Глава 2.
Поезд тихо гудел, колёса размеренно постукивали по рельсам — тук-тук, тук-тук, словно напоминая, что жизнь продолжается, как бы ни хотелось остановить её.
Каира сидела у окна, подбородок опирался на руку. За стеклом мелькали холмы, залитые утренним солнцем, но она не видела ни света, ни пейзажа — только собственные мысли.
Её отражение в окне выглядело чужим: бледная кожа, тени под глазами, рассеянный взгляд. Вчерашняя ночь не отпускала. Она помнила всё — запах дыма, крики, пламя палаток, тяжесть рук, шершавую ткань пола под щекой... и тот момент, когда её волокли сквозь грязь.
Ещё немного — и всё было бы кончено.
Пальцы сжались на коленях.
Ей казалось, что если бы друзья узнали хоть половину того, что произошло, она не вынесла бы их взгляда — жалости, испуга или, хуже, вины.
Нет, лучше молчать. Пусть верят, что она просто потерялась в панике.
Напротив, в купе, сидели Гарри, Рон и Гермиона. Они оживлённо спорили, но в их голосах слышалось напряжение.
— Всё равно это ненормально, — нахмурился Гарри, потирая лоб. — Я чувствовал что-то странное до того, как всё началось. Как будто воздух стал... тяжёлым. Не просто страх — что-то другое.
— Ну, кто мог знать, — буркнул Рон, покачивая ногой. — Мы думали, просто очередной праздник. Никому бы и в голову не пришло, что появятся эти... — он осёкся, глянув на Каиру. — Пожиратели.
— Министерство уже шумит, — добавил Рон, нахмурившись. — Я читал в утреннем "Пророке". Они считают, что это "акция устрашения", но, по их словам, «не стоит воспринимать инцидент слишком серьёзно».
Гарри скривился:
— Да, конечно. Просто «акция устрашения». А люди, которых утащили в лес, — тоже, видимо, «мелкие неудобства»?
Тишина повисла на секунду.
Он откинулся на спинку сиденья, посмотрел на Каиру — она всё это время не проронила ни слова.
— Что думаешь, Каира? — тихо спросил он, будто проверяя, здесь ли она вообще. — Не похоже ведь на шалости, правда?
Девушка вздрогнула.
Рука, на которую она опиралась, соскользнула с подлокотника, и она моргнула, выныривая из тумана мыслей.
— А?.. — тихо переспросила она, переводя взгляд на Гарри. — Что ты сказал?
Он чуть удивлённо повторил:
— Я говорю... ты ведь тоже так считаешь? Что это не просто выходка бывших пожирателей?
Каира замерла, глядя на него несколько секунд.
А потом медленно кивнула:
— Да... не похоже, — коротко сказала она, голос прозвучал глухо, будто издалека. — Такие вещи не делают просто ради забавы.
Она снова отвернулась к окну, делая вид, что рассматривает облака.
Но внутри всё сжималось.
Она вспоминала — как один из пожирателей усмехнулся, как другой сказал, что ему "нравятся дерзкие", как тяжёлый сапог придавил её руку...
И как чужой голос — холодный, раздражённый, но не похожий на остальных — приказал: «Делай, что велено».
От этого голоса у неё по спине пробежал ток.
В нём не было жалости. Не было доброты.
Но именно он спас её. И мысль о том зачем он это сделал ей не давало ни минуты покоя. Ей казалось что таким темпом она начнет сходить с ума.
Её сердце стучало в унисон с гулом колёс.
А за окном солнце, словно насмехаясь, заливало всё вокруг теплом, которое она не чувствовала.
Рон лениво потянулся, задевая локтем пустую кружку, и пробормотал, хмурясь:
— Кажется, мне нужен чай. Голова раскалывается с утра.
Он начал вставать, но Каира подняла на него взгляд и спокойно сказала:
— Я принесу. Всё равно хочу пройтись.
— Да не стоит, — Гарри тут же отозвался, бросив на неё внимательный взгляд. — Мы сами с Роном сходим. Тебе нужно отдохнуть. Хочешь что-то?
Каира слегка улыбнулась, натянуто, но вежливо:
— Нет, спасибо. Просто... подышу воздухом.
Её голос был ровным, но отрешённым.
Она встала, поправила мантию и шагнула к двери купе.
Парни переглянулись — Гарри прищурился, Рон тихо пробурчал:
— С ней явно что-то не так.
Рон, задумчиво глядя на дверь, за которой Каира уже исчезла:
— Да, она слишком... тихая. Даже для неё.
После чемпионата она будто... опустошена.
Рон покачал головой.
— Может, просто испугалась. Кто бы не испугался? Хотя... Каира не из тех, кто теряется. Она бы скорее бросилась спасать кого-то, чем убегать.
— Вот именно, — заметила Гермиона. — И то, как она отмалчивается... Это не просто страх. Она что-то скрывает.
Гарри мрачно посмотрел в окно.
— Если она не хочет говорить, значит, у неё есть причина. Но... — он сжал кулак. — Надеюсь, с ней всё в порядке.
Каира шла по коридору вагона.
Воздух был душным, пахло паром и сладостями из тележки.Её босые щиколотки всё ещё помнили холод той ночи, но она старалась не думать об этом.
Каждый шаг по узкому коридору отдавался эхом, и на секунду казалось, будто шум вагонов — это далёкие крики, что звучали под пылающим небом. Ей нужно отпустить вчерашнее и собраться. Да, было страшно, да она могла умереть, но все ведь обошлось она оказалась везучее, чем думала.
Хватит. Всё закончилось. Хогвартс — впереди.
Она глубоко вдохнула, и в тот момент, поворачивая за угол, резко столкнулась с кем-то.
— Эй! — раздражённо вскрикнула девушка с идеально уложенными тёмными волосами. — Смотри, куда идёшь, Кенгерли!
Пэнси Паркинсон.Вечно с надменным выражением лица и приподнятым подбородком, она смерила Каиру взглядом сверху вниз, будто оценивая каждую деталь её внешности.
— Ах да, как же я могла забыть, — ядовито добавила она. — Грязнокровки ведь не умеют держать равновесие из за отсутствия лишних мозговых извилин.
Каира остановилась, выпрямилась.
На секунду промолчала, а потом холодно бросила.
— Зато умеют держать удар.
Она могла промолчать, но зачем? Паркинсон была даже более противной, чем даже Малфой.
Пэнси прищурилась, шагнула ближе, едва не касаясь её плечом.
— Осторожнее с языком, Кенгерли. Ты не в гостиной Гриффиндора. Здесь нет твоих дружков, чтобы тебя прикрыть.
Каира ответила, не дрогнув:
— Мне не нужны "дружки", чтобы поставить тебя на место. — сделав шаг к ней.
Голос её был низкий, спокойный — но в нём звенела угроза.Забини, стоявший чуть позади, лениво ухмыльнулся, скользнув по ней взглядом.
— Пэнси, оставь. Зачем тебе связываться с ней? Пусть валит обратно к себе, — сказал он, глядя на Каиру с тем самым слизеринским выражением пренебрежения. — Твоя компания и так портит вид коридора.
Каира медленно повернула к нему голову, уголки её губ дрогнули:
— Забавно слышать это от человека, чей отец провалил все свои дела и теперь прячется по кабинетам министерства, пытаясь доказать, что он "не знал", кому служил, а мать уже в восьмой раз разводиться ублажая богатых дядек.
Улыбка Забини мгновенно погасла.
Он сузил глаза:
— Ты слишком много знаешь для своей грязной крови.
— А ты слишком мало, — ответила Каира тихо, но каждое слово звенело холодно и отчётливо. — Иначе понимал бы, что ум — это не наследуется, как фамильная гордость.
В коридоре стало тихо.Пэнси побледнела, а Забини шагнул ближе, его рука сжалась в кулак.
— Повтори.
Каира не отступила, встречая его взгляд.
— Или что? — произнесла она ровно. — Позовёшь Малфоя, чтобы он тебя спас?
Забини прищурился, но не ответил.
Напряжение повисло в воздухе, как струна, натянутая до предела. Парень был готов выкинуть ее в приоткрытое окно поезда.
Дверь соседнего купе со щелчком открылась.
Из-за неё, как всегда безупречно выглаженный, с небрежно расправленным галстуком и надменной осанкой, вышел Драко Малфой.
Он заметил их мгновенно — напряжённую тройку у стенки коридора: Каиру, стоящую прямо, с холодным выражением лица, Пэнси, чьи губы уже дрожали от ярости, и Забини, готового вот-вот перейти к делу.
— Ну надо же, — голос Малфоя, спокойный и тянущийся, прорезал воздух, как лезвие. — Неужели вы не можете прожить и дня без того, чтобы не устраивать цирк посреди поезда? Разорались на весь вагон.
Он говорил спокойно, но каждое слово звучало с ядовитым оттенком, заставляя Пэнси моментально выпрямиться с ухмылкой подходя к своему любимому.
Каира повернула голову — и их взгляды встретились.
На долю секунды лицо Малфоя изменилось.
Перед глазами вспыхнула короткая картина — тёмная палатка, трепещущий свет, она, лежащая на земле, вся в грязи, в разорванной ночнушке, с дрожащими руками, и взгляд, полный ужаса.
Та самая, что сейчас смотрела на него уверенно, с вызовом, будто ничего не произошло.Стиснув челюсть он злился не понимая, почему она начал попадатся так часто на его глаза за эти два последних дня. Это его жутко выводило.
В уголках его губ появилась тень усмешки — холодная, почти невидимая.
Вчера ты тряслась и шептала, чтобы тебя не трогали, а сегодня снова поднимаешь подбородок?
Конечно. Тут ведь безопасно. Тут твои друзья, а я всего лишь Малфой.
Он скользнул по ней взглядом — оценивающим, пронзающим, с ленивым презрением.
— Ах, Кенгерли, — произнёс он с притворным удивлением. — Я смотрю, ты снова решила просвещать слизеринцев? Какое счастье для нас — слышать мораль от самой святой грязнокровки Хогвартса.
Пэнси фыркнула, но быстро притихла, уловив тон Драко.Забини скользнул взглядом между ними, настороженно.
Каира прищурилась, но промолчала.
Её кулаки сжались, но она не собиралась давать ему удовлетворение. Промолчать и уйти было бы лучшем решением она знала это, но почему она до сих пор стоит на месте смотря на него.
Малфой чуть наклонил голову, будто разглядывая что-то интересное:
— Что, язык проглотила? Или боишься, что снова не сможешь выкрутиться, если полезешь туда, куда не звали?
Голос его был спокойный, но под ним слышалась сталь.Взгляд — ледяной, выверенный.
Он словно играл, проверяя, насколько далеко может зайти, прежде чем она снова сорвётся.
Каира подняла подбородок, заставляя себя не отводить взгляда.
— Нет, Малфой, просто поняла, что спорить с тобой — как объяснять жабе, что такое звёзды. Вроде красиво, но бесполезно.
Забини тихо прыснул, но прикрыл рот рукой, глядя на Драко.
Пэнси резко вздохнула, возмущённо:
— Как ты смеешь...
Малфой поднял руку, останавливая её.
— Нет-нет, Пэнси. Пусть говорит. — Он медленно, почти лениво обошёл Каиру, подходя ближе, чем позволялось. — Удивительно, правда? Ещё вчера, наверное, тряслась от страха, а теперь снова играет в храбрецов.
Сердце Каиры пропустило удар.
Он произнёс это так — будто знал.
Будто видел.
Но это невозможно. Никто не видел. Никто не должен был...
Она стиснула зубы, пронзив его взглядом.
— Лучше дрожать от страха, чем жить, цепляясь за фамилию отца, — произнесла она тихо, но отчётливо. — Ты ведь без неё — никто, верно?
На мгновение уголки его губ дёрнулись.
Не в усмешке — в раздражении.
Потом он снова выпрямился, хладнокровно улыбнувшись.
— О, я не переживаю, — сказал он спокойно, отступая. — Каждый должен знать своё место. Рад, что ты наконец определилась со своим.
Он повернулся к Пэнси и Забини, бросив коротко:
— Пойдёмте. Здесь стало душно.
И, не глядя больше на Каиру, пошёл по коридору, но внутри всё ещё чувствовал, как напряжение не отпускает.
Как будто сам себе противоречит.
Почему я вообще остановился? Почему сказал хоть слово?
Нужно прекратить сталкиваться с ней.
Но перед глазами снова вспыхнула картина — тёмная палатка, шепот, дрожь, её глаза, полные паники.Малфой сжал кулаки и ускорил шаг, будто пытаясь выкинуть из головы каждую деталь.
Драко вошёл в купе слизерина, Пенси и Забини, закрыв за собой дверь с лёгким щелчком.
Внутри запах табака и лёгкий аромат духов, которые Пенси не жалеет на каждый день. На полке лежали книги, пергаменты, а в углу — пустая бутылка с каким-то напитком.
Сел, не обращая внимания на шипящие взгляды Пенси. Внутри голова бурлила:
Почему я вообще заговорил с ней? Почему позволил себе хотя бы тонко понизить голос вместо того, чтобы дать ей понять, что место ей здесь — как и всегда — под контролем?Я был снисходителен? Слишком мягок? Или... может, это просто раздражение от того, что она снова появляется перед глазами так, будто вчера ничего не случилось?
Он сжал подбородок кулаком.
Пенси начала что-то говорить о вчерашней ночи, растянув слова, чтобы все слышали её важность:
— Вчера... просто невозможно поверить. Эти ужасы, драки, хаос — и, честно говоря, мне кажется, что Министерство снова будет покрывать всё, чтобы никто не догадался о настоящей опасности.
— Да, — подхватил Забини, потирая подбородок. — Бывшие пожиратели... Они явно вышли из-под контроля. И не думаю, что кто-то кроме нас, кто был рядом, понял масштаб.
Драко сидел, спиной к стене, руки сложены на коленях, как будто весь его вид излучал равнодушие. Но внутри мозг работал на пределе.
Они считают, что это просто «беготня и паника». Глупцы. Ни Гарри, ни кто другой не знает, насколько всё было близко. Ни один из них. Они даже не догадываются...
— Слушайте, — Пенси продолжала, словно игнорируя его молчание, — я говорю, это не просто шалости. Кто-то реально планировал. Я чувствую это.
— Планировал? — переспросил Забини. — Ты говоришь, будто кто-то сидел и чертил стратегию на доске. Я бы сказал — всё это хаос. Смешение страха, паники...
Драко слегка нахмурился. Да, хаос, но слишком много мелочей совпало. Чрезмерно совпало... слишком предсказуемо для случайности.
— И вы думаете, — Пенси подняла бровь, — что они не будут возвращаться? Что мы можем быть спокойны? Я бы не стала.
— Конечно, будут, — заметил Забини, поигрывая пером, — но для нас это... испытание. Если бы это была работа, я бы сказал, что вчера мы увидели, кто реально на что способен.
Драко слушал, при этом каждое слово Пенси и Забини прокручивалось в его голове, проверялось на правду.Да, это была работа. Но не их работа. И уж точно не для них. Всё, что они обсуждают, поверхностно. Они ничего не знают.
— Я думаю, — продолжала Пенси, — что всё это просто предупреждение. И те, кто был в лесу, должны понимать, что они теперь на прицеле.
Драко молчал, но внутри внутренний голос шелестел: Ты не можешь показать, что знаешь. Ни словом, ни жестом. Ни малейшей детали. Ничего. Иначе слишком всё очевидно. Всё должно быть секретно. Никто не должен знать, что я был там.
— Кто знает, — продолжал Забини, слегка наклоняясь к Пенси, — может, кто-то даже следит за теми, кто «выжил». Просто проверка, контроль.
Драко сделал лёгкий кивок, прислушиваясь, внимательно наблюдая за реакциями.
Да, контроль. Слишком очевидно. Но они никогда не узнают, что я видел. Никогда. Никто.
Пенси нахмурилась:
— Я не думаю, что вчера всё это так просто забыть. Люди... они будут бояться, а те, кто остался, будут гадать.
— И именно поэтому, — Драко наконец произнёс, голос прохладный, ровный, почти невозмутимый, — никто не должен показывать слабость. Ни один из нас. Всё остальное — сплетни и страх. Не обращайте внимания.
Он сжал подбородок, стараясь придать голосу окончательную строгость, которая выглядела естественно, не выдавая того, что он знает гораздо больше, чем они.
Внутри, однако, мысли не прекращали бурлить.
Всё это могло быть... катастрофой. Всё это останется только между мной и... этим кошмаром.
Он откинулся на спинку кресла, руки за головой, тщательно контролируя каждое движение лица.
Снаружи — обычное купе, обычные ученики, обычная беседа о вчерашней панике.
Но внутри — полный порядок вещей держался только благодаря контролю.
Да, секрет. Абсолютно секрет.
Каира шагала обратно по коридору вагона, держа в руках два аккуратно наполненных стаканчика с чаем.
— Чёрт... — бубнила себе под нос, сжимая пальцы вокруг горячего напитка, — сама себе обещала: не ввязываться в перепалки с Лизарин, а тем более с Малфоем. И что? В итоге снова сцена, снова шум, снова их взгляд на себе...
Она тихо вздохнула, чувствуя, как раздражение слегка стягивает плечи.
Когда она наконец подошла к купе, Гарри тут же приподнялся со своего места, заметив её возвращение:
— Каира! Что случилось? — спросил он настороженно.
Она коротко пожала плечами:
— Ничего. Просто снова столкнулась со слизеринцами. — Голос был ровный, словно она хотела, чтобы это прозвучало максимально спокойно.
Рон подмигнул ей, чуть усмехнувшись:
— Ну да, это уже становится привычкой, да?
Гарри хмыкнул и вернулся к своей кружке с чаем.
Каира аккуратно поставила стаканчики на стол, присела напротив, и на мгновение позволила себе расслабиться. Лёгкая улыбка проскользнула по губам, когда она вспомнила, как Гарри и Рон пытались защитить её взглядом в тот момент, когда она столкнулась с Пенси и Забини.
Поезд снова тронулся, мягко покачиваясь, а рельсы постукивали в ритме, который можно было почти принять за дыхание вагона.
Но весело ей не было. Она подняла взгляд на свой сломанный телефон после вчерашнего инцидента и вздохнула.
— Чёрт, — пробормотала она, почти шёпотом. — Он сломался... прямо перед Хогвартсом...так жаль
Телефон, который она так берегла, был куплен для того, чтобы поддерживать связь с мамой. Почту отправлять она не могла, а сообщения — это была её единственная ниточка к дому. Теперь эта ниточка оборвалась.
И ведь теперь придётся молчать... снова.
Сидя в купе, она сжимала кружку чая, пытаясь успокоить дыхание. За окном мелькали деревья и поля, а её мысли все ещё возвращались к вчерашнему дню: к грязи, к страху, к тому странному, непонятному чувству, что кто-то был рядом, но никто не знал об этом...
Она глубоко вдохнула, стараясь отпустить раздражение.
— Ладно, — тихо сказала сама себе. — Всё равно ничего не изменишь. Лучше чай, чем слёзы.
С этими мыслями она наконец немного расслабилась, отложив тревогу на потом, хотя в глубине сознания оставалась лёгкая, холодная тяжесть вчерашней ночи.
Поезд тронулся, загудел, и через минуту плотная ленточка дыма растворилась над платформой — пора было выходить. Дети лезли из вагонов, сумки перевешивали, смех и разговоры разлетались в холодном утреннем воздухе. Впереди, по направлению к тёмному силуэту замка, уже виднелась платиновая голова и его шайка — Малфой в привычной величественной позе, плечи ровные, а за ним шли Пенси, Забини и пара других слизеринцев, будто стайка похожих тенью фигур. Они шли, разговаривая тихими, заносчивыми голосами, и казалось, что весь мир пропускает их в сторону Хогвартса с обречённым уважением.
Каира шла рядом с Гриффиндорцами. Рон и Гарри обсуждали на ходу какие-то эпизоды вчерашней ночи, комментировали каждое движение, Джинни слегка подсаживалась, вставляла слова, Фред и Джордж шутили на полуслове — обычная шумная компания, которую она знала и любила. Но Каира шла молча. Солнце выхватывало блеск её красного маникюра, ветер шевелил прямые чёрные пряди, а в голове у неё повторялись сцены прошлой ночи — шум палатки, толпа, запах дыма, тяжесть чужих рук и последующий острый, непонятный укол того, что кто-то был рядом.
Она смотрела в землю, в заводные камни дорожки, в отдалённые очертания лодок на воде. Иногда в глазах проскальзывало раздражение — к себе, за то, что сломала телефон, за то, что позволила испугать себя так глубоко. Телефон — ниточка к маме — лежал теперь в кусках, растоптанный и бесполезный. Мысль о невозможности написать, увидеть знакомое сообщение, слегка сжимала горло.
Они шли молча, и разговоры друзей медленно уносились прочь, пока не наступил момент, когда каменные ворота замка открылись над ними, а большой зал ждал тёплыми лампами и запахом пищи.
В Большом зале — как всегда — всё было на пределе: длинные дубовые столы, свисающие гирлянды, магические свечи, мерцающие в воздухе, и потолок, повторяющий небо — сегодня ясный, с редкими облаками. На каждом столе — горы жареного мяса, чаши с картофелем, миски с овощами и сладкими пирожными, карамельный дым поднимался, и воздух наполнился теплом и приглашением. Студенты смеялись, стучали по столам, шум стоял такой, что казалось — стены дрожат.
Каира уселась со своими за столом Гриффиндора, но еда лежала перед ней нетронутая. Она ковырялась в тарелке: подталкивала кусочек картофеля, заглядывала в соус, но не подносила ничего ко рту. Горячий чай в кружке слегка остыл. Рон радостно обсуждал с Гарри и Джинни, как видел, что Крам сделал невероятный финт, а Фред и Джордж подкидывали остроумные ремарки. Казалось бы — обычный пир после приезда, а для неё каждый звук был как отпечаток вчерашнего кошмара: смех казался слишком громким, разговоры — натянутыми, и каждое движение издалека возвращало её в палатку.
В другой части зала, за столом Слизерина, Драко сидел с Тео (Теодором Ноттом) и Блейзом (Забини). Они говорили мягко, почти шёпотом; казалось, обсуждали последние слухи и нюансы сегодняшней ночи. Блейз, как обычно, держал на лице лёгкую улыбку, Тео — хмурился, а Драко был как зеркало — холоден, расчётлив и предельно собран.
И вдруг, среди слов и ложек, взгляд Драко невольно упал на Каиру. Она сидела там, в полумраке свечей, с пустой вилкой в руках, и хотя минула всего пара секунд, на лице Малфоя промелькнула невольная усмешка — холодная и короткая. На несколько мгновений перед его внутренним взором возникла картина вчерашней ночи: та, которую он видел в палатке — заплаканная, испуганная, тощая от паники, и теперь, удивительно, та же девушка снова нахмурившаяся и готовая огрызнуться. Эта контрастная смена — жалкая и дерзкая одновременно — вызывала у него раздражение и как будто лёгкое наслаждение от того, что у него есть над чем морщиться.
Он удивился сам себе: почему он чувствует почти раздражение от её беспомощности? Почему не оставил её там в палатке — и почему слова, которыми он понизил её утром, прозвучали не так жестоко, как он бы ожидал? Эти мысли промелькнули и тут же были отогнаны — он не хотел, чтобы кто-то увидел, что он задумался о ней. Говорить о своей причастности к ночи он не собирался. Это оставалось его маленьким секретом, и он взял себя в руки, отведя взгляд первее чем кто бы то ни было успел заметить.
Ещё одна доля секунды — и он вновь участвовал в разговоре с Тео и Блейзом, демонстрируя привычный сарказм, бросая подсказки, подмигивая, но взгляд его вновь и вновь по привычке возвращался на ту точку в зале, где сидела Каира. Он отводил глаза, сдвигал плечи, будто хотел выкинуть из головы странную заботу о том, кто ей сделал больно.
В это мгновение, как будто по сигналу, встало лицо в центре зала. Тишина сомкнулась, чаши и приборы утихли, и все взгляды устремились к высокому столу, где сидел директор. Альбус Дамблдор поднялся — длинный, в лёгких одеждах, глаза за блестящими очками — и его голос, мягкий и уверенный, наполнил зал:
Он говорил о начале года, о том, как школа рада видеть всех живыми и здоровыми, о необходимости осторожности после недавних тревог. Затем — торжественно и почти празднично — он объявил, что в этом году Хогвартс будет принимать Турнир Трёх Волшебников. Он пояснил, что это было великое и древнее состязание между школами, к которому всегда относились с честью и ответственностью, и что в этом году участники будут соревноваться за честь, за мастерство и, конечно, за Кубок. В зале зашевелились — шёпот бежал по рядам, кто-то не смог сдержать улыбки, кто-то нахмурился: это известие значило и волну интереса, и волну опасений одновременно.
Дамблдор закончил, напомнив, что участники должны быть смелыми, но и мудрыми, что школа приложит все меры предосторожности — и что, несмотря ни на что, учебный год обещает быть необычным. После его слова в зале раздался шквал аплодисментов, кто-то вскрикнул от восторга, кто-то тихо обсуждал между собой — и еда, на мгновение забытая, вновь стала предметом внимания. Но Каира сидела неподвижно; звук аплодисментов как будто приходил из глубокой трубы, не достигая её лично.
Друзья замечали её состояние — Гарри пытался несколько раз пойматься на том, чтобы спросить, всё ли в порядке, Рон искал повода засмеяться и разрядить атмосферу, но в их глазах было беспокойство, не навязчивое, а честное. Каира, глядя на мерцающие свечи и на меняющееся небо над головой, чувствовала, как внутри раскручиваются нити мыслей: о вчерашнем, о поломавшемся телефоне, о том, кто спас — и почему — и о том, что впереди будет Турнир Трёх Волшебников. Всё это давало ей мало уверенности, но навевало решимость: нельзя оставлять некоторые вещи непрояснёнными. Поближе к ней, не замечая порывов собственной тревоги, кто-то, кажется, уже готовился действовать — только не знал пока как.
Если хочешь, продолжу дальше: как за столом разгораются разговоры о Турнире, кто-то начинается обсуждать возможных чемпионов, и как Каира и Малфой снова встречаются взглядами — с тем же молчаливым, невысказанным напряжением между ними.
За столом Слизерина разговор зашел о турнире так же быстро и естественно, как туман стелется по озеру. Тёмно-зеленые ткани свисали с полок, серебряный блеск приборов отбрасывал холодные отблески на лица, и на фоне этого мерцания голоса звучали как шёпот змеи — тихо, но остро.
— Так, значит, к нам приедут Дурмстранг и Шармбатон, — начал кто-то из старшекурсников, голос у него был мягкий, но в словах чётко слышалось предвкушение. — Представляете этих «воинов»? Рубаха-плотник из Дурмстранга и эти... балетные манеры Шармбатонок. Будет на что посмотреть.
— Посмотреть — это одно, — хмыкнул другой. — А вот использовать такую возможность для себя — совсем другое. Я слышал они очень горячи в постели.Турнир привлечёт публику, сплетни, внимание. Хороший повод показать, кто тут действительно лидер.
— И кто лучше ебется. — усмехнулся Гойл подмигивая другу.
Разговор сворачивался вокруг одного — как извлечь выгоду. Одни говорили о престижe, другие — о возможных контактах с делегатами, третьи — о том, что появление чужаков даст прилив «материала» для тизинга и шуток. В этих словах было мало прямой жестокости, но много цинизма: для слизеринцев «развлечение» часто значило испытание чужих слабостей, не физическое принуждение, а социальная игра, подрывающая уверенность и достоинство соперников.
— А Крам? — вдруг спросил Крэб, с таким же тупым энтузиазмом, с каким обычно обсуждали мётлы и травы. — Он ведь гостил у тебя летом в Мэноре. Ты с ним знаком, Малфой? Может, сводишь нас поздороваться — на шару встретиться с настоящим чемпионом было бы круто.
Драко едва кивнул, не отрывая глаз от своей чашки. Внешне — пустое согласие, но внутри мозг работал иначе.
Почему они все так болтают? — думал он. — Глупцы обсуждают шум, не смысл. Турнир — это не просто зрелище; это показатель влияния, политическая сцена. И никто из них не догадывается, насколько всё может... выйти из-под контроля.
Его мысли бежали дальше, цепляясь за обрывки ночи: палатка, шум, запах керосина и паника. Там, в темноте, всё было гораздо чище и жестче, чем их разговоры о «развлечениях». Там были реальные люди и реальные последствия, и он знал: любое неосторожное слово тут может заметно изменить исходы. Поэтому он и держал рот на замке — молчание было его частью игры.
Пенси, заметив, что он слегка отстранён, прислонилась ближе, облегчённо прижавшись к его локтю и тихо прошептав.
— Я так скучала по тебе всё лето... — голос дрожал от трепета, глаза буквально сияли от того, что он рядом.
— Насколько сильно? — безэмоционально спросил он, даже не посмотрев на неё.
— Хочешь чтобы я показала? — целуя его в шею промурлыкала Паркинсон.
Она обвила его руку мягким движением, которое в другом контексте выглядело невинно, но для Малфоя было очередной мелкой демонстрацией поддержки и статуса — публичное подтверждение его окружения. Пэнси подходила ему по статусу, по крайне мере её можно было трахать без обязательств, хотя он был уверен, что она думает иначе. Девушка всем наплела, что они пара. Малфою было слишком похуй, чтобы он опровергал или как то говорил об этой теме. Он отмахнулся бы от таких прикосновений, если бы не ощущал едва заметной внутренней дисгармонии: раздражение от её назойливой нежности и одновременно лёгкое, чуждое неудобство от того, что чья-то забота вдруг кажется ему важной.
Она просто Пенси, и ей всё равно, что у меня в голове. Но сегодня всё чужое кажется особенно раздражающим — потому что в голове другая картина. От отца пришло письмо и Драко знал, что в нем точно ничего хорошего.
Поэтому и не торопился его читать.
Забини, легонько потирая подбородок, заметил вслух:
— Представляю, как будут обсуждать наших девчонок — Шармбатонские ученицы, они ж, говорят, просто идеальные куклы. Но разве это повод забывать о политике? Мы должны понимать: кто приедет сюда с поддержкой — тот имеет шанс на влияние.
— Конечно, — поддержал Тео, — каждому стоит прицелиться заранее. Если у кого-то из нас появятся контакты с чужаками, это плата за улыбку и несколько любезных слов — и вуаля, твоё влияние растёт.
Разговор снова скатился в привычные слизеринские темы: связи, статус, влияние — и на фоне этого Драко лишь слушал, словно абстрактно, держа лицо, как отлитое из серебра. Иногда он отвечал колким, выверенным комментарием, который звучал так, будто ирония — это его естественный воздух.
Когда разговор на миг стих и Пенси снова уткнулась ему в локоть, он почувствовал, как внутренняя стена напряжения поднимается ещё выше. Он Его место здесь — выдерживать, контролировать, не выдавать слабости.
— Блять, Пэнси, отьебись. — рыкнул он дернув рукой.
— Блейз, он меня обижает. — хмыкнула обиженно девушка, ищя поддержу в парне.
— Пэнс, ты забыла за лето, какой он засранец? — подшутил Забини на что Драко просто фыркнул.
В конце концов, разговор свернул к практическим деталям: кто будет встречать делегации у причала, кто — сопровождать на ужин, какие номера занять. Планы рисовались так точно, как будто каждый шаг уже был пройден на шахматной доске: продумать позиции, занять выгодные места, снизить риски и повысить свою видимость. Для Слизерина это не была пустая бравада — это было мастерство удержания влияния.
Драко поднял бокал, тихо произнёс нейтральную фразу о «весёлом, но разумном приёме гостей».
На лице мелькнула та самая почти неуловимая усмешка — смесь раздражения и чего-то похожего на любопытство — а в голове тихо шевельнулась мысль, которую он снова отправил в канаву молчания Коридоры погружались в темноту — только факелы редкими вспышками бросали тёплый свет на каменные стены. Воздух был прохладным, пах пылью, старой магией и чем-то резким, металлическим.
Тишину нарушал только чьё-то дыхание. Тихие шорохи, приглушённые слова.
В узком проходе между двумя арками стояли Драко и Пенси. Её руки обвивали его шею, тонкие пальцы зарывались в светлые волосы. Он прижимал её к стене, губы грубо, жадно впивались в её губы, дыхание стало коротким, почти раздражённым.
— Ммм... — Пенси едва успела вымолвить, — скучала...
— Заткнись, — прорычал Драко, не отрываясь от её губ.
Он не был ни нежен, ни страстен — это было просто действие, способ заглушить внутренний гул, раздражение, скуку, ту пустоту, которую он так ненавидел в себе.Пенси принимала всё за страсть, за внимание, но в нём не было ничего, кроме холодной механики.
— Ты... стал жёстче, — выдохнула она между поцелуями. — Даже со мной.
Он ухмыльнулся, не открывая глаз:
— Может, просто стал честнее.
Она хотела ответить, но он снова впился в её губы, сжимая её подбородок так, будто проверял, насколько она выдержит. Вжимая её в бетонную стену Малфой вздернул её юбку пробираясь под белью заставляя её стонать.
И вдруг — тихий звук шагов.
Пенси замерла. Драко чуть отстранился, глаза мгновенно прищурились, выражение лица стало ледяным.
Из-за поворота показалась Каира. В руках у неё была книга, а на плече висела сумка — она возвращалась из библиотеки, где засиделась допоздна, и явно не ожидала увидеть кого-то в коридоре.
Её глаза — карие, усталые, но внимательные — застыли, встретившись с ледяными серыми глазами Малфоя.
Книжки выпали из рук от удивления. Она быстро присела собирая их обратно в руки.
Мгновение — как лезвие ножа.
Тишина.
Пенси смущённо отстранилась, краснея, но Драко даже не дрогнул. Он медленно отпустил её руку, глядя прямо на Каиру.
— Ну надо же, — произнёс он холодно, — грязнокровка вылезла из библиотеки даже после отбоя. Что, книжки не дают спать? Или ты решила подсмотреть, как живут нормальные люди?
В голосе звучала издёвка, но не та школьная, лёгкая — в ней чувствовалось настоящее презрение, ледяное и взрослое.
Каира сжала книгу в руках, приподняв подбородок.
— Лучше уж книжки, чем... это, — сказала она тихо, но чётко, бросив взгляд на Пенси.
Пенси резко вскинулась:
— Что ты сказала, грязнокровка?!
— Я сказала, — Каира не отступила, глядя прямо на Драко, — что некоторые вещи слишком жалко выглядят, чтобы их скрывать за тенью. Даже ночью.
Драко усмехнулся, медленно приближаясь к ней.
Шаг. Второй. Третий.
Между ними оставалось меньше метра.
— Смотри-ка, неужели даже твои дружки тебя не хотят, Кенгерли? Поэтому ты так обозлилась на жизнь. — произнёс он негромко, но с такой сталью в голосе, что у Пенси по спине пробежал холодок. — Я думал, ты уже поняла, что иногда лучше молчать, если хочешь остаться целой.
Каира почувствовала, как по спине прошёл холод. В его словах не было угрозы — только напоминание. Слишком точное. Слишком похожее на ту ночь.
Она вскинула подбородок ещё выше.
— Мне не от кого прятаться, Малфой.
Он наклонился чуть ближе, почти шепотом:
— А зря.
Между ними — электричество, как в бурю перед молнией.Он резко отстранился, губы искривились в усмешке, а глаза оставались холодными.
— Проваливай в свою башню, Кенгерли, — сказал он тихо, но каждое слово было ударом. — Пока не передумал проверить, насколько ты быстро бегаешь без Поттера и Уизли за спиной.
Каира прошла мимо, не оглядываясь.
Только когда её шаги стихли, Пенси заговорила:
— Зачем ты вообще тратишь свое время на неё?
— Потому что захотел, — бросил он коротко. — А теперь — иди в спальню, Пенси.
— Но...
— Я сказал, иди.
Он остался один в полутёмном коридоре, глядя на место, где секунду назад стояла Каира.
Стиснул челюсть.
Он провёл рукой по лицу, раздражённо, словно хотел стереть мысль о ней. Почему он каждый раз вспоминает её жалкий вид в той палатке.
И, не дожидаясь, пока факел рядом догорит, развернулся и ушёл в тень, оставив за собой лишь запах магии и горького серебра.: пусть всё останется тайной.