19 глава
Проблема только в Юле...
Даниил Милохин.
Ночь. Блеск молнии. Дождь никак не дозреет накрыть город водными потоками.
Я сижу на полу, подпирая спиной диван. Тот самый диван... Перебираю пальцами отверженный, как и я сам, браслет и смотрю в окно, пока на стекле не начинают появляться дождевые капли. И лишь тогда, когда ливневая стена закрывает панораму, которая разрушает меня, поднимаюсь и иду в спальню.
Здесь, конечно, все еще хуже. Каждая мелочь связана с Юлей.
И зеркальный потолок до сих пор «видит» её. И соседняя подушка по-прежнему пахнет ею. И сам воздух незримо наполнен её присутствием.
Все по местам. Все правильно. Все идеально.
«Сладких снов, мой самый любимый...»
Глубокий вдох. Планомерный выдох. Пальцы последний раз прокручивают браслет и судорожно его зажимают.
Еще один натужный вдох. И сознание наконец, отключается полностью.
Любовь – мрак.
Самый бездонный. Самый чарующий. И самый, мать вашу, одуряющий.
Кружит меня. Кружит всю ночь. Без остановок.
В этих сновидениях я молодой, влюбленный... Живой.
...
Утро выдается сырым, но свежести в этой влаге не ощущается.
Прохлада офиса сковывает тело привычным напряжением и гасит жалкие остатки внутреннего волнения. Поднимаясь на свой этаж, чувствую себя роботом. Созданным думать, но не способным чувствовать.
Створки лифта открываются и я шагаю в холл.
– Даниил Вячеславович, – подскочившая за стойкой секретарша озаряет улыбкой. – Доброе утро!
– Доброе утро. – сухо отражаю я. – Кофе и расписание на день через две минуты на стол. Мельника – через пять.
Анжела заторможенно моргает.
– Эм... Мельника тоже на стол?
– Анжела, вылетишь на хрен, если не начнешь соображать быстрее, чем говорить. – предупреждаю без каких либо эмоций.
– Я поняла Даниил Вячеславович, – заикается и краснеет. – Все будет вовремя.
– И без слов.
– Конечно. Без слов.
Закрываю дверь. Пересекаю кабинет. Бросаю портфель с документами на стол. Достаю ноут и включаюсь в работу.
День происходит согласно расписанию, пока не заявляется моя мать. Не то чтобы её визит вызывает у меня какие-то эмоции. Я преодолел желание уничтожить её еще в Болгарии. Иначе бы не вернулся оттуда никогда. Я не собираюсь причинять ей физический вред.
– Привет, дорогой.
Поднимаясь, даю ей возможность себя поцеловать.
– Ты выставил на продажу пакет акций «Вектора»? – тщательно скрываемая тревожность в её голосе не трогает, лишь приносит хладнокровное удовлетворение.
– Да, – подтверждаю и дождавшись, когда она займет место напротив, опускаюсь в свое кресло. – Помню, это хотел сделать еще дед.
– Э-г-гм-м... – то ли давится, то ли кашляет мама. Равнодушно наблюдаю за тем, как она хватает воздух, чтобы успокоиться и продолжить. – Ладно. Пусть так. Но не сходу же на сто двадцать пять миллиардов!
Беззаботно фыркаю, покачиваюсь в кресле и ухмыляюсь.
– Что такое сто двадцать пять миллиардов, мам? Ерунда для нас.
Она прижимает к пульсирующему виску два пальца и на мгновенье прикрывает глаза.
– Я не понимаю твоей стратегии, – выдает после паузы. Взглядом давить пытается. Не действует. – Зачем это делать сейчас? Компании не требуются дополнительные финансовые влияния. Нам не нужны акционеры! Даже мелкие. А если весь пакет выкупит один человек?
– Ты же хотела, чтобы я включился в семейный бизнес. Я включился, мам. Расширяюсь. И никому извне командовать не позволю.
– Ты слишком молод, чтобы принимать все решения самостоятельно, твои дед с прадедом жизнь положили, чтобы создать эту компанию, и если ты сейчас пустишь все по ветру...
– То они об этом не узнают. – усмехаюсь я.
– Даня... – выдавливает на эмоциях.
Я перебиваю, намеренно переключая её на другой уровень шока.
– С понедельника в компании стартует аудиторская проверка.
– Зачем?! – хватается за сердце. – Кто инициировал?
– Я. – признаю твердо и нерушимо.
– Даня... – выдыхает мама уже реально возмущенно. – Что вообще происходит?!
– Я же сказал, в планах расширение, – повторяю тем же равнодушным тоном. И акцентирую немного более жестоко: – Законным путем. Мне нужен анализ и оценка эффективности системы внутреннего контроля, ну и естественно – выявление всех возможных злоупотреблений со стороны руководящего состава.
– Значит... – шелестит мать убито. – Я так понимая, прекращение сотрудничества с известными нам всем организациями – не временные меры? Ты не планируешь ничего возобновлять, ведь так?
– Так, – подтверждаю и ухмыляюсь.
– Мне срочно нужно на воздух.
Раньше я бы последовал за ней. Проводил. Проконтролировал. Позаботился, несмотря ни на что.
Сейчас же, выдерживая зрительный контакт, жму на селектор и просто отдаю указание:
– Анжела, проводите Марию Олеговну на балкон, а после к машине.
Мама награждает меня взглядом полным разочарования и уходит. Я возвращаюсь к работе, но не надолго. Буквально час спустя Анжела оповещает о посетителе, которого нет и никогда не могло быть в моем расписании.
– Добрый день, Даниил!
– Добрый, – выходя из-за стола встречаю Полторацкого с тем же хладнокровием, что и до этого мать. Пожимая руку, не снимаю оппонента со зрительного прицела. – Чем обязан, Тимофей Илларионович, что привело вас в «Вектор»?
– Исключительно любопытство, – отвечает старик и с улыбкой пересекает мой кабинет, чтобы остановиться у стеклянной стены.
Я же с прищуром наблюдаю за этим продвижением и за тем, как он замирает, глядя на морской вид, что открывается из моего офиса.
– Меня трудно удивить, но вам Даниил, должен признать, это удалось сделать уже не единожды, – поглядывает хитро, будто пытается меня расколоть. – Хороший расклад в «Векторе» разыграли. Запуск, конечно, по максимуму крутой. Так могут только люди вашего возраста. Не все, безусловно. Только самые сильные. Вы на своем месте, Даниил. Никто не сможет вам помешать. К тому же эта свадьба несколько областей связывает... Я долго думал, зачем вы это делаете, – морщит лоб, будто до сих пор мозгует над озвученным вопросом. – Вам нужен Гончаров, я прав?
Я лишь приподнимаю брови. Ждет, что расколюсь и я. Это, конечно, зря. Сам же должен понимать, у меня за спиной ебаная двадцатилетняя дрессировка от двух таких же, если не более жестких прокуроров.
– Одного не пойму, как вам удалось провести моих людей в Болгарии?
– Не понимаю о чем вы.
– Вы же встречались с Богдановым? Как его здоровье?
– Не в курсе, – выдаю неизменно ровно. – Я был на отдыхе.
– Угу, угу, – кивает и ухмыляется. – Полагаю, что информация относительно того подляцкого спектакля с изменой вам все же открылась. А то, что ему предшествовало?
– Не понимаю, о чем вы, – упорно повторяю я.
– Что ж, жаль. Мы могли бы объединить силы.
Едва сдерживаюсь, чтобы не заржать.
– Я еду на три дня домой, – первое, что звучит по-настоящему неожиданно. – В Москву, – уточняет он.
Я торможу дыхание. Сердце на инстинктах заставляет меня дышать чаще.
– Подумайте над эти предложением до моего возвращения, через три дня.
Дверь тихо хлопает. Я остаюсь один.
Хватаю кислород и все равно задыхаюсь.
Он едет к ней... К ней... К ней...
Они встретятся... И она с ним... Она...
Понимаю, что стремительно лечу с катушек. Понимаю, что сам не справлюсь.
Даниил Милохин: Мне срочно нужно к вам на прием. Срочно.
Валерий Романович: Приезжайте.
