Проклятые одним дыханием.

Утро за завтраком прошло тяжко.

Каира сидела за длинным столом Большого зала, ковыряясь в тарелке каши ложкой, не поднимая взгляда. Лицо казалось опухшим, тёмные круги под глазами выдавали бессонную ночь, а волосы, распушенные и неуклюже торчавшие в разные стороны, походили на дикую гриву. Никто не знал, что от природы они были кудрявыми; обычно она тщательно выпрямляла их, создавая ровную глянцевую прическу. Но сейчас она была слишком измотана мыслями о Малфое и его вероятных замыслах, чтобы заботиться о внешности.

— Как же я могла так глупо повестись на его провокацию? — шептала себе она, стиснув зубы.

Ладно. Нужно собраться. Сегодня было несколько уроков: сначала — Защита от тёмных искусств с профессором Люпином, потом Трансфигурация с Макгонагалл, затем История магии с Бинсом, и, наконец, Зельеварение со Снейпом.

Гарри попросил её, после того как она сходит в библиотеку вечером, отправить письмо Сириусу, чтобы он был в курсе последних событий.

— Четкий план, — думала Каира, подбирая мысли. — Избегать любого контакта с Малфоем. Отправить письмо Сириусу. И внимательно слушать уроки.

Рон, заметив её усталый вид, подсел к ней:

— Ты знаешь, вчера была вечеринка, — сказал он с восторженным лицом. — Если бы мы знали, пошли бы.

Каира чуть не растерялась, чувствуя, как по спине побежали холодные мурашки. Её лицо не выдало эмоций, но внутренне она сжалась:

— Вечеринка? — переспросила она, будто интересовалась как чужим событием. — А что за вечеринка?

Рон, совершенно не подозревая, что она там была, с удовольствием начал расписывать подробности:

— Да это была такая штука... Когтевранцы с Слизерином устроили что-то вроде встречи для гостей из Дурмстранга и Шармбатонки. Было весело. Крам там был... — он сделал театрально огорченное лицо, — с Драко и его шайкой всё время.

Гарри кивнул:

— Упустили возможность познакомиться с Крамом. Целый день с Малфоем и его компанией.

Каира чуть улыбнулась сквозь усталость:

— Ну ничего, вы ещё успеете найти момент.

Гарри внимательно посмотрел на неё, немного нахмурившись:

— Всё ли у тебя нормально? Ты выглядишь... помотанной.

— Да... просто плохо спала, — ответила она ровно, стараясь не выдать тревогу и усталость, которые всё ещё не отпускали её.

Она вздохнула, пытаясь успокоить мысли. Внутри всё ещё гудела напряжённая смесь раздражения и усталости. Впрочем, предстоящие уроки и строгий график должны были помочь ей сосредоточиться — или хотя бы отвлечься от мыслей о Малфое и вчерашней вечеринке.

С каждым кусочком каши она словно пыталась собрать себя в единое целое: мысли о письме Сириусу, о контроле над ситуацией и о том, как долго ей удастся скрывать правду от Гарри и Рона, перекатывались в голове как тихая, но настойчивая буря.

День медленно тянулся, каждый урок казался Каире пыткой. В классе Защиты от тёмных искусств она пыталась сосредоточиться на объяснениях Люпина, повторять заклинания и следить за движениями одноклассников, но мысли постоянно возвращались к вчерашней вечеринке. Как она могла позволить Малфою втянуть себя в эту игру? Какие ещё провокации он подготовит? Даже когда палочка дрожала в её руке, она чувствовала внутреннее напряжение, которое мешало сосредоточиться.

На уроке Трансфигурации она старательно повторяла движения Макгонагалл, тщательно произносила заклинания, но с каждым шагом внутри росло раздражение. Каждая улыбка Дафны, каждый шепот слизеринцев казался ей маленькой издёвкой. Её пальцы сжимали волшебный жезл сильнее, чем нужно, а сердце то и дело подскакивало от непрошеных воспоминаний о том, как Малфой ухмылялся и издевался над ней, наблюдая за её поражением в бильярде.

На Истории магии с Бинсом она пыталась полностью уйти в даты, события, имена древних магов, но даже это не спасало: в голове вновь и вновь прокручивались образы вчерашнего вечера, сцены с Крамом, с Малфоем, с горечью собственного поражения. Гарри и Рон время от времени шептались, обсуждая вечер, но она старалась не обращать внимания, словно каждая их реплика могла раскрыть её тайну.

Зельеварение со Снейпом стало настоящим испытанием. Каждое движение с ингредиентами требовало точности и спокойствия, которых внутри неё почти не осталось. Когда Каира неправильно добавила один компонент в зелье, Снейп подошёл к её столу, пронзительно глядя глазами.

— Кенгерли, это совершенно далеко от нужной формы. — его голос был холодным, почти как сталь.

Она сжала зубы, подавляя раздражение, но внутри всё бурлило: усталость, разочарование, чувство собственной неуклюжести и снова мысли о Малфое, который, вероятно, только и ждёт момента, чтобы воспользоваться её слабостью.

Когда уроки закончились, Каира чувствовала себя побитой. Тело устало, мысли путались, а напряжение внутри не отпускало. Она тихо поднялась со своего места, аккуратно собрала вещи и направилась в библиотеку.

В библиотеке было немного светлее, воздух был пропитан запахом пыли, старых томов и травяных настоев. Она устроилась за уединённым столом, разложила книги, но открыть страницу и сосредоточиться было почти невозможно. В голове крутились воспоминания о вчерашнем вечере, о Малфое и его хищном самодовольстве, о собственных промахах и унижении.

— Нужно... собраться, — тихо прошептала она себе, сжимая карандаш. — Письмо Сириусу. Контроль над собой. Держать лицо.

Но каждое слово, каждая строчка о магических существах и заклинаниях отзывалась эхом в мыслях о Малфое. Она чувствовала себя одновременно истощённой, раздражённой и тревожной, но понимала: теперь важно выстоять, не дать эмоциям полностью завладеть собой.

Так, среди пыльных полок, под светом мягких ламп, Каира пыталась собрать мысли воедино, хотя сердце и разум были ещё в смятении от вчерашней ночи. Каждый вдох давался с трудом, но она знала: нужно отправить письмо Сириусу, и это станет первым шагом к тому, чтобы вернуть контроль над собственной жизнью.

В гостиной Слизерина стояла привычная, уютная полутьма. Изумрудные огни отражались от холодного камня, мягко переливаясь по стенам. В камине потрескивал огонь, и тёплое пламя отбрасывало на лица учеников неравномерные блики. Несколько человек сидели на кожаных диванах, кто-то лениво потягивал огневиски, кто-то раскладывал карты для волшебной дуэли. Воздух был густой — с привкусом алкоголя, табачного дыма и самодовольства.

— Ну что, — лениво протянул Забини, вытягивая ноги на стол, — всё-таки вчерашняя вечеринка удалась.

Он ухмыльнулся, глядя на Тео, который с блаженной улыбкой подкинул яблоко в руке.

— Когтевранцы до сих пор, небось, отходят.

— А Гриффиндорцы даже не поняли, что пропустили, — хмыкнула Дафна, облокотившись на диван. Её голос был пропитан ленивым ядом. — Кроме Кенгерли.

При одном лишь имени несколько слизеринцев прыснули со смеху.

— О, да, — протянул Тео, — видели, как она вчера стояла перед Малфоем? Как щенок, которому дали подзатыльник. Едва не расплакалась.

— Жалкое зрелище, — добавила Пэнси, не поднимая глаз от зеркальца. — Даже для грязнокровки.

Смех прошёл по комнате, лёгкой волной. Кто-то постучал по столу, кто-то театрально изобразил дрожащие руки Каиры с кием в руках.

— А ведь она, — протянул один из старшекурсников, ухмыляясь, — на секунду поверила, что сможет выиграть у Малфоя. Серьёзно, это было прекрасно.

— Момент, когда он забил последний шар... — подхватил другой, — и её лицо, когда она поняла, что всё — конец.

— Я бы отдал за это пару галеонов, — лениво сказал один из них, доставая мешочек с монетами. — Кстати, Малфой, может, продашь своё «желание»? Я бы с радостью использовал его по назначению.

— Я тоже, — подхватил другой, усмехаясь. — Не зря же ты потрудился, можно и нам немного повеселиться.

В комнате раздался приглушённый смех. Монеты звякнули, когда кто-то шутливо высыпал их на стол.

Драко сидел чуть в стороне — в том самом кресле у камина, где он любил проводить вечера. Его локоть покоился на подлокотнике, а в руке он держал бокал с огневиски. На нём были простые тёмные брюки и чёрная рубашка, чуть расстёгнутая у воротника. На лице — ни тени улыбки, лишь ледяное безразличие.

Он медленно поднял взгляд от бокала, и уголок его губ слегка дрогнул.

— Вы правда думаете, — произнёс он спокойно, растягивая слова, — что я продам удовольствие наблюдать, как она корчится от унижения?

Тишина. Даже огонь будто притих.

— Нет, чуваки, — он лениво поставил бокал на стол, взгляд холодный, почти лениво-звериный. — Такое развлечение бесценно.

Дафна хихикнула, а Тео коротко хмыкнул, кидая на него одобрительный взгляд.

— Так ты уже надумал, что заставишь её сделать? — с интересом спросил Тео, опершись локтями о колени.

Драко прищурился, не торопясь отвечать. Пламя отразилось в его серых глазах, делая их ещё холоднее.

— Нет, — протянул он, проводя пальцем по краю бокала. — И не собираюсь спешить. Пусть живёт с этой мыслью. Пусть каждый день просыпается с вопросом — что я сделаю с ней?

Он усмехнулся, коротко, без тени тепла.

— Страх и ожидание, — продолжил он, откинувшись на спинку кресла, — иногда куда приятнее самого наказания.

— Ты дьявол, Малфой, — тихо сказал Забини, ухмыляясь.

— Нет, — ответил Драко спокойно, отводя взгляд к пламени. — Просто знаю, как работает человеческий страх. Особенно, когда перед тобой тот, кто делает вид, что не боится.

Слизеринцы засмеялись, подхватывая тему. Разговор снова стал лёгким, кто-то вернулся к шуткам о вечеринке, кто-то обсуждал преподавателей. А Малфой остался сидеть у камина, глядя в огонь, не слушая остальных.

Он действительно не чувствовал ничего — ни жалости, ни удовольствия. Просто пустоту.
Она была частью игры, не больше. Очередная фигура, которая сама шагнула в ловушку.
И в этом была вся суть — он никогда не заставлял никого. Они сами делали глупости, а он просто позволял им заплатить цену.

Астория стояла чуть поодаль, терпеливо ожидая, пока в гостиной уляжется шум. Слизеринцы уже начали расходиться, кто-то направился к лестницам, кто-то остался у камина. Малфой всё ещё сидел в кресле, лениво перебирая перстень на пальце, а напротив, на диване, Забини продолжал разговор, не замечая, что их слушают.

— Драко, — позвала Астория тихо, но уверенно. Голос у неё был мягкий, но в нём звучала деловая холодность. — Снейп искал тебя. Сказал, чтобы ты зашёл к нему, как освободишься.

Блондин даже не сразу повернул голову.
— Конечно, — произнёс он сухо, фыркнув. — Ему, как всегда, делать нечего, кроме как вызывать меня по вечерам.

Астория чуть приподняла бровь, не реагируя на его тон.
— Я передала, — коротко сказала она и направилась прочь, лёгко задевая его плечо, когда проходила мимо.

Забини, не дожидаясь, пока она уйдёт из поля зрения, хмыкнул:
— Всё ещё играешь с огнём, Малфой. Снейп — не тот, кого стоит раздражать.

Драко усмехнулся, скользнув взглядом по огню в камине.
— Он раздражается всегда. Это часть его очарования, — лениво бросил он, и бокал в его руке снова зазвенел, когда он поставил его на стол. — Так что, о чём мы?

Забини откинулся на спинку дивана, переплетя пальцы.
— Турнир, — напомнил он. — Твой отец, Люциус. Это ведь не просто прихоть, что он велел тебе принять участие.

Драко перевёл взгляд на друга, в его лице скользнула короткая тень раздражения.
— Конечно, не просто. Мой отец ничего не делает без причины.

— Вот именно, — спокойно продолжил Забини. — И ты это прекрасно знаешь. Всё, что связано с Люциусом Малфоем, — часть чьего-то более крупного плана. Даже если он не говорит этого прямо.

Малфой усмехнулся — тихо, холодно.
— План... у него всегда есть план, Забини. — Он поднялся, поправляя манжету рубашки. — Думаешь, он хочет, чтобы я просто выиграл кубок? Принёс славу семье?

— Не похоже на Люциуса, — согласился Блейз. — Он скорее хочет, чтобы ты оказался в нужном месте в нужное время.

Драко чуть прищурился.
— Или рядом с нужными людьми.

— Скажем так, — Забини кивнул, — если он сам просил тебя участвовать, значит, турнир — не просто игра. Может, что-то связано с гостями, с Дурмстрангом?

— Или с Крамом, — бросил Малфой, в голосе звучала лёгкая насмешка. — Он слишком удобная фигура, чтобы отец не попытался воспользоваться им.

Блейз улыбнулся краем губ.
— Значит, ты действительно собираешься бросить имя в Кубок?

Драко посмотрел на него с тем выражением, в котором не было ни сомнения, ни страха. Только ледяная решимость.
— Конечно. Я Малфой. Я делаю то, что должен.

— Даже если это очередная уловка твоего отца? — уточнил Забини.

— Тем более, если уловка, — холодно ответил Драко, поднимаясь с кресла. — Если он что-то задумал — я узнаю, что именно.

Он застегнул манжету до конца, пригладил волосы, взгляд стал острым, сосредоточенным.

— Снейп первым узнает, что я кинул имя. Не хочу, чтобы потом он ныл о правилах.

Забини кивнул, чуть прищурившись.
— Будь осторожен, Драко. Что бы ни замышлял Люциус — в этот раз это может быть не просто проверка твоей преданности.

Малфой скользнул по нему взглядом — холодным, почти надменным.

— Я не нуждаюсь в предостережениях, Блейз.

— Я знаю, — спокойно ответил Забини. — Но всё же... будь настороже. Даже змеи кусают своих, если их подставить под свет.

Драко усмехнулся.
— Я сам — свет, Блейз. Остальные пусть прячутся.

Он развернулся и, не прощаясь, направился к выходу из гостиной. Дверь за ним закрылась мягко, но от его присутствия будто осталось эхо — уверенность, холод, надвигающаяся буря.

Забини посмотрел в сторону камина и тихо вздохнул.Он знал Драко слишком давно, чтобы не понимать: если Люциус втянул сына в игру — ставки будут куда выше, чем Кубок Трёх Волшебников.

Коридор был пуст. В окнах отражался лунный свет, пробиваясь сквозь витражи и ложась на каменный пол бледными пятнами. В руках Каиры — плотный конверт, запечатанный сургучом. Гарри доверил его ей. Сириусу лично, сказал он, — и Каира воспринимала это почти как миссию. Она шла быстро, сжимая письмо так крепко, будто от её хватки зависела сама тайна Поттера.

Каждый её шаг гулко отдавался в пустоте, и девушка то и дело оборачивалась. Сердце билось учащённо — не от страха, а от неясного беспокойства. Хогвартс был безопасным местом, но в его коридорах всё равно можно было нарваться на тех, кто жаждет испортить тебе вечер.

На очередном повороте Каира резко свернула, и... врезалась во что-то твёрдое. Точнее — в кого-то.

— Ай! — выдохнула она, инстинктивно схватившись за стену, чтобы не упасть.

Перед ней стоял он.

Чёрт. Только не он.

Драко Малфой. Его белокурые волосы, как всегда, аккуратно уложены. Выражение лица — смесь презрения и ледяного превосходства. Он отдёрнул мантию, будто испачкался, и смерил девушку взглядом с ног до головы.

— Прекрасно, — процедил он. — Теперь мне, видимо, придётся сжечь одежду.

Каира прикусила язык, не желая разжигать конфликт.
— Извини, — коротко бросила она, обойдя его. Но стоило сделать шаг, как позади раздалось:

— Эй, — лениво, почти растянуто. — Ты уронила что-то.

Каира обернулась. Письмо. Оно действительно выскользнуло из её руки, когда она врезалась в него. Сейчас оно лежало прямо под его ногой — изящная чёрная туфля Малфоя стояла поверх конверта.

Сердце девушки ухнуло вниз.

Она метнулась вперёд, но тот лишь приподнял уголок губ в знакомой усмешке и чуть сильнее прижал ступнёй письмо к полу.

— Что ты делаешь?! — резко спросила Каира, злость и тревога смешались в голосе.

— Развлекаюсь, — холодно ответил он, наклоняя голову чуть вбок. — Не заметно?

Каира скрестила руки на груди, изо всех сил удерживая себя, чтобы не закричать.

— У тебя странное понятие о развлечении.

— У меня — реалистичное, — парировал он. — Вот ты, например. Всё время такая вылизанная, будто из учебника вылезла. Любишь лаять, видя несправедливость, а стоит чуть толкнуть — и вся эта храбрость куда-то испаряется.

Он приподнял письмо, взяв его двумя пальцами, словно что-то неприятное, и лениво покрутил в воздухе.

— Интересно... что в нем? Может, твоя любовная переписка с Поттером?

— Отдай, Малфой, — процедила Каира, делая шаг ближе.

— Или, может, ты пишешь своему милому папаше-маголу? — он скривился. — О, подожди. У тебя ведь нет нормальной семьи, да?

Слова ударили, как пощёчина. Внутри у неё всё сжалось, но она не отвела взгляда.
— Не твоё дело.

— Попал в точку, Кенгерли? — тихо сказал он, и уголки его губ дрогнули. — Всегда знал, что под этой храброй маской ты всё та же жалкая девчонка, которая не знает, куда себя деть.

Каира шагнула вперёд, почти вплотную, сжимая кулаки.
— Ты наслаждаешься тем, что мучаешь других, да?

— Я просто называю вещи своими именами, — спокойно ответил Малфой, поднимая письмо над головой, не давая ей ни малейшего шанса дотянуться. — И, кажется, тебе стоит научиться держать дистанцию.

— Отдай, — повторила Каира, но голос сорвался. — Больно мне нужно быть к тебе ближе.

Он чуть подался вперёд, почти шепча:
— А если не отдам? Пойдешь пожалуешься Макгонагалл, о том что плохой Малфой не отдает мне письмо?

Каира смотрела прямо ему в глаза. В его зрачках отражался лунный свет, холодный и насмешливый.
— Я не такая, как ты, — выдохнула она. — Я не прячусь за фамилией.

Малфой замер на секунду, но быстро вернул себе маску безразличия.
— И всё же, — произнёс он тихо, — фамилия даёт мне власть. А у тебя... — он поднёс письмо к лицу, словно разглядывая печать, — есть только страх.

Эти слова задели глубже всего. На миг она действительно почувствовала, что сейчас расплачется — не от обиды, а от бессилия.

— Почему ты такой мерзавец, Малфой? — прошептала она.

Он усмехнулся.
— Потому что могу себе это позволить.

И, словно издеваясь, он медленно опустил руку и сунул ей письмо обратно.

— Забери. Но помни: в следующий раз, Кенгерли, я могу быть не в настроении.

Каира выхватила письмо, будто боясь, что он передумает, и стиснула его у груди.

— Надеюсь, в следующий раз я просто не окажусь рядом.

Он шагнул ближе, почти касаясь её плечом.
— Это вряд ли, учитывая, что в последнее время теб нравиться находиться в моей компании. — прошептал он у самого уха, прежде чем уйти по коридору, оставив за собой холодный запах парфюма и ощущение ледяной злобы.

Каира стояла неподвижно, чувствуя, как дрожат пальцы. Лишь когда шаги стихли, она позволила себе выдохнуть.

Он просто чудовище.

Сжав письмо до боли в ладони, она развернулась и почти бегом направилась к совятне.
Она больше не оборачивалась.

***

Большой зал Хогвартса гудел, будто улей. На длинных столах мерцали свечи, огни отражались в кубках с тыквенным соком, а воздух был пропитан волнением — сегодня, наконец, должны были объявить имена тех, кого выберет Кубок Огня.

Ученики всех школ, приглашённых на Турнир Трёх Волшебников, собрались в центре. Представители Дурмстранга стояли кучно, высокие, молчаливые, в красных мантиях. Французские ученицы из Бобатона — утончённые, лёгкие, словно из другого мира. И, конечно же, весь Хогвартс: шумный, нетерпеливый, гудящий как потревоженный улей.

Каира сидела за столом Гриффиндора рядом с Гарри и Гермионой. Её пальцы постукивали по столу — нервно, ритмично. Она видела Кубок Огня вблизи: пламя в нём пульсировало ровно, как дыхание живого существа. Это было не просто магическое пламя — в нём чувствовалась древняя сила.

Дамблдор встал, и зал мгновенно стих.
— Итак, — его голос прозвучал торжественно. — Кубок Огня готов сделать свой выбор.

В пламени мелькнула искра, вспыхнув ослепительно белым. На мгновение зал осветился, и из пламени вылетел первый клочок пергамента. Дамблдор поймал его в воздухе.

— Чемпион школы Дурмстранг — Виктор Крам!

Зал взорвался аплодисментами. Особенно шумели гости с севера — Крам, угрюмый и сильный, просто кивнул и прошёл вперёд, как будто это было само собой разумеющееся.

Через минуту пламя вновь вспыхнуло — на этот раз синим. Второй клочок бумаги вылетел из Кубка.

— Чемпион школы Шармбатон — Флёр Делакур!

Среди девушек послышались восторженные вздохи. Флёр встала из-за стола, сияя, её серебристые волосы сверкали в свете свечей. Она изящно прошла вперёд, грациозно кивнув Дамблдору.

— И, наконец... — произнёс он, взглянув на Кубок.

Пламя вспыхнуло в третий раз — на этот раз алым. Все затаили дыхание. Клочок бумаги медленно опустился в ладонь директора.

— Чемпион Хогвартса — Драко Малфой!

В ту же секунду за столом Слизерина поднялся оглушительный шум. Сотни ладоней захлопали, послышались восторженные свисты. Пэнси визжала, Тео и Забини встали, хлопая и одобрительно свистя. Даже Снейп позволил себе едва заметную ухмылку, глядя на своего подопечного.

Драко поднялся из-за стола — уверенный, холодный, будто знал, что всё будет именно так. Его белые волосы блеснули в огне факелов, а на губах заиграла тонкая, самодовольная улыбка. Он прошёл мимо других учеников, не глядя ни на кого, словно весь зал был лишь декорацией для его выхода.

Каира, сидевшая за столом Гриффиндора, смотрела на него с каменным лицом. В груди неприятно кольнуло. Вот зачем ему это было нужно... то, о чём говорил Забини. Всё часть плана.

Когда Дамблдор вновь повернулся к залу, все стихли, ожидая конца церемонии.
— Поздравляю наших трёх чемпионов! — объявил он. — Теперь они отправятся в соседнюю комнату, чтобы получить первые инструкции...

Но не успел он договорить, как Кубок вновь загорелся.

Сначала — лёгкое потрескивание. Потом — яркий, внезапный всполох синего огня. В зале повисла напряжённая тишина.

Изнутри вылетел ещё один клочок бумаги.

— Что?.. — пробормотал Дамблдор, поймав его.

Он развернул пергамент, и глаза его чуть расширились.

— Гарри Поттер.

На секунду все замерли.

Тишина. Даже огонь в факелах будто замер. Потом, почти одновременно, зал взорвался.

— Что?! — кто-то крикнул.
— Он же не подавал имя! —
— Это невозможно! —

Слизеринцы, как по команде, разразились смехом и насмешками.
— Конечно, Поттеру всегда нужно быть в центре внимания! — громко сказал кто-то со стола Малфоя.
— Герой снова в деле! — выкрикнула Пэнси.

Драко, сидевший теперь ближе к центру зала, только склонил голову вбок, усмехнувшись.
— Ну конечно, — пробормотал он, — как же без Поттера. Без него Хогвартс бы, видимо, рухнул.

Каира почувствовала, как её пальцы сжимаются. Она перевела взгляд на Гарри — тот выглядел ошарашенным, даже бледным. Гермиона пыталась что-то сказать, но слова застряли в горле.

Ему ведь никто не поверит, — подумала Каира.

Дамблдор уже спустился к нему, прося следовать в соседнюю комнату, и весь зал гудел, будто закипевший котёл.

— Ну вот, началось, — произнёс Рон хмуро, глядя на друга.
Каира посмотрела вслед Поттеру, чувствуя странное предчувствие.

Что-то в этом было не просто странным — это было опасно.

И где-то в дальнем конце зала Драко всё ещё улыбался — тихо, почти незаметно, как человек, который видел, что всё идёт именно так, как и должно.

Когда Гарри и Малфоя увели вслед за Макгонагалл, зал постепенно начал успокаиваться, но напряжение в воздухе не рассеялось. Все переговаривались шёпотом, обмениваясь взглядами, сплетнями, догадками.

Каира всё ещё стояла, не прикасаясь к еде, с ледяным комком в груди.
Они не понимают... они не видят, как он себя чувствует.
Гарри выглядел не злым, не виноватым — просто опустошённым. Словно весь мир внезапно повернулся против него.

— Каира, — тихо сказала Джинни, которая сидела рядом, — ты думаешь... кто-то правда мог подкинуть его имя?
Каира вздохнула.
— Думаю, да. И кто бы это ни был, он добился своего — теперь все считают Гарри вруном.

Рон мрачно постучал ложкой по тарелке.
— Малфой бы это сделал, если б мог.
— Может быть, — согласилась Каира, хмурясь. — Но это слишком умно даже для него.

Позже, когда шум в зале утих, а преподаватели и старосты начали разгонять студентов по факультетам, Каира всё ещё не могла собраться с мыслями. Её раздражало всё: как все перешёптываются, как слизеринцы злорадствуют, как Гриффиндор молча ест, будто ничего не произошло.

Она поднялась из-за стола и вышла в коридор. Тёплый свет факелов дрожал на стенах, отражаясь в мраморном полу. Нужно проветриться, — подумала она.

Едва она дошла до развилки, как за спиной послышался знакомый ленивый голос:
— Нервничаешь из-за Поттера, Кенгерли?

Она даже не повернулась — просто закрыла глаза.
Только не сейчас.

Драко стоял, опершись на стену, руки в карманах, мантия небрежно расстёгнута. Выглядел он так, будто только что сошёл с обложки журнала — спокойный, самодовольный, с лёгкой усмешкой.
— Я думал, ты будешь счастлива, — продолжил он. — Твой лучший друг теперь знаменит как никогда.

Каира медленно обернулась, глядя на него с холодом.
— Хватит, Малфой.
— Что, задело? — в его голосе звучала скука, но глаза блестели. — Забавно, как ты кидаешься защищать Поттера. Может, хочешь попасть в следующий турнир и умереть за него?

— Лучше умереть за друга, чем прожить жизнь слизняком вроде тебя, — тихо ответила она.

Его улыбка стала шире.
— Сильно сказано. Но в следующий раз подбирай слова осторожнее — не хочу, чтобы ты плакала опять, как тогда из-за письма.

Он... видел это. Помнит. И наслаждается.

Каира сделала шаг ближе.
— Ты, должно быть, получаешь удовольствие, когда другим больно, хотя о чем я, ты же Малфой. Сын своего папаши.

— Наконец-то догадалась, — лениво ответил он. — А теперь извини, у меня дела поважнее, чем слушать твои моральные речи.

Он развернулся и пошёл в противоположную сторону, а Каира стояла посреди коридора, сжимая кулаки до боли.

Он монстр. Холодный, пустой монстр.

Тем временем в кабинете Дамблдора стояли четыре чемпиона:
Флер, Крам, Драко и Гарри.

Флер нервно крутила в пальцах локон, Крам стоял неподвижно, как статуя, а Малфой с ленивым интересом рассматривал Кубок Огня, сияющий на пьедестале.

Дамблдор вошёл, глядя поверх очков на юношей. Его лицо было спокойным, но глаза — жёсткие.

— Итак, господа, леди, поздравляю вас. Однако, — он перевёл взгляд на Гарри, — я вынужден спросить ещё раз. Гарри... ты уверен, что не кидал своё имя?

— Да! — вспыхнул Гарри. — Я не делал этого, сэр!

Малфой не удержался от тихого смешка.
— Конечно, Поттер, — протянул он. — Кубок сам выбрал тебя, потому что не устоял перед твоей славой.

Гарри рванулся вперёд, но профессор Макгонагалл шагнула между ними.
— Хватит, мальчики!

Дамблдор поднял руку, призывая к тишине.
— Думаю, истина всплывёт со временем. До тех пор прошу вас всех проявить уважение к выбору Кубка.

Гарри стоял мрачный, опустив голову, чувствуя, как за его спиной пылают взгляды — завистливые, злые, недоверчивые.

А Малфой, покидая кабинет, бросил через плечо еле слышно:
— Повезло тебе, Поттер. Но поверь, удача долго не держится.

Позже, когда Каира услышала, что Гарри официально утвердили как четвёртого участника, она села на кровать и закрыла лицо руками.
Как же всё пошло не так...

И где-то внизу, в подземельях, Драко Малфой сидел в кресле, крутя бокал с водой, и с лёгкой усмешкой думал:
— Турнир только начинается.
И мне, пожалуй, будет не скучно.

Следующие несколько дней стали для Каиры испытанием — медленным, изматывающим, полным внутренней тяжести.

После церемонии выбора чемпионов Хогвартс будто ожил... но в самой тёмной форме. Коридоры гудели от сплетен, и каждое слово о Гарри будто ножом резало слух.

— Поттер всегда тянется к вниманию, — говорили ученики.

— Конечно, сам подкинул имя, — ухмылялись слизеринцы.

Даже часть гриффиндорцев теперь смотрела на Гарри с настороженностью.

Каира не раз слышала, как кто-то бросает Гарри вслед язвительные комментарии, и каждый раз она сжимала кулаки до боли, чтобы не наговорить чего-то, за что потом снимут очки с факультета.

Гарри выглядел измученным. Он молчал на уроках, не шутил, не улыбался, и даже Гермиона не могла вытянуть из него слова.
Но хуже всего было то, что Рон отвернулся.
Не просто остыл, а будто отрезал связь.

Каира видела, как Гарри пытается заговорить с ним, как Рон отводит взгляд, бормочет что-то про «лжецов» и уходит.
А она стояла между ними — как на мосту, который рушится с обеих сторон.

— Вы оба ведёте себя, как дети, — сказала она однажды резко, не выдержав.

— Тогда не вмешивайся, Каира, — огрызнулся Рон. — Это не твоё дело.

Не моё? — мысленно выдохнула она, ощущая, как всё внутри сжимается. Я же только и делаю, что пытаюсь всех удержать от полного развала.

Она пыталась учиться, но не получалось.
На трансфигурации вместо того, чтобы превращать иголку в перо, она смотрела в пустоту, снова и снова прокручивая события той ночи с Кубком.
На зельеварении Снейп сделал ей выговор, когда она случайно перепутала ингредиенты — и хоть он делал это холодно, без особых эмоций, Каире казалось, будто вся аудитория уставилась на неё с тем же презрением, с каким когда-то смотрел Малфой.

Малфой...

Вот уж кто наслаждался всей этой историей.
В первый день после отбора он не скрывал удовольствия — шутил, язвил, отпускал мерзкие комментарии вроде:

— Видимо, Кубок Огня решил, что Поттер недостаточно известен.

Но потом... он вдруг исчез.
На занятиях сидел молчаливый, с отстранённым выражением лица.
На перерывах — ни слова, ни одной шутки.

Каира даже ловила себя на мысли, что ищет его взгляд в толпе.
Словно ждёт, что он снова подойдёт, скажет что-нибудь язвительное, напомнит о «желании».
Но ничего.

Малфой будто растворился в собственном величии.
Теперь он — чемпион.
Слизерин превратил его в звезду. На каждом шагу ему рукоплескали, шептались за спиной:

— Драко Малфой — наш герой. Наш шанс на победу.
И он принимал всё это с ледяным спокойствием, с тем самым взглядом, от которого у Каиры внутри всё закипало — надменным, пустым, непроницаемым.

Иногда она думала: Может, он просто забыл. Может, ему и правда всё равно.
Но чем больше она это повторяла, тем сильнее росло тревожное ощущение, что нет.
Он не забыл.
Он просто ждёт.

И это "ожидание" было хуже любого удара.

Каира пыталась отвлечься. Сидела в библиотеке до позднего вечера, делала конспекты, писала Сириусу от имени Гарри, повторяла заклинания, чтобы хоть чем-то занять мысли. Но стоило ей остановиться — всё возвращалось.

Гарри, который теперь ходил один.
Рон, упёртый и обиженный.
И Малфой — с его ледяными глазами, ленивыми усмешками и странным молчанием.

Может, всё это лишь затишье перед бурей... — подумала она, листая книгу.
Но в глубине души Каира знала:
у Малфоя не бывает "затишья".
Он просто выбирает момент, когда ударить больнее всего.

Большой зал к этому часу почти опустел.
Воздух был наполнен остатками вечернего ужина — запах жареного мяса, тыквенного сока и чего-то сладкого витал над длинными столами.
Каира устало вошла внутрь, сжимая в руках книгу и глядя куда-то в пол. День вымотал её полностью: после уроков, разговоров, пересудов и тяжёлых мыслей хотелось только тишины.

Она заметила Джинни за столом Гриффиндора — та сидела одна, покачивая ногой и лениво перелистывая какой-то журнал.
Каира молча подошла, опустилась рядом, положив книгу перед собой и устало вздохнув.

— Опять всё на тебе, да? — спросила Джинни, глядя на подругу.
Каира чуть пожала плечами:
— Просто... устала.

Несколько мгновений они сидели молча. В зале было тихо — лишь отдельные голоса доносились от соседнего стола.
Но стоило Джинни поднять взгляд, как её раздражение стало почти осязаемым.

За соседним столом — у Слизерина — сидели Тео, Забини и Крэбб.
Они громко смеялись, что-то спорили, стучали вилками о тарелки, обсуждая турнир и последние слухи о Гарри.
Их смех разносился по пустому залу, словно нарочно разрывая редкую тишину.

Джинни нахмурилась.
— Мерзкие змеюки... хоть бы хоть раз держали язык за зубами, — пробормотала она, не отрывая взгляда.

Каира тихо опустила глаза в книгу, делая вид, что не слышит. Она не хотела сцены. Не сегодня.
Но терпение Джинни было коротким.
— Эй! — громко бросила она через плечо, — Может, потише будете? Тут люди отдыхают!

Слизеринцы повернулись в их сторону.
Тео Нотт усмехнулся, облокотившись на стол:
— А тебе, Уизли, кто слово давал? Сиди и не пищи.

Забини, который лениво крутил палочку в пальцах, прищурился с тем самым, лениво-надменным выражением, будто всё происходящее — игра.
— Остынь, Тео, — сказал он с ленивой улыбкой, — Не стоит злиться на девочек. Они просто скучают по вниманию.

Каира уже собиралась сказать что-то резкое, но не успела.
Одним небрежным движением палочки Забини «случайно» задел тарелку с пюре и подливой на краю стола.
Тарелка взлетела в воздух и с противным шлепком опустилась прямо на голову Каиры.

Тишина.
Мгновение — и за слизеринским столом раздался громкий, довольный смех.
Крэбб хлопнул ладонью по столу, Тео фыркнул от смеха, а Забини сидел, невинно разводя руками:
— О, какая жалость, случайность...

Джинни вскочила, глаза сверкали гневом:
— Вы совсем с ума сошли?!

Но Каира не ответила.
Она просто медленно поднялась, не глядя ни на кого. С её волос и плеч стекала густая подлива, оставляя липкие следы на мантии.
Тишина вдруг стала оглушительной — даже когтевранцы за соседним столом перестали жевать, глядя на неё с шоком и жалостью.

Каира вздохнула, стряхнула остатки пюре с рукава и аккуратно закрыла книгу.
Ни слова.
Ни взгляда в их сторону.
Она просто подняла её под локоть, развернулась и пошла к выходу — с прямой спиной, но медленным шагом.

Слизеринцы снова захихикали вслед, кто-то даже свистнул, но она не повернула головы.
Горло сжалось — не от унижения, а от усталости.
Ей было невыносимо то, как легко люди позволяли себе смеяться над другими.

Почти у самых дверей она резко столкнулась с кем-то плечом.
Удар был ощутимый — и Каира на секунду потеряла равновесие.

Перед ней стоял Драко Малфой.
Он только входил в зал, когда она, не глядя, задела его.

Малфой нахмурился, глядя на неё сверху вниз.
—  Смотри, куда идёшь, Кенгерли, — процедил он раздражённо.

Но, заметив состояние её волос и одежды, слегка приподнял бровь.

Пюре стекало по её прядям, по вороту мантии.
Он моргнул, будто пытаясь понять, что за нелепая сцена перед ним.

Каира ничего не сказала. Даже не посмотрела на него. Просто обошла, не сбавляя шаг, и вышла из зала.

Малфой стоял секунду неподвижно, глядя ей вслед, потом хмуро повёл плечом и прошёл дальше к своему столу.
Забини встретил его с ухмылкой, Тео что-то шепнул, но Драко не ответил.
Он лишь бросил короткий взгляд на тарелку, на остатки пюре, на их довольные лица — и вдруг, без единого слова, уселся рядом, откинувшись на спинку стула.

— Что-то случилось? — лениво спросил Забини.
— Ничего, — коротко бросил Драко, наливая себе тыквенного сока.
Но когда он откинулся, взгляд его невольно скользнул в сторону дверей, через которые ушла Каира.

И почему-то — сам того не осознавая — он нахмурился чуть сильнее.

Ванная была такой, как полагалось в страшилках: отслоившаяся плитка, раковины с потускневшими кранами, на зеркале — пятна от старых отпечатков. С тех пор, как ученики начали придумывать байки о призраках, сюда действительно заходили редко — стены будто хранили шорохи и холод, и даже воздух казался гуще, чем в остальной части замка. Но Каира не верила в привидений. Страх смерти — слишком абстрактная штука, чтобы занимать её рассудок; она была логична и практична, ей проще было пересчитать риски и принять их, чем ночами дрожать от теней.

Она наклонилась над краном, воду пускала холодную — горячая оставляла на коже дрожащий слой усталости. Волосы, упрямо прямые большую часть времени из-за её выпрямляющих ритуалов, теперь были мокрыми и кудрявыми, прилипали к шее и щекам; она не стала бороться с ними — просто отмыла липкие следы подливы и пюре, стряхнула руки, посмотрела в мутное зеркало. В отражении — глаза с тёмными кругами, опухшее лицо, распушенная грива, и полоса сурового, усталого выражения. Она оперлась обеими руками в раковину и на секунду позволила себе усмехнуться — не от веселья, а от раздражённой иронии:

«Чёртов сентябрь», — подумала она. — «Выгрыз из меня все соки ещё до октября».

Мысли шли кругами: о Малфое, о той вечеринке, о письме для Сириуса, о Гарри и о Роне. Невозможно было полностью выключиться — тревога жила в мелочах, и каждый звук казался сигналом тревоги. Но в этой комнате, в мерцании тусклой лампочки и холоде керамики, она пыталась вернуть себе спокойствие: выровнять дыхание, собрать мысли, сделать план.

В этот момент дверь входа хлопнулась, и сначала Каира подумала, что это эхо — просто порыв замкового ветра. Но затем послышался щелчок зажигалки: металлический звук, взрослый и раздражающий. Она резко развернулась.

Он стоял в дверном проёме, как будто и не вошёл — просто оказался здесь. Платиновые волосы, точно уложенные, бледное лицо, смуглая тень от сигаретного дыма вокруг губ. Малфой держал сигарету, зажжённую огнём, и тонкая струйка дыма тянулась вверх к своду потолка. Он выглядел так, будто ни на секунду не сомневался: это его пространство, и кто бы ни вторгся — тот либо уйдёт, либо получит.

Его взгляд проскользнул по мокрым прядям, по лицу, по рукам, опёршимся в раковину. На мгновение что-то показалось ей в нём — не простое раздражение, а тихое удивление, словно он и сам не ожидал увидеть здесь Кенгерли. Но внешне он сохранил привычную маску: презрение, холод, лёгкая усталость от положения вещей.

— Ты что здесь делаешь? — хмыкнул он. Слова были коротки и резки; в его тоне слышалось раздражение и господское право распоряжаться пространством чужаков. — Это место закрыто. Уходи.

Каира подняла подбородок. В глазах — усталость, но и отточенная решимость. Её пальцы всё ещё были мокрыми; вода стёсывала с них каплями и падала обратно в раковину. Она могла бы молча уйти. Было много причин: вечерняя сцена, его слова, его — предсказуемый — вкус к издевкам. Но молчание означало позволить ему снова поставить себя в новую клетку — клетку, где он решает, кто достоин слова, а кто — нет. Она не хотела этого.

— Это — раковина, — спокойно ответила она, в тоне не было испуга. — Я помылася. Ты что, охраняешь теперь заброшенные сантехнические узлы?

Он чуть прищурился. В уголке его губ тронулось раздражённое движение — половинчатая усмешка, будто он уже готовил язвительный ответ.
— Не веди себя, как будто можешь тут шляться, — сказал он тихо. — Правда, Кенгерли? Куд пропадает твоя самоуверенность при малейшем случае.

Каира не отступила. Её внутренний голос считал возможные варианты: уйти сейчас — безопасно; остаться и ответить — риск конфликтной эскалации; вызвать свидетелей — хлопотно. Но логика и гордость часто спорили: логика шептала: «уйди и не ввязывайся», гордость — «не позволяй ему выбирать за тебя». Она выбрала— как всегда — не покоряться без прямой причины и не поддаваться игре.

— Я не «шла» никуда, — тихо сказала она. — Ты тратишь мои нервы, Малфой. Можешь продолжать охранять туалет, если тебе так хочется. Только не мешайся под ногами.

Он сделал шаг ближе; в его движениях чувствовалась контролируемая угроза: не грубость ради грубости, а попытка обозначить границы, которые, по его мнению, принадлежали ему.
— Ах да? — медленно произнёс он. — Интересно, как долго ты сможешь держать этот тон.

Каира уставилась в его глаза. Внутри всё закипало: раздражение нарастающее, холодное и ровное. Она видела, как Малфой работает: давит, провоцирует, ждёт реакции. И если она отреагирует с эмоцией, он получит своё — ту самую власть над её состоянием, которой он питался.

Но быть спокойной не значит быть слабой. Она позволила себе узкую, сухую улыбку:
— Чем дольше, тем лучше для меня. Занимайся своими делами. Я займусь своими.

Он рассмеялся — низко, с насмешливой ноткой, и в этом смехе было неприятное удовлетворение.
— Ты всегда так наивна, — прошипел он. — Только представь: если я захочу, я могу сделать так, что тебе будет не до насмешек.

Слова прозвучали едва слышно, но в них не было прямого обещания — скорее игра с возможностями. Каира почувствовала, как внутри поднимается холод. Это было не прямое физическое насилие, но это была пытка контроля: он не говорил, что сделает, но дал понять, что обладает полномочиями и связями, чтобы довести её «до дела».

Она выдержала паузу, затем спокойно ответила:
— Ты жалок.

Его глаза на секунду сузились; в них мелькнула тень — не презрение, а что-то более сложное и раздражающее: интерес, идущий рядом с отвращением. Он никогда не любил, когда кто-то отвечал ему наравне. И уж тем более — кто-то, кто, по его мнению, «ниже» по происхождению.

— У меня нет времени на учебные лекции, — сказал он наконец, голосом, который был и приказом, и угрозой в одном. — Убирайся.

Каира глубоко вдохнула — холодный камень под ногами, запах дыма и старой плесени, лёгкий звон капель воды — всё это мешало, но не ломало её. Она встала, собрала мокрые пряди, подтянула мантию так, чтобы не стекало, и ответила ровно, без дрожи:

— Я уйду, когда закончу. И не из-за тебя.

Он сделал ещё шаг, почти касаясь её плеча. Она не отпрянула. Это было не вызовом — это было осознанием границы: она не позволит ему играть её страхом. Но в его глазах читалось: он поставил «пометку». Это обещало не мягкость, а холодную терпеливую настойчивость. Он не разрывает и не ломает сразу — он наблюдает.

— На этот раз, — прошептал он, — мне выгоднее, чтобы ты думала, что твоя участь — в твоих руках. Поделись остатками пюре со своими недоразвитыми дружками.

Он повернул голову, выпускал дым колечком, и с лёгким вздохом ушёл в коридор. Его шаги отскочили от камня, оставляя за собой запах табака и неуловимое чувство надвигающегося давления.

Каира осталась одна в комнате, зеркало пеленало отражение ещё немного влажной девушки с кудрявой головой. Внутри звучал тихий, но твёрдый голос:

Она вытянула рукав мантии, промокнула волосы, собрала концы в тугой хвост. В ванной оставался тусклый след того разговора — короткой, но отчётливой дуэли воли. И, возможно, это было ещё хуже, чем явная угроза: потому что теперь ей предстояло рассчитывать не только на свои силы, но и на время — чтобы понять, когда и как Малфой сделает ход, и что она сможет ответить.