КАЖДОМУ СВОЁ

Пока Дима прощался с остальными и жал им руки, Женя тихо направилась к
машине.

К машине вернулся Дима, и он был уже не один. Рядом с ним шел тот самый —спокойный,
как ночь перед бурей, холодный взгляд, сжатые губы.Брава. Имя, которое шептали вполголоса, имя, за
которым стояли улицы, молчание, и те, кто давно не возвращался домой.
Они шли рядом —двое, будто из другой жизни.Тяжёлые шаги, уверенность в каждом
движении, и вокруг будто стало тише.

Женя почувствовала неожиданное волнение. Она не понимала, почему с этим
брутальным парнем рядом ей так неловко. В машине она всё время ловила его взгляд в зеркале
— холодный и внимательный.

Дорога казалась длиннее, чем обычно. Женя корила себя за это чувство — она не
привыкла так нервничать рядом с кем-то.
Наконец, приехали.

Дима вышел из машины, посмотрел на Женю и сказал:

— Мне нужно кое-куда съездить. Брава проводит тебя, всё будет в порядке.

Женя кивнула, и вместе с Бравой направилась к своей новой квартире, ощущая на себе
его взгляд — тяжёлый, но каким-то странным образом защитный.

Они шли молча. Шаги эхом отдавались в вечернем подъезде, тусклый свет ламп
дрожал, будто стеснялся быть свидетелем их странного соседства. Женя чувствовала,
как всё внутри будто дрожит. Он шёл рядом, не касаясь, но каждый его шаг — как ток
вдоль позвоночника. От его близости будто сжималась грудная клетка.Она остановилась у двери квартиры, глубоко вздохнула и, не
оборачиваясь, язвительно бросила:

— Ну, может, хоть спасибо скажешь? За то, что я рот не раскрыла перед Димой. Про
утренний визит... и твою «лестную» речь.

Тишина. Потом его голос — грубоватый, но спокойный, с этой характерной, почти
ленивой тягой в интонации:

— Спасибо? — Брава хмыкнул. — Я, может, и резкий, но дураком не был никогда.
Думал, ты умнее, чем по каждому поводу ябедничать. Да и чё мне бояться? Я никого
уже лет десять не боюсь. А Дёготь... он ровный. Он бы понял. Объяснил бы по-
мужски, без истерик.

Он подошёл ближе, смотрел на неё сверху вниз, и в его взгляде уже не было насмешки
— только твёрдость.

— Только вот ты, малышка, прямо с порога в новый город — и сразу к пацанам на
шею. Техник, хи-хи, ха-ха. Не теряешься, да?

Женя вскинула на него глаза. Искры в её взгляде встретились с огнём в его.

— Не твоё дело, с кем я смеюсь. Может, я ищу хоть каплю тепла в этом, блядь,
холодном городе, где каждый смотрит как волк! А ты, между прочим, ворвался ко мне
в дом как хозяин и начал с оскорблений. Или забыл?

Он прищурился, лицо чуть смягчилось:

— Не забыл. Но ты забыла, где теперь живёшь. Тут слабых жрут. А ты — не слабая,
я это вижу. Только язык твой острее, чем нож у Шпалы.

— Да что ты вообще знаешь обо мне?! — голос её дрогнул.

Брава подошёл совсем близко. Женя попятилась, но за спиной уже была дверь.

— Я вижу. Глаза твои — всё говорят. Смешная ты. Раненая, злая, обиженная. И
красивая до боли.

Он это произнёс тихо. Почти прошептал. Не так, как утром — тогда это было оружием,
сейчас — признанием.

Женя замерла. Его рука легла на её запястье. Тёплая, крепкая. Он не тянул, не давил —
просто держал. И смотрел. В упор. Так, что у неё внутри всё поплыло.

— Что ты... — прошептала она, но договорить не успела.

Он наклонился. Губы — горячие и резкие — коснулись её губ. Быстро. Неуверенно,
словно сам не до конца поверил, что делает это. Но этот поцелуй будто удар молнии , оставляющий ожог.

Женя вздрогнула. Её сердце заколотилось в сотню раз быстрее. Она резко вырвалась,
развернулась и забежала в квартиру, захлопнув дверь, будто отрезая себя от
реальности. Опёрлась спиной, провела рукой по губам. Всё горело. Это был её первый
поцелуй. И он пришёл ниоткуда, как снег в мае.С трясущимися руками она глянула в
дверной глазок.

Брава стоял перед её дверью, пару секунд смотрел в неё, будто видел сквозь. Затем
отвернулся, достал ключ и открыл дверь... соседнюю. Заходит к себе. Вот так. Просто.
Как будто ничего не произошло.

Женя обессилено осела на пол.

— Вот дерьмо... — прошептала она.

Но где-то глубоко внутри, ей не было плохо. Было страшно. Было волнительно. Но
совсем не плохо.

Женя стояла в ванной, уставившись в зеркало, как в бездну. Смыла макияж, вытерла
лицо мягким полотенцем — но ощущения, что смыла всё — не было. Нет. Следы от
его взгляда, от его прикосновения, от этого первого поцелуя — они остались. Где-то
глубже кожи.

У неё всё падало из рук. Гель для лица, расчёска, флакон с лосьоном... Она не могла
сосредоточиться. Мысли путались, как волосы после ветра. Он поцеловал меня. Зачем?
Почему? И почему я не могу дышать без него в голове?

Она вышла из ванной, накинув на себя уютный халат. И вдруг услышала звуки с
кухни. Открыла дверь — на кухне свет, тёплый, ламповый, и там — Дима.
Он уже заваривал чай. На столе стояли две кружки. Женя улыбнулась — будто
вернулась в реальность.

— Ты когда успел? — спросила она, проходя и усаживаясь за стол.

— Тихо зашёл. Не хотел мешать. Смотрю — свет в ванной горит, — он усмехнулся и
поставил перед ней кружку. — Мятный норм?

— Люблю мятный, — кивнула она, и на лице у неё отразилось лёгкое удивление. — А
ты?

— Только его и пью, — он сел напротив, задумчиво дунул на кружку. — Остальное —
от лукавого.

Они оба засмеялись. Смеялись легко, чисто. Удивительно, но рядом с Димой было просто. Он был как
старая толстовка — надёжный, тёплый и пахнущий домом.

Минут через десять молчаливой тишины и прихлёбывания, Женя вдруг сказала:

— А почему ты один?

Он поднял на неё глаза. Моргнул.

— В смысле?

— Ну, у тебя никого нет. Ни жены, ни подруги. Даже в ванной — шампунь один, мыло
мужское, ни крема, ни маски. Пыль на подоконнике, — она лукаво улыбнулась. — Женской руки не видно.

Дима усмехнулся.

— А ты наблюдательная. -взглянув на наручные часы- Живёшь второй день, а уже
выводы делаешь. — Он откинулся на спинку стула. — Да есть девки. Были. Просто
это... всё не то. Погуляли, повеселились — и разбежались. Я ещё ту свою, настоящую,
не встретил. Или... — он посмотрел на Женю и слегка пожал плечами. — Или она
меня не встретила.

В кухне повисла теплая, но немного грустная пауза.

— А если встретишь? — вдруг спросила Женя.

Дима усмехнулся и потер шею.

— Тогда, может, и полки в ванной расчистить придётся.

Оба снова засмеялись. И смех был будто мостиком через ту дыру, что зияла между
прошлым и настоящим.

Женя, немного помедлив, заговорила тише:

— А ты... ты когда-нибудь хотел... ну... помириться с папой?

Он замер. Долго смотрел в чай, потом отодвинул кружку.

— Нет, — ответил он, не поднимая глаз. — Смысла не видел. Саня... он меня за угрозу
считал. Как будто я мог испортить тебе жизнь. Как будто моё существование — это
уже пятно. Как будто у него был идеальный мир, и я с грязными ботинками по ковру.

— Но ты скучал? — спросила она.

Он кивнул. Быстро, коротко. А потом выдохнул, глядя в окно:

— Когда отец умер, я вообще ни с кем не говорил почти год. Только с Лёхой. Лёха
Бравин, — он замолчал, вспоминая. — Отец Пашки.

Имя прозвучало в воздухе. Женя затаила дыхание. Внутри сразу шевельнулось что-
то... странное. Неведомое. Тепло с холодком.

— Паша? Это... — она не закончила. Но Дима понял.

— Он. Брава. Его кличка. Настоящее имя — Паша. Он твой сосед, вроде как. Так
совпало. — Он отпил чай. — Лёха его один растил. Мать умерла, когда тот совсем
мелкий был. Лёха так и не женился больше. Всё Пашке отдал — и душу, и жизнь.
После смерти Лёхи... я не мог просто стоять в стороне. Паша мне как младший брат.
Да и был он с нами всегда. На сходках, на делах, в зале. Всегда рядом. Рос с нами.
Женя смотрела в стол. Сердце билось чаще. Паша... Брава... Сосед... Тот поцелуй...

— Он... — Женя вздохнула. — Он странный. Резкий.

— Он ровный, — твёрдо сказал Дима. — Просто вырос быстро. Очень. У него взгляд
взрослого. Такой в глаза смотрит — и будто насквозь. Он не всем нравится, да. Но
пацаны его уважают. А уважение на улице — не подарок. Его заслужить надо.

Женя кивнула. Медленно. Словно эти слова укладывались в ней в цепочку.
Загадочную, тревожную — и почему-то притягательную.

И тут Дима поднял голову и мягко сказал:

— Ладно. Спать пора. Завтра день серьёзный. Школа, люди, знакомство. Надо
выспаться.

Женя улыбнулась, поблагодарила за чай. Они выключили свет, и в коридоре вновь осталась только тишина.
Но в голове у неё — крутились голоса. Слова. Взгляды. И этот короткий поцелуй,
который сжигал её изнутри медленно и сладко.