Глава 2
Чонгук
Тогда
На третий день пребывания в Кастель-Амаро я понял, что должен найти способ поесть. Деревня была крошечной, едва заметная точка на карте. Я добрался туда, подъехав в скотовозе с фермером. Спрятаться в кузове чужого грузовика было довольно легко. Фермер поймал меня во время стоянки на окраине деревни и прогнал с дробовиком.
Вот вам и знаменитое сельское гостеприимство.
Я держал путь на юг. Мне нужно было выбраться к черту из Неаполя и избавиться от наследия, которое оставил мне отец... сын крысы.
Днем я бродил по окрестностям, стараясь не попадаться на глаза местным, а ночью спал в чьем-то сарае. В крыше была дыра, и через нее я смотрел на звезды.
Я скучал по своему дому — Неаполю. Его называли городом семи замков, но я всегда думал о нем как о городе воров. Он крал твое сердце, а его жители — всё остальное. Ну, по крайней мере, так было в моем районе.
Отец работал на местную мафию, но был в этом полный отстой. Когда его прижали, он запел, как птичка, перед местными копами, так что оставаться в городе стало опасно. Потом семья, на которую он настучал, добралась до него, и он отправился к матери в могилу. Остались только я и моя младшая сестра, Дженни. Государство отправило ее к дальним родственникам, которых они где-то откопали, а меня?.. Меня бросили на произвол судьбы. Я был уже достаточно взрослым, чтобы сам о себе заботиться — и расплачиваться за старые грехи отца. Я не мог продолжать жить в городе. Та жизнь, как и все, кого я когда-либо знал, остались для меня в прошлом.
Сейчас для Дженни было лучше оставаться с той семьей. По крайней мере, они могли ее накормить. Со всем остальным она справится. Несмотря на свой юный возраст, она была сильной. Как только я обоснуюсь где-то, найду работу и смогу ее содержать, я проберусь к ней в комнату ночью и украду. Брат и сестра Чоны должны быть вместе.
Аромат жареной баранины витал в воздухе, заставляя мой желудок болезненно сжиматься. Черт, я был голоден. Мне было знакомо это чувство. С тех пор как нашего старика арестовали, а потом он умер в тюрьме за предательство, я не раз засыпал голодным. Каким-то образом забота о сестре вытеснила из головы обычные потребности тела. Но сейчас мне нечем было себя отвлечь от очевидного факта: если я сегодня ничего не найду поесть, то завтра ходить, воровать или даже просто стоять на ногах будет проблемой.
Над головой зазвонили церковные колокола. Было воскресенье, и жители Кастель-Амаро семьями шли в церковь, на обед и passeggiata (прогулка). Это было время показать себя и посмотреть на других, и я уже положил глаз на кое-кого конкретного.
В городе жила семья, которая по уровню благосостояния значительно выделялась на фоне остальных. Респектабельный старик и мужчина помоложе, который мог бы быть его сыном или даже внуком.
Украсть бумажник одного из них гарантировало бы мне полный желудок на несколько ночей вперед.
Я подождал, пока мужчины удалятся в бар ресторана, где они только что плотно пообедали, и когда один из них пошел в туалет, я решил действовать.
Таверна была маленькой, а коридор к туалету — тесным. Я заглянул внутрь через щель в двери. Моя цель курила сигарету у окна, облокотившись на подоконник и быстро разговаривая по телефону на английском.
Сигареты и зажигалка лежали на бумажнике позади него, рядом с раковиной.
Моя первая удача за долгие годы. Может, вообще за всю жизнь.
Приоткрыв старую дверь ровно настолько, чтобы просунуть руку, я потянулся за бумажником.
Я двигался медленно. Спешка приводила к ошибкам. Сохранять самообладание в те бесконечные минуты, пока я тянулся к мягкой коже, казалось невозможным, но каким-то образом я справился. Это было не то же самое, что воровать у туристов на площади Гарибальди. Здесь было тихо, и бежать было некуда, если мужчина обернется.
Я схватил бумажник, наклонив его так, чтобы пачка сигарет и зажигалка скользнули в сторону. Раздался тихий стук, но мужчина был так поглощен разговором, что не обратил внимания. Я отдернул руку, все мое тело вспотело. Осторожно вытащив свой улов через щель в двери, я позволил ей закрыться.
Я справился.
Не знаю как, но справился.
— Что ты делаешь? — голос прямо рядом с ухом, заставив меня инстинктивно вскинуть руку.
— Эй! — воскликнул кто-то, когда мой кулак столкнулся с мягкой кожей.
Передо мной стояла девушка, уперев руки в стройные бедра, и испепеляла меня взглядом.
Ее щека покраснела в том месте, куда я ударил ее, чтобы оттолкнуть.
Дерьмо. Я влепил девушке?
— Ты ударил меня! — закричала она.
Прежде чем понял, что делаю, я зажал ей рот рукой и затолкал в женский туалет.
Она боролась, царапая мои запястья и кусая пальцы, как дикая кошка в мешке.
— Тсс, прекрати! Я не хотел тебя бить, это вышло случайно, — прошептал я ей на ухо.
Девушка продолжала сопротивляться, поэтому я сжал ее сильнее и хорошенько встряхнул. Она тяжело дышала, и ее упругая грудь давила на мое предплечье. Это отвлекало.
— Слушай, это было случайно, понятно? Я думал, ты собираешься ударить меня, поэтому ударил первым... Извини, — прошипел я.
Я навалился на нее всем телом, прижимая к двери. Огромные темные глаза смотрели на меня, в их глубине плескалась чистая ярость, пока я продолжал зажимать ее рот. При моих словах часть борьбы покинула ее и она вздохнула.
Через мгновение она расслабилась и промычала вопрос сквозь мои пальцы. Осторожно я освободил ее губы.
— Случайно? — повторила незнакомка. Ее голос был хриплым, как будто она сорвала горло, крича в мою руку. Мое прикосновение слегка размазало ее темно-красную помаду по губам.
— Случайно. Я бы никогда не ударил женщину намеренно, — твердо сказал я ей.
Она прищурилась.
— Если это была случайность, тогда ты дашь мне ударить тебя в ответ, чтобы сравнять счет.
Я удивленно моргнул. Что, блядь?
— У меня нет времени на твои игры, — огрызнулся я и попытался пройти мимо.
— Если уйдешь, я закричу, что ты украл бумажник Рена, — заявила девушка.
Я замер и нахмурился, стиснув зубы.
Она ухмыльнулась и откинула голову назад, прислонившись к двери.
— Ты что, не знал, у кого крадешь? У тебя есть желание умереть, или ты просто идиот?
— На самом деле я как раз пытался выжить, но спасибо за информацию, — грубо ответил я. Черт. С кем я, блядь, связался? Может, я еще успею вернуть бумажник.
— От чего ты мог умереть? — спросила девушка.
Она была хорошенькой. Теперь, когда я наконец обратил на нее внимание, то понял, что она действительно очень красива. Если нас поймают вместе, будет трудно доказать, что я всего лишь пытался сбежать от нее. С ее соблазнительными формами, взъерошенными волосами и размазанной помадой кто поверит, что я смог удержаться от такого искушения? Она могла доставить мне гораздо больше неприятностей, чем просто головную боль.
Я глубоко вздохнул и сказал правду.
— Когда не ешь почти неделю, такое случается. — Я бросил взгляд в окно дамской комнаты. Оно могло стать моим путем побега.
— Ты не ел целую неделю? — воскликнула она, а затем внимательно осмотрела меня с головы до ног. — Ты бездомный?
Я рассмеялся с горечью.
— А что? Это тоже преступление в вашем идеальном городе?
Она сморщила нос.
— Это не ответ. От тебя пахнет, как от бездомного.
— Это был скотовоз, — выпалил я в ответ.
Она открыла свой милый розовый рот, чтобы сказать что-то еще, наверняка снова что-то раздражающее, как вдруг дверь с грохотом распахнулась, и рука просунулась внутрь, схватив меня.
— Вот и вор, прямо здесь. Лалиса, он причинил тебе боль?
Парень, которого она назвала Реном, внимательно изучал ее. Девушка прищурилась. Я ждал, когда она скажет, что я ее ударил. Ее щека все еще была красной.
Она покачала головой.
— Нет. Он меня не тронул.
Я бросил на нее удивленный взгляд, а мужчина вытащил меня из уборной и хлопнул тяжелой рукой по плечу.
— Вперед, парень, ты пойдешь со мной.
Я сидел на мягком кожаном сиденье в машине, глядя в окно и размышляя, как, черт возьми, мне выкрутиться из этой ситуации. Рядом со мной сидел мужчина. Один из тех, кто был в ресторане. Не тот богатый с сыном. Водитель назвал его Signore Procuratore. Господин прокурор.
Моя мать, упокой Господь ее измученную душу, всегда говорила, что я родился под несчастливой звездой. Каждый божий день гребаная вселенная доказывала ее правоту.
Машина плавно остановилась у низкого здания, окрашенного в блеклый светло-голубой цвет, вырвав меня из угрюмых мыслей.
Carabinieri.
Местное отделение полиции. Я сумел сбежать из Неаполя от тех, кто хотел меня убить и плюнуть на могилу моего отца-предателя, только чтобы оказаться арестованным в этой чертовой глуши. В мире нет никого, кто мог бы меня вытащить. Я сгнию здесь.
Я крепко сжал руки в кулаки на бедрах, обдумывая, как вырваться из машины и броситься наутек. В животе заурчало, и я почувствовал нервное предвкушение.
— Голоден? — раздался грубый голос рядом со мной.
Прокурор внимательно наблюдал за мной.
Я пожал плечами и отвернулся, положив руку на дверь. Мне не хотелось давать ублюдку повод для злорадства. Я подергал ручку, но дверь была заперта.
Я оглянулся на мужчину.
Он разглядывал мои ободранные джинсы и кроссовки, один из которых держался на веревке.
— Ты сбежал из дома?
Я тихо фыркнул.
— Сбежал? Сколько, по-Вашему, мне лет?
Он пожал плечами, повторяя мой жест.
— Трудно сказать. Ты высокий, но худой... явно недоедаешь. Держишься развязно и уверенно... но в глазах читается совсем другое. Сложно определить твой возраст, хотя, полагаю, ты уже достаточно взрослый, чтобы попасть за решетку. Ты связался не с тем человеком. Семье Де Санктис лучше не переходить дорогу.
Кровь отхлынула от моего лица, и я почувствовал, как внезапная тошнота сжала желудок. Я только что пытался обокрасть Де Санктиса? Семья Де Санктис была печально известна по всей Италии. Я никогда раньше не встречал никого из них лично... до сегодняшнего дня.
— Тебе повезло, что они доверили мне решить твою судьбу.
Я скосил взгляд на полицейский участок.
— Да уж, повезло.
Мужчина долго смотрел на меня.
— Ты знаешь, кто я?
— Прокурор?
Мужчина кивнул.
— Я не только прокурор, но и моральный компас Кастель-Амаро. Милосердие — хорошая черта для такого человека, как я... Я подумываю баллотироваться через пару лет.
— Разве Вы не сидели за одним столом с Де Санктисами? — заметил я.
Прокурор ухмыльнулся и кивнул.
— Сидел. Я люблю закон, но он не приносит столько денег, сколько должен бы. Нельзя винить мужчину за то, что он ищет дополнительные источники дохода. Мне нужно платить сотрудникам и содержать дочь.
Я снова пожал плечами, не понимая, к чему он клонит со своим признанием.
— Тебя не волнует, что прокурор обедал с боссом мафии? — лениво поинтересовался он.
Я покачал головой.
— Меня это не касается. Мне просто нужно поесть.
Прокурор усмехнулся и хлопнул меня по плечу.
— Ты мне нравишься, парень. Ты боец. Напористый... я уважаю таких. Вот что я тебе скажу. Я дам тебе шанс искупить свою вину. Ты не отправишься в тюрьму отбывать срок, а будешь работать на меня. Мне нужен новый конюх. Спать будешь в сарае, пока не сильно холодно. Есть можешь на кухне, за исключением ужинов, это время только для меня и Лисы.
Я повернулся лицом к мужчине, который держал мое будущее в своих руках, пытаясь не выказать жалкой надежды.
— Просто выгребать навоз, и все? В чем подвох?
Прокурор покачал головой.
— Никакого подвоха. Работай на меня, делай, что я скажу, без вопросов... в рабочее время, и я обеспечу тебе жилье и еду. Мы договорились, парень?
Делай, что я скажу, без вопросов? Эта фраза сразу вызвала у меня настороженность, но я не мог позволить себе отказаться. Сбежать из какого-то пафосного дома будет легче, чем из тюрьмы.
— Договорились.
Мужчина удовлетворенно улыбнулся. Он кивнул водителю, и машина снова тронулась, увозя нас подальше от полицейского участка.
— Я Альфредо. Альфредо Манобан. Я управляю этим городом, если только Сальваторе Де Санктис не приезжает в свою загородную резиденцию, — усмехнулся он.
— Вы друзья? — рискнул спросить я. Мне было любопытно узнать больше об этом непредсказуемом человеке, который избавил меня от неудобной ночи на скамейке в камере.
— Очень старые друзья. Сал вырос здесь, прежде чем основал семейный бизнес. Он помогает мне, а я помогаю ему. Не переживай насчет бумажника. Я скажу, что мы пришли к соглашению.
Машина остановилась, припарковавшись за ярко-красным «Мини». Дверь открылась, и вышел водитель, чтобы выпустить Альфредо. Я сам открыл дверь, сомневаясь, что новый конюх заслуживает такого внимания. Мои ноги утонули в гравии подъездной дорожки, и я взглянул через просторный двор на бледно-терракотовую виллу, окруженную фиговыми деревьями. Черт. Это место было роскошным. Что, конечно, логично, раз у них есть конюшня, но все равно я никогда не бывал в настолько красивом доме.
Солнце припекало мне в затылок. Черт, как же жарко. Я не мылся несколько дней. В тот момент я чувствовал себя отвратительно. Истощенный и безрассудный, грязный и отчаявшийся.
Тогда я и увидел ее.
Девушку из ресторана.
Дочь прокурора. Разумеется.
Девушка захлопнула дверь красного «Мини» и посмотрела на меня, приподняв изящную бровь, а затем надела огромные солнцезащитные очки, скрыв глаза.
Она оглянулась на своего отца, который разговаривал с другим мужчиной, очевидно садовником, судя по его форме, после чего зашагала по гравию. На ней были красные туфли и белое платье с принтом вишни.
— Я думала, тебя арестовали, — сказала она. Даже ее голос был красивым. Глубокий и бархатный, не соответствующий ее возрасту.
Я провел рукой по растрепанным темным волосам, надеясь, что выгляжу не настолько грязным, как чувствую себя.
— Ну, твой отец понял, что ему нужна помощь, и я был рад предложить свою.
Она сморщила нос.
— Ты собираешься работать здесь?
— Уверен, случались и более странные вещи, — сказал я.
Она откинула волосы назад, оголяя загорелое плечо.
— Не случались. Здесь никогда ничего не происходит. Ты сам скоро убедишься. Пройдет неделя, и ты будешь сожалеть, что тебя не арестовали, потому что начнешь сходить с ума от скуки.
— Не знаю, мне нравится скука. Мне кажется, ее недооценивают, и, кроме того... — Я позволил взгляду опуститься к ее стройным лодыжкам, тщательно осмотрел голые ноги, затем просканировал ее тело, и наконец вернулся к ее глазам, желая увидеть в них хоть какую-то реакцию. — Думаю, жизнь здесь будет довольно интересной.
— Вот как? — Уголки ее красных губ приподнялись. — Как тебя зовут?
— Чонгук. Чонгук Чон. А тебя — Лалиса.
Медленная улыбка растянулась на ее красивых губах.
— И откуда ты это знаешь?
— Услышал в ресторане.
— Заинтересовался, да? — поддразнила она.
Я усмехнулся и пожал плечами.
— Просто любопытно было узнать о девушке, которая солгала ради меня. Дочь прокурора. Не уверен, что папочка одобрил бы это.
Лалиса вздохнула, и у меня возникло ощущение, что она только что закатила глаза.
Она скрестила руки на груди, и я шагнул ближе. Ее отец все еще был занят, и будь я проклят, если не хотел снова ощутить чистый аромат лимона и лаванды, исходящий от нее. Он было удивительно манящим.
Она облизала губы, наблюдая за тем, как я приближаюсь. Нервничала? Ее розовый язык, коснувшийся полных красных губ, заставил мою кровь устремиться вниз.
— Значит, Чонгук. В честь бога солнца, да? Почему именно такое имя? — спросила она с ноткой нервозности в голосе. Значит, Мисс Самоуверенность смущалась. Любопытно.
Я хмыкнул и покачал головой. Затем положил руку на багажник, металл обжег мою ладонь, а другую засунул в карман. Джинсовый наручник, чтобы не прикоснуться к чему-то, из-за чего меня могут уволить еще до того, как я начну работать.
Дочь прокурора.
— Нет, моя мать не любила греков. Она была суеверной женщиной, и ее никогда не подводила интуиция. Она дала мне имя Чонгук, вдохновившись латынью... alius.
Лалиса слегка наклонила царственную голову, обдумывая это слово.
— Alius? Не такой как все. Другой... верно? — наконец спросила она.
Я кивнул.
— Умница, — пробормотал я, искренне впечатленный.
Мало кто теперь изучал классику; я, черт возьми, точно не изучал. Но Лалиса была женщиной эпохи Возрождения. Полный комплект. Красота, ум и дерзость.
И я, блядь, пропал.
Затем тяжелая рука опустилась мне на плечо.
— Лиса, дорогая, время заниматься. Я покажу Чонгуку территорию. Вам не придется часто встречаться. На самом деле, ты даже не заметишь его присутствие.
Лалиса кивнула, ее щеки покрылись нежным румянцем, от которого я не мог оторвать глаз.
Я смотрел, как она входит в дом, а ее отец тем временем внимательно наблюдал за мной.
— Тронь ее хоть пальцем — и я заставлю тебя пожалеть, что ты не остался в участке.
Я перевел взгляд на него.
Его ранее приветливое лицо было серьезным.
— Моя дочь под запретом. Прикосновение к ней означает участь хуже смерти для такого, как ты... понял?
Я проглотил комок гнева и обиды, застрявший в горле и заставил себя кивнуть.
— Понял. Она под запретом. Таково правило, — пробормотал я.
Альфредо кивнул, утешающе похлопав меня по спине.
Он не знал, что я никогда не был хорош в соблюдении правил.