Пограничные Чувства

Дорога обратно к Пляжу пролетела незаметно, словно в тумане. Тишина в машине давила, каждый переживал случившееся по-своему. В голове пульсировала картина: отчаянное лицо силача, мольба в глазах.

«Если бы...»

Эта мысль терзала изнутри. Если бы догадалась раньше, если бы была умнее, быстрее. Может, тогда он был бы жив. Горечь вины разъедала душу. Слеза предательски скатилась по щеке, оставив влажный след на коже. Ненавижу эту слабость, эту беспомощность. Я стараюсь стереть следы и отворачиваюсь к окну, пытаясь сбежать от гнетущей реальности. Город за окном мелькает размытыми огнями, отражаясь в стекле печальным портретом.

Чишия сидит рядом, его профиль — маска непроницаемости. Заметил ли он мою слабость? Наверняка. Но в глазах ни сочувствия, ни осуждения. Ему все равно. Так и должно быть. Зачем кому-то мои проблемы? И все же, благодарна ему. За шокер, за спасение. Уже не в первый раз. Почему он помогает? Нужно ли ему что-то взамен? Возможно, видит во мне лишь полезный инструмент, живой щит, ресурс. Эта мысль ранит, но стараюсь ее прогнать. Нельзя позволить чувствам взять верх в этом безумном мире.

Машина останавливается. Пляж. Обитель разврата и отчаяния. Громкая музыка, смех, пьяные голоса — все это кажется таким чуждым, таким неестественным после пережитого. Как будто и не уезжали никуда, как будто ничего и не случилось. А там, за этими светящимися огнями, осталась смерть, страх и невыносимая тяжесть вины.

Я вышла из машины, вдыхая спёртый воздух, пропитанный алкоголем и фальшивым весельем. Нужно собраться с мыслями, вернуться в этот фарс. Парень в очках глушит мотор и выходит следом. Лицо бледное, глаза бегают. Он тоже все еще там, в той комнате, вместе с умершим силачом. Интересно, как он справится с этим грузом?

Чишия молча отходит в сторону, направляясь к зданию. Не ждет, не предлагает никакой поддержки. И правильно. Не нужно. Сама справлюсь. Я сделала глубокий вдох и пошла следом. Толпа на Пляже поглощает мгновенно. Ритм музыки бьет по вискам, свет стробоскопов режет глаза. Люди танцуют, пьют, смеются. Стараюсь не смотреть им в глаза. Вижу в них лишь отражение собственного страха.

Макото вижу сразу. Он стоит у бара, окруженный какой-то компанией, а когда замечает меня, отталкивает одного из парней и подходит.

— Кэтсуми! Слава богу, ты здесь! — Обнимает крепко, прижимает к себе. От него пахнет виски и чем-то еще, сладким и приторным. — Я так волновался. Где ты пропадала?

— Игра. — отвечаю глухо. Слова застревают в горле.

— Тяжелая? Вижу, тебе нехорошо. Пойдем, я возьму тебе что-нибудь. — Он качает головой, предлагая какой-то коктейль, но отказываюсь. Сейчас не до этого.

— Макото, мне нужно в душ, — говорю я, не смотря на него. — Потом поговорим.

Мужчина смотрит с беспокойством, но отступает. — Конечно, иди. Отдохни. Я буду здесь.

Я кивнула Макото и, извинившись, стала протискиваться сквозь липкую от пота и алкоголя толпу. Каждый толчок отзывался болезненным уколом в груди. Душа ныла, изъеденная чувством вины. Душ. Срочно нужен душ. Смыть кровь. Смыть пот. Смыть липкую, приторную вину, въевшуюся под кожу.

До комнаты добралась без происшествий. Можно сказать, повезло. Я молила всех богов, известных и не известных, чтобы не пересечься с Нираги. Эта встреча сейчас была бы подобна удару ножом в и без того кровоточащую рану.

Захлопнула за собой дверь, прислонившись к ней спиной и прикрыла глаза. Тишина комнаты оглушала после рева Пляжа. Затем, сделав пару глубоких вдохов и, собравшись с силами, я направилась в ванную. Уже там, включила воду, проверяя температуру. Слишком горячо, слишком холодно. Нашла золотую середину, обжигающую, но терпимую. Я скинула грязную, пропитанную кровью одежду прямо на пол и шагнула под струи воды.

Вода обжигала, словно пытаясь выжечь грязь, не только физическую, но и духовную. Я подставила лицо потоку, закрыв глаза, позволяя воде стекать по лицу, смывая слезы, которые больше не решалась пролить. Затем, совершенно неожиданно, будто кто-то толкнул меня. Я повернула голову и приоткрыла глаза на секунду. Передо мней всплыла фигура того силача. Огромный, окровавленный, с распоротым животом. Кишки вываливаются наружу, смешиваясь с грязью и кровью. Он тянул ко мне руки. Его глаза полны боли и отчаяния.

Я вздрогнула, резко открыв глаза и быстро моргая, отгоняя наваждение. Потерла веки тыльной стороной ладони. Никого. Лишь белая плитка ванной комнаты и струи воды. Стараясь не думать об увиденном, усилием воли отогнала видение. А когда закончила с душем, выключила воду, поежившись от прохлады. Я вышла из ванной, накинув на плечи полотенце.

Вместо прежнего купальника, достала из шкафа другой — простой, черный, без излишеств. Надела его, поверх накинула сетчатую юбку и старый, знакомый сетчатый топ. Движения казались механическими, лишенными всякой энергии. Я опустилась на кровать, уставившись в одну точку на стене. В голове — вакуум. Полная пустота. Но это обманчивое затишье перед бурей. Знала, что скоро нахлынут воспоминания. Сцены смерти. Крики. Мольбы о помощи. Его глаза.

Я скоро сойду с ума. Если продолжу жить в этом бреду. В мире, где люди умирают на каждом шагу. В мире, где жизнь ничего не стоит. Хотелось кричать, разгромить все вокруг, разбить зеркало в ванной, рвать подушки. Дать волю отчаянию. Но не могла. Не позволяла себе. Нужно держать себя в руках. Нужно быть сильной. Хотя бы внешне.

«Стоило бы привыкнуть»

Эта мысль пронзила сознание, как ледяной кинжал. Привыкнуть к смерти? Привыкнуть к насилию? Привыкнуть к тому, что жизнь — всего лишь игра. Нет. Не хочу привыкать. Не позволю себе. Если привыкну, то стану такой же, как они. Как Нираги, как остальные, кто превратился в бездушных убийц, чтобы выжить.

Не знаю, сколько времени я просидела, уставившись в стену, пока тишину не разорвал настойчивый стук в дверь. Вздрогнув, я крикнула сдавленным голосом:

— Входите.

Дверь медленно отворилась, и на пороге появился... Чишия. Признаться, я не ожидала увидеть его здесь. Его белая толстовка выглядела почти вызывающе ярко в полумраке моей комнаты. Как всегда, руки спрятаны в глубокие карманы. Ни капли эмоций на лице.

Он молча прошел вглубь комнаты, двигаясь с какой-то кошачьей грацией, от которой у меня по коже пошли мурашки. Остановился в нескольких шагах от меня, потом, по-видимому, взвешивая что-то, неспешно опустился на край кровати, оставив между нами приличное расстояние. Дистанция. Как всегда.

Я машинально выгнула бровь, не понимая, чего он хочет. Несколько минут мы просто молчали, прожигая друг друга взглядами. Сквозь пелену собственных мыслей я уловила, как Чишия тихо хмыкнул, будто его что-то забавляло.

— Ты винишь себя за смерть того силача? — его слова, произнесенные ровным, бесстрастным тоном, прозвучали подобно удару хлыстом.

Я промолчала. Слова застряли в горле, ком не давал нормально дышать. Чувствую себя абсолютно уязвимой, как будто меня вывернули наизнанку и выставили на всеобщее обозрение. Ведь он и так знал ответ. Знал, что я чувствую. Просто давил на больное. Он не ждал моего ответа, да и не нуждался в нем. Я видела это в его глазах, в этой всезнающей ухмылке, еле заметной, но от этого еще более раздражающей. Он просто хотел убедиться в своей правоте. Хотел увидеть мою слабость.

— Глупо, — наконец произнес Чишия, не отрывая взгляда окна. — Смерть неотъемлемая часть этого мира. Нельзя спасти всех.

— Легко говорить, когда руки чисты. — прошептала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, несмотря на бушующий внутри ураган.

Он медленно повернул голову, и наши взгляды вновь встретились. В его глазах я увидела... ничего. Пустоту. Или, может быть, я просто все еще не умела читать его.

— У тебя завышенные ожидания, Кэтсуми, — сказал он, и в его голосе впервые прозвучало что-то, похожее на... сочувствие? Нет, этого не может быть. — Это не мир, где награждают за благородство. Здесь каждый сам за себя.

— Знаю, — огрызнулась я. — Но это не значит, что я должна с этим соглашаться. Не значит, что я должна перестать чувствовать.

Чишия снова отвернулся к окну. Несколько долгих минут мы молчали, каждый погруженный в свои мысли. Тишина давила на меня, казалась почти физической. Мне хотелось закричать, разбить что-нибудь, выплеснуть все эти эмоции, которые душили меня изнутри.

— Ты сильная, Кэтсуми, — неожиданно сказал он. — Сильнее, чем думаешь. Но сила, это не отсутствие чувств. Это умение справляться с ними.

Я усмехнулась. — И ты, конечно, в этом преуспел?

Он не ответил. Просто встал с кровати и направился к двери.

— Чишия. — позвала я, прежде чем парень успел выйти. Он остановился, но не обернулся.
— Спасибо. — слова дались мне с трудом. Тот ничего не ответил, просто вышел из комнаты, оставив меня наедине со своими мыслями.

Но после его ухода мне стало... легче. Словно он забрал с собой часть моей боли, часть моего отчаяния. Или, может быть, он просто заставил меня посмотреть на ситуацию под другим углом. Чишия прав. Глупо винить себя за то, что я не смогла спасти всех. В этом мире это невозможно. Единственное, что я могу сделать — это выжить. И сделать все возможное, чтобы выжили те, кто мне дорог.

Сидеть на кровати, уставившись в одну точку, оказалось на удивление утомительно. Мысли, как назойливые мухи, жужжали вокруг, не давая сосредоточиться. После ухода Чишии, я еще долго просто сидела, пока холод не пробрал до костей. Решила, что нужно что-то сделать. Куина... нужно найти Куину. Я переживала за нее. За эти дни она стала мне очень близка. Ее сила, ее доброта, прямота — все это притягивало.

Спустившись вниз, меня сразу же оглушила какофония звуков. Громкая музыка, пьяные крики, смех — все смешалось в одно гудящее облако. Запах алкоголя бил в нос. Меня передёрнуло. Уже хочется обратно в свою комнату, в тишину и пустоту. Но, я остановилась у колонны, облокотившись на нее, и начала осматривать толпу. Лица, лица, лица... пьяные, счастливые, испуганные, безразличные.

Куины нигде не было видно. Ее яркая, запоминающаяся внешность не могла бы остаться незамеченной. Значит, она все еще на игре. Сердце сжалось от беспокойства. Какая игра ей досталась? Сможет ли она выжить?

Прохладный бетон неприятно холодил спину, но я не шевелилась. Дыхание вырывалось клубами пара в предрассветный воздух. Два часа. Кажется, прошла целая вечность. В голове роились обрывки мыслей, воспоминания о мертвых глазах того парня, о ледяном спокойствии Чишии, о теплом приеме Куины, когда мы встретились здесь, на Пляже, впервые.

Я могла бы сейчас спать, завернувшись в одеяло, пытаясь забыть кошмар шестерки червей. Могла бы притвориться, что этого всего не было. Но я не могла. Куина уехала на игру, и до тех пор, пока я не увижу ее живой и здоровой, не смогу сомкнуть глаз. Это глупо, знаю. Но сейчас, в Пограничье, глупость казалась одной из того, что имело смысл.

Люди вокруг постепенно расходились. Опустевшие лица, потухшие взгляды... все они искали утешения в отдыхе, в коротком забытье перед следующим безумным днем. Даже неугомонные обитатели Пляжа, обычно галдевшие до самого утра, умолкли, растворяясь в полумраке.

Солнце лениво просыпалось, робко касаясь горизонта первыми лучами. Небо, еще недавно черное, как бездна, начало окрашиваться нежными мазками алого и оранжевого. Красиво. И жутко одновременно. Веки предательски тяжелели. Я дернула головой, пытаясь прогнать сон. В ушах зазвенело, зрение затуманилось. Пришлось потереть глаза, чтобы сфокусироваться. Нет, никаких компромиссов. Я останусь здесь, пока она не вернется.

И вот, наконец! Вдалеке показались фары машины. Мое сердце забилось быстрее. Я вскочила на ноги, отряхивая пыль и грязь с купальника. Машина приближалась, замедляя ход. Вглядываюсь в темное стекло, стараясь разглядеть хоть что-то. Дверь распахнулась. И вот она. Куина. Живая.

Волна облегчения накрыла с головой, смывая усталость, страх, все то, что давило на меня. Она выглядела измученной, осунувшейся. Под глазами залегли темные тени. Но она была здесь. Я делала шаги навстречу, не зная, что сказать.

«Привет?»

«Я рада, что ты вернулась?»

Все это казалось таким банальным, таким пустым.

Куина поворачивает голову. Ее глаза расширяются от удивления. Да, понимаю. Я сейчас не подарок. Даже в зеркало не взглянула. Синяки под глазами — привет от бессонной ночи и пережитого ужаса. Ранка на губе, память о шестерке червей. Синяки по всему телу, словно карта поля боя. Вся в шрамах от этих проклятых игр.

Она молчит. Просто смотрит. Разглядывает меня, как будто я какое-то диковинное существо. В ее взгляде — смесь удивления, усталости и... беспокойства? Нет, наверное, мне показалось. Слишком многого хочу.

Наконец, девушка нарушает тишину, ее голос звучит хрипло, наверное, после долгого молчания. — Что ты тут делаешь?

Простой вопрос, а я замираю. Что сказать? Правду? Что ждала ее, как ждет солнце после долгой ночи? Что не могла уснуть, зная, что она там, рискует жизнью? Звучит глупо, наверное. Слишком сентиментально.

— Ждала тебя, — говорю я, вкладывая в голос всю оставшуюся силу и уверенность. — Все равно не могла уснуть.

Она хмурится. Ее лицо становится напряженным, даже раздраженным. — Ты не должна была. Это глупо.

Я знаю. Знаю, что глупо. Знаю, что могла бы спокойно спать в своей комнате, пока она сражалась за свою жизнь. Но не могла. Что-то внутри меня не позволило.

— Может быть, — отвечаю тихо. — Но я сама так захотела.

И снова тишина. Только теперь она другая. Более тягучая, более напряженная. Мы смотрим друг на друга, не отводя глаз. Я вижу в ней отражение своих страхов, своей усталости, своей... надежды? Надежды на что? На что-то большее, чем просто выживание? На что-то большее, чем просто союз, основанный на взаимной выгоде?

Солнце поднимается выше. Новый день. Еще один день в Пограничье. Еще один день, когда нужно выживать.

Наконец, Куина, снова нарушает тишину, ее голос едва слышен. — Спасибо.

Всего одно слово, а оно пронзает меня насквозь. Спасибо за что? За то, что ждала? За то, что волновалась? За то, что показала, что мне не все равно?

Я улыбаюсь. Слабо, неуверенно, но улыбаюсь. — Пошли, — говорю я, протягивая ей руку. — Нужно поспать. Отдохнуть.

Ее пальцы осторожно касаются моих. Хватаю руку, и чувствую слабый импульс. Неуверенный, но он есть.

— Об играх и произошедшем поговорим потом, — продолжаю я, ведя ее к своей комнате. — Когда придем в себя. Главное, что мы обе живы.

Куина идет за мной, не говоря ни слова. Я чувствую ее усталость, опустошенность. Хочется обнять ее, но сдерживаюсь. Не знаю, как она отреагирует. Не хочу спугнуть эту хрупкую связь, которая образовалась между нами.

Мы зашли в мою комнату. Она все такая же неуютная и безликая. Кровать не застелена, на полу валяются вещи. Не лучшее место для приема гостей, но сейчас это не имеет значения.

— Ложись, — говорю я, указывая на кровать. — Я принесу тебе воды.

Куина послушно уселась на кровать, закидывая ногу на ногу. А я нахожу в углу бутылку с водой и протягиваю. Она вяла ее, не поднимая глаз. Пьет медленно, небольшими глотками.

— Спасибо. — благодарит она, возвращая мне бутылку.

— Не стоит, — отвечаю я. — Отдыхай.

Я достала плед из шкафа. Он был тонкий, выцветший, пах чем-то старым, нафталином, может быть. Развернула его, стараясь не поднимать пыль. Всё равно вся комната пропитана запахом застоявшейся жизни. Постелила его на пол у кровати, стараясь занять как можно меньше места. Плед едва прикрывал половину моего тела. Подушка, такая же старая и плоская, как блин. Я легла сверху, укладываясь на бок и подпирая голову рукой.

Куина, сидящая на кровати, выгнула бровь, наблюдая за мной с легкой усмешкой.

— Что это ты вытворяешь? — спросила она, в её голосе сквозило удивление и доля иронии.

— Не хочу нарушать личные границы, — ответила я, пожимая плечами.

Хикари закатила глаза. Я наблюдала за ней, стараясь понять, что у неё на уме. Она была непредсказуема, как шторм.

— Ну и дура, — пробормотала она себе под нос, а потом, вздохнув, подвинулась на другой край кровати. — Хватит страдать ерундой. Ложись сюда. Нечего тебе на полу спать, простынешь ещё.

Я замерла. Не ожидала такого. Просто... не ожидала. — Но... — начала, не зная, что сказать.

— Никаких «но», — прервала меня девушка. — Не нравится мне, когда люди страдают херней. Кровать большая, места хватит.

Я колебалась. Часть меня хотела отказаться, остаться на полу, в своей зоне комфорта, где всё понятно и предсказуемо. Но другая часть, более сильная, более жаждущая тепла, тянула меня к кровати. Я сдалась. Плюхнулась на свободный край, стараясь не задеть Куину. Кровать прогнулась под моим весом, старые пружины скрипнули. И уставилась в потолок, на котором виднелись трещины, напоминающие карту неизведанной территории.

В комнате повисла тишина. Чувствовала присутствие Куины рядом, её тепло, её силу. Она молчала, наверное, тоже обдумывала произошедшее. Я не знала, что у неё на уме, но чувствовала, что между нами что-то меняется. Что-то становится глубже, сильнее. Возможно, мое доверие.

Прошло, наверное, минут десять. Или двадцать. Время здесь, в Пограничье, потеряло свой смысл. Я повернула голову набок, чтобы посмотреть на Куину. Она лежала на спине, руки сложены на животе. Её лицо было расслабленным, спокойным. Она, казалось, уже засыпала.

Я позволила себе расслабиться. Вся дрожь, накопившаяся за эти дни, понемногу уходила, утекая куда-то далеко. Закрываю глаза. Усталость волной накрывает меня, погружая в небытие. Впервые. Впервые за все это время сон не мучает меня кошмарами. Ни крови, ни криков, ни этих жутких масок, ухмыляющихся мне из темноты. Но и лучезарных картин тоже нет. Нет полей с цветами, нет смеха, нет... ничего. Только пустота. Бездонная, тихая, темная. Но, честно говоря, сейчас это даже лучше. Отсутствие ужаса — уже огромная победа.

Может, правда, все дело в Куине? Кажется, в присутствии человека, которому я доверяю... сон становится другим. Спокойнее. Безопаснее.

***

Яркий свет, пронзительный и безжалостный, пробился сквозь неплотно задернутые шторы и ударил мне прямо в лицо. Я застонала, отворачиваясь, но луч не отступал. Недовольно ворчу что-то себе под нос и приподнимаюсь на локтях, пытаясь сориентироваться, но ощущаю, как в глаза будто насыпали песка.

Куины рядом не было. Ее половина кровати аккуратно заправлена, подушка лежит ровно, без малейшего намека на то, что кто-то здесь спал.

«Интересно, как давно она ушла?»

Наверное, решила не будить. Или просто торопилась. Ладно, неважно. Сбросив с себя одеяло, я села на край кровати, опуская ноги на прохладный пол. Вчерашняя усталость не прошла бесследно. Каждое движение отдавалось ноющей болью в мышцах. Я потянулась, чтобы размять затёкшие плечи, но тут же пожалела об этом. Острая боль теперь пронзила руку, напоминая о безумной схватке на последней игре. Черт. Нужно лучше обрабатывать раны.

С трудом поднявшись, я поплелась в ванную, слишком долго размазывать сопли не собираюсь. Зеркало отразило уставшее, осунувшееся лицо. Под глазами залегли темные круги, кожа была бледной и землистой. Ничего удивительного. Выглядела так, словно меня вытащили из могилы.

Быстро приняв освежающий душ, почувствовала, как часть скованности уходит. Горячая вода массировала натруженные мышцы, смывая остатки грязи, пота и сна.

Выключив воду, я взяла полотенце и принялась вытирать тело. Грубая ткань царапала кожу, но это было приятное ощущение, возвращающее меня в реальность. Потом обернула полотенцем голову и начала высушивать волосы, энергично растирая их. Длинные пряди путались, лезли в глаза, но я упрямо продолжала, пока они не стали чуть более сухими.

Стараясь не смотреть в зеркало на свое лицо, я натянула купальник. В нормальной жизни ни за что бы не вышла из дома в таком виде, но здесь правила приличия давно утратили всякий смысл.

Выйдя из комнаты, я направилась по коридору. В животе предательски заурчало. Нужно найти что-нибудь поесть. Впереди, в полумраке, показались две фигуры. Это боевики, одетые в свои неизменные черные майки и армейские штаны. В руках они держали автоматы, и что-то оживленно обсуждали. Но замолчали, заметив меня, и обменялись двусмысленными взглядами. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам.

— Ну и вид у тебя, детка. — процедил один из них, окинув меня оценивающим взглядом с головы до ног.

Я промолчала, стараясь не показать свой страх. Оба смотрели на меня, как на кусок мяса. В их глазах читалось неприкрытое желание и отвратительное предвкушение. Я ощутила острую потребность отмыться. Снова. К счастью, они не стали задерживать меня, и, продолжая ухмыляться, прошли мимо, бормоча что-то себе под нос. Я ускорила шаг, желая как можно быстрее уйти подальше. В голове всплывали гадкие образы.

Представила, как они обмениваются сальными шуточками, обсуждая мое тело. Наверное, даже хорошо, что выгляжу не очень привлекательно. Может, это спасло меня от чего-то худшего.

Помотала головой, отгоняя неприятные мысли. Нужно идти дальше. Я направилась в противоположную сторону. В сторону столовой. Живот вновь предательски заурчал, напоминая о необходимости поесть.

Вот, снова большой, грязный зал с длинными столами и обшарпанными стульями. Людей было немного, кто-то вяло ковырялся в тарелках, кто-то просто сидел, уставившись в одну точку. Я подошла к прилавку и стала осматриваться. Выбор был невелик: какие-то серые каши, сосиски подозрительного вида, хлеб, заветренный сыр. Мой взгляд зацепился за пачку хлопьев. Отлично! Но где молоко? Я огляделась вокруг, но молока нигде не было. Придется грызть сухие хлопья. Не самый лучший завтрак, но лучше, чем ничего.

Уже хотела было открыть пачку, как вдруг взгляд зацепился за сковородку, лежащую на соседнем столе. Рядом стояла старая плита, выглядящая вполне рабочей. В голове тут же созрел план. Лучше уж попытаться приготовить что-то съедобное, чем давиться сухими хлопьями.

Подошла к плите, внимательно ее осмотрела. Конфорки старые, с ржавчиной, но вроде бы целые. Покрутила ручки. Загорелось. Поставила сковородку на огонь. Теперь нужно найти что-нибудь для готовки. Осмотрела полки. Консервы! Отлично! Схватила банку с томатной пастой, банку с красной фасолью и один полуживой помидор, одиноко лежащий в углу. Специи тоже нашлись — соль и перец.

Содержимое консервов вывалила в сковородку. Добавила порезанный помидор. Он был мягким и каким-то помятым. Посолила, поперчила, перемешала все это варево, выглядело не аппетитно, но пахло вполне сносно. Да и выбирать особо не приходилось.

Я стояла у плиты, помешивая содержимое сковородки. Томатная паста шипела, фасоль булькала. Запах становился все более насыщенным.

«Интересно, что же получится в итоге? Надеюсь, это будет съедобно»

В такие моменты особенно остро ощущаешь себя оторванной от нормальной жизни. Раньше я бы просто пошла в магазин, купила все, что нужно, и приготовила себе полноценный обед. А сейчас приходится довольствоваться тем, что найдешь, и радоваться, что вообще есть хоть что-то.

Минут через десять стряпня была готова. Я выключила плиту и переложила «блюдо» в тарелку. Выглядело не очень эстетично, но пахло все еще вполне аппетитно. Присела за стол и попробовала. На вкус оказалось даже лучше, чем я ожидала. Кисло-сладкий вкус томатной пасты, мягкая фасоль, легкая острота перца — вполне съедобно. Я ела медленно, стараясь растянуть удовольствие. Каждый глоток казался невероятно вкусным. Живот постепенно наполнялся, и я чувствовала, как возвращаются силы.

После еды стало немного лучше. Тяжелые мысли немного отступили. По крайней мере, теперь есть силы, чтобы думать дальше.

В столовую, скрипуче вошел Чишия. Я заметила, как он окинул взглядом столовую, оценивая обстановку, прежде чем его взгляд остановился на мне. Он двигался с той же невозмутимостью, которая бесила и одновременно завораживала. Его волосы, растрепанные после сна, казались еще светлее в этом солнечном свете.

Вопреки ожиданиям, он направился прямо ко мне и сел на стул напротив. Дежавю. Несколько дней назад все было точно так же: я, столовая, печенье и Чишия. Я невольно усмехнулась этой цикличности. Кажется, его присутствие в моей жизни становится неизбежным. Страшная, но пленительная мысль.

— У меня осталось еще немного этого... нечто, — я указала ложкой на сковородку с варевом. — Хочешь попробовать?

Я встала, и не дожидаясь ответа, зачерпнула порцию, затем протянула ему. В моих движениях не было ни намека на кокетство. Просто предложение. Изучение. Проверка реакции.

Его лицо едва заметно скривилось. Лицо, которое обычно оставалось совершенно непроницаемым, на мгновение выдало отвращение. Тот слегка отодвинулся от моей протянутой руки.

— Нет, откажусь. — произнес он ровным голосом, без тени эмоций.

Меня не задело. Совсем. Почему-то я ожидала именно такой реакции. Этот парень вообще способен на проявление каких-либо чувств, кроме легкого презрения и саркастичного веселья?

— Как знаешь, — пожала я плечами, опустив ложку с варевом обратно в сковородку и возвращаясь на свое место. — Тогда к чему визит?

Я смотрела на Чишию, желая уловить хоть какую-то зацепку в его взгляде. Он молчал. Кажется, обдумывал что-то. Минута тянулась бесконечно. В столовой теперь стояла тишина, прерываемая лишь моим негромким дыханием. Мне было интересно, что такого важного, что даже он, Чишия, замялся.

Наконец, он заговорил.

— Что ты решила насчет плана? — вопрос прозвучал скорее констатацией факта, чем настоящим вопросом. Словно он уже знал мой ответ.

План. Это слово, произнесенное им, вернуло меня к реальности. План по краже карт. План по побегу с этого проклятого пляжа. План, который он предложил, а я так долго обдумывала.

Я вздохнула. Глубоко и шумно. Вопрос сложный. Рискованный. Неужели я действительно готова доверить ему свою жизнь?

— Согласна, — сказала я. Слова сорвались с губ неожиданно легко. Хотя, это решение, кажется, уже давно созрело внутри меня.

Тишина. Но теперь она была другой. Напряженной. Ожидающей.

— Но... — затянула слово, давая ему понять, что это еще не все. — Есть ли подвох?

Я смотрела ему прямо в глаза, все еще в попытках разглядеть там хоть что-то. Хоть намек на обман. Хоть тень сомнения. Но ничего. Только холодная, непроницаемая пустота. Он ничего не ответил. Просто смотрел в ответ. Пытаясь ли, прочитать мои мысли? Или, наоборот, скрывает свои собственные?

И снова молчание. Оно давило на меня, заставляя чувствовать себя неуютно. Я уже начала жалеть о своем согласии. Но отступать было поздно.

Внезапно Чишия резко поднялся со стула. Его движение было настолько неожиданным, что я вздрогнула. Он стоял, возвышаясь надо мной, словно хищник, готовый к прыжку.

— Мне нужно на собрание Шляпника. — произнес он, не отрывая от меня взгляда.

И ушел. Быстро и бесшумно. Прямо как призрак. Я осталась сидеть за столом, глядя ему вслед. Что это было? Испытание? Предупреждение? Или просто способ уйти от ответа на мой вопрос? Я чувствовала себя так, словно только что заключила сделку с дьяволом. Сделку, условия которой мне еще предстоит узнать.

В голове крутился только один вопрос: можно ли доверять Чишии? И если да, то насколько?

***

Три дня пролетели в какой-то сюрреалистической рутине. Утро начиналось с обхода столовой в поисках пропитания, затем короткая пробежка на свежем воздухе, чтобы хоть немного привести мышцы в тонус. Днем — редкие встречи с Куиной, обсуждение последних новостей и сплетен, сбор информации о настроениях на Пляже. Вечером — тайные совещания с Чишией, где он, словно шахматист, просчитывал ходы Агуни и Шляпника, предсказывал грядущий переворот.

Я не совсем понимала его одержимости планом побега. Мне хотелось просто выжить, доиграть эти чертовы игры и вернуться домой. Но Чишия, казалось, видел что-то большее, что-то, что заставляло его двигаться вперед, манипулировать людьми, рисковать. Он был холодным, отстраненным, словно не принадлежал этому миру, а лишь изучал его, препарировал, как лягушку на уроке биологии.

Чишия был уверен, что Агуни скоро свергнет Шляпника. Он говорил об этом с какой-то странной уверенностью, как будто видел будущее. Утверждал, что после переворота на Пляже воцарится хаос и насилие, и что нам нужно будет бежать как можно скорее.

Мне не нравилось то, что он говорил. Мне не нравилось то, что он так хладнокровно рассуждал о войне и смерти. Мне хотелось просто спрятаться, переждать бурю, но я знала, что это невозможно.

Вечером, как и обещал Чишия, мы встретились на крыше. Ветер трепал мои волосы, принося с собой отдаленные звуки города. Он сидел на краю крыши, глядя вдаль, пока светлые пряди развевались на ветру, придавая ему какой-то неземной вид.

Я глубоко вдохнула воздух. Становилось холодно, и по спине пробежали мурашки. Я поежилась, обхватывая себя руками. Забавно, совсем недавно я была совершенно другим человеком. Офисный планктон, погрязший в рутине, живущий от зарплаты до зарплаты. А теперь... теперь борюсь за выживание в безумной игре, где ставка — моя жизнь.

И хуже всего — начинаю испытывать чувства. К человеку, который, кажется, совершенно для этого не предназначен. Чишия. Он умен, проницателен, и в нем есть какая-то... притягательность. Опасная, конечно, но от этого только сильнее манящая.

Он может в любой момент предать, бросить, воткнуть нож в спину. Он из тех, кто играет в одиночку, кто не полагается ни на кого. Я знаю это. Но ничего не могу с собой поделать. Эти чувства, глупые, неправильные, растут с каждым днем.

Я заправила выбившуюся прядь волос за ухо, стараясь скрыть смущение. Нужно что-то сказать, нарушить эту гнетущую тишину.

— Чишия... — начала я, откашлявшись. — Расскажешь о себе что-нибудь?

Он не повернулся. Его взгляд по-прежнему был прикован к горизонту.

— Не лезь в мою жизнь. — ровно ответил он, без всякого намека на эмоции.

Я не расстроилась. Привыкла. Это его обычная манера общения. Отстраненность — его броня. Я понимаю это, но все равно надеялась... хоть на малейший намек на откровенность.

Мотая ногами, я глядела вниз, на толпу людей. Что ж, если он не хочет говорить о себе, придется мне заполнить эту пустоту.

— У меня есть брат, — начала я, но все равно неожиданно для самой себя. Обычно не особо распространяюсь о своей жизни. — Его зовут Юки. Он младше меня на три года. Мы очень близки. Юки мечтает стать футболистом. Помню, как мы вместе гоняли мяч во дворе, он всегда был быстрее и ловчее меня.

Я замолчала, вспоминая его смех, его горящие глаза. Здесь, в Пограничье, прошлое кажется таким далеким, таким нереальным. Словно это сон. Но я помню. Каждую мелочь.

— Еще, у еще есть мама, — продолжила я. — Она работает учительницей в начальной школе. Очень добрая и заботливая. Всегда переживала за меня и за Юки. Она была уверена, что я выйду замуж за какого-нибудь богатого бизнесмена и буду жить в роскоши. Она всегда хотела для меня всего самого лучшего.

Я усмехнулась. И вот я здесь. Замуж, конечно, не вышла. И роскоши, тоже не наблюдается. Я снова замолчала, вспоминая наш небольшой, но уютный домик в пригороде Токио. Мама, готовящая ужин, брат, делающий задания за кухонным столом, я, читающая книгу в кресле. Такая обычная, но от этого не менее счастливая жизнь.

— А я... я работала в офисе, — продолжила, стараясь не поддаваться накатывающей тоске. — Скучная, однообразная работа. Я ненавидела ее. Каждый день одно и то же: отчеты, цифры, совещания. Я мечтала о чем-то другом, о чем-то более интересном. Но боялась что-то менять. Боялась выйти из своей зоны комфорта.

«И вот я здесь. Зона комфорта осталась далеко позади. Теперь живу в зоне постоянного стресса и опасности»

— Обожаю читать, — добавила я, стараясь говорить более спокойно. — Агату Кристи, Конан Дойля. Мне нравится разгадывать загадки, строить теории, искать улики. Наверное, поэтому и выживаю здесь. Это тоже своего рода игра, только ставки намного выше.

Я улыбнулась. Странно, но умение разгадывать загадки, которое раньше считала бесполезным, сейчас оказалось моим главным оружием.

— А еще я люблю онигири с креветками, — закончила, внезапно почувствовав голод. — Это мое любимое блюдо. Мама всегда готовила его для меня по выходным.

Я посмотрела на Чишию. Он по-прежнему сидел неподвижно, глядя куда-то в сторону. Казалось, он меня не слушает. Но и не перебивал. А мне... просто нужно было выговориться. Рассказать кому-то о себе. О том, кем была раньше. О том, что потеряла.

Вспомнился один случай. Мне было лет пятнадцать. Мы с Юки пошли в парк аттракционов. Он очень хотел покататься на американских горках, но боялся. Тогда я взяла его за руку и сказала, что все будет хорошо. И мы вместе прокатились на этих горках, а потом он долго смеялся, говоря, что это было самое страшное и самое веселое в его жизни.

Я замолчала, и тишина снова наполнила пространство между нами. Только шум толпы снизу и завывание ветра нарушали ее. Не знаю, слушал ли меня Чишия на самом деле. Но мне все равно. Я просто говорила, говорила, пока слова не иссякли.

Вдруг, он произнес, не поворачиваясь ко мне:

— Креветки... Интересный выбор.

Я вздрогнула от неожиданности. Он слушал? Действительно слушал?

— Да, — ответила, задрав голову, стараясь скрыть накатившее волнение. — А что? Тебе не нравятся креветки?

Парень пожал плечами. — Мне все равно. Еда, это просто топливо.

Я усмехнулась. Конечно. Для него все сводится к логике и прагматизму. Никаких сантиментов.

— Ну, для меня это не только топливо, — возразила я. — Это еще и воспоминания. Вкус детства.

Чишия ничего не ответил. Но я почувствовала, как между нами возникла какая-то... связь. Слабая, едва уловимая, но все же связь. Он позволил мне прикоснуться к его броне. На секунду, всего лишь на секунду, но позволил.

Солнце почти село, и небо стало темно-синим. На горизонте появлялись первые звезды. Не знаю, что ждет нас впереди. Не знаю, выживем ли мы. Но знаю одно: я больше не одна. У меня есть Куина. У меня есть Чишия... кто-то, к кому испытываю странные, непонятные чувства. И я буду бороться. За себя. За них. За надежду.

Ветер усилился, и я снова поежилась от холода. Чишия встал.

— Пора идти, — сказал он. — Скоро стемнеет.

Я кивнула и последовала за ним. Мы шли молча, бок о бок. И я поняла, что готова рискнуть. Готова довериться ему. Хотя бы немного. Потому что в этом безумном мире, где жизни ничего не стоят, доверие — это самый ценный и самый опасный ресурс. И я, Кэтсуми, офисный планктон, любительница детективов и онигири с креветками, готова сделать эту ставку.

«Я доверяю тебе, Чишия. Пока что. Посмотрим, что ты с этим сделаешь»

***

Я спустилась в вестибюль, предвкушая утренний кофе и короткую болтовню с Куиной. Обычно в это время здесь царила вялая, но предсказуемая атмосфера: кто-то дремал на диванах, кто-то читал, кто-то просто готовился к очередной игре. Но сегодня воздух наэлектризован. Привычный гул голосов сменился приглушенным шепотом, взгляды людей напряжены и полны... удивления, даже какого-то благоговейного ужаса.

Что случилось? Неужели Агуни снова устроил показательную расправу? Или Шляпник объявил о новых правилах? Продвигаясь сквозь толпу, я ловила обрывки фраз:

«...совсем молодые...»

«...прямо посреди ночи...»

«...Шляпник с ними...»

Сердце кольнуло тревогой. Новички? Я увидела Куину, стоявшую в углу, скрестив руки на груди. Её взгляд был прикован к чему-то за моей спиной. Подойдя ближе, заметила, что она выглядит не просто удивленной, а скорее озадаченной.

— Что тут происходит? — спросила я, стараясь не выдать волнения в голосе.

Куина перевела на меня взгляд, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. — Новички. Двое. Парень и девушка. Шляпник сейчас с ними беседует.

— И что теперь? — спросила, придавая голосу равнодушный тон.

Куина пожала плечами. — Посмотрим. Шляпник наверняка попытается их завербовать. Вопрос в том, захотят ли они остаться.

«Остаться... Пф, у них вообще есть выбор? Нет. Теперь нету»

Представила себе этих двоих. Юные, испуганные, вырванные из своей прежней жизни. Они, должно быть, совершенно не понимают, что их ждет. Они еще не знают, что улыбка Шляпника редко предвещает что-то хорошее. Еще не видели Агуни в гневе. Вспомнила себя, такая же потерянная, такая же испуганная. Ночь, огни, игры... И чувство безысходности, давящее на плечи.

Я сказала Куине, что мне нужно проветриться, что душный воздух Пляжа давит на меня. Она понимающе кивнула, и я благодарно улыбнулась ей. Но вместо свежего воздуха и прогулки, ноги, повинуясь неведомой силе, несли меня к лестнице. Любопытство, как ядовитый плющ, обвило и тянуло вверх.

С каждым шагом напряжение нарастало. По коже пробегали мурашки, словно ледяной ветер пронизывал меня насквозь. Воспоминания нахлынули: вот я, стою перед Агуни, Шляпником и остальными, как нашкодивший ребенок, и пытаюсь объяснить, кто я и зачем здесь. Тогда чувствовала страх и унижение, но сейчас... сейчас примешивалось еще и какое-то гадливое ощущение подглядывания.

Коридор казался бесконечно длинным и зловеще тихим. От каждого шороха, от каждого скрипа половиц вздрагивала, но старалась ступать как можно тише, прижимаясь к стене, боясь, что меня кто-то увидит.

Наконец, добралась до знакомой двери. Широкая, массивная. За ней вершились судьбы обитателей Пляжа. Я остановилась, прислушиваясь. Доносились приглушенные голоса. Сердце забилось еще быстрее, так еще и ладони предательски вспотели. Я не должна здесь быть.

Осторожно, словно вор, подкралась к двери и медленно, незаметно, приоткрыла ее. Образовалась узкая щель, сквозь которую могла видеть часть комнаты. Первым, кого я увидела, был Шляпник. Он стоял спиной ко мне, точно в своих неизменных темных очках, и что-то говорил. Голос его звучал ровно и уверенно, как всегда.

Затем мой взгляд упал на двух людей, сидящих напротив него. Парень и девушка. Новички. Они выглядели растерянными и напуганными, как и все, кто впервые попадал на Пляж.

Я прищурилась, пытаясь разглядеть их лица. И вдруг меня словно ударило током. Да! Это же они! Альпинистка и этот лохматый парень из игры в «Догонялки»! Они тогда спасли нам всем жизнь, рискуя собой. Помнила, как он отчаянно сражался, как она ловко карабкалась по зданиям. Они казались такими сильными и смелыми. Сейчас же выглядели совсем иначе. Подавленные, будто их лишили чего-то важного. В их глазах не было и следа той уверенности, которую я видела раньше.

Я попыталась расслышать, что они говорят. Но сквозь щель в двери проникали лишь обрывки фраз.

— ...правила...- произнес Шляпник. — ...смерть предателям...

Агуни, как мне показалось, стоял в сторонке, сложив руки на груди, и внимательно наблюдал за новичками. Он казался таким же невозмутимым и опасным, как и всегда. Больше походил на нависшего коршуна, готового в любой момент броситься на добычу.

— ...ранги... — продолжал Шляпник. — ...сдача карт...

Я не услышала ничего нового. Те же правила, которые они повторяют всем новоприбывшим. Тот же бред о равенстве и справедливости. Но что-то мне подсказывало, что они не говорят им всей правды. Что они утаивают что-то важное.

В голове моей рождался план. Я должна предупредить этих ребят. Должна рассказать им, что их ждет. Должна помочь им выжить. И знала, что это будет непросто.

Уже развернувшись, собираясь слиться с тенью коридора, я внезапно услышала грубый голос, который заставил меня замереть. Нираги. Только не он. Мое сердце пропустило удар, а затем бешено заколотилось.

Я заставила себя расслабить напряженные плечи, натянуть на лицо подобие дружелюбной улыбки и медленно, очень медленно обернуться.

— Ой, привет, — мой голос прозвучал слишком неестественно, фальшиво. Но, надеюсь, Нираги не заметил моего волнения.

Он стоял, облокотившись на стену, скрестив руки на груди. Его темные глаза, обычно пустые и холодные, сейчас горели каким-то неприятным огоньком. В уголках губ играла зловещая усмешка.

— Ты что тут делаешь, Кэтсуми? Здесь находиться посторонним запрещено. — Процедил тот сквозь зубы, каждое слово пропитано угрозой.

Я опустила глаза, стараясь казаться как можно более невинной. — Прости, Нираги. Просто проходила мимо, стало интересно, что происходит.

— Интересно ей. — пробормотал он себе под нос.

Я сделала шаг в сторону, всем своим видом показывая, что собираюсь уйти. — Ну, раз ничего интересного, я пойду.

Но не успела сделать и двух шагов, как его рука, грубая и сильная, схватила меня за предплечье. Хватка была болезненной, словно тиски. Я вздрогнула.

— Куда это ты спешишь? — прорычал Нираги, притягивая меня к себе. Тело непроизвольно напряглось, все мышцы окаменели. Чувствовала его дыхание на своем лице, запах сигарет и чего-то еще, неприятного и отталкивающего.

Его лицо совсем рядом, слишком близко. Парень наклонился и провел языком по моей щеке, от уголка губ и почти до самого уха. Меня передернуло от отвращения. Кожа горела, хотелось содрать с себя этот мерзкий след.

С трудом подавив рвотный позыв, я удержала на лице маску спокойствия. В этой игре нельзя показывать слабость. Малейшее проявление страха или отвращения могло стоить жизни. Поэтому, чтобы не получить пулю в лоб, просто стерпела, продолжая улыбаться, хотя мышцы лица сводило от напряжения.

Нираги отстранился, его темные глаза изучающе скользили по моему лицу. — После собрания можем заняться чем-нибудь...интересным. — прошептал он на ухо, его дыхание обжигало кожу.

Я ничего не ответила, просто молчала, борясь с желанием плюнуть ему в лицо. Мысль о том, чтобы просто выплюнуть всю скопившуюся злость была почти непреодолимой. Но знала, что это было бы безумием. Это бы означало верную смерть.

Не получив ответа, парень, кажется, стал злиться, так как почувствовала, что его хватка усиливается, пальцы сильнее сжали мое предплечье, причиняя острую боль.

— Что, язык проглотила? — прорычал он.

Пришлось медленно поднять на него глаза. Внутри бушевала ярость, но снаружи я оставалась невозмутимой, как лед.

— Просто не знаю, что тебе ответить, Нираги, — проговорила я ровным тоном, не выдавая своего отвращения. — Знаешь, я очень занята в последнее время.

— Занята? — усмехнулся он. — Чем же ты занимаешься? Играешь в любовь с Чишией?

Его слова словно ударили меня под дых. Откуда он знает? Невозможно. Это просто случайность. Просто попытка задеть меня.

Чтобы не выдать своей истиной реакции, пришлось издать подобие смеха. — Не говори глупости, Нираги. Чишия просто знакомый.

— Да, просто знакомый. Между нами ничего нет и никогда не будет. — Чишия стоял у двери, слегка наклонив голову, словно рассматривая какую-то диковинную картину. И картина эта — я, в лапах у Нираги, перепуганная и униженная.

Внутри все похолодело. Когда он успел тут появиться? Его взгляд был отстраненным, почти незаинтересованным. Ни тени удивления, ни капли сочувствия. Просто наблюдение, как за лабораторной мышью. Ну и не ожидала, что услышу это именно сейчас, именно от него. Но, наверное, чего я ждала? Романтического признания под дулом пистолета Нираги? Глупо.

Я пыталась понять, что происходит. Он говорит это, чтобы спасти меня? Чтобы Нираги отстал? Или... действительно так думает? В животе скрутило от страха и какой-то новой, неведомой доселе боли.

Чишия сделал шаг вперед, и каждый последующий отдавался гулким эхом в моей голове. Его лицо оставалось непроницаемым. — Она просто наивная девчонка, которая толком ничего не понимает в этой жизни. — Продолжал он, его слова: лед, его тон: безразличие.

— Не стоит тратить на нее время, — парень провел рукой по своим светлым волосам, этот жест казался таким привычным, таким обыденным, но сейчас он причинял мне невыносимую боль. — Она даже не привлекательная. Зачем тебе тратить время на нее, когда на Пляже есть девушки и посимпатичнее?

В этот момент мир словно перевернулся. Я больше не чувствовала руки Нираги, не видела его злобное лицо. Видела только Чишию, его равнодушный взгляд, слышала его жестокие слова.

Каждое слово, сказанное им, проникало под кожу, разъедало изнутри.

«Наивная девчонка...»

Я всегда знала, что не самая опытная, не самая сильная. Но чтобы вот так, в лицо, услышать правду? Правду ли?

Сомнение прокралось в мою душу. Может, он врет? Может, пытается таким образом отвести от меня беду? Но что-то внутри подсказывало, что доля правды в его словах есть. Я видела себя его глазами — глупая, влюбленная дурочка, бегающая за ним, не понимающая намеков.

Его слова, как холодный душ, смыли с меня все розовые мечты, все надежды, которые так тщательно лелеяла. Он видел меня такой? Серой мышкой, недостойной его внимания?

Нираги молчал. Он, казалось, наслаждался этой сценой. Ждал, когда сломаюсь, когда мои глаза наполнятся слезами, когда начну умолять его о пощаде. Но я стояла, как статуя, парализованная болью и унижением.

Внезапно, откуда-то из глубины той комнаты раздался голос Ласт Босса, зовущего Нираги на собрание. Тот ухмыльнулся, отпустил меня, словно я была грязной тряпкой, и, бросив презрительный взгляд, направился к двери.

Он ушел, но легче не стало. Теперь я осталась наедине со своей болью и с Чишией. Повернувшись к нему, заметила, что он смотрел на меня. Безразлично. Ничего не сказал, не попытался объяснить, не извинился. Просто развернулся и пошел следом за Нираги на собрание.

«Почему? Почему он так поступил? Почему говорил такие вещи?»

Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверью и провела рукой по волосам. Рука дрожала. Слезы подступили к глазам, но я не позволила им вырваться наружу. Не сейчас.

Сознание вернулось рывками, как старый телевизор, на котором барахлит антенна. Похлопала себя по щекам, прогоняя туман растерянности. Холодные ладони оставили на коже легкий след, но в голове яснее не стало.

«Наивная» — это слово эхом отдавалось в ушах. Чишия произнес его с таким презрением, словно выплюнул что-то мерзкое. Но почему?

Не стоит сразу топить себя в отчаянии. Должна быть причина. Он должен был это сказать, чтобы оттолкнуть Нираги, чтобы защитить меня. Это единственное объяснение, которое давало хоть какую-то надежду.

Я стиснула зубы так сильно, что заболела челюсть. Кулаки сжались до побелевших костяшек. Нужно успокоиться. Нужно подумать. Но как, когда в груди зияет дыра, размером с кратер от метеорита?

Развернувшись на пятках, направилась в свою комнату. Шла механически, как автомат, запрограммированный на определенный маршрут. Комната встретила меня привычным унылым полумраком. Я подошла к зеркалу, смотрела на своё отражение, словно на незнакомку. Бледное лицо, красные от сдерживаемых слез глаза, растрепанные волосы. Ничего утешительного. Ничего, за что можно было бы зацепиться.

Зеркало отражало не только меня, но и всю мою уязвимость, мою глупую веру в то, что в этом безумном мире ещё осталось место для чего-то настоящего. Как я могла быть такой дурой? Чишия никогда не проявлял ко мне никаких чувств. Он всегда был отстраненным, расчетливым, холодным. Сама все придумала, нарисовала в своем воображении сказку, в которую так отчаянно хотела верить.

Дверь скрипнула, и в комнату вошла Куина. Она направлялась в мою сторону, засунув в рот сигарету. Увидев меня перед зеркалом, она сначала усмехнулась, но, заметив мое состояние, сразу же напряглась.

— Эй, ты чего? — спросила она, отбросив сигарету на тумбочку. Голос был серьезным, лишенным привычной иронии.

Я просто молча стояла, не в силах вымолвить ни слова.

— Кэтсуми? — девушка подошла ближе и коснулась моего плеча. Прикосновение было легким, но в то же время словно разряд тока, вернувший меня в реальность.

— Ничего, — прошептала я, отводя взгляд.

— Врешь, как дышишь, — парировала она. — Выкладывай. Что случилось?

Я не выдержала. Ноги подкосились, и я осела на пол, прижавшись спиной к стене. Куина тут же села рядом, поджав ноги по-турецки.

— Чишия...– начала я, и голос предательски сорвался.

— Что Чишия? — она нахмурилась. — Расскажи мне.

И я рассказала. Все. Про Нираги, про его слова, про презрение в глазах Чишии. Рассказала все, что накопилось в душе за эту неделю, все свои страхи и сомнения. А когда закончила, в комнате повисла тишина. Куина молчала, обдумывая мои слова.

— Кэтсуми, — наконец произнесла она. — Не знаю, что там у вас произошло, и не знаю, что на уме у Чишии. Но знаю одно: ты не должна позволять кому-то одному определять твою ценность.

Я посмотрела на девушку. Ее глаза были полны сочувствия и поддержки. Чувствовала, как ее слова проникают в самую глубь моей души, как лечебная мазь на рану.

— Куина... — прошептала я. — Что для тебя любовь?

Вопрос вырвался спонтанно, но я действительно хотела знать ответ. Хотела понять, что другие люди вкладывают в это слово. Она задумалась на мгновение, глядя в окно.

— Любовь... для меня это... доверие, — произнесла она. — Это когда ты можешь полностью открыться человеку, не боясь, что он тебя осудит или отвергнет. Это когда ты чувствуешь, что тебя принимают таким, какой ты есть, со всеми твоими достоинствами и недостатками. Это когда ты готов отдать за этого человека все, не требуя ничего взамен.

Куина замолчала, словно вспоминая что-то важное.

— Но знаешь, — добавила она, посмотрев на меня. — Любовь может быть разной. Она может быть романтической, дружеской, семейной. Главное, чтобы она была настоящей.

Я кивнула, обдумывая ее слова. Любовь... доверие... принятие... отдача...

— А для меня... — начала я, глядя в пол. — Любовь... это что-то хрупкое, как цветок, растущий сквозь асфальт. Это когда ты видишь в человеке что-то особенное, что-то, что заставляет тебя чувствовать себя живым. Это когда ты готов бороться за этого человека, даже если весь мир против вас. Это когда его улыбка способна растопить самый толстый лед, а его прикосновение — исцелить все раны.

Я говорила, и слова сами собой складывались в предложения, раскрывая то, что я так долго скрывала даже от себя самой.

— Любовь... это когда ты готов отдать ему частичку себя, зная, что он может ее разбить. Но ты все равно отдаешь, потому что веришь, что он сможет ее сохранить. Это когда ты готов простить ему все, даже если он этого не заслуживает. Потому что ты знаешь, что он... твой человек. Твой единственный шанс на счастье.

Я замолчала, чувствуя, как щеки заливает краска. Я выложила все. Выставила напоказ свою уязвимость, свою глупую, детскую веру в чудо.

Куина сидела напротив меня, ее лицо обычно такое открытое и живое, сейчас было напряжено. Она внимательно слушала каждое мое слово, каждый сбивчивый вздох, изредка кивая, как бы соглашаясь с ходом моих мыслей. Но затем наступила затяжная, мучительная пауза. Секунды тянулись, как часы. Я видела в ее глазах какое-то сомнение, даже, возможно, предостережение. Будто она знала что-то, чего не знала я.

И вдруг, вырвав слова из самой глубины души, Куина спросила:

— Кэтсуми, ты... ты что-то чувствуешь к Чишии?

Мир вокруг перестал существовать. Вопрос обрушился на меня, как цунами. Все мысли, чувства, страхи — все схлестнулось в единый, хаотичный вихрь. Тело съежилось, стараясь занять как можно меньше места в этом мире, который вдруг стал таким враждебным.

В голове бушевала паника. Меня разоблачили. Мой секрет, то, что я так тщательно скрывала даже от самой себя, вылез наружу. Что ответить? Отрицать? Сказать, что Куина ошиблась? Но ее взгляд был слишком пронзительным, слишком понимающим.

И тогда, вопреки разуму, вопреки всем опасениям, я молча кивнула. Один короткий, почти незаметный кивок, но он значил все. Он означал, что я признаю. Признаю перед Куиной, признаю перед собой, что влюбилась в этого загадочного, непредсказуемого человека.

Воцарилась еще одна, еще более невыносимая тишина. Девушка тяжело выдохнула, словно сбрасывая с плеч непосильную ношу, и потерла лоб. Интересно, что именно заставило ее так реагировать? Почему она так встревожена моим признанием? Что она знает о Чишии, чего не знаю я?

Она поджала губы, перебирая в уме какие-то слова, и затем продолжила, уже более мягким, но при этом твердым голосом:

— Я не осуждаю тебя за твой выбор, Кэтсуми. Ты вправе чувствовать то, что чувствуешь. Но... ты уверена, что готова довериться Чишии?

Ее вопрос прозвучал, как предупреждение. Довериться Чишии? Я знаю о нем так мало. Он закрытый, отстраненный, окружен стеной. Но, несмотря на это, меня тянет к нему, как мотылька к огню. Игнорируя все опасения, я надеялась, что за этой стеной, внутри него, есть что-то настоящее, что-то, к чему можно прикоснуться. Но, может, я ошибаюсь? Может, он действительно такой, каким кажется — холодным, расчетливым, безжалостным.

Я пожала плечами, не зная, что ответить. Правда в том, что я не уверена ни в чем. Не уверена в своих чувствах, не уверена в Чишии, не уверена даже в завтрашнем дне. Я просто живу одним моментом, пытаясь выжить в этом безумном мире.

От безысходности я уткнулась лицом в колени, пытаясь спрятаться от взгляда Куины, от ее вопросов, от своих собственных мыслей. Мне было стыдно. Стыдно за свою слабость, за свою наивность, за то, что позволила себе влюбиться в человека, который, возможно, никогда не полюбит меня в ответ.

Внезапно Куина поднялась с места. Ее движение вывело меня из состояния ступора. Я подняла голову и посмотрела на нее вопросительно.

— Мне нужно отойти, — коротко сказала она, даже как-то отрывисто. В голосе чувствовалось напряжение.

Я не успела ничего ответить. Она уже развернулась и быстро вышла из комнаты, оставив меня наедине со своими мыслями. Дверь за ней закрылась, словно захлопнулась ловушка.

Почему она так странно отреагировала? Куда она ушла? Что она собирается делать? Все эти вопросы вихрем пронеслись в моей голове.

И тут меня осенило. Может быть, Куина знает о Чишии больше, чем говорит. Может быть, она скрывает что-то, чтобы защитить меня.

***

В вестибюле царил привычный хаос. Громкая музыка била по ушам, голоса перекрикивали друг друга, а в воздухе висел густой запах привычного дешевого алкоголя. Этот «Пляж» становился все больше похож на цирк, но цирк, где каждый клоун рисковал умереть.

Я смотрела на эту вакханалию с каким-то отстраненным равнодушием. После вчерашнего разговора с Куиной во мне что-то сломалось. Ее странная реакция, уклончивость... словно она знала что-то такое, что я должна была узнать сама. Или не должна? В голове роились вопросы, но ответов не было.

Больше не было смысла сидеть сложа руки, выжидая у моря погоды. Чишия... он прав, наверное. Наивная. Слишком открытая. Здесь выживают только хладнокровные и циничные. Значит, придется меняться.

Я подошла к столу, где люди с азартом выхватывали бумажки с именами. Движения были резкими, нервными, в глазах — смесь страха и возбуждения. Затем нашла свою бумажку, номер машины — вот что важно. Я не боялась. Это было странно. Обычно перед каждой игрой меня охватывал леденящий ужас. Сейчас же... пустота. Полное отсутствие эмоций. Как будто я уже умерла и просто наблюдаю за происходящим со стороны.

Чуть позже, уже возле машин, выяснилось, что я попала в одну группу с Куиной. Это была приятная новость. С ней чувствовала себя в безопасности, пусть и понимала, что даже она не сможет меня защитить от всего. На ее лице мелькнула легкая улыбка, когда она увидела меня.

Потом заметила его. Того самого лохматого парня, новичка. Он выглядел испуганным, растерянным, как заблудившийся щенок. Неудивительно, все мы когда-то были такими. Интересно, сколько он продержится здесь, прежде чем сломается?

Машина тронулась. В салоне повисла напряженная тишина. Куина сидела рядом со мной, ее взгляд был сосредоточен на дороге. Парень-новичок жался в угол, его руки дрожали. Я отвернулась к окну, наблюдая за тем, как серые пейзажи Пограничья проплывают мимо.

Место проведения игры выглядело зловеще. Старое, заброшенное здание, изъеденное временем и влагой. От него веяло сыростью и запустением. Нас вывели из машин и провели внутрь.

Помещение, в котором нам предстояло играть, представляло собой нечто среднее между подвалом и канализацией. Темно, сыро, и вонь стояла невыносимая. Вода сочилась из стен и труб, образуя грязные лужи на полу. Над головой висели оголенные провода, искрящиеся в полумраке.

Нас было восемь человек. Восемь жизней, поставленных на кон в этой безумной игре. Я окинула взглядом остальных участников. Все они, так же, как и я, пытались скрыть свой страх за масками безразличия.

Правила были просты и жестоки. Четверка бубен. Найти рычаг, который включает лампочку. Звучит элементарно, но в Пограничье никогда ничего не бывает просто. Если вода достигнет проводов, все мы проиграем. Смерть от электрического удара.

Не успели мы толком сориентироваться, как одна из девушек, видимо, решила проверить правдивость правил. Она протянула руку к оголенному проводу. Раздался треск, ее тело дернулось в конвульсиях, и она рухнула на пол, бездыханная.

В комнате повисла гнетущая тишина. Все замерли, как парализованные. Страх сковал движения, лишил дара речи. Я сглотнула ком в горле и скрестила руки на груди, стараясь сохранять видимость спокойствия. Зрелище было ужасающим, но не удивительным. В Пограничье смерть — обыденное явление. Она повсюду, подстерегает за каждым углом, дышит в спину. Нужно привыкнуть к этому, иначе сойдешь с ума.

После секундного ступора все начали действовать. А я же оставалась на месте, наблюдая за происходящим. Бессмысленная суета. Паника никогда не приводила ни к чему хорошему. Нужно успокоиться и обдумать ситуацию. Вода прибывала. Медленно, но неумолимо. С каждой минутой риск возрастал. Напряжение в комнате нарастало. Я чувствовала, как липкий страх начинает просачиваться в мое сознание.

Этот парень, Арису, кажется, его так зовут, — вот кто сейчас был в центре внимания. Растрепанные волосы, бегающие глаза, лихорадочная жестикуляция. Он говорил, говорил без умолку, пытаясь достучаться до каждого из нас. Его слова, то полные отчаяния, то внезапно приобретающие оттенок надежды, эхом отдавались в сырых стенах комнаты.

Я слушала его вполуха, мало что понимая. Он что-то говорил о логике, о схемах, о необходимости найти решение. Куина была рядом с ним. Она внимательно слушала каждое его слово, кивала, задавала вопросы, поддерживала, подталкивала его вперед, словно видела в нём последнюю надежду на спасение.

Арису продолжал говорить. Его голос звучал все громче и громче, словно он пытался перекричать смерть, нависшую над нами. Куина теперь помогала ему, переводила сумбурные мысли в более понятные слова. Я видела, как в их глазах загорается искра надежды.

В какой-то момент Арису замолчал. Он застыл, уставившись в одну точку. В его глазах читалась задумчивость. Затем он резко выпрямился и уверенно произнес:

— Я понял!

Вода прибывала с каждой секундой. Она уже почти касалась проводов. Если мы не поторопимся, то это станет нашей могилой. Парень объяснил свой план. Нужно закрыть дверь, использовать один из трех рычагов, и подождать, пока лампа нагреется. Почему-то мне казалось, что в этом есть смысл.

Один участник игры пытался возразить, но Арису его перебил. Он говорил быстро, убедительно, и в его голосе звучала такая решимость, что никто не посмел ему перечить.

Мы действовали быстро и слаженно. Закрыли дверь, а Арису подошел к рычагам. Три рычага — A, B и C. Один из них должен был спасти нас. Время тянулось медленно, мучительно. Вода поднималась все выше и выше. Я чувствовала, как ледяная вода сковывает мое тело. Казалось, что каждая секунда длится целую вечность.

Наконец, Куина открыла дверь. Она подошла к лампочке и осторожно коснулась ее рукой.

— Горячая! — воскликнула девушка.

Это был правильный ответ. Рычаг A. Арису, не теряя ни секунды, дернул за рычаг A. Раздался щелчок, и вода вдруг перестала прибывать. Тишина. Гнетущая, звенящая тишина.

Мы победили. Мы выжили. Все выдохнули с облегчением. Кто-то заплакал, кто-то рассмеялся. Кто-то просто молча стоял, не веря в происходящее. Я тоже выдохнула. Но честно признаться, победа не приносила особого облегчения. Внутри меня по-прежнему оставалась пустота.

Я пробралась сквозь галдящую толпу, стараясь не задеть никого случайно. Здесь, на Пляже, всегда так — безудержное веселье, как попытка заглушить страх и отчаяние, витающие в воздухе. Люди как обычно пили, танцевали, предавались мимолетным связям.

Куина исчезла сразу по возвращении на Пляж, растворившись в толпе, как дым. Её внезапное исчезновение вызывало вопросы.

Освободившееся место на одном из шезлонгов показалось спасением. Я рухнула на него, закрыла глаза и потерла виски. Голова раскалывалась. Мне нужен был сон, тишина, спокойствие. Но здесь, в этом балагане, это нереально.

В голове вертелись обрывки мыслей. Арису. Он, безусловно, умён. Его способность анализировать и находить решения в, казалось бы, безвыходных ситуациях, поражала. Может быть, стоит попробовать объединиться с ним? Создать команду? Было бы легче выживать.

Внезапно музыка стихла, а толпа, до этого безудержно танцующая, замерла и расступилась. У меня внутри все похолодело. Что-то случилось.

В образовавшемся «коридоре» показались боевики, их лица выражали превосходство и жестокость. Впереди шагал Нираги, его ухмылка была отвратительной. Он явно наслаждался властью, которую давал ему автомат на плече. За ним, словно тень, двигался Агуни. Его взгляд был холоден и бесстрастен, в нем читалась лишь решимость. Он был настоящим лидером, внушающим уважение и страх одновременно.

Боевики остановились прямо перед Арису и Усаги, которые о чем-то тихо разговаривали. Что-то в моей голове кричало, что этот разговор не принесёт ничего хорошего. От этих людей нельзя ждать ничего доброго.

В этот момент я заметила Чишию. Он стоял в стороне, прислонившись к колонне, и наблюдал за происходящим с невозмутимым видом. Его глаза, как всегда, полны загадок. Все сомнения отступили. Сейчас или никогда. Я резко встала с шезлонга и направилась к нему. Нужно поговорить. Мне нужно понять, что он чувствует ко мне. Или, скорее, не чувствует.

Он заметил меня, но не изменился в лице, лишь слегка приподнял бровь в немом вопросе.

— Нам нужно поговорить, — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, несмотря на то, как бешено колотилось сердце.

Чишия пожал плечами, этот жест был таким знакомым и в то же время таким болезненным. Он направился куда-то за главное здание, в сторону, где шум толпы стихал, оставляя лишь шепот ветра. Не дожидаясь приглашения, я последовала за ним.

Минута тянулась целой вечностью. Я просто стояла, чувствуя, как ком подступает к горлу. Он смотрел куда-то вдаль, на горизонт, а профиль, острый и изящный, казался высеченным из камня.

Наконец, собравшись с духом, я нарушила тишину. — Почему ты так себя ведешь? Так... отстраненно, холодно. И... почему ты так грубо обо мне говорил тогда?

Ответ не заставил себя долго ждать.

— Ты действительно наивная. — произнес он, даже не взглянув на меня. В его голосе не было ни злости, ни раздражения, лишь констатация факта, как будто он говорил о погоде.

Сглотнув обиду, я задрала голову, пытаясь удержать взгляд. — Тогда зачем ты посвятил меня в план? Зачем доверял мне, если я такая наивная?

Чишия промолчал. Кажется, даже не думал отвечать. Просто развернулся, собираясь уйти. Но, сделав пару шагов, остановился, не поворачиваясь ко мне.

— А ты в плане больше не нужна.

Слова врезались в меня, словно осколки стекла. В голове царил хаос. Что это значит? Чувствовала себя так, как будто меня вышвырнули за борт корабля в открытое море.

— В смысле? — прошептала я, не веря своим ушам.

Парень хмыкнул, с презрением и усталостью. — Ты мне больше не нужна.

Казалось, что почва уходит из-под ног. Неужели все, что я чувствовала, было лишь иллюзией? Неужели он просто использовал меня?

Нахмурившись, я сделала шаг вперед, схватила его за руку. Кожа была холодной, как лед.

— Что все это значит?! — мой голос дрожал от возмущения и боли.

Чишия замер. Он не вырвал руку, но и не ответил. Его спина, такая прямая и непоколебимая, казалась неприступной стеной.

Я сжала его руку сильнее. — Посмотри на меня! Скажи мне, что происходит!

Медленно, очень медленно, он повернулся. В его глазах не было ничего. Пустота. Холод. Они смотрели сквозь меня, как будто я была призраком.

— Ты слишком эмоциональна, — произнес Чишия ледяным тоном. — Твои чувства мешают тебе мыслить рационально. Ты слабое звено.

Слова обрушились на меня, как лавина. — Эмоциональна? Но я... Я пыталась помочь! Я верила тебе!

Он усмехнулся. — В этом и твоя проблема. Вера, это роскошь, которую мы не можем себе позволить здесь.

Я отпустила его руку, словно она обожгла меня. Его слова были такими жестокими, такими циничными.

— Но... как же все, что было между... нами? — прошептала я, надеясь, что он опровергнет мои страхи.

Чишия пожал плечами. — Ты сама все придумала. Я никогда не давал тебе повода думать иначе.

Я обошла Чишию, внутри все сжалось в тугой, болезненный узел. Хотелось кричать, бить его, заставить признаться, что он хоть немного лукавит, когда говорит, что я ему не нужна. Но вместо этого просто толкнула его в грудь. Легко, почти нежно, будто это могло что-то изменить.

Мои пальцы на мгновение коснулись ткани его толстовки, почувствовали тепло тела под ней. Это прикосновение было отчаянной попыткой вернуть его, удержать в своей орбите, но он даже не дрогнул. Лицо оставалось бесстрастным, лишь в глубине глаз мелькнуло что-то, похожее на... сожаление? Или, может, это просто игра моего воображения.

Я стиснула зубы, стараясь удержать слезы, которые яростно рвались наружу. Смотрела ему прямо в глаза, надеясь увидеть хоть искру сомнения, хоть намек на то, что все это — мерзкая, жестокая шутка. Но там была лишь непроницаемая стена, гладкая и холодная, как лед. Но, так же видела, как дергается его кадык.

Он обошел меня, не сказав ни слова. Чувствовала, как он собирается уйти, раствориться в толпе, словно нас никогда и не было.

Бессильная ярость захлестнула меня. Как он может быть таким равнодушным? Как может так просто от меня отказаться?

— Чишия... — тихо произнесла я, скорее для себя, чем для него. Голос дрожал, выдавая охватившее меня отчаяние.

Он не остановился.

Тогда, собрав последние остатки гордости, выпалила:
— Ты нравишься мне. — Слова вырвались из меня с такой силой, словно я пыталась выплюнуть ком горячей лавы. Они повисли в воздухе, неловкие и уязвимые.

Я зажмурилась, ожидая реакции. Какого-нибудь ответа. Хоть чего-нибудь.

— И, честно говоря... — сглотнула, стараясь справиться с дрожью в голосе. — я думала, что тоже нравлюсь тебе... хоть немного.

Это признание было последней попыткой, отчаянной надеждой на то, что между нами было что-то настоящее. Я вложила в эти слова всю свою уязвимость, всю свою надежду, весь свой страх.

Тишина.

Лишь шум Пляжа, приглушенный и далекий, нарушал гнетущее молчание. Я открыла глаза. Чишия стоял неподвижно, спиной ко мне. Он все еще не поворачивался. Ни единый мускул на его спине не дрогнул.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, подал голос. Его слово было тихим, почти неслышным, но оно резало, как бритва.

— Что?

Одно слово. Простое, короткое «что?». В нем не было ни удивления, ни сочувствия, ни малейшего намека на то, что мои слова хоть как-то его задели.

Разочарование окатило меня ледяным душем. Наверное, я идиотка, раз надеялась на что-то другое. Стоило мне изначально понять, что к чему. Что я себе напридумывала.

Я посмотрела на его спину, ощущая, как внутри все сгорает от стыда и боли. Он даже не удосужился обернуться, посмотреть мне в глаза.

— Ничего, — прошептала, ощущая, как слова застревают в горле. Голос сорвался, в нем слышалась горечь и безысходность. — Просто... ничего.

Я отвернулась, не в силах больше выносить эту пытку. Смотреть в его спину, зная, что он сейчас уйдет, оставив меня с разбитым сердцем и ощущением полной бессмысленности происходящего.

И он ушел.

Медленно, не торопясь. Словно ему было все равно. Словно я ничего для него не значила. И стояла, как вкопанная, глядя ему вслед. Шаг за шагом он удалялся, пока не исчез в толпе.

Лишь тогда, когда его фигура окончательно растворилась в людском море, позволила слезам хлынуть из глаз. Они текли по щекам, горячие и соленые, обжигая кожу.

Я прислонилась спиной к холодной стене здания и сползла на землю. Колени дрожали, не в силах больше меня держать.