Код любви, Рендал.

От лица Олега:

Я шёл впереди всех, как всегда. Воздух с каждой секундой становился гуще — порох, грязь, кровь. Адреналин стучал в висках, гулкий и тяжёлый. Я стрелял куда вижу — в шевеление, в тень, в любого, кто был не из наших. Мне всё равно. Уже давно всё равно. Только пальцы машинально перезаряжали, прицел ловил движение, и дыхание оставалось ровным.

И тут в голове как будто что-то щёлкнуло.

«Донна…»

Сука.

Я резко остановился, рука сжимала автомат так, что скрипнули суставы. Донна. Она сейчас в том чёртовом офисе. Одна. С одним несчастным ножом. Нож, блядь. Даже не пистолет, не параллельно, не дубинка. Нож.

Я вспомнил, как она тогда, сутками не спав, выпросила его. С этими своими большими глазами, как у котёнка.
— Пистолет мне не доверяете, дайте хотя бы нож… нож пригодится везде.
— Ты хоть раз его в человека втыкала, а, Донна? — спросил я тогда. Она молчала. Понятно.

Нож… звучит красиво, романтично. Но это не кино. Это война. У тебя либо ствол, либо ты труп. А у неё только это жалкое лезвие и, как я понял, охраны — ноль. Один охламон с распухшим глазом и страхом в штанах, и всё. Молодцы, блядь, стратеги.

— Оставить бы ей хотя бы пару людей, — пробормотал я вслух, но никто не услышал. Да и не слушали бы.

Я вспомнил её истерику тогда… после отца. Её трясло, она рыдала, кричала — голос хриплый, будто горло ножом разрезали. А сейчас мы втянули её в самую гущу этой войны, как будто она не двадцатилетняя девчонка, а какой-то кибер-солдат. А она ведь даже по трупу ходить не могла, блевала, дрожала.

«Трупа отца, Олег…» — что-то во мне шевельнулось. Голос, похожий на совесть. Только хриплый и чужой. Не мой.

Я выругался себе под нос. Нахрена я вообще думаю о ней? Почему её лицо всплывает в голове между выстрелами? Эти рыжие волосы, вечно растрёпанные, эта манера врать, что с ней всё в порядке, когда под глазами синяки от недосыпа, а пальцы дрожат.

Может, потому что она единственная здесь, кто не врал про то, что ей страшно? Не строила из себя терминатора, просто делала, что могла. Потому что её бросили, втянули, использовали — а она всё равно осталась.

Сука. Я ненавижу её. Я хочу её. Я не понимаю себя.

— Олег, вперёд! — крикнул Влад.

Я молча двинулся дальше. Сжимая автомат. И мысленно представляя, как я перережу глотку тому ублюдку, который посмеет приблизиться к ней, пока нас нет.

Закончив всю эту адскую заварушку — с кучей трупов, гарью в лёгких и криками в ушах, — мы наконец вернулись за ней. Донна. Она сидела в том же чёртовом офисе, глаза в монитор, но пальцы дёргались на клавишах, как будто она больше не печатала, а просто боролась с собой, чтоб не закричать. Нога подпрыгивала, выдавала её с потрохами. Брови нахмурены. Всё лицо напряжено.

Я поднял руку, поднеся палец к губам — тише. Люди поняли, отступили в сторону. И я подошёл к ней бесшумно, как тень.

Она даже не услышала, как я оказался за спиной. Я склонился и резко обхватил её шею, не сильно, но плотно, симулируя удушение, чтоб проверить: сможет ли, защитится ли. Что она сделает, если на неё нападут?

Она взвизгнула, резко дёрнулась — и тут же:

— БЛЯДЬ! — с каким-то звериным хрипом вырвалось из её груди.

Её тело закрутилось, плечи вывернулись, и прежде чем я успел моргнуть — нож в её руке уже вспорол ткань моего костюма. Почти вонзился в ногу. Почти. Спасла броня — специальная вставка. Если бы не она, я бы сейчас хромал с дырой в бедре.

Я даже не сразу понял, что произошло. Секунда — и всё.

Она отшатнулась и резко обернулась — волосы всклокочены, глаза безумные от ужаса и злости. На щеке грязь, на лбу капли пота. Секунда тишины. Потом она поняла. Замерла. Увидела меня.

— Ты ёбаный мудак?! — выдохнула сквозь дрожащие губы, и снова дёрнулась — теперь уже от ярости. — Ты совсем ебанулся?! Я чуть тебе ногу не отхуярила!

Я усмехнулся, смотря прямо ей в глаза, чуть склонив голову набок:

— Хорошая девочка.

Она хотела ударить ещё раз, я видел по её глазам, но руки дрожали. Эмоции перехлёстывали, и всё, на что её хватило — это сесть обратно на стул и сцепить пальцы так сильно, будто держалась за реальность.

— Я убила бы, — пробормотала она, не глядя. — Если бы нож прошёл глубже, я бы убила, не зная даже, кто это.

— Вот и хорошо, — сказал я, спокойно, тихо. — Значит, не зря тебе этот нож дали.

Она посмотрела на меня в упор. И в этот момент в её глазах был весь этот грёбаный месяц — бессонные ночи, кровь отца, война, мы. Всё. И я понял: её не сломали. Ни страх, ни война, ни мы.

Может, она и девчонка, но уже ни хрена не девочка.

— Я хочу выпить, — устало сказала она, дергая за ручку пассажирской двери.

Я скользнул взглядом по её профилю: бледная кожа, покусанная губа, пальцы дрожат. Усмехнулся, щёлкнул брелком — пик, двери моего BMW X7 отозвались послушным щелчком. Открыл ей дверь, сделал лёгкий поклон:

— Прошу, мадам.

Она закатила глаза, но села, не сказав ни слова. Устроилась на сиденье, как будто всё внутри у неё — бетон. Я сел за руль, завёл двигатель.

— А твои родители знают, что ты алкоголичка? — лениво бросил я, крутя руль одной рукой.

— У меня нет родителей, Шепс, — голос у неё сухой, как пустыня. Она смотрела в окно, не поворачиваясь. Только голос выдал: ей больно.

— Я знаю, — тихо ответил я. Без насмешки. Просто. Чтобы она поняла: я в курсе. Всё знаю.

Молчание. Тяжёлое, будто воздух в салоне сгущается.

— И если я один раз попросила выпить, это не делает меня алкоголичкой, — бросила она, сжав зубы. — Или это ты так заботишься? Хочешь поиграть в отца?

— Зависимость, знаешь, что это такое? — спросил я, сдерживая усмешку.

Она повернула голову и впилась взглядом мне в висок.

— Думаешь, я стану зависимой?

— Надеюсь, что да, — пожал я плечами. — И уйдёшь нахуй от мафии.

Она фыркнула, глядя прямо в меня:

— Так возьми и отправь меня обратно, Шепс. Вон билет купи, скажи «иди, Донна, гуляй лесом, живи, как хочешь».

«Нет, сучка, не за что» — пронеслось в голове. Я посмотрел в зеркало заднего вида, затянулся тишиной. Чёрт, как же она бесит. И как же держит.

— Зачем? — выдал наконец. — Владу ты нравишься. Диме тоже. Очень.

— О, ну всё, — хмыкнула она с ледяным сарказмом. — Успокоил, спасибо. Это был именно тот аргумент, которого не хватало. Моя жизнь имеет смысл, если я «нравлюсь».

Я резко тормознул на обочине, повернулся к ней, глядя прямо в глаза:

— Да ты себе не представляешь, как сильно ты влияешь на всех нас. Сидишь тут такая, мелкая, злая, с ножом в кармане, и всё время хочешь казаться сильной. А внутри, Рендал, ты как стекло. И, сука, ты трескаешься.

Она на секунду замерла. Молча. Только пальцы судорожно теребили край рукава.

— Тогда налей мне, пока не треснула окончательно, — прошептала она. — Только так, чтобы не вмазаться насмерть.

Я протянул флягу из бардачка.

— Только не блюй на кожу. Машина новая.

Она взяла. Глоток. Второй. Передала обратно. Смотрела прямо, вперёд. А потом, тише:

— Ты бы не стал меня отправлять, да? Даже если бы я попросила.

Я молчал. А она уже знала ответ.

От лица Мадонны:

Я сидела в машине, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Дорога казалась бесконечной — череда фонарей, тень деревьев, асфальт. Шепс за рулём. Музыки нет. Тишина разливается по салону, будто кто-то включил замедление времени. В руке — металлическая фляга, пахнущая резким спиртом.

Глотаю ещё раз. Горло обжигает, внутри становится тепло, даже жарко. Зрачки будто расширяются. Тело тяжёлое, но при этом как будто не моё. Мозг плывёт.

Не знаю, что я чувствую к Диме… или Олегу. Дима… он мягкий, тёплый, добрый. Заботится, говорит аккуратно. Смотрит так, будто я важна. А Олег… холодный, раздражающий, слишком красивый, слишком близко. Хочет контролировать всё и всех. Но в его взгляде — голод, будто он сам себе не хозяин, будто я — его наркотик.

С каких пор я вообще об этом думаю?
Господи… что со мной…

Мозг выключается, сердце бьётся будто через вату. Перед глазами плывёт свет фонарей, становится... радостно. Даже смешно. Сука, это точно алкоголь. Или не только он?

— Это… — не узнала свой голос: хриплый, удивлённый.

— Виски, — ответил Шепс, даже не глядя на меня.

Я уставилась на флягу, будто в ней спрятан секрет жизни.

— Я кроме вина ничего не пробовала… — пробормотала, вглядываясь в жидкость, будто в вино Иисуса.

— Не такая ты и алкоголичка, — буркнул он, выдергивая флягу у меня из рук. Наклонился, сделал несколько больших глотков и допил всё до дна.

Я ахнула, выпрямившись:

— Ээээй! — ударила его по плечу кулаком. — Это моё было!

— Неправда. Оно было моё, просто временно у тебя. — Его губы изогнулись в наглой ухмылке. — Скажи спасибо, что я тебя не уговорил на текилу.

— Урод. — Я надулась, но не удержалась от кривой пьяной улыбки. — Хочу страдать, а ты мешаешь.

— Ты и без виски неплохо справляешься, Донна.

Я усмехнулась, снова уставившись в окно. Далеко в небе мигали редкие звёзды, а внутри будто стихла буря. Или просто утихла. Или я начала привыкать к ней.

— Олег, ну заедем в магазин! — я дёргала его за рукав, капризно, почти по-детски, чуть не повиснув на нём, как на шкуре любимого врага. Голос мой был тянущий, с хрипотцой, как у актрисы, которую не взяли в рекламу сока из-за слишком живого прошлого.

Он скосил взгляд — быстрый, острый, как лезвие — и приподнял бровь.
— Ты сейчас серьёзно? — пробормотал, не сводя глаз с дороги.

— Да бля, серьёзно. Ну пожалуйста, ну пару бутылок, я не прошу много. Я просто… — я выдохнула, — ну я не знаю, просто хочу, ясно?

Он молчал. Секунду. Две. Слишком долго. Я снова дёрнула его за рукав.
— Ну заедем, ну Олееег!

И только тогда до меня дошло.
Я назвала его по имени.
Блять.

Всегда был Шепс. Только Шепс. Он сам так себя продавал — холодный, закрытый, колючий. Но не Олег. Олег — это будто что-то человеческое, личное, тёплое.
Я даже замолчала на секунду, пытаясь откатить, как будто в этой жизни можно нажать Ctrl+Z.

Он резко затормозил у обочины, развернул ко мне лицо.
— Ты только что назвала меня по имени, — произнёс он медленно, будто пробовал слова на вкус.

— Случайно, — выдала я, отводя взгляд. — Просто… алкоголь действует.

— Или ты становишься мягче. Опасно.

— Иди нахуй, — буркнула я, прикрывая глаза рукой. — Просто купи мне бутылку и не психуй.

Он смотрел. Слишком внимательно. Слишком долго.
Потом кивнул.
— Только если будешь называть меня по имени. Ещё раз.

— Ты извращенец, — усмехнулась я, а внутри всё ёкнуло.
— А ты — наркоманка, — парировал он и всё же вырулил в сторону ближайшего магазина.

И я, сука, улыбнулась.

— Что ты хочешь? Вино? — Олег остановился у входа в магазин, обернулся через плечо, с ленцой осматривая меня, будто мы выбираем не алкоголь, а что-то более интимное.

Я склонила голову, прислонилась к машине, глядя на него снизу вверх.
— Хочу крепче, — ответила почти шёпотом, но так, чтобы он точно услышал. В голосе — лёгкая дерзость, лень, утомлённость, и... тоска.

Он приподнял бровь, будто я его удивила, но взгляд остался спокойным.
— Ты ж говорила, что кроме вина ничего не пробовала, — усмехнулся, поправляя манжет на куртке.

— Всё когда-то бывает в первый раз, не так ли? — ухмыльнулась я. — Особенно в этой сраной жизни. И особенно с тобой, Шепс.
Заметила, что опять назвала его по фамилии — специально. Немного даже с вызовом.

Он сделал шаг ко мне, почти вплотную, взгляд уткнулся в мои глаза. Тихо сказал:
— Только если ты не вырубишься от одного глотка. Мне потом тебя на себе тащить — не в кайф. Я ж не Дима.

— Ты не Дима, — согласилась я, не отводя взгляда. — Ты хуже. Ужасно раздражаешь.

— Взаимно, принцесса. — Он кивнул, открывая дверь магазина. — Сиди тут. Я быстро. Что-то покрепче, так покрепче...

Он ушёл, а я осталась у машины. Накрылась тишиной, сижу, прислонившись затылком к стеклу, закрыв глаза. Голова слегка гудит от всех мыслей, чувств, неразрешённостей.

«Хочу крепче» — почему сказала именно это? Алкоголь или правда хотелось чего-то, что прожигает насквозь, как его взгляд?

Может быть, просто хотелось, чтобы кто-то, чёрт возьми, понял.