АДАМ
Строка восьмая
Глава III
АДАМ
Дождавшись, когда одиннадцать мальчиков и девочек желтого класса заснут, Рэй Герберт выскользнул из постели, сложным жестом двух рук отключив учителя. Этому трюку он научился еще в прошлом году, однажды подсмотрев, как инженеры интерната проводят диагностику андроидов. Собственно подсмотрел – неправильное слово. Взрослые не делали из обслуживания компаньонов секрета. Просто обычно они занимались этой работой в общем зале, во время дневного свободного времени, которое большинство детей предпочитали проводить в зеленом или синем куполе.
Рэй Герберт тоже любил лес и море, но возня сверстников его раздражала. Всякий раз, когда "покупатели" забирали кого-то из класса, он радовался. Ему было неприятно вспоминать о том, как отвлекающе-шумно было в самом начале красного класса, когда их, двадцать условных пятилеток, вышедших из инкубатора яслей в один и тот же день, впервые привели в общий зал интерната. Одиннадцать соседей по классу было намного лучше, чем девятнадцать. Но все равно, слишком много. Именно потому Рэй Герберт предпочитал ходить в природные купола в часы самостоятельных занятий, а для уроков и чтения выбирал свободное время, иногда краем глазом наблюдая за тем, как работают инженеры.
Конечно, делиться полученными таким образом знаниями он со сверстниками не стал. Слишком уж они болтливы. Рисковать свободой и ощущение исключительности Рэй Герберт не собирался.
Ступая босыми ногами по рубчатой поверхности пола мальчик чувствовал, как мелко, почти незаметно, дрожит под ударами ночного ветра соединительный туннель. Рэю Герберту казалось, что планета зовет и торопит его. Даже нет, не казалось. Для него всегда было само собой разумеющимся фактом, что Марс – разумное существо. Древнее, бесконечно мудрое и единственное ему по-настоящему близкое. Отвечая на зов, мальчик ускорял шаг и к моменту, когда перед ним распахнулась дверь в маленький темный обзорный купол, расположенный на одном из холмов так, чтобы с него был виден весь комплекс – почти бежал. Стоя здесь, приложив руки к одному из широких окон, он наслаждался общением настолько глубоким, что по сравнению с ним даже диалог с учителем казался мелким, как чайная ложка.
За минуты проведенные таким образом, он узнавал о прошлом и настоящем Марса столько, что мог бы заполнить сотни страниц энциклопедий, если бы, конечно, знал, как перевести язык планеты на человеческий. Зато он умел не только слушать, но и отвечать. Его мысли превращались в причудливый танец рук, которыми он чертил в воздухе замысловатые фигуры, задавая таким образом вопросы, рассказывая о себе и мечтая о том, каким хотел бы видеть будущее. Будто повинуясь его движениям, ветер подхватывал с поверхности песок и пыль, образуя объемные фигуры, хорошо видные в полосе света фонарной дороги, тянувшейся вдоль двух десятков куполов интерната. Мальчик мечтал о том дне, когда его класс начнет практические занятия со скафандрами и он сможет стать еще ближе к планете, но ждать этого предстояло еще три года. Конечно, он попытался сократить этот срок, но пробравшись на склад обнаружил, что скафандров подходящего размера там просто нет.
Отдавал ли Рэй Герберт себе отчет в том, что его диалоги с планетой отнюдь не секрет и за каждым его шагом пристально следят? Да, но его это совершенно не беспокоило.
***
Изучая нарезку из записей ночных прогулок объекта RG-15 члены "похоронного комитета", как с мрачным юмором однажды назвал их основатель "Кинг оф Марс" Люк Картер, молчали дольше обычного. Им было очень интересно и, одновременно, неуютно. Поведение объекта выглядело, как самое настоящее колдовство, а собравшиеся, будучи учеными, ко всему, что походило на мистику, относились с большим подозрением. Молчал и глава "Комиссии по повышению качества демографии Марса", Тао Сомов. Обычное дело – все знали, что знаменитый биолог старается не давить подчиненных авторитетом, позволяя высказаться каждому желающему, прежде чем выносить свой вердикт. Однако сегодня ему было просто наплевать на мнение коллег. Сомов уже все решил и просто погрузился в воспоминания о том дне, когда явился к всемогущему главе "Кинг оф Марс" – уговаривать выделить ресурсы на новый проект.
Картер, после мистификации профессора Пински, здорово охладел к академическим ученым. Даже открытие Оазиса – полной уникальной жизни системы подземелий, не примирило его с тем фактом, что его пять лет водили за нос. Несмотря на публичное и добровольное покаяние Владека Пински, предпринятое старым ученым сразу после того, как известие об Оазисе стало достоянием общественности, Картер его не простил. Изготовив "пилтдаунского марсианина" старый ареолог недооценил глубину веры "короля Марса" в древнюю разумную марсианскую расу.
Не удивительно, что когда один молодой антрополог напросился к главе "Кинг оф Марс" на доклад и сообщил, что на берегу озера Скиапарелли в Оазисе найдены каменные формации, которые можно интерпретировать как руины искусственных сооружений, а среди них обнаружены странные мумифицированные останки, Картер пришел в ярость. Глава корпорации пинками – в самом прямом смысле – выгнал ученого из своего кабинета, приказав в двадцать четыре часа покинуть планету. У испуганного и оскорбленного антрополога хватило ума направиться не на космодром, а в китайский сектор, где его встретил и успокоил Тао...
Отказаться от беседы с Сомовым Картер не смог. При всей своей эксцентричности он не хотел ссориться с китайцами. Да и знаменитая фамилия сыграла свою роль. Но встретил он биолога неприветливо.
– Скажу прямо, я больше не доверяю ученой братии. Вы смотрите на нас, честных трудяг-бизнесменов, как на глупых ослов, груженных мешками с деньгами, готовых бегать за морковками лжи и обещаний. Инженеры, экономисты, изобретатели – другое дело. Их идеи и расчеты можно проверить машинами. Но скажите мне, мистер Сомов, как я могу проверить, что вы не очередной лжец, обещающий мне чудо для того, чтобы получить деньги на удовлетворение собственного научного любопытства? – Картер говорил зло и насмешливо, даже не предложив гостю присесть. Сам он при этом демонстративно развалился в кресле и пил кофе, который подливал в маленькую чашку из красивого серебряного кофейника.
– То, что я вам предлагаю – не наука, а преступление, – спокойно ответил Тао, без приглашения устраиваясь в кресле для посетителей и берясь за графин с водой, в которой плавали лимон и листья мяты. – Я и те, кто согласятся работать со мной, будем заниматься вещами, которые и в менее гуманные времена числились по разряду самых чудовищных и бесчеловечных деяний. Но вдруг предположение специалиста, с которым вы так нелюбезно обошлись, окажется верным, и если нам удастся вытащить из останков достаточно фрагментов ДНК? Если мы окажемся достаточно умны, дерзки и талантливы... Видите, как много "если"? Я ничего не обещаю. Но приложу все усилия, чтобы вы не только получили интересующие вас ответы, но и сумели обеспечить надежное будущее своему делу.
– И что вам для этого нужно?
– Очень многое. Для начало нужен интернат или даже два одного из ваших комплексов по производству и обучению клонов. Все должно быть оформлено так, чтобы и вы и ваше королевство, – Тао сумел сказать это так, чтобы слово "королевство" прозвучало без кавычек, – не попали под удар, если все раскроется. Учредите какую-нибудь автономную комиссию с солидным непонятным названием. Если что, сможете с искренним возмущением обрушиться на проклятых яйцеголовых, которые снова обманули ваше доверие...
Как Тао и обещал, его работа превратилось в сплошное преступление. Четырнадцать неудачных, а значит уничтоженных, объектов Рэй Герберт. А ведь до них были еще просто Герберты и просто Рэи, к которым нужно прибавить Дэй и Аэлит.
От воспоминаний Сомова оторвал "колокол смерти". По традиции тот из членов комиссии, которых считал, что объект подлежит "утилизации", опускал литой бронзовый шарик в старинный лабиринт с рогатым чудовищем в центре. Шарик катился к открытой пасти и падал в медный сосуд под игрушкой. Быстро окинув взглядом стол, Тао увидел, что шарика смерти нет на стойке Ежи Гордона – того самого антрополога, который некогда открыл "Марсианскую Трою" и отведал на себе тяжесть пинков Люка Картера.
– Ежи, мы все внимание. Поделись, чем тебе не угодил наш замечательный во всех отношениях Рэй Герберт Пятнадцатый?
– Буду краток. При всех своих уникальных, доселе ни у кого с такой силой не проявлявшихся, способностях, объект начисто лишен эмпатии. Он способен более чем эффективно коммуницировать с другими людьми, но сочувствие, сопереживание, сострадание – это не про него. Надеюсь, вы не решите, что я с возрастом размяк, но когда я вижу, как он смотрит на других детей – меня пробирает дрожь. Думаю он легко пойдет на убийство ради любой, даже самой мелкой выгоды. Не буду скрывать – я его боюсь. Он легко может превратиться в неуправляемую угрозу, которую мы не сумеем остановить. Это мой главный аргумент, – закончил, чуть возвысив голос Гордон.
По мере того, как главный антрополог проекта говорил, остальные члены комиссии согласно кивали и отправляли в лабиринт шарики смерти. Главный эколог, главный психолог, главный ареолог и даже самый обезбашенный из этой компании – главный генетик – все выступили за ликвидацию пятнадцатого Рэя Герберта. Спокойно, профессионально и безжалостно – как и много раз до этого.
– Благодарю за поддержку, коллеги, – антрополог церемонно поклонился.
– Позвольте поблагодарить вас и мне, а заодно, прежде чем мы разойдемся, добавить несколько слов, – Тао откинулся в кресле и жестом попросил вернуться на свои места начавших вставать подчиненных. – Сказанное доктором Гордоном об отсутствии эмпатии можно отнести ко мне, но не к нашему объекту. Это я лишен сочувствия и сострадания. Что касается нашего Рэя Герберта, то я убежден, что в отличии от меня, с эмпатией у него все в порядке. Просто ему некому сопереживать. Он, во всяком случае пока, единственный в своем роде. Переживания и чувства людей ему чужды точно так же, как нам эмоциональный мир кальмара. Мне кажется, что многие из вас, если не все, забыли о целях нашей работы. Занимаясь бесчеловечными делами легко впасть в грех самооправдания – один из самых страшных для ученого – и начать убеждать себя в том, что все жестокости совершаются ради счастья человечества. Между тем земное человечество не имеет к нашей работе никакого отношения. Мы служим королевству Марс. Наше забота – будущее Марса и марсиан. Пусть даже марсианин этот пока всего один. В одном только я готов согласиться с Ежи. Среди человеческих детей ему нечего делать, – с этими словами Тао опустил в лабиринт пустотелый стальной шарик и медный сосуд впервые за много десятилетий или даже веков стал "колоколом жизни".
***
Когда во время очередной ночной вылазки Рэя Гордона через порог обзорного купола шагнул незнакомец, мальчик не удивился. О том, что его ждет интересная встреча он был предупрежден еще полчаса назад.
– Привет. Сильно занят? – как к старому знакомому обратился вошедший.
– Не очень. Жду тебя, – коротко ответил мальчик.
– Да? Тогда это все упрощает. Пойдем.
Через две минуты они, миновав стыковочный шлюз, вошли в супемарсоход-яхту "Панголин".
– Ну вот мы и дома, – сказал незнакомец, когда автопилот, игнорируя фонарную дорогу, мягко повел марсоход прочь от интерната куда-то в ночную пустыню. – Тебе не кажется, что Рэй Герберт, это слишком длинно? Не будешь против, если я стану звать тебя Адамом?
– А как мне звать тебя? – вопросом на вопрос ответил мальчик, успевший при этом кивнуть в знак согласия.
– Для всех я доктор Тао Сомов. Но для тебя просто Тао, или, если будет желание, отец.
– Хорошо, отец Тао.
– Отлично, с мелочами разобрались. А теперь, на правах новоиспеченного отца, позволь вручить тебе первый подарок, – Сомов открыл шкаф у выхода и достал оттуда детский скафандр. Есть желание прогуляться по твоей планете? Обещаю, что когда-нибудь ты сможешь сделать это без скафандра.
– Я знаю, – ответил одеваясь мальчик, – я расскажу, что для этого нужно сделать.