Сущее безумие

Чимин

Ч

имин не был единственным помощником продюсера Чан, поэтому никто не загружал его работой 24/7, «как некоторых». В авральные времена, когда готовили пилотный выпуск, либо на шоу ожидались МЕГА-КРУТЫЕ ЗВЕЗДЫ, Чимин, конечно, сидел от зари до зари, бегая по поручениям, и тогда Юнги мог преспокойно отдыхать дома, так как никто не жужжал над ухом, не топтался по утрам в коридоре за дверью, не вламывался с криком: «хен, покорми меня» или «хен, поднимайся и отвези меня, не хочу ехать на автобусе», не таскал еду с тарелки хена, не пил его кофе и не трепал его нервы, но в обычные дни, вроде тех, что текли теперь, он выходил в смену с напарником Тэмином. На той неделе, о коей идет речь, Чимин работал в первую смену, и после ее окончания шел по своим делам: на курсы вождения, японского, IT, так как в будущем планировал связать себя с подобной сферой, не все же помощником скакать?! Он умудрился подстроить графики своей работы и занятий так, что никто и ничто ничему не мешало. Юнги только диву давался, Чимин на это снисходительно хмыкал.
— Если бы ты, хен, дал мне власть, я уже так построил бы твою жизнь, что ты к своим старческим летам уже и продюсерский центр возглавил бы, и Грэмми получил, и на первой красавице Кореи женился, — поучающе говорил он.
Юнги на это крестился и убирался от греха подальше, так как кипучая энергия тонсэна его частенько пугала, к тому же он терпеть не мог, когда им командуют.
Съездив летом на Чеджудо с друзьями, Чимин нехило повеселился, отдохнул, восполнил силы и вернулся, с собой прихватив сувениры, запал для работы, загар, бойфренда Егема, который на Чеджудо подрабатывал аниматором на пляже, и желание привести в порядок фигуру. Егема все устраивало, впрочем, Юнги тоже не понимал, что там тонсэн собрался «приводить в порядок», так как этот пончик судьба одарила хрупкой изящной красивой фигуркой, и в свои двадцать плюс Чимин выглядел как подросток. Выслушав это недоумение от хена, Чимин почему-то смертельно обиделся, а когда Егем с Юнги согласился, назвал возлюбленного долговязой подлизой к хену и запретил приближаться к себе ближе чем на сто чжаней.
Юнги долго смеялся. Егем ему не понравился (долговязый, Юнги, как мы помним, таких не жаловал), идея Чимин встречаться со студентом, который его моложе, не понравилась ему еще сильнее, как и то, что Егем так откровенно и мерзко подлизывался, желая угодить хену Чимина — Юнги не терпел подхалимов. Так что, когда Чимин выставил каланчу за дверь, обрадовался, но, впрочем, понимал, что это ненадолго, так как долго дуться Чимин не умел никогда.
Однако, прошла неделя, другая, Чимин записался в спортзал, немножечко перекроив свое расписание занятий, куда начал ходить с завидной регулярностью (правда, возвращался оттуда свирепый, но в подробности не вдавался), а Егем не упоминался, ни виднелся на горизонте, короче, дух его простыл. Периодически видя тонсэна взвинченным и явно в шаге от «пойти и убить кого-нибудь», Юнги не выдержал неопределенности задал вопрос:
— А кто это такой, твой Егем? — пожал стремительно крепнувшими плечами Чимин. Юнги страшно удивился, так как видел причиной настроения последнего известного ему бойфренда, однако теперь стало ясно, что юноши расстались, и вмешиваться хен не стал, намекнув, что если кому-то надо поломать конечности, то он готов, и почти сразу забыл о каланче, так как своих проблем хватало: устраивался на телестудию, познакомился с Хосоком и его собственной каланчой, скотиной и занозой на жопе (принципиальный момент, так как Юнги был актив).
Дав понять хену, что насчет него беспокоиться не стоит, Чимин продолжал свою веселую, интересную и познавательную жизнь, к которой добавился теперь спортзал и его знакомства. Тэмин, узнав о качалке, сказал:
— Ты взял абонемент, значит, и месяца не проходишь, такая примета.
Другой приятель, не коллега, Чонин, который знал Чимина чуточку лучше, сказал иначе:
— Ты записался, чтобы подтянуть мышцы, или чтобы лупиться на качков?
— Второе, потом первое, — не стал темнить Чимин. — Пошли, со мной запишешься.
Конечно, с кем-то же надо обсудить то, что Чимин там наблюдает! Чонину не то чтобы нужна была эта качалка, но у него было свободное время, а Чимин умел умолять.
В первый же день Чонин, придя в спортзал, получив от тренера «маршрут» тренировки, и подойдя на разминку, понял, что Чимин сделал ему великое предложение, потому что этот спортзал, кажется, собрал самых красивых мужчин Сеула. Женщины, конечно, тоже были, но Чонина и Чимина они мало волновали, это Тэмин был двуприводный. Делая вид, что усердно разогревает мышцы, Чонин, по примеру Чимина, украдкой, но жадно изучал толпящееся вокруг пыхтящее мускулистое воинство. Чимин тоже даром времени не терял, прикидывая, кто бы из этих молодцев подошел как сосед по душевой кабинке после тренировки, скажем так, и тут взгляд его, опытный и наметанный, упал на молодого человека примерно тех же лет, что и он сам, который мчался по беговой дорожке неподалеку.
Ну, не заметить его, даже в общем потоке мистеров Вселенных, было нереально, и где только он был в предыдущие ходки Чимина в мир фитнеса: хорошего роста, не слишком рослый, но и не лилипут (Чимин был не в Юнги, он высоких любил), в просторных брюках и футболке, но все мокрое от пота и облепило тело. И какое же это было тело… рельефные мышцы груди, узкая талия, проработанные идеально плечи, татуировка торчит из-под левого рукава, есть надежды, что там полный рукав набит, а татуировки были фетишем Чимина. Шея у парня -широкая крепкая, красивые и длинные пальцы, это очень важно, если кто понимает, его ноги были мощными, что даже брюки не могли спрятать, лицо — мужественное. Нос крупноват, но общей картины не портил. Круглые черные глазищи и… о, господи, пирсинг в брови, губе и куча в ушах… Волосы черные, вьются влажными прядями по лбу, вискам и шее.
— Идеален, — пропищал едва уловимо Чимин, просто на децибеллах летучей мыши. Окружающим могло показаться, что он неудачно потянулся и ойкнул, но Чонин этот язык знал. Коршуном метнув взгляд, друг цокнул языком, опытно резюмировал:
— Хорош. Ровесник твоего Егема.
— Забери себе, еще приплачу, — отрезал Чимин. — Откуда такой красавчик, как думаешь? Выглядит, в самом деле, ровесником Егема, значит, студент?
— Есть только один способ узнать, — подначил Чонин.
Чимин кивнул, что идея знатная, закончил разминку и пошел уверенной походкой Наоми Кемпбелл в сторону объекта своих желаний. Прекрасный качок как раз завершал пробежку, натыкивая что-то пальцами на приборной панели тренажера, облизал губы, черт, вот это линия подбородка, да ты чистый топ-модель…
Первый акт Марлезонского балета. Все как в дурной дораме для домохозяек. Не успел Чимин приблизиться и на пять шагов, как у юноши зазвонил телефон. Он, не прекращая замедляемый бег, нажал на гарнитуру в ухе.
— Да, Егем, — раздался его красивый голос, сказавший мерзкое имя. — Да, я тут, на велотренажере… Иди шустрее, блин, ты размялся?! — молодой человек, похожий на Марса с античных статуй, огляделся, совершенно проигнорировав замершего Чимина.
«Охотник» остолбенел и нерешительно обернулся на Чонина, который тоже застыл. Затем Чимин остолбенел повторно, так как за спиной Чонина увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть здесь, сейчас, вообще в этой жизни.
Второй акт. Юноша на тренажере остановил бег, сошел с дорожки, пошел навстречу вышеназванному Егему, мимо остолбеневшего Чимина, обдав его ароматом свежего пота и дезодоранта (слегка в башке помутнилось, но, к сожалению, нельзя было дать себе сходить с ума на данном этапе), мимо Чонина с открытым ртом, который так же явно не знал, что делать, и сказал:
— Егем, а ты чего, как призрака увидел?
— Да… приблизительно так, — выдавил из себя долговязый его приятель, с каштановыми кудрями, тощеватый, но все же из-за роста выглядевший уверенно. — Ну, привет, Булочка…
Объект влажных грез Чимина медленно и весьма озадаченно обернулся и смерил уставившегося Юнгиевого тонсэна вопросительным взглядом. В мыслях о том, что этому взгляду очень пошла бы страстность, Чимин моргнул, а Чонин мягкой походкой приблизился к нему и стал так, чтобы было видно — Чимин не один, даже руки скрестил на груди. Эти действия были явно не напрасны: Чонин прекрасно понимал, что все месяцы с момента расставания Егем написывал и названивал Чимину, требуя, угрожая, умоляя встретиться, но Чимин был такой человек, что дважды одну рыбу не ловил.
— Ааа, так вот как мир тесен, — заметил друг Егема, скрестив тоже руки на груди. — Ты и есть тот Чимин?
— Ну допустим, — пожал плечиками тот, заметив про себя, что собственное имя в этих устах звучит весьма приятно. — И что?
— И ты еще так спокоен, — фыркнул Егем. — Кинул меня ни за что…
— Ты отговаривал меня идти в качалку, хотя сам ходишь! — никто же не думал, что Чимин сдастся так быстро?!
— Я не хотел, чтобы ты лупился на красавчиков в потных футболках, — как-то слегка истерично воскликнул Егем, выходя из-за спины друга. Тот хмыкнул, явно соглашаясь с тем, что причины Егема основательны. Зануда ты, что ли, разочарованно подумал Чимин.
В этом месте прекрасный друг непрекрасного бывшего откинул движением головы мокрую челку на затылок, чтобы не лезла в глаза, его шея при этом напряглась, и Чимин за микросекунду приценился к каждой мышце и венке, обдумал, где бы смачнее в нее было бы впиться, а вообще-то и пирсинг на губы заслуживал отдельного внимания его губ и языка, и ощутил, что тоже кое-где напрягся.
— Я хотел подтянуть фигуру, идиотина! — думать об одном и говорить о другом, не Чимин, а Юлий Цезарь. — И я тебе это объяснял!
— Ты можешь заливать своему хену, но я знаю, какой ты ветреный!
— Так ты должен радоваться, что расстался со мной! — развел руками Чимин.
— Вообще-то, я не расставался, ты зачсил меня по всем платформам! — Егем уже истерил, хотя друг пытался держать его и увещевать. — Что не так я делал, паскуда, мой запрет тебе ходить в качалку явно был поводом, ты даже не удосужился поговорить со мной нормально?!
— Если ты сам не понимаешь и, вообще, гребаный сталкер, что ему оставалось?! — не выдержал Чонин, которому тоже хотелось участвовать, тем более, вокруг собрались зрители, и кто-то уже кинулся за охраной.
Ну, чтобы два раза не вставать — они подрались. Они — это Чонин и Егем, Чимин драться не умел и брезговал, а Чонин был и ростом высокий, и мышцами крепкий, все-таки наставник по танцам. Правда, Егему он в росте уступал, но в силе — превосходил, так что сцепились они конкретно, повалились, толкая людей, кубарем покатились на стенд с гантелями. Друг Егема, пытавшийся разнять их, в ужасе пихнул Чимина:
— Помогай, они себе башки пробьют!
Тот, с тем же азартом, что и прочие зрители, взиравший на драку, и гордый, что она произошла из-за него, нехотя «спохватился» и бросился помогать. Длинные руки и ноги Чонина запутались в таких же Егема, и распутать, где чье, получилось не сразу. Таща друга прочь от брыкающегося бывшего, Чимин заметил, как красиво напряглись мышцы на руках его приятеля, но временно отогнал эти мысли, не до того.
Егем орал:
— Пусти, Чонгук, я его вскрою!!!
…так тебя зовут Чонгук…
— Угомонись, чего ты вызверился, ну расстались и расстались! — рычал тот, уверенно таща эту шпалу подальше от Чонина. — Вон, охрана идет!
… ты еще и умница, малыш…
— Чимин, давай пойдем в бассейн и остудимся, — Чонин не сопротивлялся, так как слепому было ясно, что он победил в схватке: на Егеме красовалась россыпь синяков и ссадин, а у Чонина только синяк под ребрами и на челюсти так, слегка. Чимин оставил его в покое и потащил в бассейн, в самом деле, лучшее решение. Вслед им неслась отборная брань Егема, перемежаемая криками охранника, прибежавшего на шум.
— Эй, стой! — вдруг раздался голос.
Чимин воссиял улыбкой и обернулся. Чонгук, откинув волосы со лба на макушку (черт, какой лоб красивый!), выпалил, нависнув, ткнув длинным пальцем в Чиминово плечо:
— Для твоего же блага, найди другой спортзал, чувак, если еще раз я тебя тут застану, всыплю сам, имей ввиду, Егем мой друг, он из-за тебя страдает, имей совесть…
— Почему из-за него я должен?! — взвился Чимин, злобно глядя в глаза Чонгука, но внутренне помирая, так как тот был преступно близко, его тело пышело жаром, и ноги у Чимина слегка предавали его, подрагивая.
— Потому что ты как девка гулящая, или думал, я твой взгляд не чувствую?! — негромко произнес тот, глядя в ответ с усмешкой. — Он мне все про тебя рассказал, Мин Чимин, так что… ходи мимо, понял?
Все тело Чимина пошло пятнами — что там этот придурок наболтал?! Он открыл было рот, чтобы наорать, возмутиться, оправдаться, еще кучу всего — но прекрасный, хоть и наглый, Чонгук уже отвернулся и помчался прочь, спасать своего Егема. Воздух вокруг Чимина еще хранил ароматы парня, но стремительно терял тепло от его разгоряченной сущности, и Чимин ощутил дискомфорт. Рванувшись было за ним следом, не вполне понимая, что скажет или сделает, просто как магнитом потянуло, он был перехвачен Чонином.
— Ну, все, хватит, пошли освежимся, Чимини, не надо! — увещевал тот, и был, в сущности, прав. Оставалось радоваться, что никто в зале не указал пальцем на Чонина как зачинщика драки, потому что все видели, что полез в нее Егем.
В бассейне было немноголюдно, тепло и спокойно, пахло очищающим средством для воды. Гул голосов отдавался эхом от кафельных стен, внося какой-то неприятный диссонанс в и без того взбудораженную душу Чимина. Он сходу ухнул и проплыл немного под водой, полыхая от ярости. Буря эмоций переполняла его, первичной из всех — обида, он вынырнул, отплевываясь, шлепнул ладонями по воде.
— Попадись мне еще, Чонгук, — прошипел он, глядя свирепо на сидящего на трамплине Чонина, готовящегося нырять. — Думаешь, такой красавчик, так тебе все можно?! Да ты ничего обо мне не знаешь! Айщ, черт!
— Перестань себя накручивать! — крикнул Чонин. — Найдем такое время, когда он не ходит, не пропадать же абонементам! — поднявшись, парень нырнул красиво в воду, плавно проплыл, сильно и быстро двигая ногами, словно русалка — хвостом. Вынырнув, один жестом откинув волосы со лба на затылок, Чонин протер ладонями лицо и поплыл обратно к свирепо раздувавшему ноздри Чимину. Тот все никак не мог успокоиться, то сжимал кулаки и стучал ими по воде, то рычал, запрокидывая голову. То скрежетал зубами. Чонин хихикнул, подплывая.
— Послушай, мы просто будем ходить в другое время, чем он, все…
Чимин в ярости забултыхал ногами, весь красный:
— Ну, уж нет! — крикнул он. — Я имею право ходить сюда так, как удобно мне! Ради какого-то придурка менять мои планы?! Да пошел он лесом, этот Чонгук!!! Не знаю уж, чем он по жизни занимается, а у меня работа и курсы, я без дела не сижу!
— Значит, придется тебе постараться, чтобы он перестал на тебя гневаться, и при нем на других парней не вешайся, он явно за друга переживает, — пожал плечами Чонин.
— Я ничем не обязан ни тому, ни другому! Что за бред вообще?! — сощурился Чимин на друга. — С какой стати я должен отказывать себе в приятных знакомствах, и лишь потому, что Чонгуку это может не приглянуться?! У меня и его друга все кончено, все, баста, свободен! И этот качок пусть засунет свое недовольство и свое мнение насчет меня куда угодно! Я не обязан оправдываться и говорить, что я не люблю знакомиться, потому что я люблю! Я свободный парень!
— Но тебе же он понравился, — друг улыбнулся. — Вы оба остынете и сможете поговорить в следующий раз… Просто покажи ему, что Егем преувеличил насчет тебя, он расслабится, увидев, что ты ходишь именно заниматься и… Думаю, ты сможешь поладить с ним и… Если, конечно, он не сильно принципиальный упертый баран.
Чимин не ответил, брызнув в Чонина водой, оттолкнулся от бортика и поплыл в обратном направлении. Тело все еще горело, перед глазами — стояло лицо Чонгука, такое близкое, такое злое и презрительное. Чимин почему-то запомнил лицо его до мельчайших подробностей, даже родинку аккурат в середине подбородка, прямо под нижней губой. Зачем мозг так четко зафиксировал эту информацию, Чимин не хотел и думать, он был слишком зол, и теперь недавние мечтания по Чонгуку казались ему позорно глупыми.
И знаменитое чутье подсказывало Чимину, что этот Чонгук именно принципиальный. А раз так — к чертям его! Чимин не будет о нем думать, в море много рыбы, и все такое! Да!
Но отомстить за это пренебрежение во взгляде и словах все-таки стоило…

Чонгук

Субботы Чонгук любил проводить активно: спорт, кино, кафе с друзьями, фото-прогулки, поехать к хену на работу и помочь его операторам с камерами, к работе с которыми у Чонгука была слабость. Хосок редко появлялся дома в преддверие Рождества, Нового года, даже несмотря на то, что это не были широко отмечаемые в Корее праздники, и Чонгук, выросший с братом и теперь живущий с ним (и за его счет), очень по хену скучал, так что в очередную субботу он, проснувшись поутру и не найдя хена в его комнате и квартире вообще, написал ему с просьбой повидаться.
«Прости, малыш, куча работы, новый начальник лютует, выслуживается перед директором телекомпании. Не забывай кушать и убираться в квартире, вероятно, в понедельник вечером я приеду ночевать домой»
Замечательно. Хен работает на более чем престижной работе, но пашет, как вол! Чонгук задумался, чем бы ему еще заняться, подумал сходить в супермаркет и заняться кулинарией, так как погода за окном была пасмурная, ветреная и сырая, и к прогулкам мало располагала, но на пути в кухню для составления списка покупок его поймал звонок от Тэхена.
— Привет, — в голосе художника явственно слышалась скорбь. — Чем ты занят, отрок?
Господи, опять перечитал Эдгара По, подумал Чонгук с усмешкой.
— Да как будто ничем, хотел готовкой заняться, потом позвать Егема и, может, БамБама, а что?
— Я вернулся из Японии, — трагически уведомил Тэхен.
— Ты вернулся три дня назад, и мы уже обмыли твое возвращение, — напомнил Чонгук, прижав щекой телефон к плечу, открыл холодильник и стал прикидывать запасы.
— Да, это так. Но я не ощущаю удовлетворения от поездки, потому что она случилась не в те даты, когда я был настроен, а та, что я жду, со всей вероятностью, не случится, и теперь я в печали, — Тэхен вздохнул.
— Приезжай ко мне, я тебя накормлю, и ты мне все расскажешь, чингу, — великодушно разрешил Чонгук.
— Мне надо работать…
Так. Чонгук закрыл дверцу холодильника. В его голове шел сложный мыслительный процесс: Тэхен явно хотел, чтобы Чонгук понял его сам, без разъяснений, этот любитель шарад и загадок периодически устраивал подобные викторины «Угадай, что у Тэхена на уме». Судя по настроению Тэхена, он хочет сменить обстановку, то есть, не сидеть дома.
— Сокджин-хена нет, да? — уточнил Чонгук задумчиво.
— Он уехал на свидание вслепую, которое ему устроила мама, — казалось, Чонгук видит, как Тэхен скорчился. Мама братьев Ким давно и безуспешно пыталась женить Сокджина, мечтая потом добраться и до Тэхена, и пока Сокджин держал оборону, он и Тэ могли спать спокойно. Понятное дело, что на плечи Сокджина легла тяжелая ноша по отфутболиванию невест, навязанных мамой, но он держался стойко. — После него он вернется злой и раздраженный и примется писать твоему хену и жаловаться, а твой хен, как обычно, его успокоит и развеселит…
— Мой хен занятой сегодня, вряд ли…
— Он в аврале?
— Мгм. Аааа, — догадался Чонгук. — У тебя запланирована фотосессия, но ты не хочешь ехать один?
— Почти даааа, — протянул жалобно Тэхен. — Съезди со мной? Я тебя захвачу из дома и домой же верну, там покормлю… Это картинная галерея за городом, моя новая выставка, я выбираю зал, и это место мне рекомендовал Богом, а ты его знаешь, он вечно не до конца учитывает мои желания, лучше глянуть самому. Поедешь?
Угадать желания Тэхена было мудреным занятием, так как они менялись каждый час, если не чаще. Богом, агент Тэхена, имел ангельское терпение, так как за пять лет, что они работали в тандеме, вытерпел все перепады настроения художника, все его капризы, без единого слова упрека. Чонгук подумывал, что импозантный агент, скорее всего, влюблен в Тэхена, и даже поделился с Хосоком.
— А что ты удивляешься? — пожал тот плечами, он был занят каким-то документом, но брату ответил. — Тэхен и Сокджин красивые, а красивым многое спускается с рук, вспомни, как мать тебе все прощала, потому что ты «милый зайчонок»…
В сущности, Чонгук был бы только рад, начни Тэхен встречаться с Богомом. Да хоть с кем-то. Вся жизнь друга проходила в его хобби, которые стали профессией, он заработал славу и огромные гонорары на этих поприщах, исколесил весь мир — при этом был тотально одинок, но, кажется, это состояние ему даже нравилось. Чонгук не мог взять в толк, как такое может быть, но Тэхен встречался с людьми для личных дел лишь на пару раз, а потом расставался, окончательно, и забывал о человеке уже на второй день. Он был словно над этой жизнью, парил, как облако, никуда не приземляясь, ни с кем не сцепляясь. Чонгук старался познакомить Тэхена с кем-нибудь, уговаривал пойти прогуляться с его друзьями, такими же одиночками, брал на свои вылазки, и Тэхен прекрасно поддерживал компанию — но так же прекрасно потом пестовал свое одиночество.
Иногда на Тэ находило настроение, он уходил в веселье с приятелями, тусовался в ночных клубах, бурно проводил время в компании какого-то знойного юноши или не менее знойной барышни, и Чонгук по первости радовался, что вот теперь друг поймет, как весело в компании, и перестанет дичиться людей — но запал проходил, объект страсти получал отставку, а Сокджин звонил Чонгуку и Хосоку и жаловался, что брат опять заперся в своих покоях, слушает джаз, читает готические романы, рисует нуарные пейзажи, либо сорвался и укатил в одинокий тур по Европе, к которой Тэхеново сердце пылало самой постоянной и жаркой любовью. Хосок, по доброте душевной, звонил Тэхену, аккуратно выясняя, не случилось ли чего, и затем сообщал: вспомнилось грустное, устал от людей либо нашло сумрачное вдохновение.
И вот сейчас оно так же присутствовало, однако, не в тотальной степени, и поэтому Чонгуку было дозволено разбавить приятное душе художника одиночество. Собравшись и набив дорожный холодильник закусками, налив огромный термос чая, так как Тэхен не жаловал кофе, Чонгук по звонку спустился к крыльцу дома и погрузился в огромный внедорожник Тэхена.
— Привет, — сев на пассажирское впереди, улыбнулся он высокому стройному парню в стильном пальто на теплый, толстой вязки, свитер, с каштановыми кудрями вокруг головы, в классических джинсах свободного кроя и леопардового окраса теплых ботинках. Указанные кудри обрамляли красивое лицо с умными глазами и поджатыми тонкими губами, и все лицо Тэхена выражало крайнюю степень погружения в меланхолию.
— Здравствуй, — кивнул Тэхен, не меняя выражения на лице. — Пристегнись.
Чонгук послушно щелкнул карабином ремня безопасности, и только теперь Тэхен завел мотор и плавно стартовал с парковки. Водил он очень хорошо, легко, как, кажется, делал все в этой жизни.
— Как твои дела? — спросил он минуту спустя, пока Чонгук настраивал тихонько музыкальное сопровождение поездке. — Я хочу послушать, так как последние дни отрешался от мира в своей комнате, и нуждаюсь хоть в какой-то информации. Сегодня утром за завтраком я выслушал от Сокджина о каком-то противном звукорежиссере, предложил ему скинуть его ненароком с крыши, но Сокджин брезгует прикасаться к нему хоть пальцем. Все беды людей от условностей и стереотипов, ты же не станешь спорить?
— В чем-то ты, безусловно, прав, — кивнул Чонгук. — Я так понимаю, ты хочешь, чтобы я тебя развеял?
— Именно, — кивнул Тэхен, щелкнув длинными пальцами. — Наверняка, что-то достало тебя в эти дни, что мы не виделись, может, в университете…
— Нет, там все было как обычно, но вот в прочем… Помнишь, я рассказывал тебе о парне, с который Егем познакомился на летней подработке? Он ездил на Чеджудо в отель аниматором.
— Да, помню. Ты говорил, там он познакомился с сеульцем, который потом из-за какой-то ерунды его бросил, — кивнул Тэхен. — Ты знаешь, твой приятель Егем — та еще истеричка.
Чонгук пожал плечами — что ж, было у Егема такое качество.
— Егем довольно сильно мучился, так как парень ему очень нравился, а тут — ни с того, ни с сего. Я предположил, что тот просто ветреный.
— Не обязательно, но продолжай.
— И совершенно случайно я встретил этого парня в качалке, куда хожу! — возмущенно вытаращил глаза Чонгук. — Конечно, если бы ни явившийся Егем, я не узнал бы его…
— Они поссорились прямо там? — разочарованно протянул Тэхен. — Как в дурной дораме… И что?
— Что — и что?! Я сказал этому мелкому не казаться мне на глаза, если он хочет сохранить свою красоту, — презрительно фыркнул Чонгук.
— А он красивый? — как бы между прочим поинтересовался Тэхен, следя за дорогой.
— Ну, невысокий, стройный, симпатичный, — задумавшись, пожал плечами Чонгук. Спохватился. — Мелкий гад с хитрыми глазами! Увидел меня и сверлил жадными глазенками, сразу видно, любитель познакомиться…
— Ты такой сноб, если честно, — хихикнул вдруг Тэхен, притормаживая на светофоре. — Чонгук, посмотри на эту ситуацию с другой стороны: Егем очень импульсивный, с такими трудно, и, видимо, этот парнишка догадался, что ему предстоит, и кинул твоего другана. Затем он, не будучи знаком с тобой, увидел в фитнес-клубе красивого парня, а ты красивый парень, и заинтересовался, Он — свободен, симпатичен, активен. Самое главное — он свободен. И хочет с тобой познакомиться. Если бы не явился Егем — ты хотел бы пообщаться?
— Я и думать об этом не хочу, так как, так или иначе, если бы все сложилось, они с Егемом встретились бы, и тогда я был бы предателем друга.
— Хосок хорошо тебя воспитал, но занудой, — вздохнул Тэхен. — Тот парень Егему ничем не обязан, и так как они расстались до того, как ты познакомился с ним, то вы ба имели бы право встречаться. Ты так и не ответил — он тебе понравился?
Чонгук возмущенно раздул ноздри и выдал Тэхену тираду на тему верности в дружбе и ветрености некоторых личностей. Тэхен терпеливо выслушал его, не комментируя, они уже покинули черту города и двигались трассой в сторону ближайшей деревни. Небо затянуло серыми противными тучами, грозящими к ночи разразиться снегом, Тэхен поежился, глядя на них — нет, нуарное настроение все-таки не обязательно склонное к холоду.
— Ты чересчур накрутил себя, — сказал он, когда Чонгук выговорился. — Я понял, что парнишка тебе понравился… Чимин, кажется? И ты, совершенно точно, понравился ему. Если вы попадете в одно время в фитнес-клубе, пожалуйста, веди себя нормально, если он попытается пообщаться, не задирай носа, не позорь меня и Хосока!.. Ты как девица из старых сказок!
— Ты совершенно ничего не понял, Ким Тэхен, — устало выговорил Чонгук. — Но ты можешь не переживать, в драку с ним или его другом я больше не полезу. Егема лишили абонемента, так как прочие спортсмены назвали его зачинщиком… А без Егема я смогу спокойно игнорировать этого Чимина.
Выслушав, Тэхен вздохнул и кивнул. Нет, конечно, ответ Чонгука его совершенно не устроил, но парень был слишком эмоционален, чтобы его можно было так быстро вразумить.
Когда они парковались у галереи, пошел снег, крупный, хлопьями, а ветер стих. Чонгук первым зашел в здание, а Тэхен остался на крыльце, и друг наблюдал, как художник смотрит на белеющее царство вокруг, слушает тишину, так как в этот день и час в галерею приехало мало посетителей, и явно витает в тех мирах, куда обычным людям был вход закрыт. Тэхен медленно поднял руку, ловя на ладонь снежинки, потом закрыл глаза и вдруг мягко улыбнулся. Чонгук хмыкнул.
— Он словно мыслями уносится на другую планету, — сказал он как-то Хосоку. — И так там забывается, что ничего вокруг не слышит и не видит. Хорошо хоть при вождении не мечтает. Когда-нибудь он застрянет там насовсем, и что мы будем с ним делать?
— Оставим в покое, Чонгук, — ответил с улыбкой Хосок. — Мне кажется, именно этого Тэхени хочет от нас больше всего.

Тэхен

У Хосока сломалась машина, и если для самого Хосока это не было какое-то там особенно страшное происшествие, так как починить ее сервис взялся за день, то для Чонгука, конечно, это встало трагедией, так как машина в их семье была только одна. Он стоял, нахохлившись, под мелким мерзким снежком у обочины и ждал, пока Сокджин-хен подхватит их и развезет по локациям, Чонгука — на учебу в университет, Хосока и себя самого — на телеканал. Тэхен, который выслушал проблему друзей, сидя напротив Сокджина за завтраком, посочувствовал, потом подумал, что мог бы сам подвезти Чонгука, чтобы хену не делать круги по городу, но Сокджин на это ответил:
— Сиди дома. У тебя работа над грядущей выставкой. Ты хотел подправить работы и сесть за обработку снимков, что сделал в Токио, а если ты на каком-то этапе пути начнешь любоваться снегопадом, то до вечера дома не окажешься.
Хен был прав, как может быть прав только тот, кто знает Тэхена с рождения. Проследив, чтобы Сокджин уехал на работу красивым, как положено брату Тэхена и ведущему новостей, художник обошел неспешно свои владения (квартира принадлежала Сокджину, но хен никогда не делал из собственности культа), потом заварил себе огромный красивый чайник зеленого чаю с лимоном и прошел в домашнюю студию.
На самом деле, Тэхен понятия не имел, зачем ему нужна спальня — маленькая, вечно захламленная комната, ведущая в довольно обширный гардероб, — если он проводил все время дома либо в кухне, беседуя с хеном и наблюдая, как тот готовит, либо в студии, огромной комнате, заставленной всем необходимым для творчества и отдыха. Имелся там и диванчик, укрытый той тканью, что Тэхен навешивал на стену во время фотосъемок. Вчера, утомленный, он именно тут и прикорнул, и вполне хорошо выспался.
На входе в студию позвонил Богом, Тэхен приложил смартфон к уху, не меняя направления — подошел к стоявшему в углу граммофону и стал задумчиво прикидывать, какую музыку ему поставить. Низкий спокойный голос агента вещал на приятных Тэхену частотах, так что он не витал в облаках, а слушал:
— Выставка состоится в оговоренное время, затем тебе нужно будет дать интервью, конечно, так что не скрывайся с глаз после, пожалуйста. Так же я попросил бы тебя быть более приветливым к критикам, которых ты всех знаешь в лицо.
— Ты считаешь, к моим работам вообще можно придраться? — густым низким голосом произнес Тэхен, выхватывая с полки пластинку Луи Армстронга.
— Разумеется, нет, но если человек обижен, он найдет минусы там, где их нет, — терпеливо пояснил Богом. — А критики вообще такой народ: их очень легко задеть. Пожалуйста.
— Не обещаю, — ответил Тэхен и поставил пластинку.
Тяжело вздохнув, Богом продолжил:
— Так, с этим ясно. Теперь: ты проигнорировал мой совет не игнорировать ту мадам, что уже второй месяц настаивает на свидании с тобой. Тэхен, ты сам говорил, что хочешь попробовать стабильные отношения, что Сокджин беспокоится и надоедает тебе этим, я нашел женщину, которая разом в тебя влюбилась, а ты…
— Ты сейчас так сказал, словно есть люди, которым я не нравлюсь, — покачиваясь под ритмы I’ve got my love to keep me warm, Тэхен приблизился к мольберту и окинул огромное полотно, стоявшее на нем, довольным взглядом. — Послушай, я вчера просто изумительно поработал, ты не хочешь приехать и взглянуть?
— Обычно ты не показываешь мне незавершенные картины, — удивился Богом. Догадался. — Ты пытаешься перевести тему?
— Богом, я уже не слишком-то хочу стабильных отношений, если честно, как и воспользоваться этой милой дамой, в ее возрасте сложно переживают разочарования от любви…
— Тэхен, она всего на пять лет старше тебя…
— Я — это я, — ответил художник. — Приезжай. Выпьем вина, ты посмотришь, как я пишу, расскажешь про дела без траты денег на телефонную связь…
-…а потом мой парень найдет на мне новое доказательство того, что он не напрасно к тебе ревнует, — рассмеялся Богом, и голос его выдал волнение.
— Опять станешь говорить, что нам нельзя куролесить? — улыбнулся Тэхен. Голос его, согретый улыбкой, мог завести даже кастрата. — К тому же, ты мой агент, и я имею на тебя права…
— Он имеет их тоже.
— Ты его любишь?
— Тэхен… Нам, правда, нельзя больше этого…
— Ты говорил так тысячи раз, но мы спали, Богом.
— Тэхен, прекрати. Тебе просто хочется покуролесить, зачем портить мою личную жизнь, которая и так на ладан дышит, потому что я агент такого несравненного красавца, как ты?
Оба рассмеялись.
— Хорошо, ты прав, я просто хочу куролесить, — признался Тэхен. — И ты так же прав, ты мой друг, и я не должен использовать тебя. Что ж, твоему парню повезло, передай ему это. Я обдумаю вопрос по поведению на выставке, но женщину эту я не хочу.
— Я уже понял, что ты хочешь юношу, — хихикнул Богом, и Тэхен рассмеялся. — Что ж, над этим надо подумать.
Они попрощались, и Тэхен убрал смартфон подальше. Досадно, конечно, подумал он, что сорвалось веселье, Богом был весьма хорош, но… его желание сохранить отношения стоило уважать.
Он погрузился в работу, под волшебные звуки джаза из проигрывателя, и очнулся лишь, когда заурчало в животе. Лениво потянувшись, он отложил палитру и кисти, утер немного руки о просторные брюки и цапнул телефон.
— Хен, у нас есть в холодильнике еда? — прогундосил он в трубку.
— Нет ничего готового, и вчера я готовил без запаса, — сокрушенно ответил Сокджин в трубку. — Я приеду с работы пораньше, у нас будет ужинать Хосок, останешься дома?
— Конечно, но что мне кушать сейчас? — надул губы Тэхен.
— Я закажу тебе еду с доставкой, будь на связи, чтобы принять курьера, ладно?
— Хорошо, — покивал Тэхен и положил трубку.
Ну вот, хен его покормит. Мысли о том, чтобы озаботиться, ел ли сам хен, у Тэхена не возникали никогда: могла случиться всемирная катастрофа, но Сокджин никогда не оставит без внимания прием пищи, еда была его страстью.
Весь день прошел в приятном одиночестве, Тэхен рисовал с упоением, слушая одну джазовую композицию за другой, потом включил дораму и плотно поел, затем сел обрабатывать снимки к грядущей онлайн-выставке, в которой его пригласили участвовать наряду с другими видными фотографами страны. Тэхен отнесся к приглашению с неожиданным для него самого энтузиазмом, накануне ночью подбирал снимки, а теперь решил обработать их схожим фильтром, чтобы его работы смотрелись максимально уникально и, вместе с тем, в едином стиле. Он так увлекся, что забыл и про свою меланхолию, и про то, что неплохо было бы провести время с Богомом — он забыл вообще обо всем, что хоть как-то связано с внешним миром. На фоне играл теперь r’n’b, и Тэхен сквозь витание в облаках напевал песни, которые давно уже выучил наизусть.
Он думал о том, что видел на снимках, вспоминая свои эмоции на тот момент, людей, заснятых им, или архитектуру. С монитора ноутбука на него смотрели дети и взрослые, животные, статуи… он снимал текстуры, отражения на разных поверхностях и, его особенное умение, еду: Тэхен умел снимать еду так, что она казалась настоящей и, кажется, источала аромат.
Чаще всего он снимал то, что готовил Сокджин, так как хен любил красиво украшать свои творения. Даже кофе выглядел особенно ароматным, если его варил Сокджин, так как в свое время он тщательно подошел к выбору посуды и утвари, то напитки аппетитно смотрелись в кратеровидных чашках, еда — в кастрюлях, на тарелках и в мисках, а вид кофе в турке, купленной Сокджином некогда в Турции был просто фетишем Тэхена. Он вспоминал, как они купили ее, очень часто: был жаркий полдень, братья, отдыхавшие в Анкаре, пришли на местный базар, и Сокджин увидел эту турку, вроде обычную, но было в ней какое-то особенное изящество. Они купили ее и привезли в Корею, и каждый раз она создавала атмосферу турецкого рынка в кухне, а кофе из нее был самым вкусным. И Сокджин — был самым эстетичным объектом для фотографирования и живописи у младшего брата. Сейчас, например, в углу комнаты-студии стояли стопочками, прислоненными к стене, разные портреты Сокджина, причем как его облик, так и вещи, пейзажи, интерьер, которые, так или иначе, напоминали Тэхену о брате. Младший Ким рисовал и других друзей, и Хосока с Чонгуком, но эти портреты и пейзажи с натюрмортами казались ему самому хоть симпатичными, но вполне заурядными.
— Что во мне такого, что ты так любишь меня рисовать? — спросил как-то Сокджин. Братья сидели в огромной ванне хена, друг напротив друга, мокли в розовой пене для ванн и пили вино, вокруг них по полу были расставлены свечи — Тэхен называл такие посиделки «сублимацией личной жизни». Иногда с теми же целями они гуляли и устраивали ужин, в ресторане или дома, при параде и приборах, это была их небольшая тайна, которую никто вне их маленькой семьи не знал.
— Ты красивый, — Тэхен покачал в длинных пальцах бокал с красным мерцающим вином. — И твоя красота разная. То веселая, то томная, то скучающая, то в отчаянии, то злая, то взволнованная. Она не только в лице, но и в позах, жестах и мимике. И голосе тоже. Я люблю тебя наблюдать.
— Мне хотелось бы, чтобы ты нашел спутника жизни, которого так же любил бы наблюдать.
— Мне — нет. Я хочу такого, чтобы мне было светло и тепло, — вдруг выдал Тэхен. — Чтобы он относился с пониманием к моим странностям и окружал заботой, вот как ты.
— Хосок такой, — подумав, заметил Сокджин, пригубив вино.
— Хосок нравится тебе, — усмехнулся Тэхен.
— Зато я ему — нет, — буркнул хен, опустив взгляд.
— А кто виноват, что ты молчишь? — поднял бровь Тэхен, недовольно глядя на хена. — Или ты ждешь, пока этот… как там… тот, от кого разит ментолом и сигаретами… Мин? Мин Юнги? Ты ждешь, пока этот звуковик его заграбастает? Я интересовался у Чонгука, он одиножды видел его — наглый, резкий, злобный карлик. Но он решительный, и может своего добиться.
— Хосок такого не выберет.
— Не слышу уверенности.
— Ты безжалостен.
— Я реалистичен. Юнги — типичный бэд бой. Не дурак, а, значит, Хосоку есть о чем с ним поговорить. Вероятнее всего, в постели он хорош. Не теряй время. Ты сохнешь со школы.
Учить хена жизни — занятие трудное и малоблагодарное.
Примерно в семь вечера в желудке Тэхена заурчало. Он медленно выпрямился, разминая спину и плечи, сохранил прогресс и закрыл крышку ноутбука. Комната погрузилась в полумрак, в растворе которого плескался свет из окна от рекламы с соседних домов. Тэхен покинул студию, наслаждаясь тишиной квартиры, дошел до кухни и сел за стол доедать остатки обеда, что заказал ему Сокджин днем. Скоро должен прийти сам хен, если повезет — с Хосоком, и Тэхену лучше будет оставить их.
Словно в ответ его мыслям, зашумели в коридоре. Тэхен прибрал пустые контейнеры и пошел приветствовать гостей.
— О, ты дома, — резюмировал Сокджин, вешая пальто. Он сиял от счастья, и причина топталась за его спиной, меняя ботинки на тапочки.
— Привет, хен, — улыбнулся Тэхен, глядя в сияющие карие глаза Хосока. — Вы еду принесли? У нас пусто.
— Да, я буду готовить, — кивнул Сокджин, показав пакеты у стены. — У нас есть время поесть и вернуться на телестудию.
Тэхен кивнул и, подняв сумки, пошел разгружать. Он слышал разговоры и смех хенов в прихожей, затем гостиной, Хосок включил телевизор (и как они оба не уставали от него?), затем они оба прошли в кухню.
— Что вы ждете по ящику? — спросил Тэхен.
— Сегодня премьера нового шоу на нашем канале, пробраться на съемки не вышло, придется смотреть на общих основаниях, — сообщил Хосок, усаживаясь. — Как прошел твой день? Хен сказал, ты был дома?
— Да, я рисовал и обрабатывал снимки для выставки в будущем месяце. Хочешь посмотреть, хен?
— Иди, я быстро состряпаю, — кивнул Сокджин, и Хосок послушно двинулся за Тэхеном.
— Как у Чонгука дела? — спросил тот по пути, вышагивая впереди.
— Нормально, только из спортзала приходит какой-то злой, ты не знаешь, почему? — спросил Хосок, глядя ему в спину.
— Понятия не имею, — Тэхен не был крысой, но незаметно для Хосока усмехнулся. Чонгук упрямо держит выбранную стратегию…
Войдя в студию, они окунулись в полумрак. Тэхен хлопнул в ладоши, и точечное освещение мягко разлилось по комнате — светильники-таблетки над стерео-системой светили нежным бежевым светом. Хосок оглядел привычный интерьер и прошел к единственному полотну на мольберте. Тэхен убрал с проигрывателя в упаковку пластинку, поглядывая на старшего. Стоит или нет помочь хену, подумал он?
— Мне кажется, у тебя был ночной цикл, почему-то эта работа кажется в том же духе, хотя не связана напрямую, — заметил Хосок, отступив и склонив голову на бок.
— Это отчасти так. Погоди.
Тэхен подошел к стопке картин, пошарил и извлек небольшую работу, пододвинул к Хосоку еще один мольберт, свободный, и поставил работу на него. С полотна на продюсера Чона смотрела комната: большое окно за газовой шторой, за которой угадывался ясный летний полдень, но крыши соседних домов или деревья не были видны, лишь чистое небо и солнце. Стена была в сизых оттенках, декорные безделушки, большая кровать с ворохом белых простыней, тапки, одна на другой, у изножья, на тумбочке у кровати — причудливая лампа и сброшенный с руки браслет часов. На стене — картина на морскую тематику, от которой веяло отпуском.
— Это мое видение твоей комнаты, хен, — сказал Тэхен.
— Ты же был у меня, — удивился Хосок, чья комната на эту была похожа лишь картиной — подарок Тэхена на Хосоков день рождения пару лет назад. — Но комната очень уютная и светлая.
— Как и ты, хен, — хихикнул Тэхен, обняв плечи Хосока, так же плавно и мягко, как потом отпустил. — Слушай… я все в своих делах… как дела у тебя?
— Да все пучком, парень, — продолжая разглядывать картину, улыбнулся тот.
— Ну, на личном… ты давно не встречался, или я что-то не в курсе?
— Ты редко интересуешься подобным, — заметил Хосок, так же не оборачиваясь. — Да, сейчас я не встречаюсь, честно говоря, и некогда, да и не с кем.
— Никто не нравится?
— Может, я никому не нравлюсь, — рассмеялся Хосок, теперь обернувшись.
Тэхен отмахнулся, делая вид, что услышал сущую нелепицу.
— Да такого быть не может! Мы с Сокджином тут обсуждали тебя, и сошлись, что ты классный парень! Красавчик, умный, веселый, на интересной работе…
— В самом деле, считаешь?! — рассмеялся Хосок, присев на край дивана, единственной мебели для сидения в студии.
Тэхен покивал, вытаращив глаза.
— Да, хен говорит, если Хосоку кто-то понравится, точно это будет взаимно.
— Ну, Сокджин меня любит, — отмахнулся Хосок, смеясь. — Он не может судить объективно!
— А тебе что, кто-то отказал? — встревожился Тэхен.
— Нееет, никто! Просто он преувеличивает мои достоинства.
— Вовсе нет!
— Значит, и ты считаешь, что я не получил бы отказа? — улыбнулся Хосок, глядя ему в глаза.
— Уверен на все сто!
Подобная живость для Тэхена была крайне редкой, и Хосок развеселился, глядя, как тонсэн горячится, доказывая свою позицию, а тот так разошелся, что Сокджину пришлось прийти к ним и позвать, так как его криков из кухни они не слышали.
— Вообще, я сытый, — сказал Тэхен, усевшись за стол в гостиной перед телевизором. — Положи мне только десерт, хен, и я пойду дальше работать.
— Наговорил мне комплименты, и теперь стесняешься? — пожурил Хосок, беря палочки. — Джин, все выглядит очень вкусно!
— Надеюсь, оно так и окажется, — улыбнулся тот, довольный. — А что за комплименты?
— Тэхен считает, что мне надо быть смелее в личном, и, если мне кто-то нравится, сказать ему, — улыбнулся Хосок. — Но я не очень смелый в таких вещах… Не умею так, нахрапом.
— Я тоже не Мин Юнги, — фыркнул Сокджин, с подозрением покосясь на младшего брата, и ощущая некоторое волнение.
— Что ж, — фыркнул Тэхен, глядя на них с явным неодобрением. — Теперь я, по крайней мере, вижу за ним одно положительное качество: он смелый тип! А вы — сидите с вашими невысказанными чувствами дальше!
Им оставалось только рассмеяться.