Жестокое наследие

Лалиса

Тогда

В конюшне пахло сеном и кожей с едва уловимым нотками лошадиного навоза и пота, почти полностью заглушенными сладким ароматом кустов лаванды снаружи и ночного жасмина, высаженного вдоль дорожки, которая вела к каменному зданию.

Сегодня ночью я шла по этой тропинке с особым нетерпением, жаждая поскорее добраться до места.

Я разгладила руками платье. Кремово-белый атлас. Оно было длиной до щиколоток, без намека на декольте, но облегало мое тело, как вторая кожа. Уверена, отец не подумал о том, насколько вызывающе может выглядеть такой крой, когда позволил мне самой сшить наряд для сегодняшнего вечера. Cena dei cento giorni(ужин за сто дней до экзаменов) . Последний ужин моего школьного класса. Американцы называли это «выпускным балом» и устраивали целое торжество, по крайней мере, так показывали в фильмах. В Италии же акцент был на праздничной трапезе. Мы собирались за столом, ели вместе, а потом шли танцевать. Учеба закончилась несколько месяцев назад, но пунктуальность никогда не была сильной стороной моих друзей.

Сегодня я была спутницей Томмазо, так как он не мог взять с собой парня, с которым действительно хотел пойти.

Теперь, когда все было позади, я хотела, чтобы кое-кто еще увидел меня в платье.

Я прокралась в конюшню. Мои каблуки утопали в утрамбованной земле. Они были серебряными, с острыми шпильками, и, возможно, если бы Чонгук стоял босиком, я бы даже смогла достать ему до груди.

Я уже некоторое время подавала сигналы маленьким фонариком, который хранила в комнате, направляя его в окно, но ответа так и не последовало. Это был наш код. «Приходи ко мне», написанный на азбуке Морзе и переданный через вспышки света. Не дождавшись отклика из конюшни, я решила взять дело в свои руки.

— Cittaiolo? — прошептала я в ночную тишину. Я пришла увидеть своего городского парня — иначе зачем бы мне было возиться с новым платьем? Дизайн был моим, но цвет выбрал отец. Белоснежный, девственно чистый. Не нужно быть гением, чтобы понять, какое послание он хотел передать деревне этим нарядом.

Она под запретом. Никто не должен прикасаться к моей дочери. Не приближайтесь к ней.

К несчастью для него, cittaiolo плевать хотел на его правила.

Чонгук Чон был нарушителем правил по своей природе. Сам мир словно подстраивался под его существование. Никто не должен быть таким чертовски обаятельным и девиантным одновременно. И уж точно никто не должен вызывать у меня такие чувства одной только своей медленной ухмылкой.

Я пыталась скрыть, насколько сильно он влиял на меня. Играть в недотрогу было в моде. Но стоило ему загнать меня в угол после службы или поймать на кухне, когда вокруг никого не было, — и я таяла. Все в моей жизни переставало иметь значение, кроме его прикосновений, улыбки, или пальцев играющих с моими волосами.

Я была потеряна.

— Чонгук? — снова прошептала я, когда ответа не последовало.

Я медленно продвигалась вперед, заглядывая в каждое стойло. Иногда он оставался там на ночь, устраиваясь спать в сене рядом с больной лошадью. Чонгук был прирожденным укротителем лошадей; трудно было поверить, что до приезда в наш город он никогда даже не видел их за пределами ипподрома.

Я дошла до конца прохода между стойлами и заглянула в последнее.

Вот он.

Потемневшая от загара оливковая кожа блестела в приглушенном свете. Тонкие, но мускулистые, руки были вытянуты над головой. Его футболка задралась, обнажая плоский живот и тонкую дорожку волос, которая огибала пупок и исчезала в джинсах. Мне нестерпимо хотелось провести по ней пальцами и посмотреть, куда она ведет. Я хотела увидеть каждую частичку этого парня, который перевернул мою скучную жизнь с ног на голову и раскрасил ее яркими красками.

Лицо Чонгука было спокойным во сне. Обычно он хмурился на кого-то или что-то, или смеялся. Его лицо было живым и выразительным. Он не мог скрыть своих мыслей, они были написаны у него на лбу. Сейчас же его черты расслабились, и я наконец могла просто любоваться им, как всегда хотела.

Он был классически красив. В свое время его лицо послужило бы вдохновением для мраморного бюста. Моя учительница по истории искусств вздыхала бы от восхищения, увидев его хоть раз. Сильная челюсть, нос с горбинкой, совсем маленькой, но достаточной, чтобы делать его внешность еще более притягательной. Нет, ангелом он точно не был. Он сеял слишком много хаоса, чтобы заслужить такое сравнение.

Я нависла над ним, протянув руку, чтобы провести кончиком пальца по его щеке.

Я даже не успела заметить нож.

В одну секунду я наклонилась, пытаясь сохранить равновесие на каблуках и в обтягивающем платье, а в следующую — сверкнуло серебро, клинок оказался у моей шеи, и горячее, твердое тело Чонгук прижалось ко мне.

— Cittaiolo, это я. Просыпайся, — пробормотала я, сердце бешено колотилось.

Он издал звук — что-то среднее между одобрением и протестом. Нож остался там, где был, даже когда Чонгук приподнял мой подбородок другой рукой, и наши взгляды встретились. Эти глаза. Если бы я каким-то образом забыла о нем все остальное, то этот бледно-нефритовый взгляд остался бы в моей памяти навсегда. Густые темные ресницы обрамляли его неестественно красивые глаза, а над ними выделялись изогнутые брови. Парень был поразительно хорош собой.

— Черт, хорошо, что это был всего лишь сон... На секунду я подумал, что всё, конец, и я стою у врат рая. Это платье... — пробормотал он, откидываясь назад и одобрительно глядя на меня.

— Ты думал, я ангел, и все равно вытащил нож? — удивленно спросила я.

Он ухмыльнулся.

— Да, ну, может, я бы смог угрозами пробить себе путь на Небеса. Попробовать стоило, верно?

— Ты смешон. — От его взгляда краска прилила к моим щекам. Он отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть меня.

— Хм, да, когда дело касается тебя, я такой... А ты... — Чонгук замолк и снова посмотрел мне в глаза.

Я вздернула подбородок, наслаждаясь его реакцией. Именно ради этого момента я больше недели потела за швейной машинкой, не так ли? Я хотела внимания Чонгука, и каждый раз получала его сполна. И это не становилось менее захватывающим.

— А я? — подсказала я.

Он наклонился ближе и медленно покачал головой, тихо хмыкнув.

— Ты знаешь, какая ты.... тебе не нужно, чтобы я это говорил.

Я тоже покачала головой, подражая ему.

— Нет, на самом деле, не знаю.

Он даже представить не мог, насколько это было правдой. Воспитанная только отцом, с тех пор как себя помню, всегда дома, изолированная, избалованная и скрытая от мира, я действительно не знала.

Он медленно выдохнул и провел пальцем по моей щеке.

Под оболочкой мир ждет, чтобы его открыли.

Под обыденной жизнью сменяют друг друга галактики.

Под замерзшей рекой все еще текут течения.

Под камнем и бетоном прорастают семена...

И эти семена способны поднять целые здания.

Глубокий голос Чонгук звучал, словно прохладная вода, стекающая по узкому ущелью. Я жадно впитывала каждое его слово. Они проникали в мою одинокую, иссохшую душу и наполняли ее.

— И? — подтолкнула я.

Каждое незавершенное стихотворение, которым он делился со мной, заканчивалось одинаково. Это была моя любимая концовка из всех когда-либо существовавших.

— И я принадлежал ей, а она — мне... и никто не мог отнять ее у меня... и никогда не сможет.

Я довольно улыбнулась ему. Он скользнул пальцем с моей щеки вниз по шее и мимо ключиц, отчего у меня ослабли колени. В последнее время одних поцелуев было недостаточно, чтобы удовлетворить нас обоих. Я хотела большего, и знала, что Чонгук тоже. Каждый сеанс поцелуев, которому мы предавались, приближал нас к той черте, которая разделяла нас.

Чонгук не знал, как сильно я хотела пересечь эту черту. Я мечтала стереть ее навсегда.

— Сегодня был мой cena dei cento giorni, — сказала, дрожа от его прикосновений, но не желая, чтобы они прекращались.

— О, я знаю. — Глаза Чонгук безошибочно выдавали, как сильно ему нравится мое платье.

— Знаешь?

Он лениво кивнул.

— Как ты думаешь, почему я еще не в постели?

— Из-за больной лошади?

— Я ждал, когда тот ублюдок, с которым ты проводишь все время, приведет тебя домой.

Я рассмеялась.

— Какой ублюдок? Томмазо?

Чонгук кивнул.

— Угу, тот, которого так любит твой отец. Хороший парень. Подходящий выбор.

Я закатила глаза.

— Перестань, твоя ревность смешна. Мы лучшие друзья. Он мне как брат.

— Ничего подобного, могу гарантировать, что он воспринимает тебя иначе, — отрезал Чонгук, проводя рукой по своей растрепанной шевелюре.

Я не могла выдать секрет Томмазо Чонгуку, как бы мне ни хотелось заверить его, что мой лучший друг не несет никакой угрозы.

— Мне все равно, что думает отец... разве ты до сих пор этого не понял? — Я сменила тему, провела рукой по его лицу и заглянула в его глаза. — Серо-зеленые. Однажды я хочу покрасить нашу спальню в шалфейный цвет, — прошептала я. — Совсем как твои глаза.

— Почему? — пробормотал Чонгук.

— Они дарят мне чувство безопасности. Они заставляют меня чувствовать... всё, — призналась я со вздохом. Мне начинало казаться, что если я не прикоснусь к нему, то умру.

Я потянула за подол платья, задирая его, чтобы перекинуть ногу через колени Чонгука и оседлать его.

Его глаза стали темнее ночи, когда я опустилась на него.

— Что ты задумала, topolina? — Его мягкий шепот больше походил на рычание.

— На что это похоже? — спросила я с притворной невинностью на лице. Я точно знала, чего хочу, и это был он. Я хотела его всего. Я хотела оставить свою юность позади прямо здесь, этой ночью, на полу конюшни, с тем, кто вытащит меня из этой унылой глуши. С мужчиной, рядом с которым я буду идти по жизни. Мы были созданы друг для друга — я знала это всей душой.

— Похоже на то, что ты играешь с огнем. — Чонгук выгнул бедра подо мной.

Он был твердым. Его длинный член давил на меня сквозь грубые джинсы. По всему телу прошла дрожь.

Я просто кивнула, прикусив губу, и задвигала бедрами, потираясь жаждущей киской о его выпуклость. Наверное, я могла бы кончить вот так, вжимаясь в его обтянутый джинсами стояк, словно в подушку. У меня была одна, как раз подходящей формы, но она не шла ни в какое сравнение с настоящим членом.

— Лалиса, — предупреждающе произнес Чонгук. Он схватил меня за подбородок, останавливая мои ленивые движения.

Я моргнула, возвращаясь в реальность, и поймала его темный, властный взгляд.

— Topolina, ты не из тех женщин, с которыми можно трахаться без обязательств. — Его глаза проникали в мои.

— Ты меня не хочешь? — спросила я.

— Я был рожден, чтобы хотеть тебя. Я всегда буду хотеть тебя. Каждый день моей жизни будет наполнен этим чувством, и я умру с ним. Желание к тебе в моей крови. Это мое наследие... Но я хочу больше, чем одну ночь. Я хочу вечность.

Рука, державшая мой подбородок, скользнула вверх по щеке и погрузилась в волосы за ухом, крепко удерживая мое лицо напротив его.

— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Лиса. Стань моей женой, и я дам тебе все, о чем ты мечтаешь. Я буду спасать тебя каждый день. Я посвящу свою жизнь тому, чтобы сделать тебя счастливой. Выходи за меня.

— Выйти за тебя? Все скажут, что мы слишком молоды, — запротестовала я, голова шла кругом.

— Мне плевать.

— Тебе не обязательно говорить это... чтобы я захотела... ну, сам знаешь, — пробормотала я, и жар согрел мои щеки.

Чонгук усмехнулся так низко и хрипло, что у меня по рукам и груди побежали мурашки. Я болезненно остро ощущала его всего: его прикосновения, его запах, его голос.

— Наоборот, ты должна согласиться, чтобы что-то произошло, — сказал он. — Я говорил тебе, что ты не та женщина, с которой можно заняться случайным сексом... Ты – та, ради которой стоит ждать, и на которой женятся. Мы будем трахаться как будущие муж и жена, или не будем вовсе.

— Почему? — спросила я, удивленная его настойчивостью. Большинство молодых парней, которых я знала, стремились к мимолетным связям, и уж точно не хотели заводить для этого невесту.

— Потому что я не перенесу, если ты будешь моей только на одну ночь. Мне нужно знать, что ты останешься со мной навсегда. Все остальное сломает меня.

Его тихое признание казалось почти священным. Признание в слабости от самого сильного парня, которого я знала.

— Я влюблен в тебя, Лалиса. И я не тот мужчина, который способен так любить больше одного раза. Мне нужно жениться на тебе так же, как мне нужен воздух, чтобы дышать. Сейчас у меня почти ничего нет, но, клянусь, я обеспечу тебе хорошую жизнь. Я найду способ дать тебе всё, чего ты заслуживаешь.

Я не знала, что сказать. Сердце ныло от переполняющих чувств, кожа вспыхнула жаром. Я не могла дышать. Мысли путались, и все же среди всего этого шума ясно выделялось одно-единственное слово.

Да.

Я наклонилась и поцеловала его, скользнув языком по его губам, а затем провела рукой вниз по плоскому, накачанному прессу к ремню. Я дернула за него, ясно давая понять, чего хочу.

Он схватил меня за волосы и откинул мою голову назад.

— Скажи, что выйдешь за меня. Дай мне ответ, — потребовал он.

— Разве это не очевидно? — спросила я.

Он медленно покачал головой, изучая мое лицо.

— Только не для такой недостойной души, как я. Мне нужно услышать это.

Я сделала глубокий вдох и решительно произнесла:

— Я выйду за тебя замуж. Я стану твоей женой.

Улыбка расползлась по его лицу, ослепительная, как рассвет.

— Моей женой, — прошептал он, повторяя мои слова. — Мне нравится, как это звучит. Ты станешь моей женой.

Я кивнула, его улыбка была настолько заразительной, что я не могла не улыбаться в ответ, как сумасшедшая.

— Я стану твоей женой, так почему бы тебе не исполнить свой супружеский долг?

Я игриво усмехнулась и дернула ремень, расстегнув верхнюю пуговицу джинсов. Его дыхание сбилось, глаза запылали еще сильнее, что казалось невозможным.

— Давай закрепим сделку старым добрым способом. — Я бесстрашно запустила руку в его расстегнутые джинсы.

— Как, рукопожатием? — Чонгук слегка приподнял бедра.

Я безжалостно стянула его боксеры и джинсы ровно настолько, чтобы его член оказался на свободе. Это не было чем-то новым, я жила в век Интернета. И все же ощущение члена Чонгука, теплого и пульсирующего в моей руке, было завораживающим. Я откинулась назад, облокотившись на его колени, чтобы получить лучший угол обзора. Конечно же, он был большим; я подозревала это, учитывая выпуклость, которую он демонстрировал в джинсах, даже когда не был твердым. Большим, но красивой формы. Я провела рукой вверх и вниз по стволу, и у него перехватило дыхание.

Мне это понравилось. Я чувствовала себя сильной, как никогда прежде, когда держала член мужчины, которого любила, в своей руке и исследовала его. Такой искушенный, уверенный в себе Чонгук Чон, cittaiolo, всезнающий плохой парень, вдруг лишился своей самоуверенности. В нем остался только голод... голод по мне.

— Конечно, можно и рукопожатием. — Я провела большим пальцем по щели на кончике члена и размазала там прозрачную жидкость. — Но сначала нужно сплюнуть, — добавила я, поднесла руку к губам, сплюнула на ладонь, а затем вернулась к своему исследованию.

Чонгук напрягся, издав сдавленное шипение. Он дернулся, и из члена на мою ладонь вытекла жидкость. Она выглядела странной и такой чужой, и все же я не могла отвернуться.

— Topolina, если продолжишь так прикасаться ко мне, это не продлится долго. — Он схватил меня за запястье.

— Я принесла защиту, — неловко выпалила я, когда он усадил меня на сено. Он расстелил под нами большое одеяло. Свет горел слабо, и казалось, что мы – единственные люди во всем мире.

Он начал поднимать платье, но остановился, когда увидел мою киску.

— Скажи мне, что ты не ходила на ужин без трусиков?

Я хихикнула, чувствуя горячее дыхание на своей коже.

— Я не надеваю трусики только тогда, когда знаю, что увижу тебя.

Он ухмыльнулся мне.

— Это моя девочка. А теперь покажи мне свою прелестную киску.

Я заерзала под его пристальным взглядом. Он смотрел прямо на меня, широко раздвинув колени, оставляя меня совершенно открытой, безо всякой возможности спрятаться.

— Не стесняйся, Лиса. Ты идеальна. Все в тебе идеально для меня. — Он наклонился ниже. — Я хочу попробовать тебя на вкус.

— Попробовать! — Я чуть не пискнула.

— Ты попробовала меня. Это будет только справедливо, — пробормотал он.

Да, верно. Я попробовала его. Я все еще чувствовала во рту солоноватый мускусный привкус.

Затем его язык коснулся меня, и я больше не могла думать ни о чем другом.

— Ты так хорош в этом, — выдохнула я, но в голову тут же закралась тревожная мысль. Было ли у него много других любовниц?

— Наверное, это мой дар от природы, потому что я никогда не делал этого раньше, — ответил он, касаясь губами кожи, словно прочитав мои мысли.

— Не делал? — выдохнула я.

Он отстранился, вытирая рот тыльной стороной ладони. Затем разорвал зубами обертку от презерватива и проговорил, не выпуская ее.

— Я ничего из этого не делал.... На самом деле у меня не было времени, чтобы думать о сексе. — Он опустил руку и натянул презерватив на пульсирующий член. — Кроме того, я никогда не встречал никого, с кем хотел бы заняться им... до тебя.

— Ну, я тоже. — Я улыбнулась ему.

— Твой парень, Томмазо, будет разочарован. — Чонгук расположился надо мной и приставил головку к моему входу.

Я рассмеялась.

— В сотый раз повторяю.... он не мой парень.

— Чертовски верно, он не твой парень... Я – твой парень... Я нечто большее, — прорычал Чонгук, толкаясь в меня.

Я была так возбуждена, что не могла вынести промедления. Поэтому приподняла бедра, пытаясь втянуть его глубже.

— Я собираюсь стать твоим мужем, — сказал он и погрузился глубже в меня.

Я вскрикнула от двойного ощущения боли и удовольствия, сливающихся воедино. Он был таким большим, что я оказалась совершенно не готова к его вторжению, и все же растяжение было восхитительным. Это было первобытное чувство, словно принятие в свое тело любимого мужчины меняло нас обоих. После этого мы уже никогда не будем прежними.

Чонгук прижался своим лбом к моему и вошел так глубоко, как только мог.

— Черт, topolina, быть внутри тебя – это благодать, перед которой меркнут алтари. — Он нежно поцеловал меня. Затем, немного отстранившись, посмотрел вниз и выругался.

Я проследила за его взглядом. По презервативу была размазана кровь.

— Больно? Я не хочу причинять тебе боль, — начал он.

Я обхватила руками его лицо, сжимая сильную челюсть, и покачала головой.

— Я не чувствую боли. Я чувствую... что это правильно. Продолжай.

Чонгук испустил прерывистый вздох, когда снова задвигался, погружаясь в меня, и вспышка удовольствия прогнала боль. Постепенно он установил медленный темп, его гибкие бедра вращались напротив моих, пока член терся о те места, о существовании которых я даже не подозревала.

Он осыпал поцелуями мое лицо: щеки, брови, но больше всего – челюсть.

Чонгук погрузил руку в мои волосы, крепко сжимая их, а его темп ускорился. Я двигалась вместе с ним, поднимая бедра навстречу толчкам. Я хотела от этого мужчины всего. Каждый опыт... я хотела пережить его с ним.

Он погладил меня по лицу.

— Это – мое причастие. Лишь твое тело я познаю, и лишь твою кровь пролью.

Волна удовольствия пронзила меня, незнакомая и неожиданная. Я ахнула в погоне за ускользающим чувством. Он изменил угол наклона бедер и снова толкнулся в меня тем же способом, так, чтобы его тазовая кость терлась о клитор.

Я вскрикнула, впиваясь ногтями в его руки.

— Ты собираешься кончить? — Он, казалось, был удивлен не меньше меня.

— Я... я не знаю, — выдохнула я, извиваясь под ним. — Мне кажется, что я сейчас обмочусь, — призналась я.

— Вперед, cara, мы уже в сарае, — сказал он.

Я рассмеялась и хлопнула его по плечу, когда он усмехнулся.

— Эй, это серьезно, — простонала я; ему каким-то образом удавалось задевать клитор при каждом толчке.

— О, это... действительно чертовски серьезно. У меня появилась новая зависимость, и она заключается в том, чтобы быть внутри тебя... моей будущей жены. — Он застонал и стал трахать меня быстрее.

— Ты собираешься кончить? — повторила я его вопрос, почувствовав разницу в его движениях.

Он кивнул.

— Я не могу остановить это... ты уничтожаешь меня, Лалиса, — сказал он напряженным голосом.

Я не могла ответить, потому что наслаждение пронизывало меня насквозь. Это странное нарастающее давление вернулось, и я поднималась все выше. И выше. А затем я сорвалась.

Удовольствие, которого я никогда прежде не испытывала, взорвалось внутри меня, словно перезревший персик лопнул и выплеснул соки. Влага залила мои бедра, но это не казалось неприятным. Это было правильно.

Чонгук зарычал мне в ухо, его рука оттянула мою голову назад, обнажая горло для его укусов и поцелуев.

— Черт, ты только что сжала меня так, словно пыталась убить.

Он прерывисто дышал, а затем содрогнулся, и все его тело напряглось. Его бедра в последний раз глубоко вонзились в меня и замерли. Я почувствовала, как он запульсировал. Было жарко и влажно. Должно ли так происходить с презервативом? Мне было все равно. Я хотела быть отмеченной им навсегда. Связанной с ним навеки, без возможности разорвать эту связь.

В тот момент в конюшне, лежа на импровизированной постели, под сияющим снаружи светом луны, наполненная им, с нашими сердцами, бьющимися в унисон, я почувствовала, как судьба накрывает нас обоих. Он вышел из меня, оставив горячую влагу на моих бедрах.

— Презерватив порвался. — Он наклонился, чтобы снять его. — Черт.

— Плевать. Мне все равно он не понравился, — призналась я. — Я хочу чувствовать тебя... всего тебя. Я буду принимать таблетки.

Он посмотрел на меня, провел рукой по моим волосам, а затем обхватил ладонью мою щеку.

— Ты и правда убиваешь меня, topolina, знаешь это? Я не могу жить без тебя, — сказал он, его зеленые глаза будто заглядывали мне в душу.

— Взаимно. — Я встретила его пристальный взгляд.

Чонгук кивнул и поцеловал меня в лоб. Знак поклонения. Преданности.

Он притянул меня ближе, затем положил мою голову себе на плечо и тихо произнес:

— И я принадлежал ей, а она — мне... и никто не мог отнять ее у меня... и никогда не сможет.