Миракль

И в этом сне я скажу все, что хотела.
Что каждый день после мая
Я не нахожу то, в чем нуждалась.
Ты никого не подпускаешь к себе.
И я не думаю, что кто-то сможет это сделать.

Я засыпаю,
И мне вновь семнадцать лет.
Ты все еще живешь на моей улице
И не злишься на меня.

У меня такое чувство, будто ты получил все, чего желал,
И ты не тратишь свое время, застряв здесь, как я.
Ты думаешь, что ничего особенного не случилось,
А для меня рухнул мир, когда все это произошло.

Когда все это произошло,
Когда все это произошло.

Sydney Rose — We hug now

Клаус

Июнь, 2016

Прошлой ночью Клаус не присоединился ко сну невесты. Он дождался, пока сон сморит ее, и заперся в одной из комнат фамильного особняка, устроенной под личный кабинет, которым тот, впрочем, едва ли являлся. Наполнив стакан виски, он расположился в кресле, позабыв о ночной и невероятно громкой жизни Нового Орлеана, до которого легко было дотянуться — всего-то устремив взгляд в окно, к которому он сидел повернутый спиной. Весть, принесенная одним из верных гибридов несколькими часами ранее, казалось, разрушила тот хрупкий мир, выстраиваемый не один год — потом и кровью его семьи.

Сначала он не поверил, но как только увидел воронье перо, а под ним конверт — сомнения вмиг развеялись. А что хуже — его жизнь только-только начала выстраиваться по выбранному курсу, и дела в самом деле шли невероятно хорошо. Кланы оборотней, вампиров и ведьм не то чтобы перестали враждовать, но хотя бы учились жить в мире на одной земле — настолько, насколько это было возможно. Люди, как и прежде, оставались в неведении о существовании сверхъестественного мира и, соответственно, не создавали лишних проблем. С тем же Марселем, названным сыном, Клаусу, пусть и не за один день, удалось наладить отношения, вернуть понимание и толику доверия.

Сейчас же все рушилось на глазах, словно замок из песка, накрытый морской волной. И, что хуже, Клаус не знал, как защитить свою крепость и кому довериться. Братья, разбежавшиеся по миру, младшая сестра, крутившая роман у него под носом, и старшая сестра, в искренности которой он сомневался по сей день, — все они вызывали тревогу. Он ждал, когда кто-то из них вонзит нож предательства в спину. Красоте слов и нежной улыбке Фреи Клаус страшился поверить, хоть и не говорил об этом вслух. Он знал: стоит сомнению и вкусу страха сорваться с языка, как все тут же обернется неподкупной реальностью.

Оставались двое из ларца, в честности помыслов коих он сомневался с того самого дня, как они прибыли в Новый Орлеан: Деймон Сальваторе и Кай Паркер. Один другого краше — с их-то прошлым и сомнительной верностью семье. Впрочем, Клаус не спешил ставить на них крест, поскольку и сам не был святым по отношению к близким. Уж сколько раз он заталкивал братьев и сестру в гробы — не сосчитать, да и с матушкой расправился ловко, не сумев совладать с гневом. Как знать, может, он ошибался на их счет. Либо же видел насквозь — так сразу и не решишь.

Взглядом коснувшись мобильного телефона, на экране которого высветилось входящее сообщение, Клаус хмыкнул. Как он и предполагал — не самая приятная новость дошла до Элайджи быстро. Разблокировав экран, Клаус скользнул глазами по весьма краткому содержимому сообщения: «Это правда?». Он не задержался с ответом и за три секунды написал: «Да. Наша мать вернулась». Далее ответа не последовало, однако он знал — старший братец уже в пути, мчится на помощь и, наверняка, со своей престарелой любовницей, тяга к которой оказалась значительно сильнее первородной гордости.

К полудню следующего дня Клаус примостился в проеме, лениво подпирая дверной косяк плечом. Он держал руки скрещенными на груди, наблюдая за тем, как Мортиша заплетала волосы Давине, делившейся с ней последними новостями — школьными сплетнями. Мортиша была далека от подобного рода разговоров, однако оставалась участливой, потому что не решалась расстроить Давину отсутствием должного интереса к ее школьной жизни. Вслушиваясь в ее речь, она задавала вопросы и всякий раз изображала почти искреннее удивление, когда вполголоса восклицала:

— В самом деле?

— Оу, разумеется, все так и было! — по инерции кивнула Давина, вспомнив, что голову нужно держать прямо, не отпуская, чтобы результат стоил затраченных усилий. — Мальчишки разбежались кто куда, но тренер все равно их поймал. Говорят, запретил идти на выпускной, но я лично в этом сомневаюсь. Кто станет запрещать выпускной?

Давина рассмеялась. Окруженная заботой, вниманием и любовью, сравнимой с материнской, она расцвела. Смело выражала свое мнение и редкое несогласие. Она не дрожала от страха, не просыпалась с криками из-за кошмаров прошлого. Знала: Майклсоны не позволят кому-либо навредить ей, ведь, как бы многие того ни желали, — она стала частью их семьи.

Тот же Клаус, понимая, как его невеста жаждет вновь познать материнство, — был в меру своего характера и весьма крутого нрава лоялен по отношению к Давине. Нередко между ними случались стычки разного характера, и всякий раз он отходил в сторону, пусть даже внутренне рвался к тому, чтобы свернуть ее тонкую шейку. А она бессовестно пользовалась его слабостью по отношению к Мортише, которая была на стороне Давины каждый раз, что бы ни случилось, ведь та — подросток и ей простительны всплески эмоций.

— Ты уже выбрала платье? — заговорила Мортиша, покончив с прической.

Давина обернулась, пригладив косу.

— Нет. Ребекка показала мне несколько вариантов, но я бы хотела, — она замялась, точно волнуясь, — чтобы ты прошлась со мной по магазинам. Подсказала, какой фасон и цвет мне больше подойдет. Для меня важно твое мнение.

Мортиша улыбнулась столь ярко, отчего солнечные лучи, просочившись сквозь грозовые тучи, накрывшие квартал, золотом заплескались на стеклах окон. Ладонями обняв лицо Давины, от напряжения замеревшей, — она коснулась губами ее лба. В то же мгновение Давина выдохнула, опустив плечи.

— Конечно, я составлю тебе компанию! Разве могло быть иначе?

Мортиша откинулась на спинку дивана, вновь улыбнувшись, когда Давина опустила голову ей на колени. Со стороны они казались сестрами — обе молодые, темноволосые, а на деле их отношения были похожи на материнские: нежные, доверительные и до упоения трогательные. Такие, каких ни у одной, ни у другой не было с их настоящими матерями.

— Какие новости? Фрея замечает твои успехи?

— Да, но она строга. С Каем веселее. Он хотя бы скучать не дает, ну а Фрея больше по теории, — зевнув, Давина смежила веки. — А у тебя как? Слышала, что...

— Ты все верно услышала, — Мортиша выдохнула. — Пять лет прошло, а я все на том же уровне. Стабильность — это хорошо, но не в данном случае.

Давина хихикнула и, приподнявшись на локтях, поглядела снизу вверх на Мортишу.

— Как думаешь, может, тебе не хватает мотивации?

Вглядываясь в сияющее улыбкой лицо юной девушки, которую она по праву могла назвать дочерью, Мортиша никак не могла понять, как ей может не хватать мотивации, если жизнь Давины до сих пор находилась под угрозой из-за ведьм французского квартала, не завершивших Жатву. Она знала, нутром чувствовала, что совсем скоро ведьмы явятся по душу Давины, — и как же она тогда поможет, если в магии хуже младенца?

— Не знаю, милая.

— Не расстраивайся, Морти, — Давина резко выпрямилась, расправив плечи.

Клаус напрягся, прищурившись. Уловив выражение ее лица, он точно знал — Давину посетила некая идея, о которой она не решилась заговорить вслух. Впрочем, ее смелость не имела значения, поскольку после обеда он поймал ее на втором этаже. Как и всегда, Давина — само обаяние: не в меру дерзкая и до кончиков волос наглая.

— Не увиливай. Какая мысль посетила твою хорошенькую головушку?

— Простое предположение. Я планировала рассказать об этом Каю. Не тебе.

Давина попыталась уйти, да не вышло — Клаус преградил путь. Как бы он ни был покладист в присутствии Мортиши, по-прежнему внушал страх, который Давина не первый год пыталась замаскировать под маской девчонки с ухмылкой, да проигрывала всякий раз. Первородного гибрида, прожившего свыше тысячи лет, не так-то легко было обдурить, оставив с носом.

— Я слушаю тебя.

— Ладно, — сдалась Давина, опустив руки. — У нее не получается черпать магию из себя. Но что, если ее подпитывать? Да, это сложно и муторно, но...

Клаус машинально качнул головой раз-другой, почти незаметно.

— Думаешь, темные артефакты могут помочь?

— Говорю же, это всего лишь предположение. Ведьмы часто рассказывали о проклятых инструментах, давным-давно потерянных. Я думаю, что они могли бы помочь. — Обернувшись вправо, затем влево, Давина вернула взгляд на лицо Клауса и продолжила: — Я видела, как моя... мать однажды колдовала с одним из таких предметов. Магия была настолько мощной, что я несколько дней ощущала ее игру на кончиках пальцев.

— Значит, проклятые артефакты... — повторил Клаус.

Он исчез, как и полагается вампиру, — быстро и бесшумно.

От переизбытка негодования и отсутствия слов благодарности Давина всплеснула руками, пробормотав вполголоса:

— «Спасибо, Давина! Ты мне отлично помогла, Давина!». Хоть бы один раз спасибо сказал, нет же!..

***

Как и каждое утро, Мортиша прихорашивалась у зеркала перед тем, как отправиться в университет или на чертовы кулички по дорогам Нового Орлеана — решать семейные неурядицы, ставшие вполне привычными в ее рутине. До получения диплома, над которым она ночами корпела несколько месяцев, оставались считаные недели и всего два экзамена. Проще говоря, пара недель — и диплом литературоведа у нее в кармане.

— ...Поверить не могу, что, заполучив лекарство от вампиризма, ты первым делом отправилась за образованием! — голос Кола Майклсона с деланным возмущением доносился из мобильного телефона, а на экране — его смеющееся лицо и полное неприятие во взгляде карих глаз. — Н-да, ты больше не из наших. Я вычеркиваю тебя из клуба потрошителей, но пока карандашом.

Кисточкой набрав пудру, Мортиша, не смея подавить улыбку, прошлась по щекам, лбу и носу. Она время от времени поглядывала на экран телефона, то закатывая глаза, то пытаясь возразить тысячелетнему вампиру, ставшему ей другом за время их злоключений близ Мистик Фоллс.

— Скорее, я удивлена, что за свою вечность ты ни разу не обзавелся дипломом! Хотя бы для того, чтобы подставить его под ножку шатающегося стола, — Мортиша дернула плечами, поправив волосы, спадавшие по ее спине крупными крутыми локонами.

— Знаешь, это было весьма проблематично, если вспомнить, как часто и как долго я находился в гробу. Хэй, Ник, может, напомнишь, кто в этом виноват?

Взглянув в зеркало, Мортиша заметила Клауса, привалившегося плечом к дверному проему — его любимая поза, чтобы подслушать разговоры. Он, услышав недовольный тон младшего брата, вознес глаза к потолку и развел руками, мол, прости сердечно, но ошибки прошлого не исправить. Затем подошел и опустил ладони на плечи невесты.

— Сколько раз мне нужно извиниться, чтобы ты перестал упрекать меня в моем же позорном прошлом? — Клаус устало выдохнул, осознавая груз вины, плотно обвивший его плечи.

Мортиша прикусила нижнюю губу, покосившись на призадумавшегося Кола. Разумеется, он злился, и все же в последние годы, после того как братья примирились, простив друг другу козни прошлого, — гнев его притупился, хотя он не упускал случая напомнить о спорных методах воспитания Клауса.

— Не знаю. Как насчет вечности? Или, постой... пролежи в гробу столько же, сколько я и Финн, может, тогда я и перестану вспоминать, какой ты паршивый брат.

Клаус открыл было рот, но ничего не возразил. Что он мог? Впасть в гнев и начать угрожать Колу, окончательно испортив видимость их более-менее налаженных отношений? Или согласиться на его абсурдную затею, над которой впору посмеяться, обозвав брата недалеким тупицей, коим Кол никогда не был?

— Сбавь обороты своих желаний, Кольвальд Майклсон, — заговорила Мортиша, прервав неловкое молчание. — Мне скоро под венец, и, в придачу ко всему прочему, я не могу дождаться медового месяца. Посмотри, какое колечко! Грех им не пощеголять по Европе.

На той стороне телефона послышалось напряженное дыхание Кола, который вскоре громко рассмеялся, забыв думать о Клаусе с его «игрушками», стоившими ему пары столетий.

— Поверить не могу, что Ник опустился на одно колено, чтобы предложить тебе свою руку и просроченное сердце! Напомнить, сколько ему?

— Три раза ха-ха, Кол! — Мортиша любовалась обручальным кольцом, даже в темноте сияющим бриллиантами и алмазом. — Он не опускался на колено... мы над этим работаем. Сам понимаешь, возраст не позволяет. Кости уже не те.

— Другое дело я! Вот скажи, чем не вариант?

— Оу, Кол, сладкий мой, пойми, матушка растила меня девицей целомудренной. Я не могу бросить одного брата, чтобы переключиться на другого. Грех это!

— Да ладно, я не верующий! — он снова рассмеялся и, приблизившись к телефону, зашептал на октаву тише: — Ты знала, что у меня есть сан священника? Его срок истек в прошлом веке, но я все еще в силах отпустить твои грехи.

Мортиша рассмеялась, отчего в моменте смазала помаду с губ.

— Боже мой!

— Я откликаюсь на «Господь».

Клаус плотно сомкнул челюсти, сдержав себя в последний момент, чтобы не ответить дерзостью и грубостью.

— Вас двоих не смущает, что я по-прежнему здесь и слышу каждое ваше слово?!

В глубине души Клаус знал, что его младший братец флиртует в шутку, не имея никаких притязаний на сердце Мортиши, однако ревность внутри него бушевала. И он ничего не мог с ней поделать, кроме как сжать пальцы в кулаки до тошнотворного хруста.

— Клаус, ты можешь не мешать нам? Мы общаемся.

— Да, ты можешь нам не мешать? — с издевательской интонацией повторил Кол, удержавшись от того, чтобы вслух не добавить — «Будь хорошим мальчиком, Ники». Или, того хуже — «К ноге, малыш Ники!».

— Кол, где ты сейчас?

— На Багамах. Тут и правда рай, если знать хорошие места.

— Не планируешь вернуться?

— Нет...

Не вслушиваясь в разговор, Клаус, подойдя к окну, размышлял о том, стоило ли на самом деле отвлекать брата от его странствий по миру. Появление матери и Майкла — задачка не из простых. Однако было время, когда Клаус расправился с обоими по очереди, так неужели и сейчас не сможет? От Эстер будет гораздо проще избавиться, а вот с Майклом придется повозиться, — размышлял он.

Обернувшись через плечо, Клаус с тяжестью на сердце взглянул на Мортишу, залившуюся чистым смехом — музыкой для его ушей. Он должен был предусмотреть все возможные варианты развития событий, чтобы суметь уберечь ту, в любви к которой клялся — свою смертную красавицу Мортишу. Потеряв ее на восемьдесят шесть лет, он больше не был готов с ней расстаться — ни морально, ни физически.

— Что с тобой?

Она подошла сзади, обняв его за торс. Ее сдавленный шепот и теплое дыхание с привкусом мятного чая, выпитого натощак, коснулись его уха. Клаус прикрыл глаза, отчего ресницы отбрасывали едва заметную тень на его щеки.

— Негодую от твоих созвонов с моим простофилей-братом.

Мортиша нахмурилась, не поверив в глупую отговорку. Она потянула Клауса за плечо, чтобы видеть его лицо, несмотря на то что он намеренно избегал зрительного контакта. Это было понятно по языку его тела.

— Почему мне кажется, что ты от меня что-то скрываешь?

Клаус спохватился быстро, не дав тени эмоций проступить на лице. Потянув губы в ухмылке, он напомнил, что прямо сейчас его ненаглядная невеста как никогда подвержена стрессу в преддверии выпускного и школьного бала Давины, с которой она весь вчерашний день обегала магазины и ателье.

— Знаешь, — начал он игриво, обняв ее за талию и склонившись к шее, — ты могла бы остаться дома. Поверь, я бы не дал тебе заскучать.

Благоговейно сомкнув веки, Мортиша, ухватившись за широкие плечи Клауса, оставившего поцелуй на ключице, — разомкнула губы. Ее нервные, чуть сбившиеся вздохи участились наряду с ускорившимся сердцебиением. Она млела в его объятиях, постепенно теряя равновесие от ощущения нежных прикосновений, обжигающих кожу даже сквозь плотную ткань ее платья.

— Всего несколько экзаменов, Ник...

Запрокинув голову, Мортиша позволила Клаусу приспустить рукав ее платья, тем самым оголив плечо, к которому он жадно припал губами. Его хватка усилилась, отчего она прижалась к нему теснее, не желая, чтобы поцелуй, переросший во что-то большее, оборвался.

— Я бы мог устроить тебе собственный экзамен, радость моя.

Подхватив девушку под бедра, Клаус усадил ее на широкий подоконник, с которого открывался изумительный вид на город. Он покрывал поцелуями ее плечи и грудь, скрытую тканью платья ровно настолько, чтобы у него появилось желание разорвать проклятую преграду прямо на ее теле — молодом, красивом, достаточно гибком, чтобы не покидать постель до вечера.

— Постой... — Ладонями уперевшись в его грудь, Мортиша, с трудом отдышавшись, нехотя отстранилась. — Я правда опаздываю. Сегодня последняя лекция, и она важна.

— Я более чем уверен, что ты не пропустишь ничего важного, если составишь мне компанию за бокалом шампанского в ванной. — Улыбнувшись, точно змей-искуситель, он огладил ее бедра — пышные, бледные, раздвинутые в стороны. — Соглашайся, Морти...

Клаус, как ему свойственно, дразнил, соблазнял — и она почти поддалась, если бы не очередная ссора Деймона и Кая, вероятно, не поделивших какую-нибудь очередную, совершенно незначительную вещь. Он выругался сквозь зубы, проклиная на чем свет стоит незадачливых будущих родственников.

— Еще немного, и я всерьез решу, что ты от меня что-то скрываешь и намерен удержать дома. — Вновь оказавшись на ногах, Мортиша пригладила подол платья и волосы. — Ты точно уверен, что все в порядке?

— Разумеется! Поезжай, я дождусь тебя.

Клаус крепко поцеловал ее прежде, чем она скрылась за дверью. Немного погодя он отправился следом, дабы удостовериться в том, что двое его гибридов оберегают будущую миссис Майклсон, но держатся на расстоянии, оставаясь ею незамеченными. Перед тем, как скрыться за проходом, Мортиша улыбнувшись, махнула рукой.

Спустя полтора часа он узнал, что посланные им гибриды были жестоко убиты его отцом — Майклом, вырвавшим им сердца.

В университете Мортишу поджидала та, кого она совершенно точно не ожидала повстречать, тем более в период своей абсолютной уязвимости, — Эстер. Древняя ведьма, породившая тысячу вампиров, вновь восстала из мертвых. Как и зачем — загадка. Мортиша отбивалась, во всяком случае — пыталась. Она не растеряла своей ярости, став человеком, и уж точно не была готова сдаться на милость ведьмы, вот-вот должной стать ее свекровью.

— Ник, твоя мать здесь! — заголосила Мортиша, прижав телефон к уху. Обегая пустые коридоры университета, она пыталась отыскать хоть кого-нибудь или хотя бы добраться до машины раньше, чем ее настигнет Эстер. — Ник, если я умру сегодня от рук твоей мамаши, знай — я потяну тебя за собой и тогда!..

Мортиша не договорила — не успела, потому что возникший на пути Майкл выбил телефон из ее руки. Сердце забилось резче, по телу пробежал холодок, и она неосознанно отступила назад. Бесполезно. Майкл был куда быстрее и сильнее. Он схватил ее за локоть, удержав на месте.

— Оставь эту прерогативу мне, — улыбка дьявола, взгляд убийцы. — Мы с тобой здорово повеселимся.

Мгновение спустя Мортиша — до смерти перепуганная и бледная, как сама смерть — оказалась в одной из аудиторий, где несколькими минутами ранее оставила Эстер. На ее щеках заблестели слезы, неощутимо пролившиеся от бессилия. Она знала: ни один амулет, созданный для нее Фреей, не спасет ее от Эстер и Майкла.

— Так вот ты какая... — Эстер, словно хищница, с величественной грацией обошла Мортишу, остановившись напротив — лицом к лицу. — У моего сына прелестный вкус, да вот беда, он не умеет выбирать женщин.

— Что вам нужно? — запинаясь, с усилием выдавила из себя Мортиша, ладонями прикрыв живот.

— Сущая мелочь. Я хочу, чтобы ты передала послание моим сыновьям и дочери.

«Беги! Беги! Бей и беги! Беги, глупая, беги!» — верещал голосок в голове, сотрясая мысли.

Мортиша бросила беглый взгляд на Майкла, стоявшего немного поодаль и, казалось, вовсе не принимавшего участия в разговоре.

— Которой из дочерей?

Она не прогадала — Майкл обернулся резко, сначала пронзив убийственным взглядом ее, а затем — Эстер, всего на мгновение изменившуюся в лице.

— Повтори, что ты сказала? — Майкл не повышал голос, но его шепот резал острее кинжала.

То ли от смелости, то ли от безрассудства Мортиша покривила губы в усмешке, взглянув на того, кто век назад обрек ее на долгие десятилетия заточения в пещере. Кто разлучил ее с Клаусом. Кто отнял у нее годы былой вечности.

— Твоя женушка не рассказала тебе о Фрее?

Майкл не поверил, усомнился.

Эстер напряглась и, взмахнув левой рукой, удержала супруга на месте — в тот самый миг, когда он был готов снести Мортише голову с плеч.

— Не слушай ее, Майкл. Девчонка прознала о несчастье, постигшем нашу семью, и решила бить по больному. Весьма опрометчиво.

— Оттого-то ты испугалась? — Используя замешательство обоих, Мортиша шаг за шагом отступала спиной к двери, надеясь, что сегодня ей удастся вернуться домой целой и невредимой. — Побледнела, блеск в глазах растеряла...

— Ты хоть понимаешь, в каком положении находишься? Я уничтожу тебя раньше, чем ты успеешь вскрикнуть.

— Именно поэтому мы до сих пор говорим?

Эстер усмехнулась — коротко. Склонив голову вбок, она преодолела считанные дюймы расстояния, подняв левую руку над Мортишей, которая была значительно ниже ростом.

— Посмотри, какая смелая вошь. Что мне стоит — убить тебя или подвергнуть такому заклинанию, которое уже никто и ничто не снимет? Ты ведь помнишь, как весело было прозябать век в одиночестве?

— Нет!.. — не своим голосом вымолвила Мортиша, попятившись.

— Испугалась? В таком случае советую придержать язык. Тебе ли не знать, как страшны мои дети в гневе? А они, поверь, нравом пошли в меня.

Майкл, как бы ни стремился, оставался неподвижен. Магия, сковавшая его невидимыми взору оковами, не позволяла сдвинуться или хотя бы заговорить. Он был вынужден оставаться безучастным, пока его женушка резвилась с девчонкой, едва ли не зарыдавшей в голос.

— Прошу, не надо! — Мортиша зажмурилась до боли, когда магическим потоком ее прижало к стене, не позволяя даже пошевелиться. — Отпустите меня, умоляю...

Эстер не отреагировала ни на слезы, ни на мольбы. В ней не осталось и следа былого сострадания.

— Ты сослужишь мне славную службу, — она коснулась запястья Мортиши и внезапно обомлела, отшатнувшись, точно от жара пламени. — Нет... Что ты натворила?

— Прошу... я беременна...

Взгляд Майкла наполнился гневом — кровь выпитых врагов, наряду с голодом, затопила его взор, изменив лицо до неузнаваемости. До оскала дикого зверя.

Он попытался сдвинуться, вырваться из-под чужой воли, но, как ни старался, остался все так же неподвижен и бессилен. Если бы не магия Эстер, сковавшая его движения, он выпотрошил бы девчонку и отдал бы ее названному сыну с пустой утробой, чтобы ее проклятое чрево не смогло породить мерзость — выродка Клауса.

— Умоляю, отпустите меня!

Десятки мыслей метались в голове Эстер, впервые не знавшей, что делать здесь и сейчас. Она планировала устроить шоу, обратить на себя внимание не только Клауса — всех своих детей. Но задуманный ею спектакль сорвался. Сомневаясь, она прикоснулась к совсем плоскому животу Мортиши, ощутив родовую магию в ее чреве — чистую, могущественную.

— Она явится... Скажи моему сыну: только я могу спасти его. Всех вас.

Темнота затмила взгляд Мортиши. Теряя сознание, она должна была упасть, удариться о пол, как вдруг ее подхватили знакомые, сильные руки. Сквозь накрывающую разум пелену она слышала до боли знакомый, напуганный голос:

— Ты в безопасности, радость моя...

Подняв Мортишу на руки, Клаус держал ее крепко и бережно, будто она была хрупкой драгоценностью — бесценной, незаменимой. За его спиной шагали двое гибридов, прикрывая тыл.

Майкл и Эстер, к его разочарованию, исчезли, по-видимому, решив, что сегодня не самый удачный день для семейной драмы.

***

По приезде домой Клаус отнес Мортишу в их комнату. Он коснулся ее щеки, убрав темные локоны, упавшие на лицо. Давина уверяла, что ее жизни ничто не угрожает, и все же он не мог найти себе места — нервничал и впадал в праведный гнев при мысли, что мать с названным отцом пожаловали в его город, напав на его невесту. Как и прежде, они стремились уничтожить все и всех, чем и кем он дорожил.

Не представляя, как выплеснуть эмоции менее травматичным способом, Клаус поступил так, как поступал всякий раз, когда на горизонте маячила фигура Майкла — сорвался.

Ураганом ворвавшись во внутренний двор особняка, представляющий собой террасу, предназначенную для семейных посиделок, он застал Деймона, устроившегося в кресле со стаканом бурбона и важно закинувшего ногу на ногу. Фрея, только что запившая глотком воды аспирин, откинулась на спинку плетеного диванчика, усилием воли подавляя ярое желание проехаться по смазливой физиономии Кая.

— Да ладно тебе, цветочек, — не унимался он, дюйм за дюймом сокращая расстояние между ними, — скрой свои шипы. Я ведь знаю, что нравлюсь тебе. Сердцем чувствую.

Молчаливо вслушивавшаяся в односторонний разговор, вернувшаяся к компании Давина отняла взгляд от учебника по геометрии и искренне посочувствовала Фрее, не знавшей, где бы скрыться, чтобы Кай ее не отыскал.

— Ты, отсел от моей сестры! — повысил голос появившийся Клаус, бодро сбежавший по ступеням деревянной лестницы. — А ты, сестрица, говори, давно ли тебе известно, что наша распрекрасная матушка вернулась в мир живых, прихватив с собой отца?

Растерявшись, Фрея разинула рот — она совершенно точно не ожидала услышать упрека в голосе брата и уж тем более не знала, что родители воскресли. А если бы знала, не сидела бы без дела — матери снесла бы голову с плеч, а потом обняла отца так крепко, как только могла позволить ее хрупкая комплекция.

— Что?

— Клаус, ради бога, не повышай голос на Фрею, — с весельем заговорил Кай. — Я сказал «ради бога»? Черта с два, пора следить за языком, а то по воскресеньям в церковь начну захаживать.

— Серьезно? — Деймон скривился так, будто бы на спор разделался с тремя лимонами и теперь оскомина сводила рот от кислятины.

— Шучу, — продолжал Кай, не замечая, как меняется выражение лица Клауса, преобразившегося, сверкнувшего золотом во взгляде. — Я атеист, но ради тебя, ведьмочка Фрея, могу стать антихристом.

— Мерзость, — подала голос Давина.

На какой-то миг Клаусу почудилось, словно у него появилась занимательная сверхспособность — становиться невидимым. Иначе не объяснить, почему его вопрос оставался без ответа и никто из присутствующих не устрашился того, как он обнажил клыки, молчаливо обещая расправиться с каждым, кто не заткнется. Вероятно, все они решили, будто бы родство и дружба с его невестой спасут их от его гнева. Опрометчиво.

— Отвечай! — заголосил Клаус, на своем пути свернув журнальный столик, разлетевшийся в щепки. Подлетев к сестре, он навис над ней, угрожая одним только взглядом, полным чувств и эмоций, бьющихся через край. — Ты знала?

Веселье и разговоры враз стихли.

— Нет, — вымолвила Фрея. — Я... я не... Что? Они живы? Этого не может быть...

Прищурившись, Клаус внимательно наблюдал за реакцией Фреи — побледневшей, заикающейся, потерявшей дереализацию. Сомневаясь, он все же поверил ей, как бы ни хотел убедить себя в обратном и перебросить всех псов на нее.

— Ненадолго, — многообещающе обронил Клаус, заложив руки за спину.

С привычной скрупулезностью к деталям и театральными паузами он поведал незадачливым родственникам, от коих с радостью избавился бы, прикопав их на погосте, — о том, что приключилось с Мортишей. Вслед за этим Деймон взволновался, позабыв о бурбоне, Кай оставил шутки на время, а Давина, услышав посторонние звуки на втором этаже, подскочив с места, бросилась к Мортише, заменившей ей фигуру матери.

Когда Клаус умолк, тишина продлилась недолго, вскоре взорвавшись голосами. Деймон пребывал в недоумении от того, какой черт дернул Эстер вернуться в мир, где ей и ее муженьку-викингу никто не рад. Кай не задавал вопросов — он сразу переходил к сути, предлагая за ночь перебить матушку и батюшку Майклсонов. Фрея оставалась молчалива и бледна, точно лунный свет в ночи.

Спустя время, за которое крики и оры не утихали, становясь все громче, в дверном проеме появилась Мортиша, под руку с Давиной. Слезы на ее лице высохли, но глаза по-прежнему казались покрасневшими и как никогда уставшими.

— Твоя мать сказала, что только она сможет помочь, потому что «она» явится. Кто «она»?

Голоса стихли. Три пары глаз были обращены на Мортишу и одна лишь Фрея тяжело сглотнула, ногтями впившись в свои ладони. Ее реакция не осталась никем не замеченной.

— Далия...

— Та самая Далия? — уточнил Кай, перебросив взгляд с Мортиши на Фрею.

— Наша тетка, сестра матери.

Клаус хмыкнул, вспомнив, как несколько лет назад старшая сестрица, явившаяся в его дом без приглашения, в красках рассказала, где и с кем находилась все то время, пока ее считали трагически погибшей. Под конец своей речи она отметила, что ей чудом удалось сбежать от Далии в двадцатых, а поскольку сон ее не может длиться вечно, совсем скоро она пробудится.

Тогда никому из Майклсонов не было дела до тетушки Далии, о которой они прежде не слыхали и не пылали желанием познакомиться, так сказать, наладить семейные связи. Они более не возвращались к тому злосчастному разговору. Как оказалось, зря.

— Ну, явится и явится, что с того? — пожал плечами Деймон.

— Ты не понял? Она придет только в том случае, если... — превозмогая страх, Фрея крепче сжала пальцы в кулаки, почувствовав, как саднит кожа на ладонях. — Кровь позовет — так она это называла. Однако... не скажу, что после моего побега Далия искала меня. Прошел почти век. Зачем же ей?..

Опустив напряженные плечи, Фрея, не веря в собственную догадку, взглянула на Мортишу. Та — спокойная, собранная, до конца не отпустившая страха после встречи с Эстер и Майклом — накрыла чрево обеими руками.

— Первенец. — Мортиша перевела взгляд на Клаус. — Твой первенец.

Никогда прежде столь оглушительная тишина не опускалась на особняк Майклсонов. И в ней — в пучине недосказанности и вихре сотен мыслей — Клаус и Деймон услышали сердцебиение, не принадлежавшее Мортише: тихое, быстрое, едва уловимое.

Не желая принимать за веру слова Мортиши, Клаус отшатнулся, а после и вовсе исчез. Остальные молчали, один лишь Кай, медленно потянувший губы в дьявольской ухмылке, прошептал, ни к кому толком не обращаясь:

— Я стану дядюшкой Каем?