Глава 12
А-а-ах…
Ой…
Ауч!
М-м-м…
— Левее, — мурлычу, — еще… — задыхаюсь, — еще… а теперь правее… м-м-м, да-а-а-а! — стону от удовольствия, когда ловкие пальцы Милохина давят на какую-то особенно чувствительную точку на ступне. Снова и снова плавно разминают, продавливая подушечками больших пальцев впадинку, отчего извилины в моей голове взрываются красочными фейерверками, а в глазах темнеет.
Господи, эти руки просто созданы для массажа!
Божечки-кошечки, уже вечность никто не делал мне так приятно!
Весь этот ваш секс по сравнению с этим — детский лепет!
Я кусаю губы и тихонько мычу, когда пальцы Дани начинают массировать щиколотки. Затем снова ступню. Проминают каждую подушечку. Каждый пальчик. Напрочь забываю про идущую по телеку «Красотку» и, кажется, в этот момент даже имя свое забываю.
Требовательно дрыгаю пальчиками на ноге, когда Милохин останавливается. Открываю один глаз. Этот гад глазами навылупку таращится на красотку Робертс.
Эй, блин, у тебя тут своя разомлевшая Джулия!
Легонько тычу его второй ногой по ребрам. Длинные пальцы хоккеюги снова приходят в движение, начиная разминать вторую ступню.
То-то же!
Я откидываюсь затылком на подушку и с улыбкой закрываю глаза. Я снова в раю. Примечательно, что за последние дни я говорю это уже второй раз и оба раза по вине этого мужлана с очумелыми ручками. Какая-то подозрительная тенденция прослеживается, не находите?
Тихонько мурлычу от удовольствия себе под нос, выдавая крайне неприличные звуки наслаждения. Еще парочка минут, и я буду готова капитулировать и признать: Милохин был прав. Я счастлива, что он сейчас здесь. А уж как счастливы мои нервные окончания, у-у-у!
Массаж ног заканчивается, а нега, в которой утонуло мое тело, проходить не желает. Поэтому, пока Даня внимательно досматривает фильм, я, кажется, начинаю засыпать. В реальность выныриваю, только когда слышу:
— Молодец мужик. Я знал, что он за ней прикатит.
— Конечно, прикатит, — зеваю, — это же кино. Художественный вымысел. По-другому и быть не могло.
— То есть ты считаешь, что в реальной жизни мужики не способны на такие поступки?
— Какие? Влюбиться в проститутку, будучи миллионером? Не считаю. Уверена. Это сказка, Милохин.
— Чушь. И тут весь цинус ведь не в том, кто она и кто он, а в том, что для настоящих чувств не существует классового разделения. Ты вообще смотрела этот фильм?
— Пф-ф, сотню раз! А ты, значит, из тех наивных мечтателей, что верят в любовь?
— А ты, значит, нет?
— Нет.
— Хрень, — машет головой Даниил. — Все девчонки в нее верят.
— Хрень! — подскакиваю я, усаживаясь на пятую точку. — Я верю в то, что есть удобные для совместного сосуществования люди и неудобные. И ваши отношения — это выбор, а не предопределение или мифическое сильное чувство. Ты тупо выбираешь себе в спутники человека, минусы которого тебя бесят меньше всего. Суровая правда жизни, малыш.
— Херня!
— Любви нет! Да что уж там, даже романтика, и та умерла! Где все эти широкие жесты и красивые поступки, что совершали рыцари прошлого во славу своих дам?
— Кругом! Просто времена поменялись и сейчас скакать в башню на бой с драконом уже капельку неактуально, Царица.
— Ерунда.
— То, что тебе попадались на твоем пути мудаки, не значит, что все мужики такие.
— Окей, ну, вот ты! — фыркаю. — Совершал когда-нибудь ради женщины какой-то красивый поступок, Милохин? И сверкать голым торсом — это не поступок, чтобы ты понимал. Это самолюбование.
— Черт, ты двумя предложениями срезала девяносто процентов моих поступков.
— Так я и знала.
— А мы берем именно женщин или школьные годы тоже идут в зачет?
— Ага-ага, давай рассказывай, как ты в школе ради одноклассниц подвиги совершал. Звезды с неба воровал и жвачки из магазинов. Ну-ну. Я больше чем уверена, что ты был одним из тех популярных парней, такой местный царек, который тусил с самой красивой девчонкой в школе и в окружение которого попадали исключительно избранные!
— Э-э, вообще-то нет, — говорит серьезно Даня.
— Да ладно? — скептически заламываю бровь.
— В школе я был застенчивым парнем, который даже с девушкой толком завести разговор не мог. Я не ходил ни на какие тусовки. Да и гулять выбирался из дома раз в месяц, в лучшем случае. Все время сжирал хоккей. Тренировки, тренировки и тренировки. А когда ты постоянно тесно общаешься исключительно с тремя десятками парней — это накладывает свой отпечаток на умение контактировать с противоположным полом.
— Хм-м-м, — тяну задумчиво. — Значит, корона выросла, когда ты стал успешным хоккеистом?
— Нет у меня никакой короны, это ты все время пытаешься на меня ее нацепить! — звучит раздраженно. — Я простой парень, Юля. Да, со своими тараканами и заморочками, а у кого их, блин, нет? Но они точно далеки от звездной болезни, — дерганно хватает с кофейного столика ведерко Бес, запуская в рот полную ложку мороженого.
Упс.
Я, признаю, слегка смутившись и почувствовав совсем то-о-оненький укол совести, подтягиваю к себе ноги, убирая их с колен Милохина, и подгибаю их под себя.
— Эй, — бурчу.
Ноль реакции.
— Ладно тебе, — иду на попятную, — не злись, простой парень Даня, — подползаю к нему по дивану, пихая плечом в плечо. — Я пошутила.
— Я не шлюсь, — активно работая челюстями, бросает он, не оглядываясь.
— А выглядит так, как будто злишься…
— Слушай, а тебе обязательно быть такой… — импульсивно взмахивает руками Даня.
— Какой?
— Дотошной!
— Ну, я бы назвала это, скорее, «токсичная», а не «дотошная», но вот такая у меня натура. Я люблю бесить людей. Спроси у Авы, — улыбаюсь. — В школе я была главной задирой класса. Родители ходили на ковер к директору, как к себе домой. А на моем выпускном в одиннадцатом классе, на вручении аттестата я видела, как моя классная руководительница вздохнула и перекрестилась.
— Охотно верю!
— Обычно про таких детей говорят: шило в одном месте. Я никогда не отличалась усидчивостью. Ненавидела все эти девчачьи штучки. И дружила в основном с пацанами. Короче, росла той еще оторвой. Так что, — пожимаю плечами, — иногда мне кажется, что, если бы не определено женские части тела, я вполне могла бы быть мужиком.
Милохин закашливается, не вовремя засунув очередную порцию мороженого в рот.
Я заботливо и, конечно же, от всей своей широкой души пару раз стучу его по спине.
— Не торопись, не отберу. У меня в морозилке еще два таких ведра.
— Знаешь, вот это «я могла бы быть мужиком» после того, как мы занимались сексом, как-то напрягло мое мужское нутро, Царица.
Мы переглядываемся и начинаем хохотать. На какое-то долгое прекрасное мгновение между нами наступает полный штиль. Даня нагребает ложкой очередную порцию мороженого и протягивает ее мне. Я слизываю и, прожевав, говорю:
— Так что там с подвигами в школе?
— Мне нравилась одна девочка из параллельного.
— Хорошее начало.
— Года два я не решался к ней подойти и заговорить. Все как дурак глазел со стороны. И только в десятом классе на День святого Валентина решился отправить валентинку. Ну знаешь, у нас в школе были активисты, которые собирали и раздавали открытки…
— Аха. Терпеть не могла такие штуки.
— Я пригласил ее на концерт своей любимой музыкальной группы. Я откладывал львиную долю своих карманных денег на эти билеты целый год. И в тот день смотался с тренировки, за что потом отец всыпал мне хорошего ремня, а тренер влепил дисциплинарный штраф, и все лето мне пришлось отрабатывать эти деньги, подрабатывая в кафе.
— Почему звучит так, будто у этой истории нет счастливого конца? — морщу нос. — Валентинка не дошла?
— Почему же, дошла, — пожимает плечами Даня, отодвигая от себя ведерко.
— Тогда…
— Она не пришла.
— Оу-у-у…
— Это потом уже я узнал через знакомых парней из ее класса, что она с подружками знатно надо мной поржала. А еще растрезвонила всем вокруг, что тихоня Милохин по ней, видите ли, тайно сохнет. А она такая крутая и неприступная и вообще, зачем ей ботаник. Короче, это была первая и последняя моя жертва во имя любви. С тех пор я завязал с подвигами, тем более, которые идут в ущерб моей профессии. Так что…
— Это девчонка повела себя, как настоящая сучка! — бросаю злобно.
Милохин фыркает:
— Знаешь, что самое забавное? Через пару лет я улетел в Канаду и стал лучшим новичком НХЛ того сезона. Моя карьера поперла резко вверх. Еще через два года я подписал самый жирный в своей жизни контракт и на меня буквально посыпались рекламные предложения. В один год их стало столько, что даже у меня было ощущение, будто моя рожа висит на каждом втором баннере в стране. И вот тогда-то летом я приехал на родину в отпуск и случайно встретился с этой козой в одном из баров. И знаешь, что? У нее хватило наглости предложить мне начать встречаться со словами: «Сейчас ты такой крутой, Милохин, я же не могла знать тогда, что ты надежда отечественного хоккея», — смеется Даня.
Я же искренне, каждой фиброй своей души, негодую. Уж не знаю, с какого вшивого гоблина эта история Милохина так глубоко проникла в мое сердце, но полагаю, что это во мне бунтует маленькая сердобольная Юля, которая никогда не могла спокойно смотреть, как издеваются над бедными, тихими, скромными заучками и ботаниками.
Нет, не подумайте, это никак напрямую не связано именно с Даней!
Исключено.
Нет, я вам говорю!
— Я надеюсь, ты послал ее лесом? — шиплю кровожадно.
— Ну, — чешет подбородок Даня, посмеиваясь, — если честно, то я повел себя как мудак. Сначала подыграл и трахнул и только потом, на утро, послал. Разумеется, это меня не красит, но откровенно говоря мне было и есть по хер на моральную составляющую этого вопроса. Кстати, в ней не было ничего выдающегося.
— Ты точно мудак, — качаю головой, — я даже не удивлена. С другой стороны, каждый в этой истории получил, что хотел. Ты закрыл школьный гештальт с этой девчонкой, а она прикоснулась к святому члену мировой звезды хоккея. Вау. Готова поспорить, что эта история будет передаваться в их семье из поколения в поколение, пока не обрастет мифами и легендами.
Милохин запрокидывает голову и смеется. Я улыбаюсь. Взглядом залипая на точеном профиле этого невыносимого, такого странного, необычного, интересного во всех смыслах хоккеюги. Вы этого не слышали! Я этого не говорила! Но, проклятье, есть в этом верзиле что-то такое, от чего дыхание заходится и сердце частит.
Что это? Магия какая-то? Сила притяжения? Мощь тестостерона? Или гормональный сбой в моем теле? Хрен-его-знает. Но факт остается фактом — на этого говнюка приятно смотреть.
Это я и делаю, пока Даниил не замечает. Рассматриваю каждую впадинку, ямочку и заломчик на его пухлых губах. Они немного обветренные. Издержки профессии, когда приходится иметь дело с влажностью и холодом.
Густые и непослушные светлые брови разглядываю. Этот засранец следит за собой лучше, чем половина женщин нашей страны!
А еще глаза у него классные. Глубокие. Голубые с черной каемочкой вокруг яркой радужки…
И сейчас эти глаза прожигают меня насквозь, а Милохин уже давно не смеется. Обернулся и смотрит на мои губы, которые под его взглядом пересыхают. Я облизываю их.
Успеваю сделать всего один короткий вдох… как в следующее же мгновение мое лицо попадает в плен широких горячих ладоней парня. А губы утопают в сладком поцелуе, встречаясь с его губами. Податливо раскрываясь навстречу его языку.
Шоры падают. Связь с мозгом теряется. На коже взрываются тысячи мурашек. Пульс грохочет. В ушах серый шум и наши вздохи. Капкан захлопнулся. Ася была права. Рядом с этим парнем держать крепче трусы — это не прикол, а необходимость!
Я совершенно упускаю тот момент, когда оказываюсь уложена на лопатки. То есть придавлена спиной к диванным подушкам. Губы Милохина уже неторопливо зацеловывают мое лицо. Покрывают поцелуями щеки и шею. Ладони мнут попу и задирают кофту, пробираясь к голой груди. Его пальцы сжимаю сосок. Желание острой стрелой вонзается куда-то в низ живота. Я выгибаюсь дугой и постанываю, на самом краю сознания ловя печальную мысль: надо остановиться.
Сегодня никак…
С ним вообще никогда и никак быть не должно!
Но сегодня особенно…
И это, блин, печально!
— Даня, — упираюсь ладонями в мужскую грудь. — Дань, стой! Тормози.
— Что? На хрена? Ты же тоже этого хочешь!
— Физическое и психоэмоциональное состояние, помнишь? — скрипит мой голос, как ржавая телега. — Я не шутила, — поджимаю губы, многозначительно поигрывая бровями. — Не тот день. Вернее, неделя, — уже непрозрачно намекаю.
До Милохина наконец-то доходит.
— А-а… о-о… блять! Понял, — смешно растерявшись, сползает с меня Милохин, чинно одергивая и поправляя мою толстовку. — Прости. Слегка помял.
— Все нормально.
Нет. Ни хрена нормального!
Я снова чуть это не сделала!
Мы. Мы чуть не сделали!
С беззвучным стоном закрываю глаза. Растираю ладонями лицо.
Дерьмо!
Что со мной происходит? Неужели у меня совершенно отсутствует сила воли? А уж про иммунитет к поползновениям этого соблазнительного засранца я вообще молчу!
Почему мое тело раз за разом рядом с ним меня предает? Просто все функции отрубаются, оставляя «у руля» похотливую самочку, которой надо только спариваться и спариваться!
Не понимаю.
Не хочу даже понимать!
Милохин мне не подходит. Я не могу закрутить с ним роман. Да ему и не нужен роман! Ему нужен регулярный секс, а мне…
А мне?
— Ладно, э-э, давай посмотрим, что там из новых фильмов вышло, — вырывает из мыслей голос парня.
— В смысле? — удивленно распахиваю глаза, усаживаясь на задницу. — Секса не будет!
— Да я понял.
— И? Ты что, не поедешь домой?
— С какой стати? — хватается за пульт зверюга. — Я приехал смотреть кино и резаться в настолки. Так что давай, поднимай свою жопку и тащи «Скрабвуд», «Монополию», «Уно» или что там у тебя еще есть. А я пока найду нам фильм.
— А ты не офонарел часом? — офигевши, спрашиваю я.
— О, узнаю свою Обезьянку, — ржет он.
Обезьянку?
Опять эта обезьянка?
Я его убью! Я покрошу его на сухари и скормлю уткам!
Хватаю маленькую подушку с декоративной наволочкой в виде морды жирафа и со всей силы начинаю колошматить по светловолосому улыбчивому наглецу.
— Эй, за что? — отбивается от ударов Милохин.
— Я же тебе сказала, чтобы больше не смел называть меня Обезьянка!
— Остынь, Обезьянка.
— Это ты у меня сейчас остынешь, Милохин!
Даня, хохоча, вскакивает с места. Я запрыгиваю на диван ногами. Эта верзила отскакивает, да неудачно. Запинается о кофейный столик, что вырастает на его пути. Выругивается. И пока его спортивные ноги пытаются обрулить препятствие, мои длинные и стройные замахиваются. Я со всей дури заряжаю размятой правой по упругой заднице негодяя. Получая в ответ удивленное «какого хрена» и грозное:
— Это война, Обезьянка!
Милохин резко разворачивается, меняя траекторию движения.
Ай!
Я рву когти на другой конец дивана. Не успеваю. Взвизгиваю. Даша хватает меня за ноги и, как пещерный человек, несмотря на мои протесты и истошный лай Питти, перекидывает через плечо.
— Поставь меня на место, дубина хоккейная!
— Мы же уже выяснили, что в хоккее нет дубин, детка.
Пуховое потенциальное орудие убийства вылетает из моих рук. Я брыкаюсь и заряжаю пару раз кулаками по заднице Милохина. На что в ответ получаю смачный шлепок ладонью по собственной ягодице. Шиплю, выпуская воздух сквозь сжатые зубы, болтаясь вниз головой, ничего не видя из-за слетевшей резинки и распустившихся волос, которые приходится сдувать с лица. Рычу:
— Куда ты, блин, меня несешь? — когда Милохин перешагивает своими длинными ногами через столик, кажется, совершенно не чувствуя мои пятьдесят пять килограммов на своем плече.
— Остывать. Нам обоим не помешает.
— Ч-чего-о-о? Нет. Ты не сделаешь этого. М-Милохин! — вскрикиваю, когда парень дергает, отодвигая зеленую шторку с папоротником, и прямо в одежде перешагивает бортик, оказавшись в ванной. — Стой. Стой. Ты рехнулся! Даниил, мать твою, М…
Поздно. Мерзавец выкручивает вентиль, и вылетевшая из моего рта его фамилия, интегрированная в общеизвестный мат, тонет в резко хлынувшем из душа потоке обжигающе холодной воды, моментально насквозь промочив всю нашу одежду. Я визжу. Засранец ржет. А соседи наверняка уже вызывают ментов.
Забудьте!
Никаких сухариков для уток не будет!
Я расчленю его хоккейное тело на эксклюзивные сувениры и пущу с молотка! А все деньги отправлю в благотворительный фонд помощи пострадавшим от нарциссов, газлайтеров, абьюзеров и просто невыносимых самовлюбленных засранцев!
***
Уже неделю мне снятся кошмары. Но кошмары не того рода, где я босая и в разодранном платье улепетываю по ночному лесу от маньяка с бензопилой. Увы, расчлененку бы я стойко выдержала. Любительница триллеров, помните? Мне снятся кошмары несколько… иного рода. В нормальном понимании эти сны и кошмарами то не называют. Догадываетесь о чем я?
Короче, мое тело сошло с ума. Мозг воспалился. А фантазия улетела далеко за границы «восемнадцать плюс» и уже целых семь дней я просыпаюсь посреди ночи от жуткого чувства… неудовлетворения. От убивающего своей силой возбуждения. И уничтожающей пустоты внутри. Абсолютно каждую ночь я проваливаюсь в крепкий сон, который к утру превращается в какой-то порно-фильм! И совершенно в каждый подобный “фильм” вероломно врывается одна широкоплечая, двухметровая, самовлюбленная зараза в хоккейной форме на голое тело. Чтоб ему долго искалось!
С восьмого марта и приезда Дани прошло уже целых семь отвратительных дней. И знаете что самое «прикольное»? За эти сто шестьдесят восемь часов я не получила от хоккеюги ни одного смс. Ни словечка! Он просто пропал с радаров. Будто бы и не было его у меня дома. Будто бы мы не играли в дурацкую “Монополию”, полночи обсуждая старые голливудские фильмы, ожесточенно споря, кто круче: Леонардо Ди Каприо или Брэд Питт. Будто бы мне все это просто померещилось. Аут, просто!
Мерзавец.
Да, признаю, по началу я вела себя не как самый гостеприимный в мире человек. Мое физическое состояние обязывало меня быть невыносимой! Я язвила, кусалась, ворчала, а после “совместного душа в одежде” вообще обложила гада таким трехэтажным матом, что, клянусь, мне показалось, будто его уши свернулись в трубочки. Но потом…
Потом-то все было хорошо! Мы много болтали, смеялись, шутили, дурачились, играли, еле мороженное и пили вино. Мы классно провели вечер и половину ночь. Заснули в обнимку на диване. И все было просто как в ванильных мылодрамах! Пока не наступило утро. И Бес не проспал на тренировку. Получил нагоняй от тренера. И мужа моей сестры. Потом еще Питти внес в его отвратительное утреннее настроение свою лепту… Стыдно даже признавать, но пока мы спали этот всегда образцово-милый звереныш повел себя как очень плохой мальчик и стащил носки Дани. Носки, которые мы так и не нашли. А еще, до кучи, демонстративно погрыз один его кроссовок. Короче, ушел от нас Милохин злой, взъерошенный, не выспавшийся и в испорченных дорогих кожаных кедах на босу ногу.
С тех пор тишина.
Как девочка дуется, ей богу!
Хотя мне бы радоваться надо, что этот репей отвалился сам собой. Да только радоваться не получается. Зато у меня хорошо получается кое-что другое. Злиться! Сильно на Милохина злиться! Даже сильнее, чем я злилась на Глеба, который так и не прислал мне цветы восьмого марта. Зато приехал с тортиком и своими “глубочайшими” извинениями девятого вытащив меня на вечерний променад по спальному району Москвы.
После этого мы с Глебом встречались на этой неделе еще четырежды. Ничего сверх необычного. Один раз выпили кофе в обед в кафе, когда я по делам моталась по городу. Второй за ужином в ресторане. И еще два на вечернюю прогулку “под ручку” по парку, как чинная пара пенсионеров живущих бок о бок уже четыре десятка лет и воспитавшая целый выводок детей. Мой персональный Гарри Поттер по прежнему был сама вежливость и прямая противоположность слову “напористость”. Милый, терпеливый, добрый, хороший мальчик Глеб всего раз осмелился чмокнуть меня в губы быстрым поцелуем. Настолько быстрым, что я даже понять не успела, понравилось мне или нет. Не то что Милохин! Сразу свой язык по самые гланды сунул и давай им там с моим всякие непристойно
Эта и предыдущая глава как раз к восьмому марта🩷