14 глава
Сердце заходится таким страшным ритмом, что мне приходится стучаться ночью к Анжеле Максимовне.
– Накапайте мне чего-нибудь, – прошу обессиленно, когда впускает на кухню.
– Трясет тебя как... Температуры точно нет? Может скорую вызвать?
– Нет... Все нормально. Нужно только сердце успокоить.
И вот я, словно дряхлая старуха, заливаюсь смесью каких-то препаратов. Сердце притормаживает, давление падает, но даже при этом я полночи с тревогой таращусь в окно.
А утром приходит весточка от Полторацкого.
Тимофей Илларионович: Даня вылетел в Болгарию. Подозреваем, что там находится Богданов. Наблюдаем.
Ну все, конец света стартовал.
...
Любовь – лабиринт
Самый огромный. Самый запутанный. И самый, мать вашу, фантастический.
Не зря Юля обозвала меня когда-то Минотавром. Сейчас чувствую себя именно им. Блуждаю по темным коридорам, не находя выхода. А выход у этой любви только один. Если найду путь, доберусь до Юли. Нет – останусь в лабиринте навсегда. Один.
Если раньше чувство вины жрало мне сердце, то после Юлиного признания оно ломает мне спину и ноги, придавливает к почве и вбивает, нахрен в землю.
Вопреки тому, что видели глаза, душа тотчас отзывается на сказанные слова. Просто она умнее разума. Когда я пытался выжить, поклоняясь ложной вере, она уже знала, что является истиной.
И эта истина... Вот, что оказывается по-настоящему страшной мукой.
Темная ночь выпускает наружу всех демонов. Пока они опутывают мраком мое сознание, я закрываю глаза и вижу повешенного в этом мраке ангела. Темноволосая девушка в белом, заляпанном кровью, платье.
Убил её я. Убил ведь. Убил.
Не иду за ней больше. Нельзя. Позволяю сбежать.
Алина сообщает всем, что у Юли заболел кот. Какой кот, блять? Даже если эта животина реально существует, я же понимаю, что причина не в ней.
«Я никогда не спала с Богдановым. Ни с кем тебе не изменяла. Ты был единственным! Даже поцелуи были только с тобой. Ну вот... Дождался? Жить с этим сможешь, Дань? Хватит силы поверить? Принимай!
Жить? Вряд ли...
Я закрываюсь в квартире. Врубаю на полную катушку музыку. Но голос Юли все равно громче звучит. Я в том состоянии, когда легче было бы, если бы её признание было бы ложью. Уже ведь не выбраться из этой преисподней. Сделанного не отменить. Жизнь – не игра. В ней нет рестарта.
Но...
Именно в этой квартире, в дополнение ко всему, мозг распиливают счастливые воспоминания. Просыпаются другие, более давние слова.
Слова-наркотики.
«Да-а-аня... Я люблю тебя...»
«Ау... Мы же... Мы – вечность...»
«Данечка... Поцелуй меня... Сейчас...»
«Я всегда буду твоей»
Моя? Как такое возможно? Как?!
Была... Пока я не убил нас.
Я... Только я сам... Лишь моя вина... Моя!!! Осознаю, даже не зная подробностей.
И куда теперь с этим бежать? Куда блять?
Я должен узнать все. И подохнуть наконец.
Пишу своей Гаврилиной лишь с этим намерением. Чего мне еще опасаться? Только Юля отказывается посвящать в подробности, которые я не попытался спросить и услышать в прошлом.
Выдвигаясь в Болгарию, куда мать упрятала от меня парня, который, как я полагал отнял у меня Юлю, беру с собой Гласко.
– Можно уточнить? – выдает Герман уже в салоне самолета. – Понял, что ты боишься добить этого долбаеба Лешу. Но никак не догоняю, что именно может вызвать это желание. Что ты хочешь у него спросить?
– Было, не было? – сухо выдаю я.
– Ну ок. И сейчас... Что способно тебя порвать? Положительный или отрицательный ответ?
– Не знаю, – отвечаю так же ровно, защелкивая ремень. Пока самолет выезжает на взлетную полосу, бездушно смотрю прямо перед собой. – Оба варианта – смерть. Какая из них мучительнее? Скоро узнаем. В любом случае, хочу разобраться. Если ничего не было... – ощутив зарождающую в груди дрожь, беру паузу. Медленно вдыхаю и тяжело выдыхаю. – Мне нужно узнать, кто и с какой целью устроил спектакль. Может, эта падаль Богданов что-то сделал Юле и прислав фотки с адресом, таким образом попытался опорочить её в моих глазах. А возможно... Я им просто помешал. Вероятность того, что секс был запланирован, но не успели, тоже есть.