Жестокое наследие

Чонгук

«La Seta» был битком набит самыми прекрасными созданиями Неаполя. Кожа, искусно обнаженная ровно настолько, чтобы будоражить воображение, духи, способные вскружить голову, волосы, рассыпающиеся соблазнительными волнами, улыбки, полные искушения...

Но не для меня.

Я двигался сквозь раскачивающуюся толпу отчаянных, цепляющихся людей, как черная стрела сквозь облако сахарной ваты. Я был здесь не ради удовольствия.

Я был здесь, чтобы выполнить свою работу.

Впереди моя цель громко смеялась у стойки, один за другим опрокидывая шоты и теряя бдительность. Иногда это даже слишком просто.

Я прислонился к ближайшей колонне и наблюдал за ним в зеркало напротив. В таких местах моей главной проблемой было слиться с толпой. Я не раскачивался в такт музыке. Не улыбался. И на фоне людей, плывущих на волнах химического кайфа — будь то наркотики, алкоголь или чистый выброс эндорфинов — это делало меня слишком заметным.

— Ciao, bello, — промурлыкал женский голос рядом со мной. Рука провела по моей груди. — Я не видела тебя здесь раньше.

Я перехватил ее запястье так быстро, что она не успела заметить движение. Ее затуманенные, наполовину прикрытые глаза расширились от испуга.

— И в этот раз ты меня тоже не видела, — тихо посоветовал ей.

Ее улыбка вернулась — женщина решила, что я флиртую с ней в ответ. Она подалась вперед, и в нос ударил резкий аромат духов. Синтетическая женственность во флаконе. Я бы предпочел никогда не слышать этот запах снова.

— Как скажешь. Может, уйдем отсюда и продолжим «не видеть» друг друга в другом месте? — предложила она.

Я отпустил ее запястье.

— Боюсь, это не вариант. Я не тот, кого ты ищешь.

— Ты же мужчина, верно?

Спорно.

— Может, и так, но у меня нет того, что тебе нужно.

Женщина на мгновение надулась, а затем наклонилась ближе — последняя попытка соблазнить. Ее рука легла на мою промежность, и она сжала меня через брюки.

— А мне кажется, у тебя есть все, что мне нужно.

На этот раз я не потрудился убрать ее руку. Просто сбросил маску вежливого безразличия и позволил ей заглянуть внутрь. Женщина замерла, когда мои глаза впились в ее, и она увидела всё. Безумие. Злость. Насилие, кипящее под тонкой пленкой самообладания. Монстр без человеческой оболочки.

Она опустила руку и отступила назад.

— Это не то, чего мне не хватает, signorina.

— Тогда чего же? — теперь в ее голосе не было прежней уверенности. — Чего тебе не хватает?

Я заметил, что цель покидает бар, и шагнул вперед. Моя недостающая часть была гораздо важнее, чем любой другой орган. Эта потеря делала меня неспособным на милосердие или мягкость... Так было, сколько я себя помнил.

С тех пор, как она ушла.

— Сердца, — коротко ответил я и шагнул мимо нее, сосредоточившись на своей цели.

Он был наемником семьи Де Санктис. Я тоже принадлежал Де Санктисам большую часть своей жизни. Служба капо и familigia была моим единственным смыслом в течение последнего десятилетия. Семья была основана в Неаполе, хотя ее влияние ослабевало по мере ухудшения здоровья Сальваторе Де Санктиса. Я жил во втором центре силы Де Санктисов, Нью-Джерси. Мой капо Ренато, племянник Сальваторе, гостил в Италии с новоиспеченной женой, и я повсюду следовал за ними. Я был его тенью, правой рукой и личным палачом.

Поскольку я был обязан ему своей жизнью и жизнью сестры, это было закономерно. Одним из самых приятных аспектов моей работы было искоренение коррупции в самом сердце семьи. «Смерть вместо предательства» — таков был девиз, по которому я жил. Я не отличался милосердием, но выполнял свою кровавую и жестокую работу sottocapo (- заместитель Дона и формально второй человек в семье) в беспощадной мафии так профессионально, как только мог... Однако предатели familigia? Для них было предусмотрено особое обращение.

Мне нравилось наказывать их за проступки, и я был чертовски хорош в этом. Я был прирожденным убийцей и не мог быть кем-то другим. Я пережил ад и вернулся оттуда с демонами. Так почему бы не использовать их на благо семьи?

Я последовал за своей жертвой к задней части клуба. Меня не беспокоили последствия со стороны копов. Итальянская полиция была одной из самых коррумпированных, с которыми я когда-либо сталкивался. Этот урок я усвоил еще в юности. Пусть тратят силы на бесполезные поиски.

Моя цель зашла в мужской туалет. Я остался снаружи, наклонив голову в сторону, чтобы скрыть лицо. На мне были черная бейсболка и темные очки, хотя такой выбор и казался странным для темного клуба. К счастью, благодаря итальянской моде, я выглядел как обычный посетитель.

В туалете не было камер — это запрещено законом. Рядом стоял знак «Идет уборка». Я немного подождал, прежде чем войти. Мне нужно было, чтобы цель была в самом разгаре процесса и не могла легко отвлечься. В туалете был только один мужчина, и, увидев меня, поспешил уйти. Значит, не все здесь были пьяными идиотами. Он обошел знак «Идет уборка», который я поставил у двери, и вышел.

Предатель стоял у писсуара. Я дождался, пока он закончит и начнет застегивать штаны, а затем вытащил гарроту из кармана. С молниеносной силой я накинул проволоку ему на шею еще до того, как он успел осознать, что в туалете есть кто-то еще.

Мужчина начал бороться, его руки царапали мое лицо, но он был слишком пьян, а я – слишком силен для него. Я притянул его к себе, отклонившись назад, так что весь его вес обрушился на проволоку вокруг шеи. Хруст был чистым и приятным. Я опустил его на пол и снял гарроту, после чего тщательно промыл ее в раковине. Все это заняло всего несколько секунд, и всегда можно найти время, чтобы очистить инструменты. Это была лишь одна из привычек, выработанных за годы службы в армии. Точность. Ясность. Сосредоточенность. Я посмотрел в зеркало и вытер кровь с щеки. Ноль эмоций. Внутри меня бушевал ураган, а я жил в его тихом центре.

Неприкасаемый.

Я вышел из клуба, стараясь не поднимать головы. Пройдя по извилистым улицам, я оказался в Скампии, районе, расположенном в самом сердце Неаполя. Я мог бы пройти этот маршрут с закрытыми глазами. Я родился и вырос здесь. Через несколько улиц справа стоял дом, в котором умерла моя мать. Еще чуть дальше было то самое место, где мою сестру забрали в приют, а отца арестовали на улице, лицом вниз, в ливень, словно бездомного пса.

Если бы я был человеком, способным на эмоции, эта прогулка по аллеям памяти могла бы быть удручающей.

К счастью, я им не был.

Я вообще почти ничего не чувствовал.

И меня это устраивало.

Весенняя гроза сотрясала старые окна моего гостиничного номера, раскатываясь над узкими мощеными улицами Неаполя. Летний шторм.

Это не нарушало моей рутины. Не имело значения, где я находился. Дома в Нью-Джерси или за границей, выполняя работу для капо, — мой распорядок оставался неизменным.

Даже здесь, в городе, где я родился, кошмары преследовали меня до самого утра. Особенно здесь.

Часы в коридоре пробили четыре. Мне не нужно было смотреть на них, чтобы узнать время. Я был хорошо знаком с особым видом темноты, которая опускалась прямо перед рассветом. Самая глубокая и безутешная.

Как обычно, я не спал, а сидел за столом в комнате и чистил оружие. Это был мой ночной ритуал. Я начал его еще в армии, где ночные часы казались вечностью, а совесть давила на легкие, как камень.

В этой темноте я постиг ценность человеческой души. В тишине, что заполняла пустоту между мгновениями нормальной жизни. Каждое утро, в 4:00, я снова оказывался там — чувствовал песок под ногами, как пот стекал по спине, и меня накрывало осознание, что утром я потеряю еще одну крипицу своей души.

Я не знал, сколько от нее еще осталось.

Пистолет в руке поблескивал в слабом свете догорающего огня в камине, безупречно вычищенный и смазанный. Его вес приносил мне странное чувство спокойствия. Другие солдаты прибегали к алкоголю и наркотикам, чтобы заглушить невыносимую боль от того, что они выжили, но мне это не помогало. Единственное, что усмиряло бурю внутри, — мой ночной ритуал.

Я разложил свою коллекцию и тщательно вычистил каждое оружие, наслаждаясь тишиной в голове.

Затем, когда не оставалось другого выбора, кроме как вернуться в кровать и встретиться с кошмарами, я вставил одну пулю, прокрутил барабан и сыграл в любимую игру моих русских друзей.

Щелк.

Еще одна отсрочка казни. Еще один промах.

Ставни на окне были открыты, так что я мог наблюдать, как молния освещает город. Воздух был густым и влажным, пропитанный запахом приближающегося дождя. Озон и петрикор наполнили мои легкие. Внизу подъехала машина и остановилась снаружи, перегородив узкий переулок.

Из нее вышли мужчины в темных костюмах, а затем показалась сгорбленная фигура. Для гостей было уже поздно, но старик снаружи не был гостем в этом городе. Я оставил пистолет на столе и пошел встретить самого Крестного Отца Неаполя.

К тому времени, как я спустился вниз, они уже были в гостиной. Ренато, мой лучший друг и капо, стоял в шелковом халате, как будто направлялся на самую опасную пижамную вечеринку в мире.

Сальваторе Де Санткис, его дядя, был в классическом костюме-тройке, как всегда. Единственной уступкой его возрасту была украшенная драгоценными камнями трость, которую он сжимал в своей морщинистой руке. Здесь, в городе моего рождения, время шло своим чередом. Иногда казалось, что нет. Для меня оно замерло много лет назад, на жаркой чужой земле, под палящим солнцем, когда я не знал, наступит ли завтрашний день. Каким-то образом жизнь остановилась и так и не вернулась в движение.

Но, глядя на Zio (дядя) Сала, это было очевидно. Время шло, с каждым днем приближая меня к смерти. Это странно успокаивало, хотя и не должно было.

— Чонгук, мальчик. Почему мне кажется, что ты давно встал? Я так понимаю, ты уже разобрался с Франко, этим идиотом, который решил, что может меня кинуть? — хрипло произнес Zio Сал, бросив на меня теплый взгляд, когда я вошел в комнату.

Моя вечерняя миссия была для Zio Сала.

Я кивнул и бросил изучающий взгляд на его охрану. Пока я осматривал их с ног до головы, Сал рассмеялся.

— Будьте начеку, мальчики. Скоро вас ждет оценка работы, так что держите спины прямо.

Ренато наклонил голову в мою сторону.

— Раз уж мы здесь, Zio, если ты хочешь, чтобы Чонгук провел тренировку, думаю, мы сможем его уговорить.

Сал покачал головой.

— В прошлый раз я потерял слишком много людей. Я не могу позволить себе еще одну тренировку Чонгука.

— Разумно. Чему мы обязаны таким ранним визитом? Я думал, мы договорились встретиться в обед?

Сал раздраженно пожал плечами.

— Это и есть обед. Я больше ни черта не могу спать. Если не из-за болей, то из-за гребаного мочевого пузыря. Не смейся, это не смешно. Однажды это случится и с тобой, если тебе повезет дожить до моего возраста.

Ренато стер улыбку с лица и изобразил сочувствие.

— Конечно. Прости, но я не хочу будить Чарли так рано. Ей нужно выспаться.

Сал пренебрежительно махнул рукой.

— Не хвастайся своей молодой женой и всеми теми развлечениями, которые тебя, несомненно, ждут. Мы снова встретимся позже. Я хочу увидеть женщину, которая приручила великого Ренато Де Санктиса.

Я сдержал ухмылку, услышав его слова.

— Очень смешно, — сказал Ренато с раздражением в голосе.

Сал указал на меня.

— Он оценил. В любом случае, это не светский визит. Мне нужно было встретиться с вами, мальчики. — Он повернул голову к охранникам, стоящим по периметру комнаты.

Они быстро направились к двери. Я подошел ближе, зная, что не был включен в молчаливый приказ убираться к черту. Если речь шла о важном деле, связанном с Де Санктисами, значит, я был там. После событий в Неаполе, и кошмара, который тогда развернулся, моя сестра и я вошли в ближний круг Де Санктисов, и они стали нам гораздо ближе, чем когда-либо была наша собственная семья. Я сел на диван напротив Сала. В комнате нас осталось трое, и Сал подождал еще несколько минут, после того как дверь закрылась, прежде чем почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы заговорить.

— У нас возникла небольшая проблема. — Zio достал из кармана сигару и закурил. — Один старый приятель, возможно, вы помните его с тех времен, когда были моложе. Он наконец-то попался на взятках и, кто знает, на чем еще... Ему не выпутаться, и ходят слухи, что он может запеть, чтобы пойти на сделку и смягчить приговор. — Он махнул сигарой, и зажженный кончик описал круги в воздухе.

Меня охватило напряжение. Одно из умений, которое я развил, пытаясь выжить в свои двадцать с небольшим, — это отличная интуиция. Я всегда чувствовал, когда приближалась беда. До того, как раздастся взрыв; до того, как миссия пойдет под откос; до того, как прозвучит выстрел. Я просто знал.

Следующие слова Zio Сала, словно пуля, выпущенная затаившимся снайпером, пронзили мою пустую грудь.

Он тяжело вздохнул.

— Это прокурор Манобан.

Я практически почувствовал, как имя, которое я не слышал более десяти лет, прогремело в моем теле. Моя холодная, безразличная маска содрогнулась от этого звука.

Рен посмотрел в мою сторону, а затем перевел взгляд на дядю.

— У него есть что-нибудь на нас?

— На меня – всё. Этот старый volpe (лис) в течении двадцати лет закрывал глаза на мои махинации. Он может нас потопить этой информацией.

— Значит, убьем его до того, как он раскроет рот.

— Подожди... все не так просто. Альфредо, furbo (хитрый) старый лис, все просчитал заранее. Он утверждает, что уже передал информацию... и она будет обнародована в случае его преждевременной смерти.

Ренато фыркнул.

— Он блефует.

— Возможно, но ты не знаешь его так, как я. Он умнее, чем кажется. Все было бы проще, если бы он работал только на нас. Говорят, семья Равелли тоже пострадает, если он начнет говорить. Они хотят его убрать... и теперь он просит нас о защите.

Равелли? Фамилия показалась знакомой, но я не мог вспомнить, откуда.

Ренато недоверчиво приподнял бровь.

— Ты издеваешься? Он шантажирует нас, чтобы мы его защитили?

— Я же говорил, он умнее, чем кажется. Более того, он просит защиту для своей дочери.

Эти слова разбились о крепость вокруг моего сердца.

— Его дочери? — Ренато фыркнул. — Пусть их обоих прикончат, а мы потом разберемся с любыми уликами, которые всплывут. Готов поспорить, что он передал всю информацию ей. Убьем двух зайцев одним выстрелом.

— Basta, Ренато. Я не хочу этого. Это унизительно. Я стар, и скоро меня не станет. Не хочу, чтобы меня таскали по допросам или, что еще хуже, сажали в камеру перед смертью. Позволь мне умереть с достоинством... в моем загородном поместье.

Ренато спрятал теплую улыбку. В прошлом сварливый старик был опасным убийцей, но сейчас, с его сутулой осанкой и слабостью, в это трудно было поверить.

— Certo, zio (Конечно, дядя). Так что ты предлагаешь?

Сал махнул рукой.

— Это тебе решать. Я не знаю. Я стар, и хочу вернуться в постель. Сделай так, чтобы проблема исчезла.

— Ho capito ( Я понял) . Отдыхай, а я дам тебе знать, когда все будет решено.

Мы вышли из отеля и стояли на ступенях, наблюдая, как Zio Сал идет к машине.

— Как думаешь, что мне делать с Альфредо Манобан и его дочерью? — спросил Рен, глядя на полоску раннего утреннего неба, видневшуюся между старыми зданиями.

Я пожал плечами, скрывая реакцию под маской.

— Что хочешь. Не моя забота.

— Неужели? Мне казалось, что никто не заботит тебя больше, чем она, — задумчиво произнес Рен.

Я промолчал, избегая его испытующего взгляда, а он продолжил:

— Если убийство исключается, то самый очевидный шаг — выдать дочь замуж, конечно, за человека из семьи Де Санктис. Она — наша гарантия, что прокурор не выдаст всю правду о махинациях с Сальваторе, чтобы уменьшить свой срок. Он явно переживает за благополучие дочери... так что она становится Де Санктис, и пока он ведет себя хорошо, девушка остается живой.

— Ты забыл, что она уже замужем, — напомнил я Ренато, прежде чем он успел увлечься своей нелепой идеей. Zio Сал остановился и бросил на меня странный взгляд, как будто наличие мужа не может быть препятствием для того, чтобы она стала членом семьи Де Санктис. — А как насчет угрозы со стороны Равелли? — продолжил я, пытаясь заставить его взглянуть на ситуацию трезво.

— Защита отца в тюрьме — не проблема, половина охраны и заключенных — наши люди. А защита дочери ляжет на плечи ее нового мужа... цена за такую жену, как Лалиса Манобан. Как только Альфредо умрет, он может делать с ней что все, что захочет.

Лалиса Манобан.

Имя вонзилось, как коготь, и провело борозду поперек моего сердца.

Напоминание о том времени, когда орган, который я носил в груди, еще бился.

Когда-то я был живым, дышащим человеком.

Когда-то у меня были надежды и мечты, и горячая кровь текла по моим венам.

Лалиса Манобан положила всему этому конец.

В тот день, когда я встретил ее, началось мое нисхождение в ад. Сейчас я жил в нем.

— Конечно, теперь она Лалиса Конти, не так ли? — пробормотал Ренато. — Вдова Конти.

Вдова. Она — вдова Конти. Вдова.

Эта информация грозила столкнуть меня в бездну.

— Она кто? — выдавил я.

— Вдова. Ее муж скончался не так давно. Какая-то болезнь. Все умирают, — сказал Сал с драматичным вздохом. — Ты не знал?

Я резко покачал головой. Нет. Я не знал. Я не позволял себе следить за её жизнью. Не позволял себе думать о ней. Я мог функционировать только в том случае, если оставался холодной, бездушной машиной, выполняющей задания и приказы без единого вопроса. Искать информацию о женщине, которая вырвала мое сердце и оставила истекать кровью, не входило в правила. Это было запрещено.

— Ах, да, она ведь вышла за того парня из семьи Конти, — пробормотал Сал, кивая. — Эти двое всегда были неразлучны.

Точно. Неразлучны. Напоминание о том, что Лалиса в итоге вышла замуж за друга детства, в то время как моя жизнь обратилась в пепел, было как раз тем, что нужно, чтобы укрепить мое безразличие к ее нынешней судьбе.

— Кого ты предлагаешь на роль мужа? — поинтересовался Ренато у Сала.

Я повернул голову и встретился глазами с капо. В его взгляде был вопрос и что-то еще, то, что проникло под стальную клетку, окружающую мой разум.

Я отвернулся.

— Не мне решать. Это не мое дело. Но мне жаль беднягу.

Ренато тихо рассмеялся.

— Готов поспорить на все, что у меня есть, что Лалиса по-прежнему настоящая головная боль. Я слышал только об одном мужчине, который мог ее укротить.

— Ренато, — перебил я его. У меня не было никакого желания вспоминать прошлое. Я давно принял решение, что эта женщина для меня мертва. Она умерла в теплый летний день, лежа в тени оливкового дерева. Она ушла. Исчезла навсегда. Мне не было дела до того, что от нее осталось.

Ренато выдохнул, почувствовав мою решимость не вмешиваться в эту ситуацию. Он подумал и решительно кивнул.

— Джимми. Джимми женится на ней.

— Джимми... тот, который отмывает деньги через казино? — удивленно спросил я.

Джимми Де Лука был мелкой сошкой в familigia, к тому же я был уверен, что он предатель и заслуживает той же расправы, которую я устроил прошлой ночью.

Ренато кивнул.

— Он подходящего возраста и не женат. Может, станет менее раздражающим... или Лалиса его прикончит. В любом случае — мы в выигрыше. У тебя с этим проблемы? — Он скосил на меня глаза.

Я покачал головой, старательно избегая его взгляда.

— Нет. Никаких проблем. Меня это не касается.

— Ладно. — Ренато вздохнул, как будто я был самым утомительным человеком, которого он когда-либо встречал. — Но кое-что тебя все-таки касается. Лалиса живет в Лос-Анджелесе. Ее жених — в Атлантик-Сити. Кто-то должен её привезти... и этот кто-то — ты.

— Я? — тупо повторил я.

Рен кивнул.

— Ты. Ты же понимаешь, что, как только вся эта история с Манобан всплывет, семья Равелли придет к тем же выводам, что и мы. Сейчас все зависит от того, кто быстрее подтолкнет старика Альфредо к правильному выбору, кого сдать. Ты — единственный, кому я могу доверить ее безопасность. Держись — потерпишь ее пару дней, а потом Джимми выполнит свой долг и возьмет ее на себя.

— Я могу отправить надежного человека, — категорично заявил я. Все внутри меня протестовало против самой мысли снова увидеть Лалису — не говоря уже о том, чтобы разговаривать с ней или находиться рядом... Я не был уверен, что кто-то из нас доберется до свадьбы живым.

— Не усложняй, полковник. Просто выполняй приказ, — Ренато усмехнулся мне.

Он прекрасно знал, насколько у меня укоренилась привычка подчиняться приказам. Для человека, посвятившего всю жизнь службе родине, сомнение в приказах или, что еще хуже, отказ от их выполнения, казалось непростительным предательством.

— Тем не менее, я не планировал видеть ее снова, — отметил я, понимания, что возражения бесполезны. Капо уже все решил.

Рука Ренато опустилась на мое плечо. Это напомнило мне тот день, целую жизнь назад, когда мы впервые встретились, и я попытался стащить у него бумажник, но тут же попался и оказался у прокурора.

— Похоже, у судьбы на тебя другие планы.