16 глава
Бурный надрывный вдох.
Перед глазами пелена.
В голове яростная пульсация и лютая боль.
Из ноздрей на пике летит кровь. Не пытаясь её остановить, съезжаю по стене на пол. Даю горячей и густой кровяке свободно стекать, мечтая на самом деле, ею захлебнуться.
Не было... Ничего, блять, не было... Не было!!!
Это осознание размазывает меня до основания.
Кроме порыва узнать, как случилась вся эта хрень, никаких значимых стимулов не возникает. Кроме... Блять... Кроме адского стремления увидеть Юлю.
Но это я как раз позволить себе не могу.
– Сунул ему в пасть кляп и пристегнул к стулу, – оповещает Герман, присаживаясь рядом со мной на корты. – Пусть посидит.
Я утираю кровь футболкой и мы вместе подкуриваем.
Первая тяга, вторая. Сердцебиение идет на спад.
– Что делать думаешь? – спрашивает Гласко, поймав момент, когда меня накрывает апатия.
– Женюсь. – выталкиваю без каких либо эмоций.
– Пф-ф, уже вижу как Юлька тебе на твое блядское предложение в рожу плюнет.
– Не на ней, – блекло отбиваю я.
Внутри же все переворачивается, летит кубарем вниз и разбивается.
– Сука... А на ком тогда?
– На Лизе.
– В конец ебанулся?! Даня, мать твою! Вместо того, чтоб порвать теперь, где сука твоя логика?!
– Если я с ней порву, то через 5 часов буду в Москве у Гаврилиной под дверью. А так нельзя. Мне нужно себя чем-то связать.
– Почему нельзя? Что ты городишь? Ну, Юлька конечно попинает тебя как говно. Ты по-любому заслужил, не отрицаешь же. Но со временем, я уверен, заработаешь прощение.
– Да блять... Нельзя, чтобы она меня прощала!
– Че ты заладил, нельзя нельзя. Бред.
Глубокий вдох, шумный выдох... Сигарета – пальцами в крошево.
Новый судорожный вдох... И признание, которое не слышал никто, кроме мозгоеба, к которому я уже третий месяц хожу.
– Я её ударил.
– Что?!
– Что слышал! Когда я увидел Юлю голой в квартире Богданова, я зарядил ей пощечину, понимаешь?! – проорав это, вскакиваю на ноги.
Ошарашенный Герман подрывается следом. Смотрит на меня, как на ублюдка. Да я им и являюсь.
– Я хренею... Ты конченый, ясно?! – агрессивно выталкивает Гласко.
– Думаешь, я этого не знаю?! – выдаю звериным ревом. – Потому никаких долбаных иллюзий и не строю! Не должна Юля меня прощать. Не должна. Сейчас тем более.
– Безусловно, сейчас согласен.
Я отворачиваюсь. Иду в ванную. Скидываю окровавленную футболку. Не заостряя внимания на своем отражении, умываюсь. Направляюсь к Богданову.
Нахожу в шкафчике бутылку водки, вскрываю её, выдергиваю изо рта Богданова кляп и запрокинув ему голову, заливаю в него алкоголь, пока он не начинает давиться.
Никаких эмоций у меня его мучения не вызывают. Все то время я думаю лишь о том, что должен наказать каждую причастную к этой ситуации тварь.
Герман не вмешивается. Видит, что я контролирую себя и легко сдохнуть Богданову не дам. Перед новой порцией водки даю ему отдышаться.
А потом... Обессиленный шут раскалывается и я узнаю, что режиссером-постановщиком того ебаного спектакля была моя мать.
Моя родная мать.