Сущее безумие

Сокджин

— Три минуты до эфира!
Сокджин плюхнулся на стул, пододвигая себя под тумбу, ударился коленкой о неоновую ленту, слепящую глаза, выдохнул. Окинув взглядом суетящееся море перед собой, утопающее в полумраке, Сокджин нагнулся под стойку в поисках бутылки с водой, но ее там не оказалось. Удивленно глянув по сторонам, он увидел свою помощницу с этой бутылкой в руках, несущуюся мимо камер, осветителей, вот она споткнулась, конечно, но не упала, и, домчавшись до объектива ближайшей к тумбе камеры, швырнула бутылку вверх. Девушка взъерошена, ее блеск для губ заметно размазался, куртка — перекособочена, так как она ходит в ней весь день, и ни куртке, ни девушке это не идет на пользу. Сокджин подхватил бутылку, на мгновение приподнявшись, сделал глоток, успел сунуть пластик под тумбу и выпрямиться.
— Снимаем! — разнеслось над огромным павильоном.
— Твоя мелкая опять забыла отдать тебе бутылку! — зашипел женский голос справа.
— Это я забыл ее взять, — прошептал Сокджин, глядя в объектив камеры, на которой загорелась красная лампочка. — Добрый вечер, дамы и господа, это девятичасовые новости на канале KBS, с вами ведущие Ким Сокджин…
— …и Пак Джису, — улыбнулся женский голос рядом.
Далее блок читала Джису, и камеры акцентировали свое внимание на ее прекрасное лицо с правильными чертами, Сокджин глянул на свой телесуфлер, приноравливаясь к нужному темпу. Краем глаза он видел, как приплясывает за широкими спинами операторов помощница Мирин, держа в маленьких ручках полотенце, которое она уже так зажамкала, что, кажется, протерла в мягком ворсе дыру. Она устроилась на работу только неделю назад, жутко нервничала по любому поводу, но старалась. Ее нервозы его самого никаким боком не трогали — своих хватало. Так что когда она стала таскать это полотенце на прямые эфиры, он не сказал ей: мне не нужно полотенце, зачем ты его берешь? Он понимал — это ее антидепрессант.
Камеры переключились на Сокджина. Он говорил с легкой улыбкой, сидя свободно, его стройная фигура не выглядела сжатой: широкие плечи расправлены, грудь мерно вздымается при дыхании. Он ведет новости в девять часов уже пятый год, и давно позади остались все тревоги, волнения о том, хорошо ли он выглядит в кадре. Ким Сокджину не нужно лишнее напоминание, что он красив и изумительно смотрится на экране, впрочем, фанатов это не останавливает, и они заваливают его восторженными комментами во всех соцсетях.
В студии жарко, снова захотелось пить, но нельзя. Нужно дождаться, пока начнется трансляция с журналистом, находящимся на месте событий. Сокджин чувствовал ногой стоявшую под тумбой бутылку с водой. По периметру стойки растянута неоновая лента, сверху на ведущих палят софиты, впереди, за кадром — команда стаффа, все в теплых куртках, так как в студии холодно. Кому холодно? Кому угодно, только не Джису и Сокджину, им жарко. Зритель никогда не услышит, так как звукооператоры и режиссеры не дремлют, но Сокджин-то знает: у напарницы высох рот, и она тоже хочет пить. Украдкой глянув на нее, заметил едва уловимую морщинку на чистом лбу — ну, точно, ей тоже жарко.
— …с места событий — журналист KBS Пак Джунмо, — хорошо поставленным голосом сообщил Сокджин камере, и лампочки погасли, включив эфир извне студии.
Ведущие тут же рванули, как по команде, под тумбу. Джису в тапочках, и это всегда вызывало улыбку на лице Сокджина. Ее туфли стоят рядом, мерцая красным, возле бутылки с водой, в тапочкиных прорезях шевелятся пальчики с красным педикюром. В ее бутылке плавают дольки лимона, у Сокджина вода мутная от вишневого сока. Пара глотков — и ведущие выпрямились, на них вихрями накинулись визажисты, поправляя макияж.
— Тон потек, — зашипела Джису.
— Нет, все будет нормально, — взволнованно пролепетала гример, работая спонжем.
— Где ты взяла это дерьмо?! — сверкнула ведущая глазами.
Гример не ответила, сглотнув, завершила коррекцию и умчалась.
— Ты могла бы быть по-вежливее, — заметил Сокджин, не глядя на Джису, переложил местами свои бумаги.
— Как иначе ты мог бы вставить свои три воны, Сокджин?! — процедила девушка.
Он вздохнул, покачав головой. Снова запустили эфир с ними, Сокджин натянул на губы улыбку. Табло на стене показывало, что от эфира осталось всего ничего. Иногда он вспоминал, как эти бегущие минуты казались ему некогда слишком поспешными, иногда — тянулись, как мед. Сейчас он перестал обращать внимание на бег времени в течение эфира, стараясь наслаждаться процессом, собственным голосом, ощущением себя самого конкретно в этом пространстве, в эти минуты, он особенно четко ощущал все ароматы вокруг, фиксируя: это духи Джису, очень терпкие, не очень ей идут; это запах от куртки режиссера, там и запах его машины, и выпитого в конце прошлой недели соджу, и влитого в себя за день кофе, и усталости, и пота, и сигарет; это запах от самого себя, от треклятой рубашки с твердым, накрахмаленным воротником, от духов, которые Сокджин выбирает более тщательно, чем Джису, от волос, на которые щедрой рукой гримера вылито достаточно лака. Иногда в голову лезут воспоминания о том времени, когда он только садился на этот стул, и тогда это кишащее море у ног казалось полным пираний, готовых тебя сожрать. При мысли, что через камеру на него смотрят тысячи глаз, становилось просто дурно.
Сейчас все это ему нипочем. Он сидит на своем месте, со своей вечной партнершей рядом, с которой они давно притерлись характерами, и режиссер своим кислым видом его также давно не пугает, и продюсеры в кабинке над студией — тем более. Сокджин ощущал себя словно парящим надо всем этим, и сверху взирающим на суету.
— На сегодня все, спасибо, что были с нами. Это были девятичасовые новости. Удачного вечера и — плодотворной рабочей недели, — с улыбкой, чуть более широкой, чем весь эфир, закончил он читать телесуфлер.
Он знал, его взгляд при этом менее официальный, более теплый, и в унисон этому разгладились лица стоявших за камерами операторов, гримеров, осветителей, стилистов и прочих. Ведущая прогноза погоды проковыляла к своему столику, упала на стул и закрыла глаза, ее явно мутило.
— Прошла уже неделя, а она никак не придет в себя, — процедила Джису, поднимаясь. Она уже переобулась в туфли. — Ты домой? Или задержишься? — повернулась к Сокджину.
Ее помощница подобрала из-под тумбы тапочки и сунула в пакет, тут же унеслась, оставив на стойке стакан холодного кофе. Помощница Сокджина протянула с улыбкой апельсиновый сок.
— Он же говорил тебе, что после эфира всегда пьет только зеленый чай с лаймом, — раздраженно простонала Джису.
— Да все в порядке, — отмахнулся Сокджин, принимая сок. С мякотью. Он ненавидел сок с мякостью.
Но в глазах помощницы Мирин только что взорвалась сверхновая от отчаяния, и как он мог уничтожить ее еще сильнее…
— Я зайду в будку, — кивнул Сокджин наверх. — Ты сегодня хорошо управилась, Джису.
— Да, ощущение, что я ни с кем не порывала, да? — хмыкнула девушка, горделиво взмахнув руками, и вдруг улыбнулась, совсем просто. — Ладно, не задерживайся, а то на улице днем снег был, застрянешь по пути домой.
— Хорошо, мама Джису, — отмахнулся он.
Рассмеявшись, она на мгновение сжала его плечо тонкими, но такими крепкими пальцами, и плавно двинулась к выходу.
— Оставь сок и иди домой, — сказал Сокджн, спускаясь с пьедестала. После неоновых лампочек остальная часть студии казалась погруженной в полумрак.
— Я помогу вам снять макияж.
— Я сам, не беспокойся. Завтра к полудню, выспись, — улыбнулся он, и девушка послушно удалилась, смешно семеня коротенькими ножками.
Работа на телестудии для нее очень стрессовая, подумал Сокджин, направившись следом, неспешно, так как никуда не торопился. Покинув огромный съемочный павильон, он прошел коридором, минуя мельтешащих коллег, одетых не так импозантно, как он — в мятое, грязное, с улицы, на бегу. Протиснувшись мимо их пыхтящих тел, он вошел в огромный офис, разделенный перегородками, за каждой из которых располагалось рабочее место ведущих и репортеров. Пройдя к себе, опустился на стул и поводил мышью по монитору, тот загорелся, являя взору Сокджина заставку в виде рождественской елки, с грудой подарков под ней и на фоне — украшенный фонариками камин. Сморщившись, Сокджин приподнялся, выглядывая над своей ширмой — сидящий на другом конце офиса Джехван ответил полным торжества смехом и помахал Сокджину рукой.
Сокджин терпеть не мог праздники, что традиционно-корейские, что забугорные.
В углу монитора он увидел значок о сообщении в КАКАО. Телефон весь эфир безмолвствовал, Сокджин удивленно достал его из кармана пиджака — выключился. Опять села батарея. Поставив на зарядку, он открыл сообщение на компьютере.
«Привет, хен»
«Хен, ты в эфире?!.. аааа, уже девять часов пять минут…»
«Хен, у тебя кончился эфир, почему ты не отвечаешь? Короче, Хосок-хен тоже не отвечает, должно быть, знает, что я пристану… Иди к нему и вели ответить на мои звонки или перезвонить, потому что в холодильнике мышь повесилась, я голодный, пусть заедет в магаз и закупится едой! Да, мне лень!»
Сокджин потер переносицу, раздраженно ощущая грим, приставший к пальцам, поднялся со стула и послушно двинулся туда, куда он и так собирался идти: в продюсерскую будку. По пути он заглянул в гримерную и смыл сам свой макияж. Чистое лицо казалось незащищенным, потому что телевизионный грим довольно густо покрывает его. Вздохнув, ощутил страшное желание сходить в душ — и липкость геля на волосах, и эта треклятая рубашка с накрахмаленным воротничком… и отчего-то с самого утра преследовавшее ощущение гадливости.

По пути к продюсерской будке попался автомат с кофе, в животе плескался апельсиновый сок, и накладывать на него еще и любимый латте… нет, ночь в обнимку с унитазом Сокджина не прельщала. Он взял один стакан айс-латте и двинулся дальше.
Дверь в будку была открыта настежь, как всегда, когда заканчивался очередной эфир, продюсеры новостного блока лениво переговаривались о чем-то, на появление Сокджина отреагировали дежурно — кивнули и продолжили свои темы. Он протиснулся мимо их стульев с расслабленными спинками, что уже не фиксировались ровно, и поставил хрустящую ледяными кубиками ношу на край пульта перед сидящим с краю продюсером.
— Твой тонсэн велит тебе ответить на его звонки, — улыбнулся он, сунув руки в карманы.
Хосок вздернул голову, выпростав ее из широкого воротника пуховика — оказалось, он задремал, сжимая в руках смартфон. Зевнув, увидел кофе, затем Сокджина, улыбнулся второму и цапнул первое, и припал к трубочке, как жаждущий к источнику в оазисе.
— Я сильно помятый, да? — поинтересовался он, виновато глядя на ведущего новостей. — Ты смыл мейк и теперь выглядишь совсем подростком…
— Я что, выгляжу так плохо, или ты забыл, каким гадким утенком я был? — хмыкнул Сокджин, и улыбнулся. — Ты опять ночевал тут?
— Ну да! — отмахнулся Хосок, поднимаясь. — И, кстати, ты не был гадким утенком, что ты себе выдумал?! Идем, покурим, тут душно и шумно.
— Гля какой неженка выискался! — пробурчал кто-то из его коллег. Хосок рассмеялся, продвигаясь к выходу, увлекая Сокджина за собой.
— Ты выглядел хорошо и держался уверенно.
Они неспешно шли по коридору в сторону выхода на крышу, курить в курильных комнатах Хосок не любил, там воняло потными подмышками, по его словам. Чем дальше они продвигались к техническому крылу этажа, тем меньше народу попадалось навстречу, и когда они подошли к подъему на крышу, вокруг не осталось ни души. Они выбрались через звенящую под ногами металлическую лестницу, хлопнув дверью. Сокджин отошел к краю, ежась в пиджаке, слушая, как внизу шумит город, пищат машины. Послышались шаги, и он ощутил рядом Хосока, почувствовал запах сигаретного дыма.
— Тут подмели, — заметил друг, затягиваясь. — Ты вышел в пиджаке и туфлях… Где твое пальто?
— Ты недолго, я же знаю, — пожал плечами Сокджин, обернувшись к нему. Улыбнулся. — Чонгук сидит дома голодный, требует, чтобы ты купил еды.
— Засранец, нет бы жопу вытащить и самому сходить, а затем настряпать для хена, — проворчал Хосок, качая головой. — Я его плохо воспитываю. Еще и тебе написал!
— Я ему тоже хен, так-то, — оскорбился Сокджин.
Хосок хмыкнул, кивая. Он затянулся снова, по привычке слегка нахмурившись при этом. Тонкие губы сжали сигаретную палочку, чуть втянулись щеки, уже давно растерявшие подростковую пухлость, проступили еще ярче скулы. Сокджин улыбнулся уголком губ, застегнул молнию на пуховике Хосока — тот хмыкнул, кивая. Хосок мерзнет, если не застегнуть куртку. И он мерзнет, если не в жаркий сезон открыть окно или даже форточку. И он всегда мерзнет зимой, если не выспался или голоден, как бы тепло ни оделся. По глазам Хосока Сокджин всегда может понять, хочет он спать или есть. Сейчас он явно хотел спать.
— Слушай, — прервал его мысли, рассеянные, как туман, Хосок, заговорив. — Меня спросили сегодня: как вы двое столько лет дружите?! Он весь на стиле, такой импозантный, речь обстоятельная, как у профессора литературы, и ты — вечно грязный, вечно не выспавшись, куришь, разговариваешь просто… Как мы дружим, Сокджин, м? — глаза Хосока сияли усталым весельем.
— Считаешь, мы не подходим друг другу? — усмехнувшись, спросил ведущий, отвернувшись, так как внезапно захотел посмотреть, какая реклама теперь появится на биллборде на здании напротив. — Мы заканчивали одну школу и один университет, Чон Хосок, наши семьи из одной социальной прослойки, да и я говорю хорошо только перед камерой…
Хосок несильно пихнул его плечом. Сокджин улыбнулся и пихнул его в ответ.
— По-любому, это сказал Мин Юнги, — проворчал он, покосившись на друга. — Он мнит себя более подходящим тебе, чем я…
— Мин Юнги вообще очень упертый, — кивнул Хосок. — Но он классный парень. Как устроился месяц назад, сразу стал свой среди звуковиков и прочих… Отчего вам не дружить? У него брат лет твоего брата и моего! Они бы тоже могли общаться…
— Это вовсе не обязательно, — отрезал Сокджин. — Этот мятноволосый бесит.
— Почему? — вздохнул Хосок. — Стоило ему появиться, и вам познакомиться, как вы начали вражду. Прямо в первый разговор вы сцепились по какой-то ерунде. Почему вы не ладите? Мне бы хотелось, чтобы ты, мой лучший чингу, был в хороших отношениях с прочими, как я лажу с твоими друзьями и братом.
— С твоим братом я лажу, и давай оставим эту тему, — попросил Сокджин, снова глядя на него. — Скажи лучше, как тебе новый журналист на выезды? Молодой, но уверенно держится.
— Он утверждает, что работал журналистом еще в студенческие годы, — пожал плечами Хосок. Затянувшись снова, он вдруг топнул ногой. — Черт, меня не отпускает этот мелкий! Почему он не мог купить продукты сам, он же умеет готовить!
— Ты планировал снова ночевать тут? — сухо уточнил Сокджин. — Может, пора съездить домой, показаться тонсэну на глаза, помыться в нормальных условиях?!..
— Ты как заботливая женушка, ты в курсе? — игриво поднял брови Хосок, пихая Сокджина в бока. — Ладно, я поеду домой сегодня. Нет нужды мне оставаться, завтра меня не ждут раньше полудня. Как думаешь, снег выпадет ночью? Не хочется застрять завтра в пробке…
— Ну, если верить нашей погодной даме — выпадет. Выезжай из дому пораньше.
— И что вы двое тут забыли, на ветряке?! — раздалось за их спинами.
Хосок глянул на Сокджина — тот заметно посерел, красивые полные губы скривились. Казалось, все существо сковало раздражением, которое стремительно закипало, и вот-вот грозило перелиться через край.
— Ты вообще голый вылез, — сильная длиннопалая ладонь шлепнула его по спине. Самое мерзкое ощущение на свете, что за дебильная привычка трогать людей без спроса?!
— Ты просто мегазаботливый, Мин, — процедил Сокджин, глядя на подошедшего к ним звукорежиссера с откровенной враждебностью, которую звукорежиссер, впрочем, совершенно отзеркалил.
— Конечно! — небольшие глаза Юнги сверкнули нахальством. — Топай в тепло, Сокджини, а то простудишься, а сопливый ведущий — такое себе, правда, Хосок?.. давай, иди…
— Ты чего сюда приперся, и как вообще ты нас нашел? — навис над ним Сокджин. Разница в росте в пять сантиметров придавала ему уверенность, плюс, Юнги выглядел ужасно неопрятным, и его волосы насквозь пропахли всеми сигаретами, что он выкурил на сутки. Как ни крути, Сокджин выглядел гораздо презентабельнее, правда, ощущение гадливости и желание помыться в нем теперь многократно возросли. Наверное, он с утра предчувствовал встречу с Мином… Поморщившись, Сокджин все-таки отошел от него, но не прочь, а остался стоять возле Хосока, показывая, что Мин тут лишний. Тот хмыкнул, сунул в губы сигарету. Хосок, тяжело вздохнув, склонился к нему, давая закурить. Их лица встретились на тройку возмутительно долгих мгновений, Сокджин видел, как Юнги сверлит взглядом лицо Хосока, как якобы случайно касается своими дурацкими пальцами его пальцев — интересно, если я его сброшу с этой крыши, в лепешку какого диаметра он превратится…
— Я слышал от твоих коллег, Хосок, что ты тут, — ответил Юнги, перебивая такие приятные мысли. — И сейчас услышал, что ты собираешься домой, а по пути — в магаз, и это на руку, потому что моя тачка не завелась, прикуришь?
— Юнги, что за ведро с гайками ты водишь? — усмехнулся холодно Сокджин.
— Да, не такая крутышка, как твоя, но и на улице — не лето, — осклабился тот. — Кстати, тебя там обыскался твой приятель Джехван, а ты тут, смотри, он заревнует, — хихикнул Юнги, пихнув Хосока в плечо и заговорщицки подмигнув.
— Перестань, — попросил тот, утомленно вздохнув. — Ребят, может, хватит волками друг на друга смотреть? Я бы хотел, чтобы мы втроем нормально дружили…
— Да больно он мне сдался — грызться, это он себя вести не умеет, собственник, — фыркнул Юнги. — О нем же пекусь: стоит тут, и даже не курит, чего выперся с тобой… Пассивное курение тоже вредно, да еще холодрыга, а ты в костюмчике…
— Почему я должен давать тебе отчет в том, что я делаю, Хосок мой друг, с какой стати ты лезешь в наши дела? — раздраженно процедил Сокджин, снова нависая над невозмутимым Юнги. — И разве ты свою работу закончил, звукорежиссер Мин?
— Представь себе, — спокойно улыбнулся тот, с легким презрением глядя Сокджину в глаза. — Так что я отправился искать Хосока…
— Ты мне хочешь донести, что тебе некому было прикурить твою раздолбайку?! — сощурился Сокджин.
— Я хочу, чтобы Хосок мне прикурил, — нагло улыбнулся Юнги. — Ты что-то имеешь против, «друг»?
— Имею, Мин, мне не нрави…
— Довольно, — вздохнул Хосок. — Сокджин, у тебя губы синие, иди в здание.
Он потушил свою сигарету о ботинок, дошел до пепельницы, стоявшей у двери, бросил бычок туда и покинул крышу. Увидев на его лице раздражение, Сокджин бросил гневный взгляд на Юнги и кинулся за другом, но Юнги вдруг перехватил запястье его и потянул обратно. Он его хватки стало так мерзко, что Сокджин резко дернулся, чуть ни упав, и отскочил.
— Ты достал меня, красавчик, — пробубнил Юнги угрожающе. Его голос был низким, хриплым, и собственный Сокджину казался слишком мелодичным на его фоне, каким-то незначительным. — Я понимаю, что вы друганы и все такое, но… оставь его, а? Тебе не с кем общаться? Твой Джехван, и этот… Тэкун… вот с ними тусуйся, они твоего поля, а Хосока оставь мне…
— С какого перепугу я должен оставлять тебе моего друга?! — прорычал Сокджин, чувствуя, что ему уже ни разу не холодно. — Ты вообще кто такой, Мин Юнги?! Я знаю его со школы, мы дружим, наши братья дружат, а ты… Нарисовался на моем пути, лезешь во что тебя не просят… Да, я красавчик, у нас много общего, и не тебе решать, общаться нам или нет, ты ему кто?!
— Я тот, кто подходит ему больше, и если ты подумаешь в кои веки головой, то поймешь это и сам, — Юнги выпустил клуб дыма в черное ночное небо и поежился в своем пуховике. — И давай начистоту: если бы вы были просто друганы, ты бы так за него не воевал.
— Ты это о чем?! — ощерился Сокджин, пихая его в плечо. — Ты о чем сейчас мне толкуешь?!
— Хосок мне нравится, — сказал Юнги спокойно.
Сокджин застыл. Подул ветер, словно обняв стройную фигуру Сокджина неприятными колючими лапами мороза. Мозг отчаянно пытался найти какие-то более традиционные объяснения тому, что до него пытался донести этот мерзопакостный Мин, но эта скотина выглядел… вполне однозначно. Сокджин задрожал, переступая задеревеневшими ногами в легких туфлях. Его угнетала и раздражала эта ситуация, это место и, главное, это убожество напротив, это нечто невысокого роста, худощавое, с маленькими глазами, маленьким ртом, но голосом как у верзилы низким и хриплым, с его уродскими мятными патлами, суток трое не мытыми, с его длинными шершавыми пальцами, шлепок которых мог выломать тебе лопатку. Его кроссовки хорошего бренда, но так утоптаны, что только в печку, а он носит. Весь он — сплошное недоразумение. Я ненавижу тебя всей душой, сбросся с крыши — кричал взгляд Сокджина.
— Он мне нравится, и я его добьюсь. Я знаю, он би. Так что… просто самоустранись, потому что тебе со мной не совладать, — сказал Юнги спокойно. Казалось, он читает все мысли Сокджина, и ему откровенно насрать. — Найди себе что другое. Ты прекрасно знаешь, что он не воспринимает тебя… так, как ты хочешь. Ты слишком скучный, правильный… Ведь я прав? — лукаво улыбнулся он. — Он не знает, что ты би и что ты в него по уши, я прав? Судя по тому, что он смотрит на тебя, как на друга — не знает. Либо ему все равно. Что из этого тебе нравится больше, то и выбери. Главное — не мешайся мне. Скоро я ему все скажу, и он будет мой.
Он затянулся в последний раз, закинул бычок в пепельницу и кашлянул. От него мерзко пахло свежим табачным дымом, ментолом от жвачки, и наглостью. Похлопав Сокджина по плечу, так, словно вытер руку о его рукав, Юнги открыл дверь и ушел в здание. Дверь дребезжаще закрылась за ним, заставив Сокджина вздрогнуть. Он стоял и смотрел на смену рекламы на табло над зданием напротив и дрожал. От ярости, отчаяния, холода… В носу его, кажется, навеки прописался отвратительный запах сигарет и ментола.
Запах Мин Юнги. Его врага номер один.

Юнги

В пятницу Юнги проснулся в дурном настроении, скорее всего, потому, что все тело затекло от лежания не менее трех часов в неудобной позе. Открыв глаза, он сморщился от накатившей головной боли (все по той же причине), потом к ней добавилась боль в суставах и мышцах. С превеликим трудом расправив конечности, Юнги встал и потянулся. Стрельнуло в боку, потом заурчал живот. Во рту как кошки ночевали. Он огляделся в поисках сигарет и нашел пачку в мусорном баке. Пустую, как нетрудно догадаться.
Ладно.
Судя по тому, что в коридоре за дверью звукорежиссерского пульта, а ночевал Мин на работе, было не так уж много народу, был час ранний и будний. Если бы выходной день — народ бы вообще не толпился в этой части этажа. Календарь на стене подтвердил догадки — пятница. Прошлепав кедами в сторону раздевалки, Юнги остановился у двери и прислушался. Тишина. Тогда он огляделся, старательно вслушиваясь в пространство вокруг. Никаких подозрительных голосов. С легким сердцем он толкнул дверь в раздевалку, вошел, нащупав выключатель, зажег лампы. Дверь хлопнула за ним, и Мин вздрогнул.
На скамейке возле его шкафчика сидел, расставив ноги, старший продюсер Чхве. По внешнему виду начальства было заметно, что и он ночевал в офисе, с той разницей, что не за своим пультом, а в комнате отдыха, так как у продюсеров, в отличие от звуковиков, был и свой офис, как у ведущих новостей, и хоть какая-то свобода в расписании. Впрочем, судя по взъерошенным волосам с проседью, небритым щекам, опухшим глазам и мятой одежде под курткой, продюсер Чхве, несмотря на сон в горизонтальном положении и под одеялом, все же отдохнул не очень хорошо.
— Доброе, — произнес он тусклым голосом. Утром бодрый голос в работниках телеканалов никогда не прогружался без помощи кофе. Значит, старший продюсер Чхве еще и не завтракал. — У тебя было заперто.
— Я спал.
— А я догадался. Ты мне нужен.
Ну, Юнги и так понял, что не кофе пить его звать пришел продюсер Чхве. Кивнув, он дошел до шкафчика и стал выгружать сменное белье, средства гигиены и прочее, показывая этим, что помыться он хочет пока сильнее, чем слушать начальника. Продюсер Чхве потер ладонью сонное лицо.
— Я всю ночь работал, так что у меня нет сил относиться к терпением к твоему желанию сбежать от меня этим утром, — проговорил он.
— Продюсер Чхве, — скорчив утомленное лицо, протянул Юнги, оборачиваясь к нему. — Ну серьезно! Вчера я проработал в новостном блоке, вытрепал себе нервы, и сегодня можно же оставить меня в покое, дел непочатый край, мне надо записи проштудировать, потом продюсер Сок просила зайти, и у меня закончились сигареты, а я дрых три часа на кресле, согнувшись в три погибели, и… почему я?! — закончил он тираду, попутно переместившись к входу в душевую, и на последней фразе скрылся за ее дверьми. Хихикая себе под нос, он повесил шмотки на крючок и вошел в кабинку, переступая по холодному пока кафелю пола босыми пятками.
— Юнги, — раздался голос за дверью. — Я знаю, что иметь дело с развлекательными шоу гораздо более нервозатратно, чем с новостными блоками, но это так же твоя работа, — прорычал из-за двери усталой псиной продюсер Чхве. — Я так же понимаю, что у тебя много другой работы, но мне нужен толковый звуковик! Продюсер Чан достала меня, а ее достали айдолы, которые участвуют в ее шоу, потому что они звучат в эфире плохо!
— Они же там не поют, так какого черта?! — бросил Юнги, врубая и настраивая воду. — Какая хрен разница, как этот айдол звучит, все смотрят, что он делает, а не что несет! И пусть Хичоль займется этим!
— Хичоль уехал курировать звук на съемки «Music Bank»!
Юнги пожал плечами, как будто Чхве мог это увидеть. Он слышал, как продюсер топчется за дверью, не желая сдаваться так легко. Горячая вода окатила Юнги, он буквально ощущал, как недельная… ладно, почти недельная грязь течет с него, как дерьмо из Авгиевых конюшен, которые чистил Геркулес. Теперь наконец он увидит, какого оттенка его мятные волосы — еще мятные или уже бледные, и пора краситься. Натирая тщательно пеной геля для душа руки и торс, потом ноги и задницу, он прислушивался к шумам за дверью. Вроде как уже не топтались, отлично. Довольный собой и своей настойчивостью, Юнги прикинул, как сейчас он выйдет, высушит башку, начистит зубы и побреется, потом пойдет завтракать, а потом, со стаканом холодного латте, зайдет в офис продюсеров и пообщается с Хосоком. Вчера тот уехал снова вовремя домой, но сегодня планировал заночевать, так как после девятичасовых новостей (Юнги скрипнул зубами) предполагалась планерка всего новостного стафaа — новый старший продюсер этого сегмента проводит чистку кадров, или что-то такое… Конечно, Хосока никто не уволит. К несчастью, не уволят и эту долговязую блядину тоже, он, вроде как, самый популярный ведущий новостей…
Люди слепые, как можно было запасть на такого занудину?! Вот Хосок все правильно понимает и френдзонит его, пха! Юнги чувствовал: они с Хосоком одного поля ягоды.
— Тебе будет классно со мной, парень, — пробурчал он себе под нос, кивая. — Дай срок, и я тебе это докажу!
Закончив мыться, он вытерся с большим удовольствием, оделся и вышел в раздевалку. Тут уже толпились сотрудники, Юнги благодушно улыбнулся им и пошел чистить зубы и бриться. Все время, пока он делал это, размышлял о том, как бы пригласить Хосока на свидание, может, в бар… нет, не хочется начинать отношения с пьяного загула! Лучше всего в паб неподалеку, там готовят славное мясо, хороший выбор пива, кажется, Хосок высказывался, что любит… Да, идея шикарная! Полумрак, ароматы еды и пива вокруг, темное дерево стола, Хосок напротив, с его невозможно-притягательными шоколадными глазами и приятным голосом, и его длинные красивые пальцы, такие ровные, как у пианиста, Юнги ли ни знать, он сам пианист…
У долговязого сволоча пальцы длиннее, чем у Юнги, но кривые, как-то эта болезнь, кажется, называется… Выглядят хрупкими, поди, он и драться-то не умеет. Убожество.
Завершив туалет, Юнги бросил на свое отражение довольный взгляд, совершенно не сомневаясь, что выглядит превосходно, брызнул на шею слегка духов, он любил это, но много на работе не приветствовалось.
— Ты на охоту, что ли, собрался? — усмехнулся продюсер Хван, покосившись на него.
— Кто знает, куда судьба нас приведет, — выдал Юнги на это. — Продюсера Чхве не видели?
— Посидел тут, потом достал телефон и стал звонить куда-то, но уже уходя, так что… а, тебя опять ловят! — расхохотался Хван, укладывая волосы. — Ты же понимаешь, что не сумеешь скрываться от продюсера Чан вечно, эта пиявка…
— На меня как сядешь, так и слезешь, — отмахнулся Юнги, покидая раздевалку.
Он сразу взял к лифту, столовая располагалась этажом ниже, по пути достал смартфон, так как с момента пробуждения им особенно не интересовался. Глянул на пропущенные звонки, не нашел там Хосоков номер, фыркнул, но этой досадности было маловато, чтобы испортить ему настроение. Словно услышав его мысли, телефон зазвонил. Увидев номер, Юнги поднял бровь, застонал, остановился, затопал ногами.
— Бери трубку, скотина! — взвизгнули за его спиной, и так неожиданно, что телефон выпал у Юнги из рук.
Нагнувшись, он поднял затихший гаджет и утомленно обернулся. На него воззрился парнишка лет двадцати двух, невысокий (чуть ниже Юнги), одетый опрятно, пахнущий приятно, личиком чистый, явно выспавшийся на кровати и дома, и явно завтракавший — и жутко злой. Сощурив небольшие хитрющие глазки, он открыл пухлогубый ротик и заверещал:
— Мин Юнги, падла ты, какого хрена не берешь от меня трубку и не перезваниваешь?! А вдруг на меня напали, и я в опасности?! А вдруг дом сгорел?! А вдруг мне плохо стало?! Хреновый ты хен, если хочешь знать!
— Чимин, тебе явно неплохо, так чего ты сотрясаешь воздух? — потрепал его по плечу Юнги и обернулся, чтобы пойти дальше к лифту.
Вышеназванный тонсэн явно не собирался сдаваться так легко: он догнал хена и пошел с ним рядом, практически повиснув на его плечах, продолжая блажить:
— Ты не берешь трубку, потому что знаешь, что я буду требовать с тебя явиться на съемки шоу продюсера Чан!
— Конечно, будешь, ты же ее помощник… так, стоп! — Юнги резко затормозил, и Чимин уперся ему в спину и чуть не упал, но вовремя цапнул хена за рукава. — Так продюсер Чхве позвонил тебе и нажаловался на меня?! — Юнги резко обернулся, возмущенно пыхтя.
— Да, а что ему еще было делать?! — пропищал Чимин. — Я один могу ходить за тобой хвостом без боязни быть убитым! Ну хениииии! — заканючил он.
— НЕЕЕЕТ! — проблеял ему в лицо Юнги и нажал кнопку вызова лифта.
— Хен! — топнул ногой Чимин. — Я позвоню маме и скажу, что ты не являешься домой неделями спать, что ты плохо питаешься и почти не моешься!
— Я только из душа! И как раз иду завтракать! — возмутился Юнги.
— А куртка?! Она воняет! — поморщился Чимин. — Дай мне, я отнесу ее в прачечную!
Юнги выгрузил из карманов вещи, рассовал по карманам джинсов и сбросил куртку на руки тонсэна. Брезгливо приняв ее и держа от себя подальше, как биологическое оружие массового поражения, Чимин втиснулся в лифт следом за братом и нажал нулевой этаж, так как там находилась прачечная для персонала.
— Хорошо, хен, я знаю, чем тебя купить, — закивал Чимин, опасливо посматривая на других пассажиров лифта, притиснулся еще ближе к брату и ткнулся губами ему в ухо. — Я помогу тебе кое с чем.
— С чем же?! — отшатнулся Юнги, который не любил, когда ему шепчут в ухо те, с кем он не планирует спать.
Чимин в ответ хитренько улыбнулся, примерно так, как черти улыбаются перед покупкой чьей-то души. Тяжело вздохнув, Юнги скрестил руки на груди.
— Я напишу тебе в КАКАО, хен. Будешь кушать, прочитай, — посоветовал Чимин и вытолкал Юнги на этаже столовой.
Это, конечно, большая загадка — зачем родители решили родить Юнги тонсэна. Хитрожопый Чимин, с детства знает, как крутить братом и получать желаемое. Вот ведь сколько угодно может Юнги сопротивляться, но если Чимин что-то вбил в голову — добьется. Паразит мелкий, продюсеру Чан очень повезло, что она приняла его на работу своим помощником. И если бы только братом вертел! Юнги знал: за возможность погулять с его тонсэном многие парни и девушки устраивали серьезные схватки, и интриги разводили, и вполне по-настоящему дрались, потому что этот булка умел нравиться.
Нет, ну тут он в хена, конечно, спохватился Юнги, усмехнулся и вплыл в столовую.
Усевшись за стол с подносом в руках, он открыл чат и зашел на сайт паба, о котором думал, стал просматривать меню и как бронировать столики. Потом спохватился, что сначала нужно бы удостовериться, что Хосок вообще захочет сходить, да и понять бы неплохо, в какой день, точнее, вечер ему удобно… Необходимо не дать ему тянуть с этим, так как этот долговязый теперь предупрежден и может сделать решительные шаги.
Как ни крути, у Юнги нет преимуществ перед ним в том плане, что Хосока и его вкусы этот «приятель со школы» знает лучше. Но как можно было столько лет молчать и выставляться другом?! Даже допустить, что Хосок и так обо всем догадывается, хотя не факт… Юнги уж точно, давно дал бы понять объекту привязанности, что испытывает к нему, и френдзонить себя не позволит! Долговязый трус… Кстати, надо аккуратно выяснить, знает он или нет.
Нет, ну смешно! Ну что у них может быть общего?! Этот экранный чебурашка явно и книжки читать любит, и хорошее кино там, и, поди, не матерится, и пива не пьет. Поди, в музеи ходит и все такое. Хосок же явно не такой! С ним легко разговаривать, он понимает юмор, сам шутит, и ниже пояса тоже, и ведет себя по-простому, и иногда кажется, что они с Юнги просто… нет, это не кажется. Они на одной волне. Черт, какой дивный тип! Юнги с первого взгляда понял это. Так как они могут дружить?!
— Сокджин — мой лучший друг с очень давних пор, и его брат мне как родной тонсэн, а мой — Сокджина считает хеном. Мы как большая семья, — сказал Хосок, когда знакомил их. Сокджин при этом так скривился, мол, на, подавись, но Юнги скривился в ответ, давая понять, что давиться в итоге будет вовсе не он.
Мой тонсэн ничем не хуже, подумал ворчливо Юнги, уписывая еду. Так что пусть Сокджин со своим катится куда подальше. Кстати, не мешало бы найти Инстаграм Хосока, он расскажет, чем парень интересуется помимо того, что рассказывает сам…
Из мыслей вырвало пришедшее сообщение в КАКАО.
«Хен, у меня есть предложение, от которого ты не сумеешь отказаться!»
Кто бы сомневался! Чимин был мега-генератором таких предложений.
«И что же это? Учти, что для того, чтобы заманить меня в павильон к продюсеру Чан, тебе придется предложить что-то действительно путевое!»
«Хен, говно не держим! Я всегда предлагаю своим хенам только лучшее!»
«ИЗБАВЬ МЕНЯ ОТ ЛГБТ-ПОДРОБНОСТЕЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ, ЧИМИН-ЩЕ!»
«пхахаха!!! словом… Уникальное предложение, хен, только сегодня и только здесь! Единственный и неповторимый Чимин, он же Твой тонсэн, он же Гений проектов — беспрецедентная акция помощи лузерам-хенам по соблазнению их объектов страсти!»
«Я не понял: кого ты только что обозвал лузером, тухлое ты хлебобулочное?!»
«Хен, ты теряешь возможности, подумооой!»
«Ну допустим, и что же ты, о, непропеченного теста кусок, хочешь предложить мне?! Я спрашиваю исключительно из желания подыграть тебе, дитачка!»
«Ха, ха и еще раз — Ха! Я помогу тебе завоевать сердце Хосока-хена, хен, а вот как — ты узнаешь, если придешь и поможешь нам с продюсером Чан! Ты знаешь, что я мега-мозг по части соблазнений, так что не должен сомневаться в моих способностях!»
«Что конкретно ты предлагаешь? Не думаешь ли ты, что я сдамся просто так?! На крайняк, я и сам не пальцем деланный!»
«Если бы ты мог все сделать сам, то не просрал бы этот месяц, а уже через трое суток заполучил бы хена в свои цепкие лапки. Но, видно, твои лапки без когтей, если ты уже месяц не можешь оторвать хена у его так называемого «друга детства», или это старость?! Хахаха!»
Юнги сжал крепко палочки, цедя себе под нос ругательства в адрес брата. Чимин молчал, выжидая, коварный противный мальчишка, Юнги поклялся, что нажалуется на него матери, и та заберет паразита обратно в Тэгу!!!
«Я обдумаю твое предложение, но вот в чем я уже теперь могу поклясться — лучше тебе не попадаться мне на глаза в ближайшие пару часов!»
«Час, хен, дольше мое предложение действовать не будет. Точнее — я добавлю условий к моему вознаграждению»
НЕУДИВИТЕЛЬНО, ЧТО ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ПАРЕНЬ СВАЛИЛ ОТ ТЕБЯ, ТЫ ЖЕ ХИТРОЖОПЕЙШАЯ ГАНГРЕНА!!! Хотя, кажется, это Чимин бросил этого Егема, ну, впрочем, не важно. Опуская тот факт, что Чимин был достаточно мало запуган хеном относительно манеры общения с ним, предложение его имело все основания считаться достойным: ум Чимина и его стратегические способности не вызывали у Юнги ни малейших сомнений. Дозавтракав, вооружившись стаканом ледяного латте, Юнги двинулся в сторону офиса продюсеров, размышляя, стоит ли еще попытаться самому — или уж сдаться на волю судьбы и собственного тонсэна.
Ночевка дома благотворно повлияла на Хосока: и помылся, и выспался (относительно), и улыбался шире обыкновения. Юнги нашел его на рабочем месте, окруженного командой, но не занятого — сидел с пялился в смартфон, пока подчиненные сновали вокруг с бумажками.
На Хосоке стильный костюм, темно-серый, и белая рубашка, без тупого галстука, зато с шейным платком приятных оттенков, его волосы, чуть рыжеватые, а в целом каштановые, аккуратно уложены, на ногах — дизайнерские туфли, от самого мужчины пахнет хорошими духами — словом, настоящий продюсер, как ему и положено выглядеть. Юнги оправил свой черный пиджак на футболку, оглядел, чисты ли джинсы, помянул хорошим словом тонсэна, забравшего стирать этот клоповник (пуховик) и двинулся на осаду прекрасной крепости.
— Привет, — он поставил перед Хосоком стакан с латте и покачал своим, присаживаясь на подоконник за спиной продюсера. — Выглядишь клево.
— Спасибо, ты тоже, — заметил Хосок, расплывшись в приятной улыбке. — Тонсэн утром побаловал завтраком, и так как был в настроении, подобрал мне образ…
— Он у тебя стилист? Ты, кажется, говорил, он будущий ландшафтный дизайнер, — улыбнулся Юнги, теперь уже по закону изучая Хосока горящим взглядом.
— Да, Чонгук учится на эту специальность, но он обожает красиво одеваться, и вот, если я ночую дома, перекидывает свою страсть на меня. Я все жду, когда он себе кого-то заведет, чтобы хоть вздохнуть спокойно, — рассмеялся Хосок.
— Что ж он этого… долговязого… не одевает? — проявил умеренную любезность Юнги, перекинув ногу на ногу.
— Сокджин и сам, хорошим вкусом обладает, — пожал плечами Хосок. — К тому же, его тонсэн — художник и фотограф, Гуччи-бой…
Кто бы сомневался, что они оба «не от мира сего», буквально неоном пропечаталось на лбу Юнги, но вслух он ничего не сказал.
— Ты, кстати, выглядишь свежее, — заметил Хосок, глядя в смартфон.
— Да, с утра дел не было, я выспался… Слушай, как у тебя с графиком, может, как-нибудь в паб смотаемся, поужинаем? Ты говорил, любишь пиво.
— Давай, только не сегодня, я тут ночую, — посетовал Хосок. — Новый глава новостного блока накидал забот, надо разгребать, так что — засяду в студии…
— Давай завтра? — да шас он оставит это в подвешенном состоянии, не про Юнги такая тема!
— Хорошо, давай, в субботу обычно меньше работы, эфиров у меня не так много, — кивнул Хосок.
В его руке завибрировал телефон, и продюсер моментально переключился на него. Юнги присмотрелся и увидел — КАКАО, и чат с каким-то парнем, на аватарке едва различимо лицо, больше похожее на маску, слишком уж бледное и не эмоциональное.
— Это твой тонсэн? — спросил с улыбкой, близкой к улыбке анаконды.
— Нет, это тонсэн Сокджина, Тэхен, — улыбнулся Хосок. — Он собирался ехать в Токио на съемку, его позвал один парфюмерный бренд, но… сорвалось, сроки переносят на месяц позже, а там, кажется, совсем отменят, Тэ очень расстроен и планирует… «запереться дома и целыми днями писать нуарные портреты»?! — Хосок рассмеялся и застрочил. — Надо вытащить его проветриться, напишу Сокджину, что его тонсэн хандрит…
— Сокджин сам не знает, они вместе не живут? — скривился Юнги.
— Живут, но Сокджин ночевал не дома, и мог не узнать еще… Тэ написал мне пожаловаться, уверен, он писал и хену, но тот в пути сейчас… А, нет, он в здании! Пишет, что позвонит Тэ теперь же.
Хосок удовлетворенно кивнул и отложил смартфон.
— Тэхен склонен впадать в меланхолию, иногда она довольно долго длится, особенно если Сокджина нет дома. Люди искусства, — развел он руками.
Да, придурки, все до единого, подумал Юнги, мило улыбнувшись. Интересно, где ночевала эта шпала…
— А ты, домой поедешь сегодня? — спросил Хосок.
— Не знаю, зависит от того, нужна ли хата на ночь тонсэну, либо он будет спать один, — пожал плечами Юнги.
— Чимини — милый парнишка, — улыбнулся широко Хосок.
— О, да! — протянул Юнги, смеясь. — Хитрый булка…
— Он выглядит немножко наивным…
— Поверь, внешность его обманчива, он сколопендра.
Рассмеявшись, Хосок покачал головой. Видимо, его тоснэн не был хитрым, так что он не поверил Юнги. Тот же времени даром не терял, попутно с милой беседой присматривался по сторонам, кто тут, в отделе, вокруг Хосока круги наворачивает, кто к нему подходит, кто — мило улыбается. Хватало и парней, и девушек, но парень, к его чести, ни к кому ответной симпатией выше дружелюбия не пылал, был вежлив и приветлив, но не более того. Это радует.
Значит, у Юнги есть только один весомый конкурент. Долговязый жук Ким Сокджин, мистер Всемирный красавчик. Одна из барышень, что подходила к Хосоку, продюсер с довольно интересной внешностью, интересовалась у Хосока, видел ли он уже Сокджина, и смотрела при этом так, что Юнги не мог не скривиться — ясно, втюхалась и воюет на этом фронте, судя по всему, безрезультатно. И что только люди находят в этом Сокджине?!
Посидев с Хосоком еще немного, Юнги ушел, окончательно сформировав в голове модель поведения. Стоя у лифта, он набрал сообщение в КАКАО:
«Я еду на ваше долбанное шоу. Если до конца дня не будет конструктивных предложений, Чимини, я попорчу звукозапись, и ваши герои программы будут звучать не лучше ослов»
«Я знал, что ты сдашься, хен» — последовал ответ, от которого буквально разило самодовольством.