Влюблённые не играют в хоккей

Кажется, в свой первый рабочий день я нервничала даже больше, чем во время подработки. Мой мозг лихорадочно пытался сообразить, что делать, будто я не провела пятнадцать минут в автобусе, составляя план действий. Что ж, отлично, я всё забыла. Или же, я просто тупая, и мне изначально не следовало надеяться на свой «прыткий» ум.

Вчера мы с Лёхой допоздна болтали, а в час ночи вспомнили, что участвуем в общем проекте по детской психологии. Ещё ни года я не засыпала на ноутбуке с открытой презентацией. Бесполезный факт: слайд был посвящены детским истерикам, как вариант манипулятивного воздействия. Не думаю, что стоит называть это «детским», ведь взрослые тоже обожают такие манипуляции.

В итоге я не смогла посвятить и десяти минут, чтобы задуматься над контент-планом, поэтому сегодня я оказалась не готова. Как и всегда, действуем по обстоятельствам. По словам Казанцева, у меня есть время, чтобы влиться в процесс, но между строками я ясно услышала просьбу не затягивать с этим. Как любой деловой человек с крепкой хваткой, Вадим Юрьевич желал видеть результаты и как можно скорее.

Я металась вдоль борта с камерой на перевес, снимая тренировку «Медведей» на телефон. Боже, благослови моё облачное хранилище на два терабайта. Иначе мой телефон сдох бы на первом же видео. Чуть позже, минут через десять, я догадалась воспользоваться и камерой. Первое правило СММ-щика в списке, который я составляю сама: сначала сделай, потом разберёшься, как это использовать.

Хоккеисты постоянно бросали на меня взгляды, даже больше, чем в первый день, когда мы познакомились. Что ж, им придётся привыкнуть, что в их команде есть еще и девчонка, пусть и не играющая. Чёрт, надеюсь, я успею подтянуть знания прежде, чем они догадаются, что в хоккее я полный профан.

Долго отвлекаться на меня парни не смогли — Макеев криком ясно дал им понять, что если они не начнут работать, то сядут на скамейку запасных до конца работы. С этого момента всё поехало спокойно — «Медведи» тренировались, Макеев надрывал свисток, а я снимала. Был еще и второй тренер, который немного начал меня подбешивать. Думаю, он всегда был немного отталкивающим человеком, а с возрастом это качество усугубилось.

— И что теперь, — чавкая жвачкой, спросил Романенко, когда я пыталась поймать момент, как Дима Щукин ловит шайбу, — ты будешь нас звездить?

Я не была уверена, что он имел в виду под словом «звездить», но на всякий случай кивнула.

— Интересно, интересно, — хохотнул тренер. — Хотя не думаю, что этим инвалидам широкая огласка чем-то поможет.

— Почему же? — пожала я плечами. Как только я наводила объектив на Диму, он тут же пропускал шайбу в ворота. Будто специально, что за подстава. — Задача ребят хорошо играть, а я буду об этом рассказывать. Как можно красивее.

— Красиве-е, — протянул Романенко, неправильно поставив ударение в слове. — Ещё б они играть умели.

В его голосе послышалось столько пренебрежения, что я повернулась к нему, вскинув в недоумении брови. Заметив выражение моего лица, мужчина осёкся и, прочистив горло, заорал:

— Назаров, ты куда бьёшь? Ты ворота не видишь? Так вот же они, в сеточку!

Назаров удивлённо развёл руками — он сейчас даже не играл, а ждал своей очереди атаковать ворота Бакина.

Покачав головой и буркнув что-то себе под нос, Романенко поспешил удалиться, чем очень меня обрадовал. Над моим ухом никто не будет чавкать.

В конце концов тренировка закончилась, как и мой первый рабочий день. И ничего плохого не случилось: потолок не обвалился, лёд не треснул, а у меня из рук ничего не выпало. Хотя пальцы немного дрожали от переизбытка эмоций. Требовалось немедленно остудить лицо и перекусить в буфете чем-нибудь сладким.

Однако в буфете меня ждало разочарование в виде длинной очереди к прилавку и забитых столов. Хоккеисты освободили лёд, а значит пришло время для остальных любителей холодных покатушек — всё места были заняты родителями. Уныло поджав губы, я вернулась обратно в холл, чтобы забрать куртку. В конце концов, поесть можно в общаге, а в магазине по дороге купить что-нибудь вкусное. Ведь я молодец, я заслужила.

Отстояв очередь и забрав куртку, я поискала взглядом свободную лавку или диванчик, чтобы бросить вещи, и наткнулась на Кисляка, размашистым шагом идущего в сторону единственного свободного дивана. Закатив глаза, я с надеждой посмотрела в сторону подоконников, а затем снова на Андрея.

Что-то меня напрягало внутри себя. Будто мне неловко за наш вчерашний диалог. Боже, это что, чувство вины? Почему я вообще могу его испытывать по отношению к Кисляку? Уж кто-кто, а он сам виноват. Но мои действия редко подаются объяснениям, поэтому ноги сами понесли меня в сторону дивана.

Кисляк расселся, широко расставив ноги, и занял почти половину места, бросив рядом спортивную сумку. Его волосы были ещё влажными после душа и смешно топорщились.

Что? Смешно? У меня переохлаждение?

Тряхнув головой, я бросила куртку на спортивную сумку и застыла перед парнем, с вызовом скрестив руки на груди. Андрей, залипнув в телефоне, с трудом оторвал от него взгляд и посмотрела на меня. Сколько знал оценивающим взглядом по одежде, а затем опять вернулся к телефону.

— Что-то хотела?

Вопрос вогнал меня в ступор. Чего я и правда хотела?

— Поговорить о вчерашнем, — выпалила я и вскинула подбородок. Мне ничуть не стыдно, и совесть моя чиста и спит глубоким зимним сном. — Насчёт того, что я написала про тебя и Марину.

— Если повторишь это ещё раз и погромче, — хмыкнул Андрей, не поднимая глаз, — то точно призовёшь сюда Щуку.

— Блин, да я же серьёзно! — возмутилась я, уронив руки по бокам. — Просто хотела сказать, что я ничего расскажу Егору или ещё кому-либо. Вчера ты меня взбесил, поэтому и вырвалось. Но никто больше об этом не узнает, не от меня, по крайней мере.

— А что так? — Губы Кисляка скривила издевательская усмешка. — Это же для тебя такой шанс. Спасти Щуку от лап неверной Касаткиной и забрать себе.

— Я не такая, — процедила я. Его слова и пренебрежительный действительно задели меня. — Уж лучше мне вообще никогда не быть с Егором, чем играть в подобные грязные игры.

— Ка-ак благородно, — качнул головой Кисляк, а затем, заблокировав экран телефона, посмотрел на меня. — Я тебя услышал. Могла ничего не объяснять, Марина мне уже сказала, что ты будешь нема как рыба. Точнее, она при этом обматерила тебя хорошенько, но заверила, что ты никому не скажешь.

Я выдохнула. Ладно, Марина хотя бы знает, что я не выдам её секрет, как бы ни относилась к этой ситуации. А я отношусь плохо. Очень плохо. Да это меня капец как злит! Однако у меня были связаны руки, и делать выбор в чью-либо сторону не хотелось. Лучше молчать и верить, что как-нибудь само рассосётся. Может, Егор никогда не узнает о предательстве своей девушки, и они будут счастливы. Хоть при мысли об этом у меня внутри всё переворачивается и воет раненным, обиженным зверем.

Очевидно, все эти мысли пронеслись гримасами по моему лицу, потому что Кисляк склонил голову набок и спросил:

— Что, моральная дилемма? Подруга или парень, который тебе нравится — кого бы выбрать?

Поджав губы, я толкнула коленом его бедро, чтобы подвинулся, и плюхнулась рядом, закинув ногу на ногу. Сегодня я снова была в той же одежде, что была вчера. Надо решить эту проблему, втайне пробравшись в собственную же спальню.

— Вот ты смеёшься, — буркнула я, уставившись взглядом в доску объявлений напротив, — а это же правда тяжело. Знать подобную тайну и метаться между тем, чтобы быть хорошим другом, и тем, что Егор не заслуживает быть в отношениях с предательницей.

— Относись к этому проще, — пожал Андрей плечами. — Это же даже не твоё дело. Сделай вид, что ни о чём не знаешь.

— Легко сказать! — вспылила я и повернулась к парню лицом. — Ты вот мне скажи, как у тебя-то хватило на это подлости? Переспать с девушкой друга и капитана своей команды!

— Да хватит орать. — Палец Кисляка больно ткнул меня в рёбра. — Касаткина сама ко мне пришла, это раз. А два — мы с Щукой не друзья, просто играем в одной команде.

— Не понимаю, — медленно покачала я головой. — Вы же должны быть... не знаю, близки? Вы трудитесь ради одного дела, ради побед. Как можно защищать друг друга на льду и не быть друзьями?

— Очень просто, — ухмыльнулся Кисляк, вращая в руке телефон. — Мухи отдельно, котлеты отдельно. Я личное с хоккеем не смешиваю.

— Это отстой.

Мои слова вызвали у Кисляка приступ смеха.

— Давно я не слышал, чтобы кто-нибудь говорил «отстой». Ты забавная.

— Я не забавная, — ощетинилась я. — Я злая, противная и самая ужасная. Прекрати.

— Да, злишься ты тоже забавно, — не прекращал ржать Кисляк, чем порядком меня бесил. — Так ты уже не гном, а самый настоящий ёжик. — Глядя на моё краснеющее от злости лицо, он продолжал издеваться. — Да, Ёжик?

— У меня имя есть, Кислый, — процедила я, угрожающе сощурив глаза. — Или мне лучше звать тебя уничтожителем наушников?

— О хоккейные боги, — закатил глаза Кисляк, — помогите мне. Ты серьёзно до сих пор не забыла об этих китайских подделках?

— Никогда не забуду, — отрезала я и, скрестив руки на груди, отвернулась от него. И подумала, почему я сижу и дуюсь, если можно дуться и одеваться.

— Что с твоими волосами? — вдруг спросил Кисляк, и я бросила на него взгляд через плечо. Глаза парня внимательно разглядывали мои пряди, рассыпанные по плечам и спине. — Они же рыжими были. Я ещё в кафе заметил, что что-то не так.

Почему-то этот вопрос меня смутил. Поправив прядь, которая и так нормально лежала, я пожала плечами и снова отвернулась.

— Я крашу волосы, что в этом странного?

— Так твой родной какой?

— Тот непонятный рыжий, — с заметным разочарованием ответила я. — Каштановый лучше смотрится.

Кисляк неоднозначно хмыкнул, и я опять завертелась на месте, возмутившись невнятным ответом.

— И что это за «хм»?

— Просто я не согласен, — пожал плечами парень. — Рыжий лучше смотрится.

— То-то ты эксперт, — фыркнула я и, тряхнув волосами, откинулась на спинку дивана. — Много ли ты понимаешь в женских волосах.

— Глаза-то у меня есть, — с усмешкой сказал Кисляк и откинулся затылком на подголовник, чтобы посмотреть на меня. — И я не понимаю, зачем прятать красивый родной цвет.

Я прищурилась. Кисляк что, только что назвал мои волосы... красивыми?

Этот факт заставил меня смутиться, и я сделала вид, что отвлекалась на проходящего мимо человека. А когда повернулась, то Кисляк всё ещё смотрел на меня с насмешкой.

— Что?

— Ты покраснела.

Мои ладони рефлекторно метнулись к лицу. И правда, щёки нагрелись.

— Ничего я не краснела. А если и краснела, то потому что рядом с тобой у меня поднимается давление.

— Хотел бы я сделать тебе ответный комплимент, — чересчур устало ответил Кисляк и прикрыл веки, — но моё тело слишком устало.

— Это был не комплимент, — отрезала я. — И что ты сейчас имел в виду?

— Ну, — губы парня искривились в усмешке, но он даже не открыл глаза, — я бы мог ответить, что рядом с тобой у меня тоже кое-что поднимается. Но, как я уже и сказал, моё тело слишком устало после тренировки.

— Фу, — поморщилась я и вскочила с дивана, — это мерзко, отвратительно и по-хамски. Всё, я ухожу.

И вместо того, чтобы и правда немедленно уйти, я принялась одеваться, раздражённо пыхтя. Колено Кисляка задело моё.

— Ты же уйти хотела, но всё ещё здесь, — издевался он.

— Уже ухожу, — огрызнулась я, просовывая руки в рукава куртки. — Не разговаривай со мной.

— Окей, — хмыкнул Кисляк. — О, там Щука?

Мой разворот на пятках или был шедеврален, как кино, или нелеп, как в дурном ситкоме — даже шарф упал на пол. Взгляд забегал по холлу, но высокой и широкоплечей фигуры парня с ослепительно красивыми голубыми глазами здесь не было. Зато был придурок, тоже с голубыми глазами, который ржал надо мной.

— Вот это реакция, — хохотал Кисляк, прижимая телефон к животу. — Вообще не палишься, Ёжик. Касаткина в жизни не догадается о твоих чувствах к её парню. Вот, кстати и она.

Палец парня указал мне за спину, но второй раз я на это не повелась. Громко и раздражённо фыркнув, нагнулась за шарфом и чуть не подпрыгнула, услышав голос Марины:

— Вы чего тут делаете?

— Майя пытается одеться, — пожал плечами Кисляк. — А я слежу за тем, чтобы она не надела куртку изнаночной стороной.

Вместо ответа я показала ему средний палец, чем заработала ещё одну ухмылку. А в глазах плескалась откровенная насмешка. Вскинув руку, он «застегнул» рот на замок и выкинул ключ через плечо. Ничего не скажет. Что ж, хорошо, в его же интересах хранить мою тайну, чтобы не раскрыть собственную.

— Привет, Марин, — осторожно поздоровалась я, прощупывая почву, злится ли подруга на меня до сих пор.

Мгновение, и её лицо украшает дружелюбная улыбка.

— Привет, Ежова. Отработала первый день? — Я бойко закивала головой и тоже улыбнулась. — Ну, и как тебе?

— Да нормально, — пожала я плечами. — Ещё много во что надо вникнуть и пересмотреть тысячу рилсов, чтобы быть в тренде, но, уверена, я справлюсь.

— Я тоже не сомневаюсь, что у тебя получится, — ответила Марина и поправила воротник моей куртки.

Её ответ меня крайне удивил, но в приятном смысле. Касаткина редко бывала милой и любезной, а если и бывала, то в основном с Егором. Про то, как она орёт на девчонок из команды чирлидинга, я вообще молчу.

— Так о чём вы болтали? — вернулась к своему первому вопросу Марина, переводя взгляд с меня на Кисляка и обратно.

Я замешкалась, но уничтожитель наушников соизволил вмешаться.

— Я спросил, нахрена Гном красит волосы.

Меня вновь покорёжило с его прозвища, но я промолчала, громко скрипнув зубами. Марина изогнула одну бровь и скрестила руки на груди.

— А что не так? Майе лучше с каштановым цветом, рыжий ей вообще не идёт.

Вот, о чём я и говорила.

Глаза Кисляка сильно закатились, скрыв зрачок под веком, и парень покачал головой.

— Как может не идти родной цвет? Это идиотизм. Впрочем, — он махнул рукой и вернулся к своему телефону, — пофиг.

— Ты сейчас домой? — поинтересовалась Марина у меня, отвернувшись от парня.

— Ага, — буркнула я, застёгивая молнию на куртке. И ведь не соврала — мне и правда нужно домой, чтобы забрать свои вещи на первое время и ноутбук, чтобы вновь громко и гордо хлопнуть за собой дверью. — Хочешь вместе к остановке пойти?

— Не-а. — Касаткина вытащила из сумочки пудреницу и посмотрела на своё отражение в маленьком зеркальце. Прямо за её спиной высилось от пола до потолка огромное зеркало. — Мы с Щукой в спорт-бар идём. — Бросив на меня взгляд поверх крышки, она покачала головой. — Я позвала бы и тебя, но у нас типа свидание.

Неестественную улыбку держать очень тяжело, почти как сдерживать слёзы, но я справилась и кивнула.

— Ничего, у меня всё равно на сегодня планы есть. Да и к работе надо готовиться.

— Если возникнут вопросы по хоккейной теме, — усмехнулась Касаткина, убирая пудреницу в сумку, — пиши.

— А мне можно и позвонить, — встрял Кисляк, не отрываясь от телефона. — Доступен для тебя в любое время дня и ночи.

Глаза Марины опасно сузились, когда она снова переводила взгляд с меня на парня. Схватив за локоть, подруга потащила меня прочь, а я едва успела схватить сумку и буркнуть хоккеисту нечто вроде прощания. Когда мы оказались достаточно далеко от дивана, а нас окутал гнул громких чужих голосов, Марина прошипела:

— Надеюсь, это не то, что я подумала.

— Не понимаю, о чём ты, — вполне честно ответила я, на всякий случай отступив на шаг. Мне никогда не нравился этот её взгляд. Будто готовится ударить.

— Ты, — Марина ткнула пальцем мне в грудь, — и Кисляк. Что между вами?

— Да ничего! — вспыхнула я, поморщившись. — Мы просто разговаривали.

— Кисляк с девчонками просто так не разговаривает. Не вздумай с ним спать.

Слова «да я никогда» потонули в волне возмущения, поднявшейся из груди. Никто не будет мне указывать, не маленькая, своя голова есть.

Повесив рюкзак на плечо, я скрестила руки на груди и с вызовом спросила:

— Ты по опыту говоришь? Думаешь, мне не понравится?

— Да тише ты, дура, — рявкнула Касаткина и боязливо огляделась по сторонам. — Подруги не спят с парнями друг друга, если ты не знала.

— Скорее, я не знала, что Кисляк тоже твой парень, — ехидно ответила я и пожала плечами. — Хотя это не странно в наши дни. Другой только вопрос — знает ли об этом Егор.

— Ты поняла, что я имела в виду. Одним тампоном дважды не пользуются.

— Фу, — я скривилась от отвращения. — Ты говоришь о человеке. Да, Кисляк не вау, он меня бесит, но это не значит, что ты можешь рассуждать о нём, как об использованном тампоне.

— Поверь, его мысли насчёт девушек ещё хуже, — усмехнулась Марина, ничуть не смутившись от моих слов.

— Ну давай тогда уподобляться ему, — закатила я глаза. — Нашла пример для подражания. Извини, подруга, но я сама разберусь, с кем мне спать и с кем общаться. Кисляк не твой парень, так что не командуй.

— Да если бы ты хоть одним глазом посмотрела на моего парня, я бы тебя убила, — тихо ответила Марина, и меня бросило в жар, а потом в пот.

Не меняйся в лице. Не меняйся в лице. Оставайся отстранённой и равнодушной. Тебе не нравится Егор Щукин, не нравится. Фу, фу, фу.

— Девчонки, привет, — раздался голос Егора за моей спиной, и я едва не застонала от досады.

Мои нервы были на пределе, а присутствие Щукина вблизи моего биополя совершенно не помогало держать себя в руках. Я с трудом натянула на лицо улыбку, зато лицо Марины по-настоящему расцвело. Подпрыгнув на месте, она обвила парня за шею и жадно поцеловала его в губы. Я отвела взгляд, чувствуя, как пылает моё лицо.

Быстро они помирились. А Марину никак не заподозришь в измене — она выглядела, как самая верная девушка хоккеиста. К горлу подступила тошнота от мысли, что я знаю правду, а рассказать не могу. Точнее, могу, но никому это не принесёт счастья. И ещё неизвестно, нужна ли эта правда самому Егору.

Оторвавшись от губ ненасытной Касаткиной, Щукин посмотрел на меня сверху вниз и послал дружелюбную улыбку.

— Ну как, Ми? Первый официальный день — всё хорошо?

— О да, — энергично закивала я, наматывая шарф на шею. Не чтобы утеплиться, а чтобы ненароком удавиться и избавить себя ото всех страданий. — Подтяну хоккейную теорию и стану лучшим СММ-щиком!

— Не сомневаюсь в тебе. — Егор ободряюще хлопнул меня по плечу, и я едва не расплылась лужу, услышав уверенные нотки в его голосе. От одной мысли, что Щукин в меня верит, за спиной расправлялись крылья. — Самое главное, не перепутай наших и чужих, когда на матчах будут совпадать цвета формы.

Мои брови от удивления поползли на лоб.

— А разве у каждого клуба не свои цвета?

Егор усмехнулся, а Марина слишком уж противно засмеялась. Точно потешалась над моей глупостью в мире хоккея. Да и в целом спорта. То, как последний отчим орал на телек, когда играла сборная России по футболу, не сделало меня более посвящённой. Я этого совершенно не стыдилась, однако от насмешки Марины стало неприятно.

Открыв рот, Егор уже собрался объяснить мне тонкости разноцветной формы в хоккее, но мой шарф внезапно натянулся, и я покачнулась на пятках, врезавшись в чью-то грудь. Или пупок, так сразу не разберёшься.

Вскинув от возмущения брови, я обернулась и увидела Кисляка, державшего конец моего шарфа, как грёбаный поводок. Бросив мне насмешливую улыбку, он поднял глаза на Щукина и сказал:

— Извините, что прерываю вашу увлекательную беседу, но я обещал Гному довезти её на машине. Так что, — он вновь обратил на меня внимательный взгляд, — мы откланиваемся.

Мои ноздри с шумом раздувались, но я поджала губы, стерпев. Отношение и вмешательство Кисляка мне совсем не нравились, но я не стала об этом говорить. Не знаю, почему он решил вытащить меня из этой неприятной беседы, но стоило быть хоть немного благодарной. И не походить на героинь любовных романов и фильмов, которые в подобных ситуациях начинают орать и ставить в неловкое положение сразу несколько человек. Я, может, и дура, но не тупица. А может и тупица, потому что всё же растягиваю губы в улыбке и машу на прощание ребятам.

— Да, нам уже пора, до завтра!

На мгновение перед тем, как Кисляк утаскивает меня, словно собаку за поводок, я вижу в глазах Егора недоумение и, кажется, грусть. Хотя, скорее всего, я это себе напридумывала.

Очутившись на крыльце и вдохнув прохладный воздух с примесью выхлопных газов, я наконец выдернула из хватки Кисляка свой шарф. Он тоже остановился и, довольно усмехнувшись, сунул руки в карманы синей куртки.

— С чего вдруг? — с вызовом спросила я, дёргая язычок заевшей молнии. — Подумал, что я хочу видеть тебя в роли своего рыцаря?

— Скорее увидел, что ты вот-вот провалишься сквозь землю. — Кисляк подошёл ближе и, смахнув мои руки, помог справиться с замком. Он потянул язычок наверх и остановился у самого подбородка, едва касаясь тёплыми пальцами моей кожи. — Было жалкое зрелище, не хотелось этого видеть.

— Так отвернулся бы, — огрызнулась я и, отмахнувшись от него, рыком застегнула молнию до конца. И тут же тихо взвыла, схватившись за подбородок — прищемила-таки. — Блин, Кисляк, вечно из-за тебя одни проблемы.

— И что теперь? — Парень развёл руками. — Будешь называть меня Прищемителем подбородков?

— Ха-ха, — буркнула я, потирая саднящую кожу. — Вокруг тебя какая-то несчастливая аура. Нездоровая даже, я б сказала.

— И вот она твоя благодарность, — ответил Кисляк, закатив глаза. Вынув ключи из кармана куртки, он кивнул в сторону парковки. — Идём, подкину твою непутёвую задницу домой.

— Не надо, — поморщилась я. — Ты всё время с кем-то переписывался. Тебя наверняка ждут.

— Ждали, — отмахнулся Кисляк и снова дёрнул меня за шарф. — Идём, я доставлю быстро и с ветерком. Не придётся обтираться об чужие туши в автобусе.

Я пожала губы, на мгновение призадумавшись. В прочем, почему бы не воспользоваться бесплатным такси? Кисляк точно понимает, что не добьётся от меня ничего из того, на что мог бы рассчитывать. Приму эту поездку как часть оплаты за убитые наушники. И что с того, что они стоили меньше, чем одна поездка в такси? Кисляк ещё должен мне за моральный ущерб и за то, что я терплю его невыносимую персону.

Кивнув, я вальяжно махнула рукой.

— Ладно, подвези.

Уголок рта Кисляка удивлённо дёрнулся.

— Серьёзно? Даже не будешь сопротивляться до последнего? Я ещё не все аргументы выложил.

— Боюсь представить, что может быть весомее, чем не ехать в час-пик из центра города.

— Тогда приберегу до следующего раза, — кивнул парень и стал спускаться, поманив меня за собой.

— Будто он будет, — фыркнула я, быстрым шагом поравнявшись с ним. — Этот следующий раз.

— Поверь, — Кисляк самодовольно ухмыльнулся. — Когда ты прокатишься на моей малышке, больше не захочешь ходить пешком.

— Я и не хожу пешком, — вернула я ему ухмылку. — У меня есть свой комфортабельный транспорт. Вместимость аж до шестидесяти человек. А когда он несётся на полной скорости, то его двери могут сами открыться и обеспечить пассажирам естественную вентиляцию.

Кисляк засмеялся, а я спрятала смешок в шарфе.

— Увлекательный аттракцион. Как же выжить в таком?

— Молиться, — пожала я плечами. — И крепко держаться за поручни.

Парень подвёл меня к красивой серебристой машине, грубо припаркованной сразу на двух местах. В принципе, я и сама могла догадаться, какая из машин принадлежит Кисляку.

— Что за марка? — поинтересовалась я, разглядывая идеально чистые бока тачки.

— Ауди, — ответил Кисляк и, подойдя к машине, отворил пассажирскую дверь. — Прошу.

— Как галантно, — притворно восхитилась я, медленным шагом огибая капот. — Когда ты так себя ведёшь, мне мерещится, что ты не такой уж и козёл, Андрюша.

Кисляк, приоткрыв рот, закатил глаза.

— Мы знакомы всего-ничего, а ты уже уверена в том, что я козёл.

— А это первое впечатление. — Лучезарно улыбнулась я и юркнула на переднее сиденье.

Наклонившись, парень сунул в салон голову, и его лицо оказалось слишком близко к моему. От неожиданности я шумно сглотнула, вытаращившись на него.

— Опять эти наушники?

— И подбородок, — отчего-то неуверенно добавила я, ткнув пальцем в место, где кожа до сих пор побаливала и наверняка всё ещё была красной.

— Ты сама его прищемила, — парировал Кисляк.

— Из-за тебя, — не сдалась я.

Бросив мне очередной насмешливый взгляд, парень выпрямился и захлопнул дверь. Усевшись на водительское сиденье, он завёл двигатель и, схватившись за ремень безопасности, велел мне:

— Пристегнись.

— Можно подумать, твой отец не дружит с начальником ГИБДД, — беззлобно проворчала я, пытаясь дотянуться до ремня.

— Как много обо мне ты уже знаешь, — хмыкнул Кисляк. — А я о тебе ничего, кроме того, что ты мелкая, вредная и сохраняешь в плейлист саундтреки из турецких сериалов.

Я вспыхнула и бросила на него уже действительно злобный взгляд.

— А вот тут даже не начинай. Турецкие сериалы — это святое.

— Даже не спорю. Ты долго будешь возиться?

Вопрос не в бровь, а в глаз — я не могла пристегнуться. И дело не в моём маленьком росте — в машине он вообще не проблема, — я села, не сняв рюкзак, и теперь не могла одновременно и снять его, и пристегнуться. Логично было сделать сначала первое, затем второе действие, но руки не подчинялись мозгу, как бы сильно он ни орал и ни бился в истерике.

Тяжело вздохнув, Кисляк перегнулся через подлокотник между нашими сидениями и быстрым движением вытянул ремень. Затем с такой же лёгкостью вставил в замок. Я боялась посмотреть в боковое зеркало, чтобы не увидеть своё красное от смущения лицо.

Вместо того, чтобы сразу отстраниться, парень замер, всё ещё находясь ко мне слишком близко и заставляя моё биополе нервно трещать от напряжения. Его голубые глаза внимательно изучали моё лицо, при этом сам он был серьёзен, даже не ухмылялся, как обычно.

Где-то я уже видела подобную сцену. Или читала. В любом случае, мне не нравилось продолжение, которое обычно за этим следовало. Нет, в любовных романах, конечно, нравилось, но не в жизни, когда я сижу в одной машине с Кисляком.

— Эм, спасибо?

Отчего-то моя благодарность прозвучала как жалкий вопрос, и я только сильнее вжалась в спинку кресла. Обезоруживающая ухмылка вернулась на лицо парня, и он отстранился.

— Говори адрес, — сказал он, выруливая с парковки, и я смогла наконец выдохнуть.

— «Рябиновую рощу» знаешь? — спросила я, всё ещё не оставляя попыток вытащить рюкзак из-под поясницы.

— Впервые слышу про такую улицу, — ответил Кисляк, выехав на проезжую часть и обогнав автобус. — Где это?

— Это пригород, — вздохнула я и заёрзала на месте. — Рядом с хлебозаводом.

— Ты живёшь за городом? — отчего-то удивился парень, бросив на меня быстрый взгляд. — Почему не в городе? Оттуда же хрен доберёшься до центра города.

— Ну я же как-то жила там два года, — усмехнулась я. — Да и мама не особо интересовалась моим мнением, когда притащила нас с сестрой в этот город. Пригород — значит пригород.

— Тебе восемнадцать, — продолжал рассуждать Кисляк. — Ты уже можешь жить одна, снимать квартиру.

— Андрюша-а, — язвительно протянула я, — я не дочь прокурора, моя мать медсестра в психушке. А сегодня был мой первый рабочий день. Как думаешь, могу ли я снимать квартиру самостоятельно?

Пождав в задумчивости губы, Кисляк покачал головой.

— Трудно жить полной жизнью, когда живёшь с предками в одном доме.

— А я, считай, уже и не живу, — ляпнула я, сама не зная зачем.

— Съехала всё-таки? — Парень оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть на меня.

— Скорее сбежала, — скрипнула я зубами, припомнив как закончился вчерашний чай с тортом.

— Чего так?

— Семейные трудности.

Даже такой полный придурок и козёл, как Кисляк, понял, что развивать эту тему дальше не стоит. Но меня всегда тяготило молчание, поэтому я спросила:

— А ты, значит, живёшь один?

— Ага, — усмехнулся парень и, втопив газ в пол, обогнал по встречке плетущийся перед нами трактор. — Сразу скажу, чтобы поддержать твои стереотипы обо мне, как об обеспеченном сыночке, — за мою квартиру платит отец.

— И что? — пожала я плечами. — Если бы у меня был богатый родитель, я бы тоже не спешила становиться самостоятельной. Особенно в том возрасте, когда с тебя требуют диплом о высшем образовании, а тебе нужно и что-то, кроме этого. Будь я на твоём месте, тоже бы занималась тем, что мне нравится, а не парилась из-за работы.

— Но тебе же нравится фотографировать, разве нет?

— Нравится. Но приятнее, когда хобби таким и остаётся, а не становится работой, без которой нечего есть и негде жить. Так что, пользуйся отцовской добротой, пока он не обрубил тебе все денежные потоки.

Я замолчала, а Андрей не спешил отвечать. Его пальцы в каком-то нервном движении гладили руль, а взгляд казался отсутствующим. Надеюсь, из-за своих мыслей он не даст нам въехать в зад фуры или вылететь на встречку.

Наконец он тряхнул головой и с усмешкой сказал:

— Мой отец классный мужик и правда добрый, но он часто использует бабки как способ ломать меня через колено.

— Ему не нравится, что ты играешь в хоккей? — догадалась я.

— Не то чтобы не нравится, — помедлив, ответил парень. — Он просто не считает это работой, которая в будущем принесёт мне деньги и успех. Учёба на юридическом, по его мнению, даст мне билет в жизнь.

— Неудивительно, — сочувственно хмыкнула я. — Родителям всегда кажется, что их путь самый лучший. Моя мама хотела, чтобы я тоже пошла в медколледж, но мои оценки по химии и биологии спасли меня от позора в меде.

— Думаю, в халате медсестры ты бы выглядела очень... — Он выдержал многозначительную паузу, и я со стоном закатила глаза. — Очень профессионально. Вот посмотришь на тебя и сразу поймёшь — она мастерски воткнёт иглу тебе в зад.

Почему-то меня пробрало на смех. Кисляк мастерски выкрутился из пошлого комплимента и повеселил меня. Что ж, иногда он бывает не таким уж и придурком. В очень редкие моменты.

— А ты выглядишь как человек, который будет доводить судью и присяжных до белого каления.

— Сразу поняла, что отец мне пророчит судьбу адвоката? — Кисляк склонил голову к плечу, чтобы бросить на меня заинтересованный взгляд. Мы продолжали нестись по улицам города на высокой скорости, но, как ни странно, мне не было страшно.

— На судью, следователя или прокурора ты, уж извини, совсем не похож. Как и я на училку начальных классов.

— Дети точно будут тебя ненавидеть, — засмеялся Кисляк и охнул, когда я ткнула кулаком ему в ребро. Притворщик, это было совсем не больно. — Хотя, Гном, если бы ты была моей первой училкой, я бы встретил свою первую любовь ещё в семь лет.

— А ну, — я взмахнула кулаком, — завязывай со своими подкатами! Ты только перестал меня раздражать, не ходи по тонкому льду.

— Ладно-ладно. Тогда расскажи, почему вы сюда переехали? Как я понял из твоих слов, ты не местная.

Такой простой вопрос, который мне не раз задавали, но почему-то сейчас я не могла на него ответить. Соврать, как делаю всегда. Андрей Кисляк мне никто, он же меня бесит до трясучки, он переспал с моей подругой, девушкой капитана своей команды — он последний человек, с которым стоит откровенничать.

Но именно с ним у меня язык на поворачивался в сторону припасённой для такого разговора лжи. Более того, обычный вопрос резко всколыхнул больные воспоминания, и желудок сделал страшный кульбит. Я давно не ела, но сейчас казалось, что живот набит под завязку, и меня вот-вот стошнит.

Очевидно, эта боль отразилась на моём лице, потому что Кисляк встревоженно спросил:

— Укачало?

Я не то кивнула, не то покачала головой, но Андрей перестроился во второй ряд и, проехав ещё десяток метров, остановился у обочины напротив продуктового магазина. Едва машина затормозила, я открыла дверь и, повиснув на ремне безопасности, жадно задышала ртом. Холодный февральский воздух слегка отрезвил, и я поняла, что у меня сильно трясутся руки. Чтобы парень это не заметил, я спрятала пальцы в рукавах куртки и стала медленно вдыхать и выдыхать, чтобы успокоиться.

За моей спиной хлопнула дверь, и я увидела высокую фигуру Кисляка, быстрым шагом огибающего капот. Его ноги выросли передо мной, но я не нашла в себе сил, чтобы поднять на него глаза. Тогда он присел, и наши лица оказались друг напротив друга.

— Прости, я слишком быстро вёл? Ты б сказала, что тебя укачивает в машине.

Он казался по-настоящему встревоженным и винил себя в том, что мне стало плохо. И именно в этот момент с него слетела вся напыщенность. Андрей Кисляк предстал передо мной обычным парнем, чьё лицо меня не раздражало.

— Нет... — хрипло ответила я и сглотнула слюну. — Ты нормально вёл. Всё хорошо.

— Тогда, — ладонь Кисляка потянулась к моей руке, спрятанной в рукаве, но он одёрнул себя, — я задал неприятный вопрос?

— Нет... То есть да. Просто... Давай больше не будем поднимать эту тему? — Втянув носом очередную порцию воздуха, я откинулась плечом на спинку кресла. — Я могу выкатить тебе дежурный ответ, но ты всё равно будешь знать, что это неправда.

На лице парня отразилась настоящая борьба: он решал, вытрясти из меня правду или оставить всё, как есть. Наконец он кивнул. Понял, что мы не близки, чтобы я выкладывала ему всю подноготную. В конце концов, даже Марина не знает правду о причинах нашего переезда. Только Лёха в курсе, но и он знает лишь часть всей истории. Пусть всё так и остаётся.

— Давай зайдём в магазин? — Кисляк кивнул в сторону красной вывески. — Точнее, я зайду и возьму тебе воды. А ты подожди меня в машине.

— Нет, — запротестовала я и вцепилась пальцами в ремень безопасности, отстёгивая его. — Я с тобой.

— Уверенна? — Парень смотрел на меня с неприкрытым сомнением. — Ты зелёная.

— Славно, — буркнула я, на негнущихся ногах выбираясь из салона, — Фиона всегда была моей любимой принцессой.

Кисляк усмехнулся, но не слишком громко, будто боялся, что это вызовет у меня новую волную паники. Что ж, мило, но я в порядке. Я должна показывать это всем вокруг, чтобы всё так и было. Притворяйся, пока не поверишь.

— Честно, всё нормально. — Я похлопала парня по предплечью и поправила свитер под курткой, неведомым образом перекрутившийся на талии. — И, оказывается, я реально хочу пить. Сейчас сдохну. Веди меня на водопой.

— Да ты просто фонтан из шуток, — сострил Кисляк, запирая ауди и ставя машину на сигнализацию. — Спорим, ты даже во сне выдаёшь какую-нибудь чушь.

— Выдают талоны, — отмахнулась я, потирая взмокшую шею. — А практикуюсь в защитной реакции, чтобы ты не понял, что творится у меня в голове.

— Поверь, я не пойму ход твоих мыслей, даже если ты объяснишь. — Кисляк прошёл вперёд и махнул рукой перед стеклянными дверьми магазина. Те, будто парень ими повелевал, разъехались в стороны. — Хотя, — нырнув в помещение супермаркета, он звонко щёлкнул пальцами меня по лбу, — возможно, там пусто.

Я поджала губы и потёрла место щелбана. Крепкий зараза, даже в ушах что-то зазвенело. Возможно, парень прав, и так звучала пустота.

Кисляк острил, я огрызалась — мы оба вполне удачно делали вид, что пять минут назад мне не было плохо в машине, а парень не испугался этого внезапного приступа. И почему-то я не чувствовала ожидаемого напряжения. Должно быть, дело в беззаботности хоккеиста и его болтливом языке. Что ж, впервые с минуты нашего неудачного знакомства меня это устраивало. Не затыкающийся Кисляк ловко отгонял прочь все мысли о прошлой жизни.

Мы прошли мимо прилавков с акционными продуктами, детским питанием и хлебной продукцией и занырнули в довольно тесный коридор между двумя стеллажами с напитками. Я потеснила слишком большого для этого пространства Кисляка и стала внимательно изучать бутылки с колой. Их было несколько видов, но я искала один конкретный.

— Я взял воду, — сказал Кисляк, продемонстрировав мне бутылку минералки. — Что ты ищешь?

— Вишнёвую колу, — ответила я, запрокидывая голову. — Блин, почему без сахара и ванильной тут дофига, а с вишней ни одной?

— Просто у тебя низкий обзор, — усмехнулся Кисляк и, протянув руку вверх, достал с самой первой полки желанную мной колу.

Завелась я моментально.

— Нет, ну что за свинство?! — Я выхватила бутылку из рук парня и затрясла у него перед лицом. — Зачем ставить продукты так высоко? Тут даже подставки нет, чтобы подняться! Гадство, какое же гадство!

— Думаю, сотрудники магазина просто не ожидали, что к ним может заглянуть представитель хоббитовой расы, — заржал Кисляк и чудом увернулся от удара бутылкой по носу. — Весьма воинственный хоббит.

— То гном, то хоббит — ты уже определись, а. Это, если что, разные существа, — огрызнулась я, разворачиваясь на пятках. — Можешь сколько угодно потешаться над моим ростом, но ты и сам не Арагорн.

— Зато ты со своими китайскими наушниками похожа на Голлума, — не растерялся парень, и я вспыхнула до кончиков ушей, засигналив как семафор. Потирая ладони друг о друга, Кисляк, широко раскрыв глаза, пропищал: — Моя пре-еле-есть!

Я поджала губы, глядя на Кисляка самым убийственным взглядом из моего арсенала. Однако даже он не подействовал на парня. Он совершенно наглым образом щёлкнул меня по лбу и прошёл мимо.

— Ух, сколько злости! Ух, сколько негодования! — Развернувшись на пятках, Кисляк пошёл между рядами спиной вперёд и подмигнул мне. — Злой красивый Ёжик.

— Иди уже, жертва неудачного буллита, — буркнула я ему, чувствуя, что опять краснею. На этот раз уже из-за совершенно ненавязчивого комплимента, вплетённого в поток оскорблений.

Зато о случае в машине я уже забыла.

***

Всю дорогу до «Рябиновой рощи» я пила колу, купленную Кисляком. Можете называть меня «бутылочницей», мне всё равно — я не отказываюсь, когда за меня предлагают заплатить. И ничего не даю взамен. Разве что, ехидную усмешку — отличный ответ для тех, кто за стакан кофе рассчитывает на красочное продолжение в постели.

Впрочем, Андрей Кисляк и не требовал ничего взамен. Более того, он разрешил подключиться к его магнитоле и включить мой плейлист. И, даже больше, ни слова плохого не сказал про мой музыкальный вкус, а подпевал знакомым трекам. Ладно, этот парень знает треки группы Ocean Jet, у него ещё есть шанс стать нормальным человеком.

Дрыгаясь на пассажирском сиденье в такт припеву «Believe», я бросала взгляды на Кисляка, который, совершенно не стесняясь, пел — фальшиво и не попадая в так. Но это выглядело забавно и совершенно не стрёмно. Отбивая ладонями по рулю, он обгонял машины на трассе, а я невольно вспомнила Лёню.

Бывший парень стеснялся, когда я включала в его старой колымаге любимые песни и громко подпевала. И это при том, что у меня хороший голос, я в детстве даже пела в хоре. Но Лёня не любил быть в центре внимания в тех случаях, которые казались ему недостойными. Оказывается, веселиться — это стрёмно, если тебя кто-то видит.

Бесит, что приходится в очередной раз признавать это, но Кисляк не так плох, как мне показалось после всех его выкрутасов. Если бы я не знала о его тайне с Мариной, уверена, мы могли бы даже подружиться.

«А почему нельзя подружиться, даже зная?» — тихо поинтересовался внутренний голос. Я заёрзала на сиденье, продолжая на автомате подпевать. Это же предательство Егора, разве нет? Могу ли я быть в хороших отношениях с человеком, который вогнал нож ему в спину?

«Ну с Мариной же ты продолжаешь дружить», — ехидно заметил внутренний голос, и я разозлилась на него. Что это за подначивание? Не ожидала такой подставы от своего подсознания.

— Кстати, раз ты сбежала из дома, — начал Кисляк, сделав музыку потише, — то зачем я везу тебя туда?

— Я сбежала с одним комплектом белья и одной парой носков, — хмыкнула я, провожая взглядом указатель, умчавшийся нам за спины. — Мне нужна одежда, учебники и ноутбук. Я и так сегодняшние лекции писала на двойном листочке.

— Где ночевала? Куда потом тебя отвезти?

— Я пока поживу у друга в общежитии. Но везти меня не надо, сама доберусь. Ты и так потратил на меня много времени.

— Забей, мне не сложно, — пожал плечами парень и бросил на меня задумчивый взгляд. — А этот друг... Вы с ним мутите?

— Мутят воду, — улыбнулась я, прищурившись. — А Лёха мой лучший друг, и я воспринимаю его как дружка гея.

— Не удивлюсь, если он и правда из этих, — фыркнул Кисляк. — Как с тобой можно дружить?

— Эй, — я ударила его по плечу полупустой бутылкой, — завязывай с подкатами, а.

— С подкатами? — Брови Кисляка поползли на лоб, а рот приоткрылся от шока. — Я не подкатываю. Просто не понимаю, как с тобой можно дружить, ты же злая, противная и самая ужасная, — ответил он, процитировав мои же слова, сказанные в ледовом дворце больше часа назад.

Феноменальная память.

Всего секунду парень выглядел серьёзным, но всё-таки не удержался, и его губы изогнулись в усмешке. Я закатила глаза, тоже улыбаясь.

— Здесь поверни налево, — попросила я, ткнув пальцем в лобовое стекло. Кисляк послушался, и шины захлюпали по размокшей от февральской грязи дороге. — И всё-таки, Андрей, у тебя же были планы на вечер, не так ли? Почему ты их отменил?

— Почему ты решила, что я отменил? — спросил парень. Его взгляд внимательно следил за дорогой, чтобы не провалиться в ямы под глубокими и большими лужами.

— Мне так показалось, — пожала я плечами.

— Что ж, — он качнул головой, — почему-то вариант спасти тебя из неловкой ситуации показался мне более интересным, чем вести в кафе очередную девчонку.

— А-а, — насмешливо протянула я, — вот оно что. Надоело женское внимание, и тебе захотелось пободаться со мной? Знаешь же, что я не стану растекаться перед тобой, как лужа.

— Согласен, — фыркнул Кисляк, смеясь. — Это интригует, когда девушка по тебе не сохнет, а соревнуется в остротах. Даже заводит.

— И эго не задевает? — поинтересовалась я, вскинув бровь.

— Эго? — Кисляк всего на секунду посмотрел на меня, и в его глазах я увидела интерес. — Ёжик, оно у меня не настолько хрупкое.

— Почему бы тебе не начать обращаться ко мне по имени? — Я открыла сумку и принялась в ней копаться в поисках ключей от дома. — То гном, то хоббит, то ёжик. Это странно.

— А мне нравится, — Кисляк широко улыбнулся, и я растерялась, не зная, должна ли улыбнуться в ответ. — Это придаёт изюминку нашим и без того... странноватым взаимоотношениям.

— Окей, Кислый, я тебя поняла, — хмыкнула я и надела кольцо от связки на палец.

— Ну не надо, — поморщился парень. — Меня постоянно называют Кислым, в этом нет ничего особенного.

— Особенные прозвища дают особенные люди, — снисходительным тоном ответила я, покачав головой. — Здесь поверни направо и до конца улицы, а потом налево. Лучше остановись у первого дома, я сама дойду.

— Я довезу тебя до калитки, — покачал головой Кисляк. — Ты дорогу видела? С твоим-то ростом в любой луже утонешь, не найдут потом.

В ответ я только покачала головой, но, увидев плетущийся впереди серый седан, почти заорала:

— Тормози!

Кисляк отреагировал мгновенно и ударил по тормозам. Машина резко дёрнулась, из-под капота брызнули капли чёрной грязи, а меня едва не унесло навстречу лобовому стеклу. К счастью, я была пристёгнута.

— Гномиха, — процедил парень, переводя дыхание, — совсем долбанулась? Кто ж так под руку орёт? Мы что, собаку переехали?

— Нет-нет, — затараторила я, отстёгивая ремень безопасности. — Просто там моя мама едет, впереди. Не хочу, чтобы она видела, что ты меня подвёз.

— Твои парни для мамы проблема? — недоумевая, спросил Кисляк и помог отстегнуться, потому что я опять превратилась в беспомощного ребёнка, который не может справиться с простым замком.

— Парни-спортсмены, — уточнила я, прижав к животу сумку. — Вы для неё проблема.

— Очень интересно, — хмыкнул парень, откинувшись на спинку сиденья. — Неудачный опыт?

— Ага, — кивнула я и распахнула дверь. — Андрей, спасибо, что подвёз. И, — я потрясла бутылкой вишнёвой колы, — за это тоже спасибо. Иногда ты можешь быть приятным человеком.

— Могу, — усмехнулся Кисляк. — А вот ты нет. Всё такая же злая и неприятная.

Послав ему ответную усмешку, я выбралась из салона и, закрыв дверь, понеслась по слякоти к воротам участка. За спиной раздалось хлюпанье и шелест шин по камням — Кисляк с трудом развернулся на узкой дороге и поехал прочь.

Когда я дошла до калитки зелёного забора и остановилась, чтобы перевести дух, мама уже загнала седан на участок и зашла в дом. Я надеялась, что не столкнусь с ней — тихо прошмыгну в свою комнату, Фаина всё равно не заметила бы, в её комнате всегда орёт телевизор. Но теперь остаться незамеченной было никак не возможно.

Едва я беззвучно зашла в прихожую, как мне в лицо ударил тяжёлый затхлый воздух. Обогреватели работали вовсю, а в этом доме только у меня мания постоянно открывать окна. Маме и Фаине нравится задыхаться сухим спёртым воздухом. Скинув на коврик ботинки, я, оставаясь в куртке, на цыпочках двинулась по коридору, держась тени. Спасительные ступени были совсем близко, но план остаться незамеченной провалился.

— А я надеялась, ты с концами съебалась, — язвительно сказала Фася, выкатываясь на коляске в коридор.

— А я надеялась, что ты со своим жиром вросла в кресло, — огрызнулась я. — Как видишь, не всем мечтам суждено сбыться.

— М-да, — фыркнула сестра, подперев расплывающуюся щёку круглым кулаком без намёка на костяшки. — Эта ночь без тебя была просто замечательной. Всё и правда познаётся в сравнении.

Я знала, что Фаина говорит это, чтобы задеть меня, но всё равно было очень обидно. Училась защищаться годами, а сестрица всегда находит способ, как протаранить любую стену моей крепости. Бьётся башкой и разносит все кирпичи, что я так старательно укладывала годами.

— Я зашла за вещами, — уже тише ответила я, поднявшись на первую ступень. — Поверь, видеть твою рожу — моё самое последнее желание.

— Майя?

Я вздрогнула, вцепившись в перила, увидев маму, беззвучно вышедшую из кухни. На ней всё ещё был брючный костюм, а в руках она держала голубую форму медсестры. Её взгляд скользнул от меня к Фаине и снова вернулся ко мне. Накрашенные помадой губы поджались, круги под глазами по темнели.

— Надоело шляться по друзьям, и ты решила вернуться домой? — холодно спросила мама, медленно подходя ближе. — Надеюсь, ты подготовила извинительную речь за то, что наговорила сестре. Ты должна извиниться перед Фаиной.

— Да, было бы славно, — робко улыбнулась Фася и захлопала редкими ресницами, едва видными за прослойкой жира на веках.

Кровь закипела в ушах, как масло во фритюре. Я знала, что моё лицо стремительно краснеет, чувствовала этот жар на щеках, от которого хотелось кричать и плакать одновременно. Пальцы с такой силой сжались на перилах, что неровный слой краски оцарапал кожу острым краем. Стиснув зубы, я попыталась сделать один глубокий вдох носом, чтобы успокоиться, но это нихрена не помогало.

Развернувшись на пятках, я затопала вверх по лестнице, игнорируя мамин зов.

— Майя! Немедленно спустись! Ты не можешь просто вернуться домой и сделать вид, что ты ничего не сделала!

Чтобы не слышать её, я проговаривала под нос список вещей, которые мне нужно взять с собой.

В комнате всё было так же, как я оставила вчерашним утром. Закрыв дверь на замок, я вытащила из шкафа дорожную сумку, с которой два года назад переехала в этот город, и принялась утрамбовывать в неё вещи первой необходимости.

— Носки, трусы, лифчики, — перечисляла я механическим голосом, чувствуя, как разгорячённая голова сжимается в тисках от болезненных мыслей. — Юбка, платье, брюки, блузка...

По щекам покатились первые слёзы. Я смахнула их и увидела на руке след от туши. Замечательно, придётся ещё и макияж поправлять.

Расправившись с одеждой, я собрала ноутбук, мышку и зарядное устройство в отдельную сумку. В рюкзак отправился фотоаппарат в чехле и дополнительный объектив. Кольцевую лампу пришлось оставить, потому что сейчас я смогла бы её взять только в зубы.

С каждой секундой тиски сдавливали голову всё сильнее. Привалившись бедром к туалетному столику, я схватила из пачки ватные диски и принялась вытирать слёзы, убирая следы растёкшейся туши.

И снова мама это сделала — проигнорировала меня, поставив на первое место Фаину и её чувства. Я же осталась за бортом, ещё и должна была принести извинения. Но либо мама меня плохо знала, либо я своим послушанием последние несколько лет позволила ей думать, что на мне можно ездить, подгоняя хлыстом.

Полная злой решимости, я подхватила вещи и, покинув комнату, спустилась вниз с расправленными плечами. Фаина всё ещё сидела в коляске посреди коридора, только теперь у неё в руках была огромная пачка крабовых чипсов, которые она с громким хрустом уминала горстями. Мама юлила, пытаясь забрать чипсы, но сестра только отмахивалась от неё, бурча что-то под нос. Услышав мои шаги, они обернулись к лестнице, а я, нацепив на лицо равнодушную маску, прошла мимо.

— Значит, ты пришла не извиняться, а забрать вещи? — раздражённо спросила мама. — Что за детское поведение?

— А в этом доме нет ни одного взрослого, — огрызнулась я, натягивая сапоги на толстом каблуке, вытягивающем меня в росте десять сантиметров. — Не с кого брать пример.

От шеи к щекам мамы поползли красные пятна. Шумно втянув носом воздух, она швырнула грязную форму в угол и, скрестив руки на груди, зло сказала:

— Вот оно как. И что, думаешь, раз устроилась на работу и ушла из дома, то резко стала взрослой? Человека взрослым делает не самостоятельность, а уважение к своим близким и умение брать на себя ответственность.

Я как раз сидела на корточках, застёгивая сапоги, и выпрямилась, приложив руку к груди.

— Мам, я Фаину не рожала. Она не моя ответственность, так что давай теперь как-нибудь сама.

— Ты бросаешь семью в тяжёлые времена! — вспыхнула мама. — Так не делается!

— Эти «тяжёлые времена» длятся уже пять лет! — не выдержав, заорала я. — Почему только мне хочется всё забыть и двигаться дальше, а вы обе цепляетесь за те события и вскрываете собственные раны? Вам самим не надоело? — Ткнув пальцем в Фаину, я прошипела: — Одна не может захлопнуть свой жрущий рот и устроить свою жизнь, друга, — я перевела взгляд на маму, — вместо того, чтобы быть адекватным родителем, спустила всех чертей на младшего ребёнка. Мы все пострадали от твоего бывшего мужа, вот только почему я чувствую себя так, будто виновата перед вами обеими?

Краска стремительно сошла с маминого лица, и она стала бледной, как полотно. Так бывало каждый раз, как кто-то вскользь упоминал его. Бывшего мужа. Нашего с Фаиной отчима. Дьявола во плоти.

Прикрыв веки, я досчитала до пяти и, шагнув на чистый пол, дотронулась до маминой руки, взмокшей от ужаса воспоминаний.

— Мам, он давно сидит в тюрьме. Хватит уже оправдывать им всё, что происходит в нашей семье. Фаина больна. Весит почти триста двадцать килограммов. Ещё немного, и она просто умрёт. У тебя проблемы с алкоголем. Я вас обеих люблю, но, если не хочу свихнуться, должна держаться от вас подальше, пока вы не решите свои проблемы. Я пыталась вам помочь, но у вас своё виденье, как надо жить.

— И ты просто бросишь нас, — заплакала мама, и тиски с головы переместились к груди, где билось моё сердце. — Уйдёшь строить свою жизнь, оставив нас...

— И снова ты думаешь только о себе и старшем ребёнке, — с горечью ответила я, убирая руку и роняя её вдоль тела. — Ты забыла о том, что у тебя есть ещё одна дочь. И вот так, — я обвела рукой холл, имея в виду больше, чем это место, — она жить не хочет. Прости, мам, но любить — не значит терпеть абсолютно всё.

Это было последнее, что я сказала перед тем, как уйти. И последнее, что я видела, это красные глаза матери и озадаченное лицо Фаины. Будто та только сейчас поняла, что без моей помощи им и правда будет трудно. Возможно, до неё лишь в этот момент дошло, что я тоже важная часть этой семьи. И без меня она окончательно разрушится.

***

Лёха, как и вчера, ждал меня у открытого окна на первом этаже. Забрав сумки и пакет с продуктами, без которого я не смогла бы снова завалиться к другу, он помог мне забраться в комнату.

— Ты в порядке? — спросил он, заметив мои опухшие глаза. Я проплакала всю дорогу в такси.

— Очередной тяжёлый разговор с матерью, — вздохнула я, снимая сапоги и засовывая ступни в принесённые Лёхой тапки. — Пойдём наверх, я приготовлю нам ужин.

Друг не трогал меня, пока я искала, во что переодеться, не задавал вопросы, пока я на общей кухне чистила и нарезала картошку в сковороду с горячим маслом. Молчал даже, пока мы ели под звуки юмористического шоу на ютубе. И вот, когда я вытащила алкогольное пиво из запасов его безвременно пропавшего соседа, он не выдержал.

— Что, всё настолько хреново?

— Да ничего нового, собственно, — вздохнула я, сделав глоток из банки и отправив в рот соломку жареной картошки. — Даже обсуждать нечего. Получу первую зарплату и начну искать квартиру. Не хочу возвращаться домой.

— Понимаю, — вздохнул Лёха и с любовью оглядел свою маленькую комнату. — Я бы тоже не вернулся домой к своей гиперопекаемой матери. Она почти сделала из меня сыночку-корзиночку. Порой любить родителей и правда проще на расстоянии.

— Она даже не извинилась за то, что ударила меня, — тихо сказала я, ковыряясь вилкой в остатках ужина. — Сразу сказала извиниться перед Фаиной. Прикинь?

— Прикидываю. — Лёха поставил локоть на стол и подпёр щёку кулаком. — Может, разлука пойдёт вам на пользу, и она наконец вспомнит, что у неё две дочери.

— Угу, — буркнула я, забивая горечь прошедшего вечера пивом. Затем поставила банку на стол и, распрямив плечи, спросила: — Ничего, что я у тебя ещё немного потусуюсь? Мне правда некуда идти.

— Майк, — Лёха закатил глаза и пнул меня под столом. — Прекрати, а. Друзья о таком даже не спрашивают. Живи столько, сколько нужно. Главное, коменде на глаза не попадайся.

Идти в душ мне пришлось поздно ночью, чтобы не столкнуться с другими студентами, а друг караулил дверь, чтобы никто не вломился, пока я голая стою под душем и пытаюсь игнорировать странные пятна на полу общей раздевалки. Когда мы вернулись в комнату, и я забралась под одеяло, завернув мокрые волосы полотенцем, Лёха плюхнулся на край матраса и протянул мне небольшого размера коробочку.

— Что это? — спросила я, зевая и потирая веки.

Остаток вечера я сидела за компьютером, составляя контент-план и бесконечно листая профили популярных хоккейных команд, и глаза очень устали.

— Возьми и посмотри, — загадочно улыбнулся Лёха, настойчиво всучивая коробочку мне в руки.

Перестав тереть глаза, я всмотрелась в рисунок на гладкой поверхности и, когда до меня дошло, коротко, но громко взвизгнула.

— Лёха! — Я уставилась восторженным взглядом на лучшего друга. — Ты купил мне наушники?!

Смутившись, он усмехнулся и поскрёб пятернёй затылок.

— Это не оригинал, к сожалению. Но да, купил.

— Спасибо! — Вскочив на постели, я бросилась к Лёхе, обвила его руками за шею и, крепко обняв, поцеловала в щёку. — Блин, ты самый лучший, честно!

— Да прям уж, — в конец стушевался Лёха и шутливо отпихнул меня, вытирая щёку. — Надеюсь, больше мне не придётся слушать про то, какой Кисляк гандон, потому что лишил тебя наушников.

Я прикусила язык, не решившись рассказать ему о том, что именно Кисляк, уничтожитель моих наушников, сегодня довёз меня до дома. И про маленький нервный срыв в машине тоже не рассказала.

Не знаю, почему, но о том, что Андрей Кисляк оказался не таким уж говном, как я о нём думала, не хотелось делиться ни с кем.

Уснула я в новых наушниках под ту же самую песню, что играла в машине Кисляка.

I'll never put my first down,
And I'll try to work it out.

Я никогда не сделаю тебе больно,
Я постараюсь в себе разобраться.

***

После занятий в университете я сразу поехала в ледовый дворец. Пришлось даже задержаться, чтобы сдать задание по информатике, которую прогуляла вчера.

Снимать тренировку сегодня не нужно было. Все кадры у меня были, поэтому следовало приступить к очистке старых постов в аккаунте и решить всё-таки, что я опубликую первым. По-хорошему, следовало начать с постов-знакомств с игроками. Или...

Притормозив на входе, я задумалась. В голове роем насекомых проносились профили самых известных хоккейных клубов страны, и я уже пожалела, что убила на них весь вечер — это мешало сосредоточиться и заземлиться. Со вздохом расстегнув молнию на куртке, я вздрогнула, ощутив прикосновение к своему локти. Обернувшись, я увидела рядом охранника арены — высокого и сутулого мужчины неопределённых лет. Он дёрнул себя за ремень на брюках и, откашлявшись, спросил:

— Вы же Майя? С хоккеистами которая?

— Эм... — Я стушевалась. — Ну, да. Я работаю с «Медведями».

— Хорошо, — мужчина поманил меня к неприметной двери у самого входа — в небольшую каморку. — Меня попросили вам передать.

Оглядевшись по сторонам, я последовала за охранником и остановилась на пороге комнаты, где, судя по всему, отдыхала охрана. В небольшом помещении стоял обтянутый серой тканью диван, несколько стеллажей с папками и письменный стол, заваленный всяким барахлом. Пройдя внутрь, мужчина схватил со стола небольшую коробку в бордовой упаковочной бумаге и повернулся ко мне.

— Вот, это для вас оставили.

Я удивлённо посмотрела на предмет в его руке.

— Там же не бомба? — на всякий случай уточнила я, вспомнив о недавном происшествии в Москве.

В офисе одной фирмы оставили точно такую же по размеру коробку, взрыв которой оторвал три пальца сотруднику ресепшена. В мне нельзя лишаться пальцев, я только записалась на маникюр.

Нахмурившись, охранник потряс коробку, приблизив её к уху. Внутри что-то брякнуло, и я на всякий случай отступила. Вот же дурак, кто неопознанные предметы так трясёт, да ещё и у лица. Мужчина расплылся в улыбке и протянул мне коробку.

— Не, не бомба. Её хоккеист оставил. Для вас.

Я успокоилась. Но ненадолго. Эта коробка могла быть только от Щукина или Кисляка. Егор бы вряд ли стал это делать, а вот от Андрея можно ожидать чего угодно. В коробке запросто мог сидеть опасный ядовитый паук или тарантул.

Забрав «презент», я поблагодарила мужчину и вернулась к раздевалке. Любопытство душило, но я уже сварилась в куртке. Сдав её гардеробщице и забрав номерок, я пошла в буфет. Отыскав свободный столик у окна, я бросила сумку на соседний стул и, сев, принялась разворачивать подарочную бумагу.

Поверх белой коробки лежала записка, написанная быстрым неровным почерком.

Твоя пре-елесть.

Невольно усмехнувшись, я перевела взгляд на изображение коробки и открыла от удивления рот. Это были наушники. И непросто наушники. Это AirPods Max — большие, розовые и самые что ни на есть оригинальные. От волнения у меня вспотели даже кончики пальцев. Подняв коробку, будто это древнее сокровище из глубин египетской пирамиды, я смотрела на неё, не веря своим глазам.

Господи, я ведь о них мечтала. Именно о таких. Последняя модель, нежно-розовые, как лепестки сакуры.

Заводская упаковка была вскрыта, поэтому я без труда открыла коробку и увидела поверх своей прелести ещё одну записку.

Надеюсь, я заслужил повышение. От «Уничтожителя наушников» до «Самого лучшего, самого прекрасного и самого щедрого красавчика»?

Не Кислый, а Андрюша. Для тебя, Ёжик.

Буря эмоций пронеслась по всему телу, поразив разрядами тока. Кисляк явно кичился своими финансовыми возможностями и пытался изменить моё мнение о нём. Но это всё равно было приятно. Он точно знал, что этот подарок не купит моё расположение, я не стану прыгать вокруг него, как безумная фанатка. Это был мостик для налаживания отношений.

И пусть я всё ещё помнила о том, что они с Мариной сделали, но понимала, что внутренний голос был прав. Если уж я продолжаю дружить с Касаткиной, значит могу и нормально общаться с Кисляком. Даже, может быть, подружиться. В конце концов, отношения этой троицы меня не касаются.

Ведь так? Я же не предам этим Егора? Да?..