Открыла учебник.
Потянулась за ручкой. Попробовала вчитаться в задание. Но... ничего.Буквы расплывались. Мысли разбегались. И снова —Паша.
Образ всплыл сразу, ярко, будто только и ждал момента.Почему он поцеловал тогда, в
подъезде? Почему просто ушёл? Почему вообще появился? Что за разговор он хочет?
И главное — почему её так к нему тянет?..
Она откинулась на стул.
"Я же даже не знаю его. Почти. Но сердце... С ума сходит. Он ведь не из тех, кто
влюбляется. Это же все говорят. Он гуляет, он... опасный. А я... просто девочка. Я не
хочу стать игрушкой."

Она попыталась снова сосредоточиться — но ничего не вышло. Схватила книгу,
уселась с ногами на диван, открыла первую попавшуюся страницу — и... уснула.

Звонок в дверь разбудил её. Резкий. Нервный. Истеричный. Не как у Димы ,да и у него
ключ.

Женя села, сердце застучало. Сонный мозг не сразу понял — реальность это или
страшный сон.Но звонок повторился.Громче.Навязчивее.
Она медленно подошла к двери.Что-то внутри сжалось.Ощущение было точно как
тогда... В тот день. Когда стучали в дверь, и всё изменилось.

Открыла.

На пороге стояли Брава и Буйвол.Серьёзные. Молчаливые. Их лица были как маски.
Но в глазах — боль. Настоящая.

— Жек... — тихо начал Буйвол. — Ты... только держись.

— Что... что случилось?.. — голос её предательски дрожал.

— Димку... подрезали.

Мир поплыл. Женя вцепилась в косяк.

— Ч-что?! Он... он... — она не могла закончить.

— Жив, — сказал Брава, жёстко. — В больнице. Вторая городская. Скорая успела. Но
тяжело. Очень. Мы сейчас едем туда.

— Кто? Кто это сделал?.. — прошептала Женя, но ответа не последовало.

Буйвол посмотрел прямо в глаза:

— Сейчас главное — ты должна быть рядом. Он держится. Но ты ему нужна.

У неё дрожали руки. Всё внутри сжималось от страха и злости.

«Я не успела... Не сказала... Не обняла...»

Женя резко кивнула.

— Я поеду с вами. Сейчас же.

Брава шагнул вперёд, бережно взял её куртку со стула и подал.

— Надевай, Красивая. Поехали.