15 глава
– Да хуйня это, – выталкивает Герман приглушенно. – Не верю я, что Юлька способна изменять. Сразу тебе говорил. Ты баран, – последние слова протягивает жестко. У меня аж рожа загорается, так охота вмазать ему. – Был тогда. И сейчас продолжаешь тупить.
– В твоих выводах я не нуждаюсь. – грубо отсекаю я и откидывая голову, прикрываю глаза.
– Не спи, пока не взлетели, – бурчит Гласко.
Я, не открывая глаз, лишь слегка ухмыляюсь.
Если бы я мог спать... Без снотворных не отключаюсь.
Уже в Болгарии, в городе Варна, мы пытаемся выйти на след Богданова. Пробивая имеющиеся у меня адреса, двое суток петляем от двора к двору, стараясь при этом не привлекать особо внимание. Последнее дается тяжело. Болгарским я увы, владею коряво. Да и без того мы, это очевидно по взглядам, выделяемся.
К вечеру второго дня теряем надежду.
Усаживаемся прямо на песок. На загородном пляже ни души. Холодно. Недавно шел дождь, мы в сырой одежде, голодные, измотанные и одинаково злые.
– С чего ты вообще решил, что он здесь? – выплескивает Герман скопившееся раздражение.
– Отслеживал по денежным переводам, которые проводила теневая фирма отца. Адрес за три месяца раз десять менялся. Этот был одним из последних.
И в этот момент... Поворачиваем головы и одновременно впечатываемся взглядом в Богданова, идущего к тому самому дому, из которого мы недавно вышли ни с чем.
– Ты как? – протягивает Гласко на проверку, не отрывая взгляда от ныряющего в подъезд Алексея.
Вместе его провожаем.
Молниеносный выплеск адреналина в кровь гонит сердце, но я перевожу дыхание и абсолютно сухо отвечаю:
– Нормально.
– Знаешь же, что в случае чего, я тебя сам не удержу? Могу только вырубить, – уточняет Герман тем же приглушенным и безэмоциональным тоном.
По массе и силе проигрывает мне. Но владеет каким-то необычным боевым искусством, способен вырубить Кинг-Конга.
– Знаю, – даю добро, если что.
– Тогда пойдем.
Поднимаемся и валим к дому. Ускоряемся уже в подъезде. Пока лифт поднимается, взбегаем вверх по лестнице и перехватываем Богданова на входе в квартиру. Узнав меня, он начинает визжать как девчонка. Затыкаю ему рот и заталкиваю в квартиру.
Стараюсь держать себя на контроле, в то время как охота просто разорвать этого долбаного Ромео на куски.
Толкаю его на стул с такой силой, что он качнувшись влетает затылком в стену.
– Пару дней назад я узнал, что все это дерьмище с фотками, твоей квартирой, гондонами и моей, сука, девушкой, было подстроено, – выдаю ледяным тоном. – Мне нужно знать, кто и зачем это сделал? Кто тебе, мать твою, помогал? С какой блять целью?
Богданов выкатывает глаза. Только я шагаю к нему, он приходит в себя.
– Я не могу тебе сказать! Меня убьют! – вопит на всю квартиру.
– Ты сука, ебаный пернатый шут, думаешь я тебя теперь в живых оставлю?! – рявкаю, прижимая подошву кроссов ему между ног и толкая чертов стул обратно к стене. – Называй имена! Объясняй пидор, кому это надо было?!
Жму ему на яйца, Богданов визжит, но упорно отказывается говорить. А у меня в голове, на гребаном повторе одна единственная хрень кружит : он не отрицает, что та блядская «измена» была постановой.
Он не отрицает!
Блять... Блять... Блять!
Первым порывом охота бросить все и лететь обратно в Питер. Сука, бежать! Потому что рейса я, мать вашу, не дождусь!
– Я не могу сказать! Не могу, даже если ты меня резать станешь!
Не сдержавшись, хватаю его за шею и яростно бью головой о стену. Раз, другой, третий... Пока Герман не оттягивает и не толкает меня в противоположный угол кухни. Поймав равновесие, тотчас валю обратно на Богданова.
– Блять, Даня! Ебаный ты прокурор, – орет Гласко, пытаясь усмирить меня. – Так ты нихуя не выяснишь! Приди в себя пока не убил его!
Мелкая падаль в этот момент рискует подскочить на ноги и броситься к двери. Перехватываю, поймав за шкирку. Сжимаю ладонью тонкую шею, готовый нахрен её свернуть. Герман вовремя перехватывает его у меня. Деремся с ним за добычу, как коты за воробья.
– Я тебя сейчас выключу, – предупреждает, естественно, меня. – Выйди нахуй из кухни, остынь!
И таки выталкивает, захлопывая перед носом дверь.
Разворачиваюсь, и вместе со мной, весь этот долбаный мир раскачивается.