Гематология

Я помню, как впервые прикоснулась к панели управления аппарата магнитно-резонансной томографии. Или проще МРТ. Это был 1982 год, кажется. Не просто машина, а врата в неизведанное, способные заглянуть внутрь живого организма без единого разреза. Эмоции тогда были сродни тем, что, возможно, испытывает астронавт, впервые оказавшись в открытом космосе. До сих пор помню, как дрожали руки, когда я боялась нажать не на ту кнопку, как сердце переполняло от восторга, осознавая, до чего же невероятного уровня дошли технологии в области нейровизуализации.

И вот сейчас, годы спустя, я смотрела на флуоресцентный экран высокотехнологичного нейроманипулятора мозговой активности, изобретенного гениальными учеными Ваканды. Это была вершина нейроинженерии, аппарат, который делал старые МРТ похожими на детские игрушки. Я не могла поверить, что я и та Ви, неуверенно нажимавшая на кнопки, - это один и тот же человек. Почти без сомнений я уверенно водила "джойстиком", который контролировал направленную стимуляцию, наблюдая за сложной, динамичной картой нейронной активности Барнса.

Было решено вызвать контролируемое, временное прерывание нейронных связей - своего рода целенаправленное «короткое замыкание». Это было нечто сродни микроинсульту, но безопасное и полностью контролируемое, обратимое воздействие. Для этого мы извлекли его из криогенной камеры, где он пребывал в состоянии анабиоза, сразу же погружая в глубокий наркоз. Его состояние было стабильным, дыхание поддерживалось аппаратом ИВЛ, а основные функции мониторились с помощью высокочувствительных датчиков. Затем мы осторожно переместили его на специальное операционное кресло, где к его голове бережно, но плотно прикрепили уникальную церебральную интерфейсную шапочку, с множеством тончайших нейроэлектродов, которые уходили к сложному массиву высокотехнологичной аппаратуры, напоминающей пультовую управления космического корабля.

- Готова? - Спросила Шури, подходя к похожему аппарату, который был синхронизирован с моим. Ее голос был спокойным, но в нем чувствовалась сосредоточенность.

- Надо спросить скорее, готова ли ты... - Прошептала я, чувствуя, как легкие сжимаются от волнения. - Ты же все делать будешь... я так... направляю.

- Ну тогда... начнем. - Произнесла она, и ее пальцы с легкой грацией коснулись сенсорной панели, активируя приборы и отдавая негромкий приказ другим сотрудникам в стерильном отсеке... - Увеличьте мощность на десять процентов. - Я прильнула к экрану, напряженно следя за картой нейронной активности мозга Барнса.

То "черное пятно" - область патологической активности, вызванной кодом - должно было медленно увеличиваться, подобно растекающейся чернильной кляксе, постепенно накрывая весь головной мозг, а затем, словно по щелчку тумблера, мы должны были вызвать контролируемое электромагнитное замыкание. После этого мы перезапустим активность, и пятно должно было полностью «рассосаться», исчезнуть. Но это лишь в теории. Что произойдет на практике, пока никто не мог с точностью предсказать.

Итак, процесс пошел. Медленно, но верно, я увеличивала зону воздействия на дисплее, осторожно, но уверенно направляя его, чтобы не повредить соседние, здоровые нейронные структуры раньше времени.

- Двадцать процентов. - Спокойно сказала Шури, увеличивая мощность. Я повернула контроллер, чувствуя сопротивление, и зажмурилась на секунду. Надеюсь, я все делаю правильно.

Руки затряслись. Мне всегда казалось, что я редко сомневалась в своих действиях, особенно в медицине, где каждое решение должно быть выверено и обосновано. Но он был слишком дорог, чтобы из-за любой, даже самой незначительной мелочи, потерять его. Так. Тряпка! Соберись... дыхание сбилось, стало поверхностным и частым, сердце колотилось, словно пытаясь вырваться из груди.

- Ви... Дыши. - Услышала я мягкий, но твердый голос Шури. Она подошла ближе, ее взгляд был полон понимания. - Все хорошо. Ты все делаешь правильно. Это сложный процесс, но мы справимся.

- А если... мы переборщим с мощностью... и просто поджарим его мозг? - Слова вырвались сами собой, полные глубокого, иррационального страха перед необратимым повреждением мозговых структур, перед возникновением обширного некроза мозговой ткани или тяжелой энцефалопатии. Я... я не могу... руки стало трясти словно у меня хронический тремор.

- Ви... Возьми себя в руки! - Ее голос был теперь более настойчивым, но все еще успокаивающим. - Я знаю, это не просто. Но ты должна успокоиться. Вспомни самый сложный случай в своей многолетней практике, через который ты прошла успешно, когда каждый миллиметр имел значение, а ставки были невероятно высоки. Вспомни то чувство триумфа, когда пациент возвращался к жизни, когда твой опыт и знания спасали его. И примени его сейчас... давай.

Я посмотрела на Шури, встретив ее взгляд, который был полон безмолвной поддержки, а после плотно зажмурилась, отсекая все внешние раздражители. Сделала глубокий, медленный вдох, позволяя воздуху наполнить легкие, и выдохнула накопившееся напряжение. Мой пульс немного замедлился, а сознание стало яснее, фокусируясь исключительно на сложной задаче, что лежала передо мной.

- Мощность тридцать процентов. - Произнесла я уже более уверенным, хотя и все еще немного дрожащим голосом, и тут же перевела взгляд на мониторы.

Показатели Барнса - пульс и артериальное давление - оставались в пределах физиологической нормы. На приборе я наблюдала, как темный, аномальный очаг патологической нейронной активности медленно, но неуклонно расширялся, постепенно охватывая те зоны мозга, где, как мы предполагали, были закодированы триггеры, активирующие "Зимнего Солдата".

- Продолжаем. - Констатировала я, чувствуя, как каждая клетка тела сжимается в предвкушении. Каждый раз я добавляла проценты... пока не долго до девяноста...

Мы стояли в нарастающем напряжении, каждый звук аппаратуры казался оглушительным. Минуты тянулись бесконечно долго, каждая секунда ощущалась как час. Показатели на дисплее пульсировали, отражая борьбу внутри его сознания, а на экране патологическая зона разрасталась, поглощая все новые участки нейронной сети, пока ее края не коснулись критически важных зон. Это было похоже на медленное, но неизбежное наступление тьмы.

- Шури... мощность сто процентов. - Мой голос прозвучал твердо, решительно, не допуская возражений.

Это был решающий, критический момент. Секунда - и мозг на показателях дисплея полностью окрасился в угольно-черный цвет, указывая на полное «отключение» нейронов, полное подавление сознательной и подсознательной активности, введение в состояние управляемой смерти мозга. Все словно замерло в преддверии неминуемого. И...

- Сейчас! - Резко выдохнула я, и Шури, по сигналу, без малейшего промедления нажала на ярко-красную кнопку.

Мощный, точно сфокусированный транскраниальный электромагнитный импульс, генерируемый аппаратным комплексом, мгновенно хлынул по многочисленным тончайшим проводам, интегрированным в церебральную шапочку, прямо в голову Баки. Его тело рефлекторно дернулось словно от сильного электрического разряда - это была непроизвольная моторная реакция на мощное нейронное воздействие. Внезапно все приборы, до этого монотонно гудевшие и пищавшие, замолчали. Наступила пугающая, звенящая тишина.

- Нет! Подожди. - Вырвалось у меня, когда Шури раньше времени хотела перезапустить активность.

Необходимая пауза для стабилизации, для завершения... Я сосредоточенно ждала, пока остаточные нейронные импульсы в мозгу полностью перестанут действовать, пока вся система не достигнет нулевой точки. И как только все стихло... я отдала приказ.

- Вот теперь! Давай. - Решительно произнесла я, когда на мониторе я увидела идеальную, ровную линию. И Шури, понимая мой сигнал, нажала на кнопку, перезапуская его мозг, подавая последовательность регулируемых низкочастотных импульсов для реактивации нейронных цепей.

Аппаратура, до этого молчавшая, начала издавать странные, тревожные звуки: треск, шипение, словно разряды статического электричества, и вокруг проводов, подключенных к шлему Баки, заплясали короткие, но яркие золотистые всплески энергии - микромолнии, свидетельство перегрузки, или, скорее, грандиозного энергетического выброса. Еще секунда - и казалось, все системы рухнут, не выдержав колоссального напряжения, но... в самый критический момент все прекратилось. Золотые всплески исчезли, треск стих, и приборы вернулись к ровному, рабочему гулу. Тело Баки, до этого напряженное, обмякло, расслабилось, обливаясь крупными каплями пота - результат колоссального нейронного и физиологического стресса.

А затем, на мониторе МРТ, произошло невероятное. Я увидела, как тот самый зловещий, черный очаг, который так долго доминировал на карте его мозга, начал стремительно отступать, съеживаться, будто под воздействием невидимой силы. Меньше чем за минуту он полностью исчез, растворившись, оставив после себя лишь чистые, здоровые нейронной активности. И самое главное - его гемодинамические параметры, пульс и артериальное давление, наконец-то полностью стабилизировались, вернувшись к оптимальным значениям, а на лице появилось выражение, лишенное прежней напряженности.

И тут... он резко открыл глаза.

***

Никогда в жизни мне не доводилось быть по другую сторону этих герметичных, безупречно белых дверей. Обычно я была той, кто выходила из операционной, изможденная, но с чувством выполненного долга, чтобы сообщить ожидающим близким последние, зачастую обнадеживающие новости об оперируемом. Я всегда была на передовой, в эпицентре борьбы за жизнь, а не за её кулисами.

А теперь я сидела на холодной, полированной скамье в стерильном коридоре, прислонившись головой к гладкой стене, чувствуя себя абсолютно беспомощной. Каждый проходящий мимо медперсонал Ваканды, каждое приглушенное эхо голосов за дверью лишь усиливали внутреннее, давящее беспокойство.

Шури, с присущей ей тактичностью, попросила подождать. Ей необходимо было провести тщательный, всесторонний анализ показателей нейронной активности на той самой, ультрасовременной аппаратуре, с которой я ранее не работала. Это была ее вотчина, ее изобретения, требовавшие досконального понимания и виртуозного обращения. Она мягко объяснила, что в данной ситуации моё присутствие внутри операционной было бы лишь излишним отвлекающим фактором, помехой для тонкой пост-операционной диагностики и окончательной верификации успешности процедуры. Я возражать не стала, хоть и жутко переживала. Его жизнь, его сознание, его будущее - всё висело на волоске.

Он почти целый месяц провел в этой футуристической криогенной капсуле, его тело было погружено в состояние глубокой гипотермии и метаболического замедления, в то время как мы бились над решением задачи, казавшейся невыполнимой. Мое сердце выпрыгивало из груди, отбивая бешеный ритм о ребра, и каждый удар отзывался трепетом в ушах. Наконец-то я его увижу. И тут, наконец, с тихим шипением, электронные двери бесшумно разъехались в стороны, и Шури, с легкой улыбкой, показалась в проеме.

- Ты можешь с ним поговорить, Ви. - Произнесла она, и в ее голосе читалось облегчение. Коротко кивнув ей в знак благодарности, я встала, чувствуя, как ноги едва слушаются, и вошла в помещение. Принцесса добавила, что он предпочел быть на балконе, вдыхая свежий воздух Ваканды.

Выйдя на залитый солнцем балкон, откуда открывался захватывающий вид на зеленеющие просторы Ваканды, я увидела Баки. Он стоял, опершись своей единственной рукой о каменный парапет, его фигура была чуть наклонена вперед, словно он созерцал горизонт. Невольно выдохнула, сжав руки в кулаки, чувствуя, как ладошки начинают предательски потеть - признак внутренней нервозности и радостного предвкушения.

- Баки... - Произнесла я, стараясь придать голосу спокойствие, хотя внутри все трепетало. Мое имя слетело с его губ мягко, словно давно забытая мелодия. Он медленно повернулся, и на его лице я увидела нечто, что заставило мое сердце пропустить удар - теплую, искреннюю улыбку. Не ту механическую усмешку, которую он иногда выдавливал, а настоящую, живую.

- Валери... - Сказал он, и тут же, словно осознав неловкость момента, сглотнул, слегка помяв свою руку. Он казался немного потерянным, но одновременно и удивительно цельным.

- Как ты... - Тихо спросила я. Эти слова казались такими банальными, такими недостаточными для всего, что мы пережили.

Он почти месяц провел в состоянии глубокого сна, отрезанный от мира, пока мы сражались с его внутренними демонами. Да и с реальными демонами тоже... Видеть его сейчас, здесь, таким... у меня дыхание спирало, словно легкие забыли свою функцию. Я подошла к парапету, вставая рядом, и сжала губы, стараясь сдержать широкую, неуместную в такой серьезный момент улыбку, которая так и норовила расцвести на моем лице.

- Будто пролежал месяц в холодильнике на одной полке с овощами и биойогрутом... - Сказал он, и в его голосе прозвучала нотка сухой иронии, свойственной старому Баки. Он тихо усмехнулся, и эта усмешка была наполнена облегчением. - Ты снова спасла меня. - Он вновь посмотрел на бескрайний горизонт Ваканды, словно ища там подтверждение своей новой свободы.

- Не преувеличивай... - Ответила я, чувствуя прилив не свойственной мне скромности. - Это все Шури. Ее гений, ее технологии. Я была лишь... ее правой рукой.

- Она рассказала мне все... - Его взгляд вновь вернулся ко мне, и в нем читалась глубокая благодарность, от которой на глаза навернулись слезы. - Ты нашла способ... разработала план... провела операцию...

- Да, но... лаборатория же ее. Так что... это ее заслуга... - Попыталась я снова умалить свою роль, хотя знала, что без моего клинического опыта и понимания нейрофизиологии эта операция могла бы не состояться.

- Всегда будешь упираться? - В его голосе сквозила легкая насмешка, но глаза оставались серьезными. - Я просто хочу... сказать спасибо.

- Пока еще не за что... - Мой голос стал серьезным, возвращая нас к реальности. - Мы не знаем, ушел ли код полностью. Это будет ясно только после... теста... - Я сделала паузу сглатывая. Они должны были произнести код, чтобы убедиться в его бесполезности. - Тебе объяснили специфику...?

- Да... - Ответил он, и в его взгляде я увидела понимание. Он знал, что самый сложный путь еще не был пройден, но теперь он был готов идти по нему сам. - Надеюсь все получилось... Не хочу снова кого-нибудь убить.

- Ну... Ночью и проверят. - Я посмотрела ему прямо в глаза, и на моем лице расцвела широкая, искренняя улыбка. Чувство облегчения было настолько велико, что я едва сдерживала смех. - А еще. - Добавила я, вспомнив о другом важном аспекте его восстановления. - Нужно будет проверить новую руку. Мы ее еще ни разу не присоединяли, так что потребуется тщательная калибровка нейронных связей для обеспечения полного контроля над протезом. Но не сегодня.

Мы чуть помялись в тишине, нарушаемой лишь легким шелестом ветра и отдаленными звуками Ваканды. Воздух между нами был наэлектризован невысказанными эмоциями: облегчением, радостью, едва уловимым трепетом от осознания, что мы стоим на пороге чего-то нового. Я чувствовала его взгляд на себе, теплый и изучающий, а он, казалось, пытался наверстать месяц, проведенный в бездне забвения, читая по моим глазам и жестам.

- А где Стив? - Баки вдруг нахмурился, его брови сошлись на переносице, когда до него наконец дошло, что его друга нигде не было. Это было совершенно не похоже на него, ведь Капитан Америка был бы первым, кто влетел бы в операционную, едва услышав о завершении процедуры. В его голосе прозвучало замешательство, смешанное с беспокойством.

- Стив? - Я невольно нахмурилась в ответ, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить всю сложность ситуации, не вдаваясь в лишние подробности, которые могли бы его расстроить или вызвать дополнительный стресс. - Он... еще не вернулся.

- Откуда? - Баки выпрямился, его плечи напряглись, а взгляд стал более острым, требующим ответа.

- Он пошел вызволять ваших людей из РАФТа. - Я говорила медленно, взвешивая каждое слово.

РАФТ - это название практически непроницаемого учреждения для содержания особо опасных преступников, в котором содержались не только злодеи, но и те, кто посмел не подчиниться новому мировому порядку, установление которого привело к расколу.

- Пока не объявлялся. Но он дал нам фору в месяц. Сказал, что раньше этого срока, если сам не объявится, искать его не надо. Это было его условие.

- Он один пошел? - Вопрос прозвучал почти как утверждение, полное беспокойства. Баки знал Стива лучше, чем кто-либо, и понимал, на что тот способен ради друзей, но и осознавал риски, связанные с таким одиночным рейдом.

- Да... Но он сам сказал, что ему никто не нужен, что он справится самостоятельно. - Я старалась говорить как можно более уверенно, хотя и сама испытывала определенное беспокойство за Стива. - Да и Т'Чалла выделил ему ультрасовременный джет, оснащенный новейшими системами маскировки и вооружения, а также целый арсенал высокотехнологичного оружия, созданного в лабораториях Ваканды... так что... Стив большой мальчик, он справится.

Баки выдохнул, его плечи опустились, но напряжение в глазах так и не исчезло. Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалось немое, но глубокое желание понять, что произошло в мире, пока он был погружен в искусственный сон.

- Ладно... расскажешь, что я пропустил за этот месяц? - Его голос был тихим, но в нем прозвучала почти детская готовность слушать.

- Да... история выдалась... необычной. - Загадочно сказала я и улыбнулась...

***

Мы решили не сидеть в стерильных, пахнущих антисептиком лабораторных помещениях. Воздух Ваканды, напоенный ароматами экзотических цветов и свежестью гор, казался куда более целительным, чем любые кондиционированные системы. На природе, под бескрайним синим небом, было не просто лучше - здесь чувствовалась жизнь, пульс свободы, контрастирующий с недавним заточением Баки.

Поэтому почти час я сидела рядом с ним на изумрудной траве, залитой мягким утренним солнцем, и рассказывала ему о событиях минувшего месяца, о том, что произошло в Ваканде, пока он был погружен в глубокий, клинический сон. Я повествовала о битве с М'Баку, о коронации... обо всем.

- ...Ну и я спасла его жизнь... - Закончила я очередную главу своего рассказа.

- Да уж... стоило оставить тебя на пять минут, и ты тут же вписалась за королевскую семью... - В его голосе прозвучала легкая, почти нежная ирония, но я чувствовала, что за ней скрывалось восхищение. Он слегка покачал головой, и на его лице промелькнула тень усталости, но глаза оставались ясными, внимательными.

- Так получилось. Я бы могла просто сбежать под шумок, просто... - Я сбилась, не в силах произнести вслух ту простую, но глубокую истину, которая удерживала меня здесь. Слова застряли в горле, а в душе боролась болезненная искренность с желанием закрыться ото всех.

- Просто? - Тихо спросил он, его голос был мягким, почти убаюкивающим. Он удобнее устроился на траве, подтянув колени к груди, и внимательно смотрел на меня, ожидая продолжения. В его взгляде читалось понимание, он, кажется, уже знал ответ, но хотел услышать его от меня.

- Ну... я не могла уйти, зная, что ты все еще в этой криогенной капсуле, с тем ужасом, запертым в твоем сознании. Тебя бы просто... убили. Я не ради этого сколько билась за твою жизнь... - Баки лишь усмехнулся. Это была не просто усмешка, а теплая, глубокая улыбка, полная благодарности, которая осветила его лицо. Он протянул свою руку и легонько сжал мою ладонь. Он сделал это неуверенно, почти неловок... я удивленно взглянула в его глаза, а после все же сжала его руку в ответ.

- Я понял. - Сказал он, и этого было достаточно.

- А еще я неплохо натренировала магию крови... - Добавила я, пытаясь сменить тему и привнести немного легкости.

- Да? Что именно? - Его брови поднялись в удивлении, и в голосе прозвучало искреннее любопытство.

В ответ я подняла руку, достала ножик и привычно прорезала кожу, и, сосредоточившись, почувствовала легкий, привычный укол в ладони. Капля алой крови выступила на коже, а затем, повинуясь моей воле и многочасовым тренировкам, начала сгущаться, трансформируясь, пока не приняла форму идеально заточенного, мерцающего алого кинжала. Его края были острыми, а поверхность отражала солнечные блики. Затем я сфокусировала свою ментальную энергию и с легким усилием вонзила кинжал в толстый ствол ближайшего дерева. Он прошел сквозь древесину, оставляя за собой неглубокий, но отчетливый след.

- Ничего себе. - Удивленно произнес Баки, и в его глазах читалось неподдельное восхищение, смешанное с легким шоком. Он подался вперед, чтобы лучше рассмотреть магический артефакт, исчезающий в древесине.

- Ага... Меня одна женщина научила... - Мой голос стал чуть тише, а улыбка померкла. - Ее убили во время коронации. Я не смогла спасти ее.

- Мне жаль. - Тихо сказал Баки, и его голос был полон искреннего сочувствия. Он понимал, что такое потеря, особенно когда чувствуешь свою беспомощность.

- Мне тоже... - Я вздохнула. - Но вот в честном бою я ей всегда проигрывала. Она была виртуозом. Мне не хватает навыка, координации, скорости реакции.

- Если хочешь... - Баки, казалось, обдумывал свои слова. - Я могу с тобой потренироваться.

- Да... это было бы здорово. - Мое лицо вновь озарилось улыбкой. Я была рада, что он сам предложил... Ведь я так и так собиралась попросила бы его об этом.

- Я... Мне сказали, что финальная проверка отсутствия кода пройдет сегодня ночью в глухом, отдаленном участке леса, в сопровождении одной из воительниц «Дора Милаж». - Баки выдохнул, и я заметила легкое напряжение в его лице, которое быстро сменилось выражением глубокой тревоги. - Чтобы... я никому не смог навредить. Но... - Он замялся, его взгляд стал умоляющим. - Ты сможешь пойти с нами? Мне... будет спокойнее, если рядом будет человек, который сможет без колебаний меня вырубить, если что-то пойдет не так, если я снова стану угрозой...

- Да... почему нет. Я пойду. - Ответила я без малейших колебаний, чувствуя, как внутри нарастает решимость. Моя главная цель была убедиться, что его освобождение будет полным и безвозвратным, и я не собиралась оставлять его одного в такой критический момент.

И тут, словно по велению судьбы, к нам легкой, грациозной походкой подошел Т'Чалла. Его фигура, величественная и спокойная, излучала уверенность. Мы оба встали, выражая ему уважение.

- Баки... ты как? - Голос короля Ваканды был спокойным, но в нем слышалось искреннее участие.

- Спасибо, Ваше Величество, благодаря вам... лучше. - Ответил Баки.

- Нам с тобой надо будет поговорить, Барнс. О том, что произошло. О событиях, предшествовавших твоему... исцелению. - Т'Чалла кивнул, его взгляд был серьезным, но без тени осуждения.

- Хорошо... - Баки принял это без споров.

- Но сейчас я пришел к Ви... - Король повернулся ко мне, и в его глазах заплясали веселые искорки, что было необычно для него.

- Ко мне? - Я удивленно подняла бровь, не понимая, что могло понадобиться ему от меня.

- Можем поговорить наедине, доктор Валери? - Т'Чалла кивнул в сторону, предлагая отойти.

- Разумеется. - Я извинилась перед Баки, кивнув ему на прощание, и мы отошли с Т'Чаллой, который был до жути, почти неприлично радостный. В его походке чувствовалась легкость, а на губах играла нехарактерная для него широкая улыбка. - Что с тобой? Ты выглядишь так, будто тебе только что подарили все богатства мира. - С улыбкой спросила я, не в силах скрыть своего любопытства. Его необычайное возбуждение было заразительным.

- У меня... скоро свадьба. - Произнес он, и его улыбка стала еще шире, осветив лицо.

- Ну ничего себе! Все-таки взял быка за рога, а? Накия та еще штучка... умница, что не упустил ее. - Я не могла сдержать своей радости за него. По-дружески хлопнула его по плечу, но тут же неловко почесала затылок, осознав свой фамильярный жест в адрес короля. - Извини.

- Да ничего... - Т'Чалла лишь отмахнулся, совершенно не обидевшись. - Я хотел пригласить тебя на нашу свадьбу. Если после коронации наши обряды и подобные мероприятия тебя не смутили. - Он, казалось, немного волновался, что я могу отказаться, вспоминая мой первый опыт с культурными традициями Ваканды, которые иногда были весьма... эксцентричны.

- Меня? С чего вдруг... - Я была искренне удивлена таким приглашением.

- Ты спасла мне жизнь, Ви. Всем нам. И я уже говорил. Я твой должник.

Я оглянулась на Барнса, который стоял... в окружении... местных детишек? Он неловко мялся рядом с ними, его массивная фигура контрастировала с их маленькими, подвижными телами, а они облепили его, как листва после дождя, задавая вопросы и разглядывая его оторванную часть руки с детским любопытством. Он даже слегка улыбался, пытаясь отвечать на их наивные вопросы. Я как то странно улыбнулась. А после снова повернулась к Т'Чалле.

- Да... это честь для меня. Я с удовольствием приму ваше приглашение.

- Отлично! Если Барнс тоже захочет... можешь пойти с ним. Он теперь свободный человек, и ему, возможно, тоже потребуется отвлечься... - Т'Чалла улыбнулся. - Ладно, извини меня... меня ждет Шури в лаборатории, у нас еще много работы. До скорой встречи. - И он быстро удалился.

Я же скрестила руки на груди и неторопливой, размеренной походкой направилась к Барнсу. Дети, словно стайка испуганных воробьев, как только завидели меня, резко разбежались кто куда, их звонкий смех тут же сменился торопливым топотом. Вероятно, они решили, что я пришла их отчитать за слишком навязчивое внимание к гостю, или просто испугались моего серьезного вида.

- Смотрю, ты детям понравился... - С легкой усмешкой произнесла я, подойдя ближе и становясь рядом с ним. Мой взгляд скользнул по его лицу, пытаясь уловить малейшие изменения, отпечатки недавних испытаний. Он стоял неловко, переминаясь с ноги на ногу, его взгляд был устремлен куда-то в пустоту, на горизонт, словно он все еще привыкал к свободе и безмятежности окружающего мира. Эта его смущенная неуклюжесть была такой непривычной, такой человечной, что я невольно улыбнулась.

- Да вот... что-то пристали. - Пробормотал он, его щеки едва заметно порозовели. В его голосе не было раздражения, скорее, легкое замешательство от неожиданного детского внимания.

Он все еще казался немного потерянным, словно только что приземлился на незнакомую планету и пытался сориентироваться. Его глаза, хотя и были ясными, хранили в себе отблеск пережитого, той тьмы, из которой мы его вытащили. Мы стояли в молчании, чувствуя, как невидимые нити связывают нас, нити общей истории, борьбы и надежды. Воздух вокруг нас был наполнен еще невысказанными словами, той тишиной, которая бывает только между людьми, прошедшими через многое вместе.

И тут в небе что-то показалось. Сначала это была лишь едва заметная точка, быстро увеличивающаяся в размерах, затем - стремительно приближающийся силуэт, рассекающий лазурное небо Ваканды. Легкий, почти бесшумный в полете, это был явно высокотехнологичный летательный аппарат, нечто, созданное Шури. Мое сердце подпрыгнуло в груди. Неужели... Стив? Я резко дернула Баки за руку.

- Смотри! - Выдохнула я, указав пальцем в небо.

Его взгляд проследил за моим жестом, и на его лице появилось выражение, сочетающее надежду и осторожность. Мы, не сговариваясь, сорвались с места и, ускорив шаг, направились к тому участку плато, куда явно направлялся джет. Белая пыль поднималась из-под наших ног, пока мы бежали, обгоняя редких прохожих.

Аппарат, приземлившись с грациозным шипением, напоминавшим вздох, тут же начал опускать свой широкий шлюз. Подбежав к открывающемуся проему, мы увидели его - живого и невредимого Стива Роджерса. А рядом с ним... Сэма Уилсона. Его же так звали? Я его видела всего раз, этого «пернатого».

- Баки... - Голос Стива был полон нежности и глубочайшего облегчения, словно он увидел призрак, внезапно ставший плотью. Он тут же спустился по рампе, его глаза сияли. Без единого слова, без колебаний, они сцепились в крепких объятиях, настоящей дружеской схватке.

- Они все-таки смогли? - Глухо спросил Стив, отстранившись на мгновение, чтобы посмотреть на друга, его взгляд был полон неподдельной надежды.

- Узнаем вечером... после финальной проверки. Но... да. Я чувствую себя... иначе. Это все Ви... - Баки взглянул на меня, и в его глазах читалась такая глубокая, искренняя благодарность, что мне стало неловко. Стив повернулся ко мне, его лицо осветилось новой, теплой улыбкой.

- Валери... я не знаю, что сказать...

- Я просто делала свою работу, Стив. Я же врач... - Попыталась я скромно ответить, но тепло в его взгляде заставило меня покраснеть. - Вы... всех смогли вытащить? Я думала вас больше будет.

- Не без приключений, конечно, но... да. Мы справились. Все, кого мы могли вытащить, теперь в безопасности. Пришлось раскидать всех по миру... поэтому мы задержались немного.

- Привет, Валери. - Кивнул мне Сэм. Я сдержанно кивнула в ответ, не сильно обращая на него внимания. Я решила, что мне пора оставить друзей наедине. Им нужно было время, чтобы наверстать упущенное. - Я вас оставлю. Вам есть о чем поговорить. - Сказала я, слегка кивнув им обоим.

Развернувшись, я направилась обратно ко дворцу, где находились мои временные апартаменты. Надо же было ещё разобрать тот ужас, что Т'Чалла достал из моей квартиры...

***

Делать было нечего. Я вернулась в свою комнату, которая теперь напоминала склад, и взгляд невольно упал на горы картонных коробок. Надо было, наконец, разобраться с тем, что вакандские воины, с присущей им эффективностью и некой... наглостью, вытащили из моего кабинета в Квинсе. «Наглым образом похитили!» - мысленно поправила я себя, вспоминая стремительность событий, которые привели сюда все это добро.

Комната была заставлена кучей неразобранных картонных коробок, на которых виднелись надписи, сделанные моим размашистым, почти неразборчивым почерком, привычным к медицинским картам и лабораторным журналам: «Книги», «Лабораторные записи», «Личные вещи», «Досье». Последнее слово выбивалось из общего ряда, словно темное пятно на светлом фоне.

Я опустилась на пол, скрестив ноги, прямо перед этим нагромождением собственной прошлой жизни. Первым делом рука потянулась к коробке, обозначенной как «Досье». Открыв её, я увидела аккуратные папки, которые я, по внутренней классификации, называла «должниками». Это были те, кому я так или иначе помогала, используя свои силы или профессиональные навыки. Кому-то спасала жизнь на операционном столе, действуя на грани дозволенного, кому-то колдовала... Удобно иметь на крючке золотых рыбок, готовых помочь в обмен на то, что я их забуду после - это не раз спасало мне жизнь или выводило из самых безнадежных ситуаций. Это был мой собственный, неортодоксальный способ выживания в мире, где справедливость часто была лишь иллюзией.

Некоторые дела уже были «использованы», их ресурс был исчерпан, и я тут же откидывала их в сторону, создавая небольшую кучку «отработанного материала». Это были мертвые души, исчерпавшие свою полезность. А те козыри, что я ещё не достала, я методично располагала в другой половине, формируя стратегический запас влияния. Каждый лист бумаги в этих папках был свидетельством чьего-то секрета, чьей-то уязвимости, чьего-то долга.

И так я осматривала все, одну папку за другой, пока дело не дошло до папки номер 17. Её номер был написан особенно четко, словно подчеркивая её значимость. Это было дело Баки, то самое досье, которое я раздобыла, когда впервые столкнулась с ним. Я откинула его в сторону, не желая смотреть. Слишком много эмоций, слишком много воспоминаний. Эта папка была свидетельством той, кем я была, когда впервые его встретила - циничной, прагматичной, использующей информацию как оружие.

Папка за папкой, дело за делом. Сколько людей я посадила на свой крючок? Почему во мне сосуществуют две такие разные сущности? Одна - властная сука с наметками ростовщика, способная просчитывать выгоду и манипулировать людьми ради своей безопасности и целей. Вторая - сердобольная мамзель, желающая всем помочь, спасать жизни, облегчать страдания. Вторая вынудила меня стать блестящим врачом, а первая коллекционировать все это дерьмо, как трофеи в игре, название которой я сама не могла определить.

Нет. Так больше продолжаться не может. Я же не паразитизм какой-то? Присосалась к жизням других и пью их кровь, высасывая из них последние соки. Пора заканчивать. Все. Если я сожгла все мосты в Сиэтле, оставив за собой лишь пепел своей прошлой жизни, то сожгу и это. Все. До единого дела, до последней папки. Я теперь другой человек, с другой судьбой, освобожденная от прошлого, как и он.

Взяв все коробки, я поставила их одну на другую, формируя шаткую башню из моего прошлого. Затем я взяла недопитое, вскрытое вино из шкафа - хорошее, терпкое, красное. Вышла на улицу, подальше от буйной тропической растительности и построек, чтобы не нанести вред. Добротно смочив картон алкоголем, чувствуя, как терпкий запах смешивается с влажным воздухом, я чиркнула зажигалкой. Пламя вспыхнуло, оранжевые языки жадно принялись пожирать бумагу, поднимая в небо столбы дыма. Досье, секреты, долги - всё это горело, превращаясь в прах, уносимый вакандским ветром. Я стояла, глядя на это очищающее пламя, чувствуя, как сгорает не только бумага, но и часть моей старой, циничной души.

Я посмотрела на заходящее солнце. Последние, багровые лучи медленно растворялись за горизонтом, окрашивая небо в оттенки глубокого фиолетового и темно-синего. В этот момент я ощутила невероятное, всепоглощающее чувство облегчения, словно с плеч упал невидимый груз. Чувство того, что я наконец полностью отпустила ту себя, что жила прошлым, цепляясь за старые механизмы выживания. Наконец-то. Аж дышать легче стало, воздух казался чище, свежее.

А когда лучи солнца совсем скрылись за горизонтом, оставив небо усыпанным первыми, робкими звездами, я поняла, что время пришло. Сейчас Баки пройдет последнюю, решающую проверку, которая либо окончательно освободит его, либо... Внутренний холод пронзил меня, но я тут же отогнала его. Я сделала все, что могла. Поэтому, затушив ногой затухающий огонь, превративший мое прошлое в пепел, я развернулась и пошла в сторону, откуда доносился негромкий гул. Вдали, среди густой растительности, я увидела мерцание света, что указывало путь к месту, где все должно было произойти.

Я прошла через густые, тенистые кусты, листья которых тихо шуршали под ногами, и вышла на небольшую, освещенную поляну. В центре её горел высокий костер, пламя которого взмывалось в небо, отбрасывая причудливые тени и нежно озаряя фигуры. Здесь было тихо, лишь треск дров и легкое дыхание ветра нарушали предрассветную тишину. Воительница «Дора Милаж», стройная и непоколебимая, как статуя, стояла у костра, её лицо было серьезным и сосредоточенным. Баки сидел напротив неё, в плотном хлопковом свитере. Один рукав был небрежно завязан в узел, из за оставив руки, а часть его заметно отросших волос была собрана в небольшой пучок на затылке, позволяя другой части упасть на плечи, обрамляя его бледное лицо. Когда он увидел меня, его глаза на мгновение задержались на моих, полные боли, тревоги и какого-то застывшего отчаяния. Он был мрачнее тучи. Оно и понятно... мало ли, код сработает. Я почувствовала, как мое сердце сжалось от сочувствия.

Я встала в сторону, за пределами их личного пространства, чтобы не мешать. Мои руки скрестились на груди, а каждый мускул напрягся в ожидании.

- Время пришло. - Спокойно, но твердо сказала воительница, её голос был низким и властным.

- Ты уверена? - Глухо, томно спросил Баки, его взгляд был прикован к пляшущему пламени костра, словно он пытался найти в нем ответы на свои страхи.

- Я не позволю тебе никому навредить. - Мягко, но с непоколебимой уверенностью сказала женщина, и Баки, кинув на нее полный отчаяния, почти безнадежный взгляд, едва заметно кивнул. Он доверял ей свою судьбу.

Началось. Воительница глубоко вздохнула, и её голос наполнился стальной решимостью.

- Желание. - Произнесла она на чистом русском, и ее шаг стал мерным, она стала ходить вокруг Баки, словно невидимый хищник, готовящийся к прыжку.

Тот втянул носом воздух, словно пытаясь удержать его в легких, и зажмурился, его лицо исказилось. Я сильнее обхватила себя руками, чувствуя, как адреналин пульсирует в венах, внимательно следя за его реакцией, за малейшим изменением мимики, за каждым мышечным подергиванием.

- Ржавый. - Её голос был монотонным, гипнотизирующим.

Его дыхание участилось, стало прерывистым, судорожным, словно воздух не мог пройти сквозь стиснутое горло. Его руки дрожали, и я видела, как он сжимает кулак, пытаясь удержаться.

- Семнадцать. Рассвет. - Каждое слово было молотом, ударяющим по его психике.

Я видела, как Баки стоически пыжится, его мышцы напряжены до предела, а дыхание становится еще тяжелее, прерываясь хрипами. На его лбу выступили капли пота, а вены на висках пульсировали.

- Печь. - На его глазах, плотно прищуренных, проступили слезы, горячие и горькие, выжигая дорожки на щеках. Мое сердце сжалось, мне хотелось броситься к нему, остановить это мучение. - Девять. Добросердечный. - Он не шелохнулся.

Он сопротивлялся. Каждый нейрон в его мозгу, казалось, боролся с внедренной программой, с этим ужасным кодом, который десятилетиями превращал его в безвольное оружие. Он ощущал физическую боль, его тело содрогалось от внутренней борьбы, и слезы уже не текли ручейком, а вырывались из его глаз полноводным потоком, размывая контуры мира.

- Возвращение на Родину. Один. Грузовой вагон. - Воительница закончила.

Последние слова были произнесены.

В воздухе повисла звенящая тишина. Конец кода. А Баки... Баки все еще был Баки. Он медленно открыл глаза, в них не было ни пустоты, ни агрессии, ни холодного безумия. Только слезы и... облегчение. Мы с воительницей переглянулись. На лице воительницы появилась легкая, едва заметная улыбка, полная понимания и гордости.

- Ты свободен. - Сказала она, и эти слова, произнесенные тихо, но с такой силой, прозвучали как приговор, но приговор к свободе.

После этих слов Баки взглянул на меня, его глаза были полн эмоций - потрясения, благодарности, абсолютного, всепоглощающего облегчения. И он начал ронять горячие слезы с еще большей силой, его плечи затряслись от беззвучных рыданий. Воительница кивнула мне, давая понять, что я могу подойти, а сама она, словно тень, растворилась в предрассветном сумраке леса, оставив нас наедине. Я подошла к рыдающему мужчине.

Я опустилась на колени прямо напротив него, не обращая внимания на влажную землю под собой. Мое лицо озарила грустная, но полная облегчения улыбка, когда я бережно протянула руки и стала вытирать горячие, влажные дорожки слез с его щек. Каждое прикосновение было пропитано нежностью и сочувствием.

- Баки... получилось... Ты свободен. - Выдохнула я, и этот выдох был глубоким, полным сброшенного напряжения.

Он продолжал плакать, его грудь сотрясалась от беззвучных рыданий, но сквозь пелену слез на его лице пробивалась слабая, измученная попытка улыбнуться. В нем, словно две мощные, противоборствующие волны, смешивались невыносимая боль от утраченных десятилетий жизни, в которых он был лишь бессмысленным орудием, безжалостным убийцей, и невообразимое облегчение от того, что сейчас, в этот самый момент, все это закончилось. Ужасы прошлого еще не отступили, но тиски контроля, сковывавшие его разум и волю, наконец-то ослабли. Он положил свою единственную здоровую руку, теплую и сильную, поверх моей, которая все еще вытирала слезы, и крепко, почти судорожно сжал её.

- Больше никто... и никогда не возьмет власть над тобой, Баки. Никогда. Я обещаю тебе это. - Прошептала я, склонившись ближе, глядя прямо в его покрасневшие, но теперь уже осмысленные глаза. Мой голос был полон непоколебимой уверенности, я готова была поклясться в этом.

- Столько лет... - Произнес он сквозь рыдания, его голос был сломан, наполненный горечью и невысказанным отчаянием. - Столько лет я... я был монстром. - Слова застряли у него в горле, каждое воспоминание было словно острый осколок в его душе.

- Я знаю, Баки. Я знаю, как тяжело это... - Я почувствовала, как по моей щеке скатывается одна слеза, отражая его боль. - Кошмары никогда не уйдут полностью, это правда жизни, с которой мы должны научиться жить. Травма остается, но ты... теперь ты никогда не станешь тем же. Ты не Зимний Солдат. Ты не их оружие. Ты Джеймс Баки Барнс. Ты - это ты. И ты свободен.

Он посмотрел прямо мне в глаза. Горячие, влажные от слез, его глаза медленно наполнялись чем-то новым, глубоким и невероятно интимным. В них что-то переменилось. Исчезла тень отчаяния, сменившись голодом, тоской и... надеждой. Я смотрела в них, не понимая, в чём дело, и в моём взгляде читался немой вопрос, а сердце замерло в ожидании. Его взгляд метался от моих глаз к губам, словно он взвешивал решение, словно боролся с чем-то внутри себя, но в то же время не мог отвести взгляд. Это была борьба между давними демонами и внезапно распахнувшейся дверью к новой жизни.

И тут, совершенно неожиданно для нас обоих, он переложил свою здоровую руку с моей на мой затылок. Его пальцы мягко, но уверенно обхватили мою голову, потянув меня на себя. В следующее мгновение он резко, почти отчаянно, притянул меня ближе, впиваясь своими губами в мои.

Это был поцелуй, который не требовал слов. Он был горьким от слёз Баки и солоноватым от моих собственных. В нём смешались годы боли, невыносимого одиночества, и внезапно обретённой свободы. Его губы были мягкими, но в движении чувствовалась скрытая мощь и невероятная нежность. Он целовал меня так, словно пытался впитать в себя всю ту надежду, которую я дала ему, словно этот поцелуй был воздухом, в котором он так долго нуждался. Я почувствовала привкус дыма костра, привкус свободы и привкус чего-то его собственного...

Сначала я слегка опешила... но после ответила ему, сначала неуверенно, затем с нарастающей силой, отдаваясь этому потоку эмоций. Его рука на моем затылке притянула меня еще ближе, словно он боялся, что я исчезну, словно этот момент мог раствориться. Поцелуй был одновременно нежным и отчаянным, молящим и благодарным. В нем было столько всего, что не уместилось бы ни в одном диалоге - прощение, облегчение, скрытая привязанность, возникшая между нами за все эти недели, когда я видела его в самых уязвимых состояниях.

Я закрыла глаза, погружаясь в это ощущение, позволяя миру вокруг нас исчезнуть. Был только он, его дрожащие губы, его рука на моей голове, и пульсирующая волна чувств, которые были слишком сильны, чтобы их можно было назвать просто облегчением.

Его рука, та единственная живая рука, продолжала блуждать по переду моей шеи, едва касаясь нежной кожи, а губы скользили по моим, оставляя за собой тёплое, влажное дыхание, которое обволакивало меня, словно невидимый кокон. Я почти полностью погрузилась в это ощущение, позволяя себе раствориться в моменте, в этом внезапном, ошеломляющем проявлении близости после стольких лет сдержанности и боли. Сердце билось где-то в горле, оглушая. И вот, когда я уже почти потеряла себя в его объятиях... он отстранился.

Резко. Словно очнувшись от кошмара, или, наоборот, от сна, в котором ему не место. Он сильно зажмурился, его лицо снова исказилось, но теперь не от слез, а от какой-то внутренней агонии. Я же, всё ещё опьянённая моментом, непонимающе посмотрела на него, мои губы слегка приоткрылись в немом вопросе.

- Прости... - Произнес он глухо, почти неслышно, его голос был надломлен. Он отстранился.

- За что? - Спросила я, и мои слова прозвучали хрипло, болезненно, потому что мои губы, всё ещё пульсирующие от напора его поцелуя, словно ждали продолжения. Чувство растерянности нарастало.

- Я не должен был... - Начал он, и в его голосе слышалась такая глубокая вина, что моё сердце снова сжалось.

- Не должен был... «что»? - Прошептала я, почти умоляя его закончить мысль, распутать этот внезапный клубок неловкости и отчаяния. Он осекся, его взгляд метнулся ко мне, но тут же оторвался. Его рука, всё ещё касавшаяся моей шеи, резко убралась, словно я обожгла его, и он, не дожидаясь ответа, резко встал.

- Целовать тебя. - Сказал он, его голос был твёрд и полон самоосуждения, почти отвращения к себе. И, не давая мне и шанса ответить, он резко развернулся и пошёл прочь, в сторону дворца, поглощаемый темнотой наступающей ночи.

Я осталась сидеть на коленях на холодной земле, абсолютно, напрочь не понимая, что произошло. В голове крутился лишь один вопрос: «Почему?» Он просто оставил меня вот так? После всего? После того момента, когда я думала, что мы наконец-то преодолели какую-то невидимую черту? Что случилось? Почему он так внезапно оттолкнул то, что казалось таким правильным?

В этот самый момент в голове внезапно вспыхнул образ моего умершего мужа. Иррациональное, острое чувство вины пронзило меня, словно я кого-то предала, словно я перешагнула через незримую черту верности. А реакция Баки, его внезапное отстранение, его слова... они полностью пародировали нечто из прошлого, ту боль, которую я уже пережила. Это было слишком похоже на то, как когда-то, в самый важный момент, меня оттолкнули, как будто я была чем-то испорченным, непригодным для нежности.

Боже... когда же, наконец, всё будет нормально? Когда я перестану чувствовать себя сломанной, а отношения не будут такими запутанными и болезненными? Когда я смогу просто быть, не боясь быть отвергнутой или ранить кого-то? Эта ночь, начавшаяся с очищения, закончилась новой, необъяснимой болью.