Глава 17. Прощальный костёр
После спектакля небо прояснилось, так и не разродившиеся дождёмтучи унесло на восток, а по всему лагерю из колонок полилась музыка. Добрые,светлые и лирические детские песни из кинофильмов и мультфильмов звучаливо время и после обеда, замолчав только перед самым началом линейки, чтобыдать старшему пионервожатому Славику скомандовать: - Лагерь! Внимание! На торжественную линейку, посвящённую закрытиюсмены, шагом марш!Нарядные, в белых рубашках, красных галстуках и пилотках, отряды стройнымиколоннами по трое двинулись на площадь. Первый возглавляли две девушки:веселая, как никогда красивая Ира Петровна и командир отряда Маша. А оченьответственную миссию, нести знамя отряда, доверили Юрке.Гордый, причёсанный и опрятный, в белых перчатках, Юрка жаждал поскорееувидеться с Володей - его никогда не удостаивали такой чести, он никогда ненадевал перчаток, никогда не шёл впереди колонны и никогда так не гордилсясобой. Заняв своё место на линейке, Юрка уставился на пятый отряд, которыйступил на площадь, замыкая длинную цепочку идущих. Приятное теплоразлилось в груди, когда он заметил трогательно взволнованного Олежку, чьистиснувшие знамя руки заметно дрожали. Юрка переметнул взгляд на не подетски серьёзную Алёну, которая в спектакле играла маленькую девочку -Галю Портнову, а на деле являлась командиром отряда. И очень надолго взглядзадержался на торжественно-серьёзном лице Володи. Юрка легонько кивнулему, когда тот, заметив его, чуть приподнял брови и улыбнулся.Яркие солнечные лучи, пробиваясь сквозь редкие облака и листву деревьев,сквозь листочки на Юркиной яблоне, падали на украшенную флажкамиплощадь. Зина Портнова, чистая и белая, строго взирала с пьедестала напостроенных буквой «П» пионеров. За ней на флагштоке гордо реял флаглагеря - красная ласточка на фоне лазурного полотна. А над головой в чистомнебе белые зонтики парашютов опускались по синеве вниз. Вдалеке, почти усамого горизонта, сбросивший парашютистов самолет чертил белую полосу,похожую на размах ласточкиных крыльев на флаге.- Внимание, лагерь! Равняйсь! Смирно! - выкрикнул Славик. - Вольно!Командирам отрядов приготовиться и сдать рапорт!Маша, а за ней командиры всех остальных отрядов выстроились перед трибуной,на которой стояли Пал Саныч и Ольга Леонидовна, и стали по очереди выходитьиз строя, сдавать рапорты. - Товарищ председатель дружины, первый отряд на линейку, посвящённуюзакрытию второй лагерной смены, построен, - вскинув руку в пионерскомсалюте, чётко и громко произнесла Маша. - Рапорт сдала командир первогоотряда Сидорова Мария. - Рапорт принят, - отсалютовав, ответил старший пионервожатый.Когда все рапорты были сданы, а открывший линейку директор закончил своюречь, слово передали Ольге Леонидовне. Она говорила куда искреннее, чем наоткрытии смены, но год от года завершала свою речь одними и теми жесловами: - Ласточка - птица, которая каждый год возвращается из тёплых краёв вродное гнездо... - Это была аллюзия на возвращение пионеров в лагерь - чтоони обязательно вернутся сюда в следующие смены.Старшая воспитательница с улыбкой на губах окинула непривычно ласковымвзглядом пионеров. Она обращалась ко всем без исключения, но Юрка знал: он221/283сюда больше не вернётся.По грампластинке зашелестела игла, из колонок, скрипя и фальшивя, зазвучалазнакомая с детства каждому советскому человеку мелодия - гимн пионерии.Руки всех присутствующих взметнулись в пионерском салюте. Юрка смотрел наспуск флага и пел со всеми: «Взвейтесь кострами, синие ночи».Он продолжал считать эту песню бессмысленной и высокопарной, но теперьуяснил другое: важность этого гимна была вовсе не в словах, а в сплочении.Пение гимна должно было объединить всю от мала до велика «Ласточку». Ипели действительно все: старые, по мнению Юрки, коммунисты, молодые -комсомольцы, юные - пионеры и малыши-октябрята из пятого отряда, а с нимиих вожатый Володя. Он стоял напротив, смотрел на Юрку и улыбался - ласково,но грустно. Юрка ненароком подумал, что Володя и вовсе разучился улыбатьсябез грусти - и от этой самой особенной и доброй в мире улыбки у Юркизащипало глаза.Он устал думать о расставании, устал горевать. Красные после полубессоннойночи глаза резало, напряжение после спектакля и усталость давали о себезнать. А погоде, будто вопреки всякой грусти, прибавили яркости, но она вовсене радовала Юрку. Погода будто призывала наслаждаться последним днём, какбы говоря ему: «Такого больше никогда не будет».«И правда не будет», - согласился Юрка. Следующим летом он не поедет впионерлагерь, он больше не будет петь этот гимн и больше никогда не наденетэтот галстук. Не счесть, сколько раз Юрка надеялся, что повязывает его впоследний раз, - чем старше становился он, тем ненавистнее становилась длянего она, эта удавка. Юрка со средних классов не испытывал гордости отношения пионерского галстука и, только представлялся случай, старалсяизбавиться от него, чтобы все думали, что Юрка взрослый. А когда он на самомделе стал взрослым, всё перевернулось вверх дном. Наступило сегодня, день,когда с давящей грустью он понял, что не вернётся в пионерлагерь из-за тойсамой взрослости, к которой когда-то так стремился. Вожатым он не станет изза поведения и оценок, и шанса хотя бы отчасти вернуться в детство уже небудет. Его детство кончилось.Оно ушло не тогда, когда Юрка снял галстук и забросил игрушки, и даже нетогда, когда впервые столкнулся с несправедливостью и позволил забрать унего музыку. Детство кончилось недавно - этим летом в «Ласточке», когда онвстретил Володю. Любовь поглотила его всецело, со всеми мыслями и эмоциями,отключила органы чувств, да так, что Юрка не услышал - он-то с его-тослухом, - как тяжёлая дверь в детство, лязгнув, с грохотом захлопнулась заспиной.Стоя на лагерной площади, на последней в его жизни пионерской линейке, Юрка понял, что с этих пор он больше не сможет её открыть, хотя будет знать,где ключ и что этот ключ такое. Детство - время, когда жизнь понятна ипроста, когда есть чёткие правила, когда есть ответ на каждое «почему» и «чтобудет, если». В простоте и понятности и есть ключ к детству. А Юрка пересталбыть понятным самому себе, когда полюбил. Он столкнулся с вопросами, ответына которые не сможет дать никто. И ни к кому нет доверия, даже к родителям,даже к докторам вроде тех, к которым хотел обратиться Володя.Теперь-то ему стало ясно, зачем взрослые идут в пионервожатые, почему стольискренне поют «Синие ночи» и гордо носят галстуки и пилотки - всё для того,чтобы оказаться пусть не в самом детстве, но хотя бы очень-очень близко. АЮрку сюда больше не пустят ни вожатым, ни отдыхающим.Впервые за пять лет он запел со всей искренностью: «Клич пионеров - всегда222/283будь готов» - и флаг опустился.Линейка закончилась, из динамиков разнеслись нежно-грустные слова песни изЮркиного любимого фильма «Пассажир с экватора». «Кто тебя выдумал,звёздная страна?» - пела Елена Камбурова, пока отряды собирались кучками.Только отдал Ире Петровне белые перчатки, Юрка сразу отошёл от своего иотправился к тайнику у недостроя, оглядываясь по сторонам - не следит лиопять за ним Маша или Пчёлкин, но октябрятам и пионерам на площади было недо Юрки.Он спускался по аллее пионеров-героев к перекрестку, где даже издалекавиднелась нетронутая любимая «В» в яблоке. Юрка думал об этой «В» и об этом«В», и тут Володя, лёгок на помине, догнал его.- Юра! - он подошёл к нему, слегка запыхавшийся. - Ты куда? - Я... - замялся Юрка. На самом деле он хотел снова пойти побаловатьсяпапиросами, но вспомнил, как обещал Володе, что больше не будет. А потомвспомнил и о том, что сам же нарушил это обещание. Но в этот раз обманыватьВолодю казалось Юрке совершенно неправильным, и он признался: - Идудостать пачку папирос из заначки. - Юра! - осуждающе протянул Володя. - Ты же...- Да я помню, что обещал больше не курить. Поэтому я сейчас пойду, достануеё и выброшу! Честно.Володя одобрительно кивнул, покачал головой и хмыкнул: - Ну... Молодец. - И резко сменил тему: - Совсем не верится, что завтра мыуже разъедемся, правда?Юрка нахмурил брови: - Не надо. Я не хочу ни говорить, ни думать об этом. Совсем. - Ладно. Тогда сразу к делу. Я тут вспомнил, как после последнего звонка нашкласс заложил под деревом в школьном дворе послание для будущихвыпускников...- Капсула времени? И что вы там написали? - Рассказали о нашем времени, о наших целях, о том, что мы делаем длястроительства коммунизма и что делают другие. Завещали помнить подвигисоветского народа. Но я не про послание от нашего выпуска хочу поговорить.Давай оставим своё такое же? - Будущим строителям коммунизма? - Нет, - усмехнулся Володя. - Конечно, себе. - Будущим себе? - Юрка воодушевился. - Это будет здорово, но я совсем незнаю, что написать. - Даже не обязательно письмо, просто памятные вещицы... Например, сценарийспектакля - мою тетрадку с записями... Подумай, что ещё можно? Мы положимвсё это в капсулу, а потом, лет через десять, встретимся здесь и вскроем.Представь, как будет интересно совсем взрослыми, можно сказать,состоявшимися людьми держать в руках вещи из смены, когда мы были вместе в«Ласточке». Какая хорошая память об этом лете! - Да, что-нибудь важное для нашей... дружбы? Для нас... Ноты! - сообразив,воскликнул Юрка. - Я могу положить туда ноты «Колыбельной»! Может быть,через десять лет это всё ещё будет важным. - Конечно будет! Особенно когда ты станешь пианистом, - Володя хитросощурился. - Но всё равно ты ещё подумай, что можно там оставить, а мнебежать пора. - Но где и когда? - спросил Юрка, понизив голос. Они стояли на аллее одни, ноему было тревожно - вдруг кто-нибудь шпионит в кустах? - Вечером? Давайсмоемся с костра - там будет такая суматоха, что нашего отсутствия никто не223/283заметит...- Да, скорее всего, на костре - у меня ещё дел выше крыши, - в тон ему, почтишёпотом ответил Володя. - Но лучше не сбегать, я попробую отпроситься, еслиполучится. - Но где, Володь? - Ива, - шепнул он. - Мы подойдём к броду через лес. - Ночью был дождь, река, наверное, разлилась. - Проверишь? Мне сейчас бежать надо, на ужине встретимся. И смотри, незабудь вечером принести вещи для капсулы. - Я не забуду, - пообещал радостный Юрка - они проведут этот вечер вдвоём!***Как скоротать время? Чем заняться до вечера? Как до него дожить?Несправедливо - время, вещь, драгоценнее которой для Юрки ничего не было,приходилось тратить впустую, пытаясь увлечь себя любой ерундой, лишь бы недумать о расставании. Собирать сумку было ещё рано, к тому же сборы занялибы не больше получаса - Юрка привёз с собой не так много вещей. Пройтись полагерю, попрощаться с «Ласточкой», а потом проверить реку?Размышляя, что положить в капсулу времени, Юрка отправился гулять. Смотрелпо сторонам и думал, но только его взгляд падал на до боли знакомые места, онсразу терял мысль. Вот кинозал, с которым было связано так много, вот щитовыев зелёных зарослях сирени, вот карусели, недавно тонувшие в белом пухуодуванчиков, а теперь снова укрытые зелёно-жёлтым покрывалом.Спортплощадка - вокруг суетились люди: кто-то обменивался адресами, постарой традиции записывая их шариковыми ручками прямо на пионерскихгалстуках, кто-то сидел в обнимку, прощался. Несмотря на толкотню, здесьцарил необычный для пионерского лагеря покой. Ребята выглядели притихшимии печальными, говорили негромко, ходили, а не бегали. «Наверное, силы длякостра берегут», - хмыкнул Юрка, но спокойно стало и ему. Только однонастораживало - с окончания линейки он ни разу не встретил Машу.Оглядываясь, Юрка в течение всей прогулки не увидел её силуэта вдалеке и неуслышал голоса. «Может, что-то задумала?» - с тревогой в голосе вслухпрошептал Юрка и отправился дальше.Со скамеек у корта доносились звуки музыки - там стояло то самое радио,которое они с Володей брали в свои походы. Радио перебивало звучащую излагерных колонок песню, а столпившиеся вокруг ПУКи, Митька, Ванька и Михапоочередно выкручивали ручки, чтобы избавиться от помех. Юрка провёл рукойпо рёбрышкам металлической сетки корта, легонько толкнул её, сетка звякнула.Он даже не вспомнил, как в середине смены здорово отыграл в бадминтон,злясь на Володю после разговора о взрослых журналах.«Время пройдёт и...ы забудешь всё, что...ыло с тобой у ...ас. С тобой...» - шипя ипрерываясь, доносилась из магнитофона песенка из «Весёлых ребят», котораяЮрке уже оскомину набила. - Юра! Конев, иди к нам! - замахала Полина руками. - Давай мы и тебе нагалстуке что-нибудь напишем!Юрка подумал - ну а почему бы и нет? Пусть будет от них память! Снял галстук,протянул девчатам, они в ответ дали ему свои и поделились ручкой. Юрка, не задумываясь, написал на каждом, не разбирая, где чей: «Спасибо залучшую смену в „Ласточке". Конев, вторая смена 1986 года». Но вдруг егокольнула совесть - девчонки ему что-то выводили, старались, сочиняли.224/283- Что написать ему, Поль? - спросила Ксюша. - Я написала: «Вдохновения нашему пианисту!» - Тогда я напишу: «Лучшему подвожатнику. Так держать!»Юрка засмущался. Он заметил, что за эту смену ПУКи очень изменились. Илиизменился всё же сам Юрка, а девчата были такими всегда? Вдруг ониперестали казаться занозами и змеями, ну разве что самую малость. И Юркеподумалось, что надо спросить у них хотя бы номер школы, в которой учатся,ведь они тоже живут в Харькове. И у Ваньки с Михой спросить, и у Митьки.Он и спросил. - В тринадцатой, - почти хором сказали девчата. - О, а мы в восемнадцатой, - услышав их, обрадовался Ванька, - тожеЛенинский район! Недалеко! - Правда? Да это же район ЮЖД, можно будет как-нибудь погулять вместе! Увас есть телефоны?Юрка сдержался, чтобы не присвистнуть - нет, ПУКи действительноизменились! Раньше они нос воротили от Ваньки и Михи, а сейчас, кажется,даже заигрывают. - Кстати, Юр, ты мне один адрес обещал, - подмигнув, протянула Ксюша. - Кого? - вклинился Миха. - Чей? - поправил его Ванька. - Вишневского, - хмыкнула Ульяна, а Ксюша насупилась. - Ну... у меня есть, - заявил Митька, похлопав себя по карману. - С собой... Да.И телефон, - добавил он, видя замешательство на лицах ребят.Митька в последний день смены явно осмелел - только закончил диктоватьКсюше адрес, как отвёл Ульяну в сторону и зашептал ей на ухо что-то такое,отчего та принялась улыбаться и млеть. - Смотри-ка, Поль, - Ксюша лукаво улыбнулась и кивнула в сторону парочки.Предвидя какой-нибудь нахальный выкрик со стороны Ксюши, Юрка проявилмужскую солидарность и решил её отвлечь. Вот только чем? - Кстати, Ксюш, ты не знаешь, где Маша?Юрка мигом сообразил, что может убить двух зайцев одним выстрелом: иМитьке подсобить, и получить ответ на мучивший вопрос. - А что, уже соскучился? - ухмыльнулась Змеевская. - А вы с ней случайно нетого? - Что?! Я с ней? - вспыхнул Юрка. - Да никогда! - Да ладно тебе. Вы же всё время вместе. - Да я только рад, что её нет. Не представляешь, как заколебала! - Ну-ну, «мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой санитары»? Видно ведь,что...- Мы видели Машу на площадке для костра, - негромко произнесла Поля,перебив Ксюшу.Но Змеевская, очевидно, собиралась поддеть Юрку ещё раз и снова, хитроприщурившись, открыла рот.Но и на этот раз её прервали. С площадки, где девочки из пятого отряда подконтролем Лены играли в бадминтон, донёсся до боли знакомый детский голос: - Ты ведь что-то недоблое опять плидумал!«Ну вот, - подумал Юрка, - звонкого „р" как и не бывало!»Прямо по корту, мешая девочкам играть, путаясь между ними, несся Пчёлкин, аего догонял Олежка. - Эй, Юла! - завидев Юркину компанию, Олежка бросился к ним и чуть неврезался в Ваньку. - Юла! Я видел, как Пчёлкин стылил с кухни спички! - запыхавшийся Олежка выглядел очень обеспокоенным.225/283Но Пчёлкина уже и след простыл, а к их компании подкатился жующий что-тоСашка и сердитая - руки в боки - Лена. - Что опять случилось? - спросила вожатая у Юрки.Он пожал плечами: - Олежка говорит, что Пчёлкин снова диверсию задумал, спички с кухни украл.Лена закатила глаза и вздохнула: - Ну проказник! Заколеб... - начала она и замолкла на полуслове. Но подлукавыми взглядами ребят добавила: - И в последний день покоя не даст!Юрка ухмыльнулся: - Ему бы в инженеры-конструкторы податься, вечно что-то мастерит,Самоделкин. - Лишь бы его самоделки ничего ему не оторвали! Юр, сходи, пожалуйста, заВолодей, скажи ему, а? Я тут отряд не могу бросить. - А где он? Почему ты одна с детворой? - Он в лесу, помогает площадку для костра готовить. Юрке не хотелось идти за ним. Перед смертью не надышишься, а рядом сВолодей дыхание собьётся окончательно: не вспомнишь потом, как это -дышать. К тому же народу там собралось много, да ещё и эта шпионка Машаявно крутилась возле него... И что же Юрке останется - опять только смотретьна него, как было все эти дни? А сегодня, в последний день смены, вконецзамучиться от мыслей о разлуке? Нет, ему так только тяжелее. Но Лене-тоотказать нельзя! - Кстати, а почему вы, здоровые лбы, сидите тут, вместо того чтобы помочьвожатым делать костёр? - нахмурилась Лена.Она так сильно напомнила Иру Петровну, когда та не в духе, что Юрка дажерастерялся. Он и не ожидал, что она тоже может быть по-вожатски строгой. - А нас никто и не звал, - виновато промямлил Миха. - Разве помощь нужна? - удивился Ванька. Юрка заметил боковым зрением, что Митька с Ульяной, пытаясь удрать, пятятсяназад, в кусты. - Помощь всегда нужна! Марш на костёр, - рявкнула Лена и крикнула вдогонкуудаляющейся компании: - И Володе передайте про Пчёлкина!Юрка твёрдо решил, что не пойдёт на костёр. Объяснился с ребятами инаправился к тропинке, ведущей к реке. Но вдруг, повинуясь внезапномупорыву, вернулся к Олежке, положил руку ему на плечо и сказал: - Ты большой молодец! Я верю, что из тебя получится отличный пионер, апотом - лучший комсомолец!Олежка расплылся в широченной, гордой улыбке и заявил: - Спасибо, Юла! А из тебя получится отличный фолтепианист! Я тоже в тебявелю! Обещай, что не блосишь музыку, а я тогда пообещаю, что не буду какланьше лениться на занятиях с логопедом, а буду сталаться изо всех сил! - Ладно, обещаю! - И я обещаю!Юрка подмигнул ему, потрепал по волосам и пошёл к реке.Вышел с кортов и не торопясь отправился вниз по дорожке, ведущей к пляжу. Вголове было пусто, на душе - почему-то тихо. Юрка будто замер и онемелизнутри, но это состояние ему нравилось. Он просто брёл через подлесок, шагалпо квадратным плитам.Впасть в отчаяние ему не давала надежда. Яркая и тёплая, она горела в нём, какфакел в кромешной темноте. Юрка был уверен - они обязательно встретятся. Ипусть это случится уже не в летней «Ласточке», а в сером и пыльном городе. Дагде угодно, ведь главное - с Володей! И Маши там не будет, и никто не226/283запретит Юрке быть рядом так, как он того хочет.Когда дорожка из серых бетонных плит закончилась, перед Юркой открыласьузкая песчаная тропинка, недлинная, метров десять, и ровная. Он спустился поней на пляж. Свернув к лодочной станции и собираясь сократить путь до ивы, Юрка не смог пройти мимо памятного места. Он отодвинул деревянную калитку,скрылся в складском помещении и вышел через него на скрипящий под ногамипирс. На воде покачивались лодки. Юрка устремился к той самой, в которой онис Володей прятались от дождя. Казалось, что это случилось целую вечностьназад, но до чего же отчётливо помнился тот поцелуй. Юрка коснулсякончиками пальцев губ - от воспоминаний их будто согрело тёплым дыханием.Чтобы развернуться и уйти со станции, потребовалось сделать над собойусилие. От мыслей, которые нахлынули на него здесь, было одновременно исладко, и больно. Вот, что хотелось оставить в капсуле времени - все этимоменты: лодку под брезентом, поцелуи в занавесе, Володины тёплые слова, егорадостную улыбку и тихие, но такие честные признания... Оставить, закрытькрышкой и закопать в землю, чтобы не сомневаться, что сохранится и незабудется. Чтобы через десять лет, встретившись вновь, достать всё это и сноваоказаться тут - в последнем лете уходящего детства.До ивы Юрка добрался без проблем - ночной дождь, вопреки опасениям, ненамного поднял уровень воды в реке, но, чтобы перейти брод, Юрке пришлосьвысоко задрать шорты. Земля под ивовым куполом была сырая, потому чторедкие лучи, пробивающиеся сюда, ещё не успели её прогреть и высушить.Время близилось к ужину, но Юрка не хотел возвращаться. Хотел сидеть здесьодин, совсем один, и незряче смотреть на реку. Он с изумлением заметил, что вней поразительно много движения: ленивое течение, плавные перекаты волн ияркие вспышки вечернего солнца на них. Он думал, что всё это будто бы нехаотично и бессмысленно. Гадая, как определить системность и взаимосвязьволн в течении реки и какой тут вообще может быть смысл, Юрка остался наберегу до самого горна. Но потом всё же поднялся с земли и решил вернуться -обещал же Володе сообщить.Пока перебрался обратно через брод и дошёл до лагеря, новый звук горнаоповестил о конце ужина. Юрка бросился к столовой. В выходящей на улицутолпе заметил Володю - тот, окруженный мальчишками из своего отряда,оглядывался по сторонам, а увидев Юрку, махнул ему рукой. - Держи, - Володя протянул ему два пирожка с маком. - Почему на ужине небыл?Юрка сглотнул слюну - до этого он и не замечал, что нагулял такой аппетит. - Спасибо! - И тише добавил: - К иве ходил. С бродом всё в порядке, но земляпод ивой холодная и сырая. - Понял. Я договорился с Леной, чтобы она одна малышей увела с костровой испать уложила. Кое-как, но отпустила, так что всё в порядке. Немного посидимна костре со всеми, а потом пойдём с капсулой к иве. Только у Ирины отпросись!Из столовой вышла Маша. Заметила их, стоящих рядом, насупленно зыркнулапрямо на Юрку. Но тот лишь закатил глаза и, вспомнив, спросил у Володи: - Тебе про Пчёлкина доложили? Про его диверсию...Володя улыбнулся: - Ага. На самом деле там весело вышло: Алёшу Матвеева попросили взятьспичек, чтобы принёс, когда костёр будем разжигать. Про это каким-то образомузнал Пчёлкин, стырил их на кухне и понёс нам. А Олежка решил, что Петя227/283планирует диверсию, и захотел поймать хулигана. Олежка, оказывается, тотещё партизан! Видимо, в роль вжился. - Надо же! Пчёлкин? И помог? Как-то подозрительно. - Я тоже сперва так подумал. Но потом Пчёлкин заявил, мол, несправедливо,что все лавры достались Рылееву - тот и в спектакле молодец, и все его совступлением в пионерию поддерживают и хвалят. А Петя тоже так хочет, и еготоже есть за что хвалить. - Ух ты! Как ты его воспитал! - Юрка хихикнул. - Да я-то что? Вряд ли я...- Да-да, - Юрка горячо закивал. - Ты же вожатый, можно сказать - старшийбрат. Ты им пример подаёшь. Все люди меняются, а когда рядом такой вожатый,как ты, меняться можно только в лучшую сторону.На Володиных щеках заиграл румянец, а Юрка смутился. Он хотел бы сказатьему другие слова, среди которых, конечно же, не было бы «вожатый» и«старший брат». Но рядом сновали люди. И Маша. Юрка только попробовалсказать «люблю», не произнося этого слова, но эта проклятая конспирация ужеему опостылела.***«Взвейтесь кострами, синие ночи...» - пели пионеры.Наступил вечер, и он действительно был синим. А костёр без преувеличениявзмывал в чернильное небо, разбрасывая искры так высоко, что они мешались созвёздами - не сразу и догадаешься, искра потухла или сгорел метеор.Отряды долго собирались в строй, долго шли на обширную поляну в лесу и долгорассаживались на расставленные кругом скамьи.Открывающую песню, гимн смены, уже спели и теперь снова затянули «Синиеночи», сидя как первоклассники с прямыми спинами, ручки на коленки - шлаофициальная часть. Пока администрация в лице директора, старшейвоспитательницы, физруков, музрука и других взрослых присутствовала напрощальном костре, пионеры скучали и чувствовали себя скованно. Но Юрказнал: скоро они уйдут и начнётся не то чтобы разгул, но станет поживее. Покадаже подняться с мест не давали, только и оставалось - петь и искать глазамиВолодю.Как полагалось, пятый отряд посадили по левую руку от руководства, апервый - по правую. Так что тянуться, выглядывая, Юрке не приходилось,только голову чуть поверни. Володя на него не смотрел. Его строгий взгляд былобращен на малышей из отряда, но те сидели смирные и грустные - им тоже,наверное, не хотелось расставаться с друзьями. Но они-то ещё обязательновернутся сюда!Вскоре руководство пожелало всем хорошего вечера и удалилось. Перед уходомОльга Леонидовна пригрозила, что если пионеры вернутся в лагерь позжеодиннадцати, а октябрята - половины десятого, не возьмёт на следующуюсмену.Все присутствующие вмиг оживились, пересели так, как им хотелось, но неразбивая отрядов. Кто-то достал гитару. Инструмент гулял между несколькимиумеющими играть ребятами. Сперва пели веселые детские песенки - и былодействительно весело. Потом перешли на эстрадное. ПУКи хором потребовали«Модерн Токинг», но, как оказалось, если кто-то и знал ноты, то никто толком незнал слов. Володя предложил «Машину времени», на что получил возмущенные«фу» от большей половины пионеров. А Юрка ничего не предлагал. Поэтомупели опять Пугачеву и «Веселых ребят».228/283Несмотря на всё это показное веселье, грусть буквально рвалась наружу, как быЮрка ни пытался упрятать её поглубже. И грустно было не только ему, абольшинству присутствующих. Ведь этот вечер последний не только для него, адля всех, и все грустили вместе с ним.Последний вечер особенный многим: все становятся добрее и мягче, всестремятся думать о самом главном и быть с самыми дорогими людьми. Всёвоспринимается чуть-чуть по-другому: небо такое звездное, запахи такиепряные, лица - добрые, песни - глубокие, а голоса - красивые. Всё так,потому что видишь это в последний раз.Гитару передали Митьке. - Прощаться всегда очень грустно, - сказал он, беря инструмент в руки.Провёл большим пальцем по струнам, задумчиво протянул: - А давайте вотэту... - Откашлялся, обвёл взглядом сидящих вокруг костра, задержавшись насмелых парочках, которые держались за руки или обнимались. Усмехнулся,ласково посмотрел на Ульяну. - Всем, кто влюбился этим летом, посвящается.Услышав первые аккорды известной песни, лагерь запротестовал, по рядампрошлась волна негодования. - Митя, не надо. Давай другую! - взмолилась Ира Петровна, сидящий рядом сней Женя угодливо кивнул. Юрка тоже узнал песню и громко, истерически хохотнул - он и саму шуткуоценил, и степень её жестокости. Когда-то сам бы догадался так поиздеваться,но Володя... Если бы не Володя.Митька затянул низким хрипловатым голосом:«Ты меня на рассвете разбудишь,Проводить необутая выйдешь,Ты меня никогда не забудешь,Ты меня никогда не увидишь...»У Юрки будто что-то оборвалось внутри. И больно стало, и издевательскисмешно над самим собой. Эта песня - последняя капля, контрольный выстрел,будто ему собственных мыслей мало. Захотелось заткнуть уши, да выглядетьэто будет глупо.Звучал только второй куплет, а Юрке казалось, что прошла вечность. У него неполучалось больше контролировать свою грусть, она захватывала его в своиобъятия, и единственное, что мог сейчас приказать себе Юрка, - не смотреть наВолодю.«Я буду сердцем бурю предвещать.Мне кажется, что я тебя теряю...» - девочки ПУК прижались друг к дружке,легонько покачиваясь. Ульяна сияла счастливой улыбкой - наконец ей далиспеть песню из «Юноны и Авось» - и пела партию Кончитты. Даже сидящийрядом с Юркой Миха то ли вздохнул печально, то ли всхлипнул.«...Не мигают, слезятся от ветраБезнадежные карие вишни.Возвращаться - плохая примета.Я тебя никогда не увижу...»А у Юрки глаза карие. Он не выдержал - посмотрел ими на Володю. Тот слушал,как заворожённый, глядя прямо перед собой, в пустоту. Шептал губами слова,229/283подпевая, и Юрка отчетливо прочитал по ним: «Я тебя никогда не забуду».Володя не отправлял это послание ему, он говорил это сам себе, и в его взглядесквозило полное, кромешное отчаяние - он не был рад тому, что никогда незабудет, и Юрка понимал. Сердце больно сжалось от этого понимания и нанесколько секунд будто остановилось. Как бы оптимистично он ни заявлял, чтовсегда будет помнить, никогда не забудет - разве это хорошо? После того, чтоВолодя сказал ему в новострое? Может, лучше и правда забыть, хотя быпостараться выбросить это из головы, заставить себя... Нет, конечно, нет. Он несможет.А Митька всё тянул и тянул эту бесконечную песню. Лица вокруг костра,освещённые багровыми всполохами, были переполнены печалью и светлой,тёплой грустью. Казалось, только Юрка чувствовал, что для него всё светлое наэтом закончилось.Володя сфокусировал на нём взгляд, их глаза встретились.«И качнутся бессмысленной высьюПара фраз, залетевших отсюда...» - хором, перекрикивая гитару, пропелипионеры.- «Я тебя никогда не забуду», - прошептал Володя. Юрка никак не смог бырасслышать его, но эти слова прозвучали именно его голосом, отчётливо и ясно,в самом сердце.И вдруг до Юрки дошло - они строчки перепутали! И теперь он должен былответить это, сказать эти слова, пообещать...Но Юрка не хотел! Не хотел это петь, говорить, даже думать, а губы сами посебе прошептали: - «Я тебя никогда не увижу...»Песня закончилась, у Митьки с возмущенными возгласами забрали гитару,«чтобы больше не пел такой кошмар». Володя не моргая смотрел на Юрку, иказалось, что мира вокруг них просто не существует. Юрка не мог разобрать,какие сейчас у Володи глаза, что там внутри за эмоции. Это было больше, чемотчаяние и грусть, Юрке было почти физически больно заглядывать в них.Володя стремительно поднялся с места, подошёл к нему, потянулся, будто быхотел взять Юрку за руки, но одернул себя. - Я всё-таки помогу Лене, отведу малышей в отряд и сразу вернусь... - И,понизив голос до шёпота, сказал: - Выйди минут через двадцать на дорогу,которая ведёт к пляжу, но смотри, чтобы никто тебя не заметил. Сделаем крюк,пойдём через лес, чтобы за нами никто не увязался.Когда Володя с Леной увели пятый отряд, за гитару снова взялся Митька, но ИраПетровна уговорила его больше не петь грустное. - Тогда пусть будет белый танец! Дамы приглашают кавалеров! - и заигралузнаваемого с первых нот «Паромщика». Юрка хотел было пересесть куда-нибудь в дальний угол поляны и тиходождаться возвращения Володи, но к нему подошла Ксюша.- Юра, пошли, потанцуем?У Юрки сил не осталось, чтобы удивиться. Не думая, он кивнул, взял Ксюшу заруку и вывел к костру, туда, где танцевали другие пары. Ксюша обняла его заплечи и в этот раз совсем не так, как на той дискотеке, не по-пионерски.230/283Случись такое раньше, Юрка бы уже лопнул от гордости, но сейчас он нечувствовал ничего. Просто кружился, топал ногами в ритм музыке, приобнималКсюшу за талию, как робот. До него даже не сразу дошёл смысл вопроса,который она задала. - Юрчик, слушай... Нам тут сказал кое-кто, что у вас с Машей, оказывается, всёнепросто и вы...- Ещё бы было просто! - воскликнул Юрка, перебив. - Только никаких «нас»нет. - Да? - деланно удивилась Ксюша. - А это правда, что вы поругались тогда изза того, что она за тобой следит? - За мной Маша просто ходит, а следит она за Володей. - Да ладно? - Ксюша удивилась настолько, что толкнула танцующих рядомкрасного до корней волос Петлицына и Настю и наступила Юрке на ногу. - Ну да, - просто ответил он. Пробежался глазами по поляне и увидел, чтоМаша одна-одинёшенька сидит на скамейке у костра, сложив руки на коленях,смотрит в землю. Юрке на секунду даже стало жаль её - настолько одинокий игрустный был у неё вид. Но тут же он понял, что Машина грусть - ничто всравнении с расставанием, которое предстоит им с Володей. И мысли о неймигом вылетели из головы. - За Володей? Какой кошмар! И как ей это в голову пришло? - возмущалась темвременем Ксюша, для неё это действительно было новостью. - Это ж какойнужно быть дурочкой, чтобы следить за вожатым? Да пусть даже не завожатым, а просто... Где вообще её гордость? - Влюбленные люди иногда поступают очень безрассудно, - ответил Юрка ипочему-то улыбнулся этой мысли. Вспомнил свой самый первый и самыйбезрассудный поступок - как поцеловал Володю тогда, на дискотеке, ущитовых. И чем всё это теперь заканчивается? Стоило ли это мимолетноебыстротечное счастье того, чтобы теперь так болезненно расставаться, а потомвсю жизнь вспоминать?После танца пионеры стали играть в «ручеёк», а потом кто-то собиралсяпрыгать через костёр. Юрку звали тоже, но он отказался, внимательнонаблюдая за тем, чем занята Маша. Та вроде бы немного повеселела, когдаСветка из третьего позвала её играть к костру. Благодаря ей получилосьнезаметно улизнуть. По крайней мере, Юрке так показалось.Володя задержался минут на десять. Только Юрка подумал, что ониразминулись, как увидел в темноте знакомый силуэт с рюкзаком за плечами. - Ну что, готов? - спросил Володя. - Никто тебя не видел? - Вроде нет, там все играют в ручеёк, специально ждал, когда Маша потеряетменя из виду. А что в рюкзаке? - Лопатка, капсула и вещи, которые туда положим. И плед ещё... если решимпосидеть там. Идём?Они свернули на петляющую тропинку, ведущую в обход пляжа. В лесу былотемно. С поляны доносились голоса пионеров и треск костра. Обычно, когда ониходили к иве, Юрка шёл впереди, потому что лучше знал лес, но сейчас, освещаядорогу фонариком, путь прокладывал Володя. А Юрку не покидало ощущение,что его ведут на казнь.Они шли прощаться. Они шли туда, чтобы провести последние минуты вместе,сказать последние слова. И сейчас даже огонёк надежды, который весь деньгрел Юрку, едва теплился и норовил погаснуть совсем.«Перестань! - приказал себе Юрка. - Мы же ещё встретимся, мы расстаёмсятолько на время!»231/283Он знал, что обычно время перед тем, чего очень не хочешь, тянется долго идорога к иве должна была показаться Юрке длинной, но вот они уже миновалиболотистую заводь и вышли из леса к обрыву. Осталось обойти его, опятьсвернуть в лес, а там - минут пять и брод.Захотелось остановиться и повернуть назад. Будто если сейчас они никуда непойдут, то ни расставаться, ни прощаться им будет не нужно. Юрка протянулруку к Володе, хотел вцепиться в пальцы, но запнулся от испуга - сзадиокликнули:- Володя! Юра! Эй! - Ира Петровна, светя фонарём, стремительно их догоняла.За Ирой шла Ксюша и Полина, а за ними - Маша. - Вы куда?Володя не растерялся. Молча стащил с плеч рюкзак, вынул капсулу -замотанную в целлофан железную коробку с крышкой, в таких хранят крупу. - Мы идём закапывать капсулу времени. Вот, - он протянул коробку. - А мне почему ничего не сказали? - рассердилась Ира. - Юра, ты что, не отпросился?Юрку будто обухом по голове ударили - забыл! Стало стыдно, ведь Володяпредупреждал его, что надо...- Нет... Извините, Ира Петровна, я опять не подумал. - Не подумал он! Я же за тебя отвечаю! Вдруг что-нибудь случится, а я даже незнаю, где ты!Володя вздохнул и тихо попросил: - Ирин, давай отойдём?Вожатые отошли на несколько шагов. Девочки молчали. Юрка хмуро глядел наМашу - да как она только уследила, куда они с Володей пошли? Он же видел,что она отвлеклась! И мало того что опять выследила, так ещё и сдала Ирине,стерва! И хвост привела - вот зачем эти две любопытные змеючки за нейувязались?Спорящим вожатым не пришло в голову, что, пусть они стояли на отдалении,ветер дул в сторону Юрки и девчонок и их разговор был отчётливо слышен всем. - Вова, если у Конева в голове ветер, то уж ты-то мог бы мне сказать! И капсулаэта. Идея-то ведь отличная! Мы бы отрядом свою заложили. Не по-товарищескиэто, Вов, мы же комсомольцы, мы должны помогать друг другу! - Извини, Ирин, я не со зла. Просто эта идея пришла в голову совсемвнезапно - буквально сегодня днём. А там куча дел была, сама знаешь...Извини, ладно? - Ладно-ладно... Может быть, завтра с утра успеем... - Ира немногосмягчилась. - Ну так что, отпустишь его под мою ответственность? Честноекомсомольское - верну тебе Конева не позже часа ночи в целости исохранности.Ира скрестила руки на груди и, переминаясь с ноги на ногу, с сомнениемпокосилась на Володю. - Вов, в час - это слишком поздно.Порыв ветра от реки унёс следующую часть разговора, а когда вожатых сновастало слышно, Ира Петровна, уже куда более сговорчивая, интересовалась: - Ольге Леонидовне не говорил? - Володя отрицательно помотал головой. - Ну смотри, если кто из руководства заметит, я ничем не смогу тебе помочь. - Думаешь, им есть до меня дело? - Ну... по правде говоря, это вряд ли. Но! Вов, если заметят, припомнят это тебев характеристике.232/283- Да чёрт с ней. Пусть пишут, что хотят. Ирин, так что, прикроешь? Мы будемтут недалеко, в лесу. - Ну... ладно, прикро...Володя уже развернулся и сделал шаг, когда Маша закричала во весь голос: - Не отпускай их! Я знаю, зачем они туда пошли! Ирина, они ненормальные!Они целуются и обнимаются! Надо, чтобы их наказали, надо рассказать ОльгеЛеонидовне!Её крик отразился звоном в Юркиных ушах, в глазах потемнело. Володя так изамер в полушаге, одни только зрачки бегали. Его полный паники взглядметался по лицам присутствующих. Ирина, разинув рот, смотрела то на Володю,то на Юру. Вдруг она уставилась на Машу и нахмурилась.- Ха! - хохотнула, будто рявкнула, Ксюша.В поглотившей лес тишине это прозвучало так громко, что все вздрогнули.После секундной заминки Змеевская залилась издевательским смехом. И,захлёбываясь им, стонала: - Ну даёт! Совсем чокнулась! Поля, ты слышишь? Нет, ты слышишь, что несёт?Полина, в отличие от подруги, была серьёзна. - Ксюша, это ведь мы виноваты. Надо было дружить, а мы... У меня... я знаю, чтолюди от одиночества с ума сходят. Бредят и искренне верят в то, что говорят! Уменя бабушка так...- Что? - пробормотал Юрка, не веря своим ушам. Несмотря на злость из-запредательства Маши, ему очень не понравилась реакция девчонок. Но те Юркупроигнорировали. - Ты серьёзно? - икая и всхлипывая, спросила Полину Ксюша. - Думаешь...думаешь, она сбрендила? - А разве нормальный человек будет следить, а потом говорить такое? -ответила та. - А Маша всё время одна и не спит по ночам - сколько раз видели,что с отбоя сбегала! - Я... - вид у Маши был напуганный. Она заикнулась и выдавила: - Я жеправду...- Ирин, а она ведь действительно следила за Володей, - кивнула,успокоившись, Ксюша. - Я и сама поначалу не верила - ну сбегает из отряда,подумаешь. Мне казалось, она к Коневу. А тут вон что...- Сбегала? - прошептала растерянная Ира Петровна. - Да, - подтвердила Поля, подозрительно оглядывая Машу. - Половина отрядато же самое скажет! - Да, Ирин, - закивала Ксюша. - Надо, наверное, про это Ольге Леонидовнерассказать. Такие враки плести - это подло! Её за такое из пионерии выгнатьнужно! - Не надо! Это же какое клеймо на ней будет! А так, ну... помешалась немного,это бывает. Поспит и успокоится. И одну я тебя больше не оставлю, Машка, такчто... - вмешалась Полина, но её никто не слушал.Маша всхлипнула. Ира Петровна подошла к ней и строго спросила: - Маша, что ты такое говоришь? Это же переходит все границы...У Маши задрожали губы, она шмыгнула носом, но не смогла сдержать слёз ирасплакалась. - Это правда, И... Ири...- Это бред несусветный! - закричала Ира. - Распространять такую клевету провожатого! Про образцового комсомольца! Как ты такое вообще придумала?233/283Целоваться с... Боже! Как у тебя язык повернулся такое сказать? Ведь дажевообразить... вот это - ненормально!Маша заплакала навзрыд. Услышав Иру, Юрка обомлел: да, Володя - еётоварищ и друг, да, она думает, что знает его. Но неужели то, что происходитмежду ними, настолько дико, что люди не верят даже в гипотетическуювозможность такой любви? Но ведь такие люди действительно есть - вот же он, Юрка, «такой» человек, а вот другой «такой» стоит, поправляет дрожащейрукой очки и молчит в ступоре. Юрка вздрогнул - в каком мире он живет? До чего же неправильном, глупом,неправом, ведь это мир неправ, а не Юрка.Впрочем, если бы ещё какой-нибудь месяц назад он оказался на месте Иры, тотоже не поверил бы.Тем временем Маша уже рыдала в голос, Ира укоризненно качала головой, аКсюша снова подала голос и начала издевательским тоном: - Ты смотри, сама же наврала, а теперь хнычет! У кого что болит, тот о том иговорит, да, Маш? Расскажи-ка давай, чего мы о тебе не знаем?- Хватит! - рявкнул Юрка. - Зачем ты её травишь?! Чего бы она ни говорила,нельзя так унижать!Он отошел от шока, и ему стало её жаль. Он ничем не оправдывал её, онапоступила подло и нагло. Но ещё Юрка видел, как переменился в лице Володя,когда Маше никто не поверил: его брови удивленно изогнулись, а уголки губ намгновение дёрнулись вверх.Ира Петровна перевела дыхание, взяла Машу под локоть: - Пойдём-ка, дорогая, в отряд спать. На первый раз прощаю, но если тыпродолжишь свои россказни, я сразу отведу тебя к Ольге Леонидовне ирасскажу ей всё про твои ненормальные фантазии... - она потащила Машуобратно к костру. - Ксюша, Поля, идёте с нами. И чтобы тоже держали рот назамке. Володя! Чтобы в час Юра был в отряде! - Ирин, не говори Леонидовне, - звучал, удаляясь, голос Полины. - Это всё мывиноваты, не дружили с ней, не слушали...- Вообще-то в том году она правда нормальной девчонкой была, когда с Анькойдружила... - едва слышно заметила Ксюша. - Посмотрим, как будет себя вести. Маша, хоть слово брякнешь... - конецфразы Иры Петровны утонул в лесной тишине.