Глава 4. Официальная должность
То, что будет непросто, я поняла сразу, как увидела фигуру Антипова, поднимающуюся по ступеням ледового дворца. Из окон закутка, где расположились мы с Олей, был отлично виден вход и снующие туда-сюда люди. Тренировки у «Медведей» сегодня не было, поэтому лёд на весь день отдали различным секциям.
— Идёт, — зачем-то негромко сказала я, хотя Белова стояла рядом и тоже видела заходящего в двери Антона.
Оля быстрым движением поправила волосы и мельком взглянула на своё отражение в маленьком зеркальце. Я подавила желание сострить. О вкусах не спорят и за них не судят, но я искренне не понимала, как такая улыбчивая и с готовностью идущая навстречу девушка могла запасть на грубого хоккеиста. Впрочем, может, это только я ему не угодила, а с остальными парень мил и любезен.
Вспомнив переписку с Кисляком, я покачала головой в такт своим мыслям. Нет, Антипов просто контуженный. Нечего его оправдывать.
— Ладно, — я хлопнула девушку за плечо, — ты его встречай, а я буду здесь ждать.
Белова коротко кивнула и вышла из закутка, чтобы встретить парня и привести его в расставленную ловушку. Мой капкан вцепится ему в шею — пусть только попробует дёрнуться.
Послышались голоса — Антипов и прям был мил и учтив, разговаривая с Олей, и меня снова это взбесило. Не люблю я, когда люди относятся ко мне с неприязнью без веских на то причин. Дай мне десять минут, чтобы я испортила о себе впечатление, тогда и будем бодаться.
Обмотав руку ремнём, я спрятала соньку за спиной и притаилась в углу, спрятавшись в тени. Конечно, меня быстро обнаружат, но я уповала на эффект неожиданности.
Когда Антипов и Белова зашли в закуток с белой стеной, у которой я фотографировала остальных Медведей и боролась с желанием прибить Бакина и Кисляка, лица обоих выражали крайнюю степень смущённости. Оля отводила глаза и жевала нижнюю губу, пряча улыбку, Антон же, наоборот, пялился на неё в открытую, и его щёки слегка порозовели. То ли от холода, то ли от близости с симпатичной ему девушкой.
— Я подумал, может сходим перекусить, когда закончим? — медленно проговорил Антипов, кидая рюкзак на пол. Непривычно было видеть кого-то из хоккеистов без огромной спортивной сумки. — Через дорогу есть кафешка. Я там не был, но пацаны говорят, что там вкусные пирожные.
— Можно, — с улыбкой ответила Оля и бросила на меня, притихшую в углу, быстрый взгляд. — Антон, ты только не злись...
Я не видела лица Антипова, потому что он встал ко мне спиной, но поняла, что ему не нравится резкая смена темы — плечи парня заметно напряглись. Поняв, что сейчас самое время, я вышла из тени и встала у окна, сохраняя между мной и парнем приличное расстояние. Мало, что ему в голову придёт. Так я хотя бы успею убежать. Но это неточно.
— Оль, ты чего?
Антипов не услышал звука моих шагов, потому что я надела кроссовки на мягкой подошве, а из холла доносились крики и беготня детей.
— Она обо мне говорит, — подала я голос, и, вздрогнув, Антон обернулся. — Из-за меня не злись.
Взгляд серых глаз скользнул по мне, оценивая ситуацию, затем метнулся к Оле, нервно переступающей с ноги на ногу. Впервые за всё время мне пришла в голову идея, что Антипов может оказаться гораздо принципиальнее, и помощь Беловой не только не поможет, но и разрушит ту симпатию, что возникла между ними. Видит бог, я не хочу быть причиной их несостоявшихся отношений, как бы я ни относилась к Антипову.
Скрестив руки на груди, парень с вызовом спросил:
— Ну и что это всё значит?
Вместо ответа я продемонстрировала свой фотоаппарат, и Антипов закатил глаза, раздражённо цокнув.
— И всё тебе неймётся. Ты русского не понимаешь или как?
— Или как, — огрызнулась я и подбоченилась. — Давай просто сделаем это грёбаное фото, и вы с Олей пойдёте обжираться пирожными. Поверь, мне твоя компания тоже не вкатывает.
— Антон, всего пару кадров. — Оля умоляюще сложила руки на груди, заискивающе глядя на парня. — Для Майи это важно, а я хотела бы ей помочь.
— Казанцев мог и тебя взять в качестве фотографа, — недовольно процедил Антипов, больше напоминавший сейчас не грубого хоккеиста, а обиженного подростка. — А ты ей помогаешь.
— Антон, — Оля улыбнулась, и, показалось, Антипов немного смягчился. По крайней мере его взгляды в мою сторону стали менее убивающими. Самую малость. — Я всё равно учусь и работаю. У меня нет времени на подработку, поэтому я всё равно не согласилась бы.
— Конечно, — фыркнул Антон, вновь косясь в мою сторону, — ты-то не бездельница, которой заняться нечем.
— Ауч, — изобразила я обиду, попавшую в самое сердце, и взмахнула рукой. — Вообще-то, я тоже учусь. И пользуюсь любой возможностью, чтобы заработать деньги, а не сидеть на шее у мамы. Кончай быть мудаком и встань к стене. Ей-богу, ты дольше выпендриваешься — мы могли бы уже давно закончить и разойтись.
На лице Антипова отразилась мука тяжёлого выбора — упереться в принцип или не расстраивать Олю, которая ясно дала понять, что ей важно мне помочь, а эта помощь зависит от него. Я сгорала от нетерпения — ненавижу ситуации, в которых от меня ничего не зависит. Что за несправедливость, что успех моей работы зависит от того, насколько Антипов упёртый и насколько сильно Белова его зацепила.
Наконец парень сдался, кивая, и я с трудом сдержала победный клич и желание начать пританцовывать прямо здесь. Вдруг, увидев мою радость, Антипов тут же передумает.
Как я и говорила, мы дольше спорили, чем я снимала. Пусть Антипов и отказался улыбаться в кадре, и на всех снимках получился слишком суровым, но я не стала возмущаться. Пусть выделяется среди своих сокомандников, которые не пожалели ухмылок, мне-то что. Глядя на экран фотоаппарата, я ликовала. Мой учитель по физкультуре из прошлой школы был прав — чем больше препятствий на пути, тем слаще вкус победы.
— Благодарю за содействие, — промычала я, выключая кольцевую лампу и собирая штатив. — Не смею вас больше задерживать.
Между парочкой возникло неудобное молчание, и я, подхватив свои вещи, выбежала из закутка, чтобы больше не смущать их своим присутствием. Скорее всего с Ольгой Беловой мы больше не встретимся, но я не забуду её бескорыстную помощь. Надеюсь, у неё с Антиповым сложится так, как она того хочет. И надо не забыть про шоколадку — занесу к ней на работу в понедельник.
Над городом опять сгустились тучи. Снег мягкими хлопьями опускался на землю, но было тепло. Оставив шапку в сумке, я медленно побрела по улице. Домой идти совершенно не хотелось. С одной стороны надо было доделать работу и поставить наконец галочку в этом деле, а с другой — мать на смене, дома одна Фаина, а у меня слишком хорошее настроение, чтобы портить его очередной стычкой со старшей сестрой.
Вспомнив слова Антипова про кафе с вкусными пирожными, я решила заглянуть туда, пока парочка меня не нагнала. Возьму себе пару кусочков, чтобы вечером сварить какао и залечь на кровати с сериалом до утра понедельника. Решив, что это отличный план, я перешла дорогу и стала изучать вывески на первом этаже длинного пятиэтажного здания, вытянувшегося в половину улицы. Заметив яркую жёлтую вывеску «Ароматно здесь», украшенную огоньками, я заглянула в зал через большое панорамное окно, подоконник которого был заставлен растениями в горшках.
Скользнув быстрым взглядом по помещению, я не увидела очереди возле барной стойки и собралась уже было пройти ещё метр до входа, как глаза скосились вниз и уставились на парочку, сидящую прямо перед моим носом. Эффектная девушка с гривой мелко вьющихся волос кокетливо облизывала ложку, поедая шоколадный десерт, а глазками стреляла в парня напротив. В Кисляка.
Ладно, я погорячилась. Моё настроение сегодня может испортить что-то, кроме стычки с Фаиной. Например, встреча с Кисляком. Чёрт, ну вряд ли же он живёт вблизи ледового дворца. Неужели в выходной день он не мог выбрать любую другую кофейню для свиданки, а не ту, в которую решила зайти я?
Скрипнув зубами от негодования, я вспомнила разговор с Мариной и разозлилась ещё больше. Переспал с девушкой своего капитана, а теперь милуется с другой в кафе? И это я молчу о дочери начальника ГИБДД, с которым его сфотографировали на мероприятии. Я думала, что шкала на термометре моей неприязни к Кисляку уже достигла своего предела, но ртуть уже выливалась из прибора с неприятной вонью и громким шипением. Или в термометрах не ртуть? Она вообще жидкая? Чёрт, я никогда не была сильна в этих вещах.
От закипания до критической точки меня спас телефон. Он прозвенел в сумке, и я, чертыхаясь, стянула с руки перчатку, чтобы расстегнуть молнию. Раздражение мгновенно испарилось, а улыбка на губах растянулась от уха до уха. Егор.
Егор Щукин: Ми, привет! У меня есть два билета в кино на сегодня. Покупал нам с Мариной, но сейчас мы в ссоре.
Сердце вдруг уменьшилось до размера куриного и жадно забилось под челюстью, заставив кровь с бешеной силой прилить к голове. Неужели Егор сейчас позовёт меня в кино? Да, быть заменой его девушки, с которой они поругались, а она ему изменила, хоть он об этом и не знает, — не предел моих мечтаний. Но всё, что касается Щукина, делает меня слабохарактерной. И тупой.
Но пришедшее следом сообщение мгновенно стёрло с лица улыбку, сплющив куриное сердечко в лепёшку молотком для мяса.
Егор Щукин: Отдать тебе? А то деньги пропадут. Сходишь со своим парнем. Прости, забыл, как его зовут.
Вместо того, чтобы ответить, что у меня уже нет никакого парня, я набрала совершенно идиотское сообщение.
Майя Ежова: Его зовут Лёня.
Егор Щукин: Точно, Лёня. Так что?
Пусть мой мозг и самоуважение и отключаются, когда дело касается Щукина, унижаться я не буду. Хотя бы попытаюсь.
Майя Ежова: Прости, но у меня на сегодня уже есть дела. Лучше отдай билеты Кисляку, я только что видела его с девушкой.
Майя Ежова: Вряд ли он откажется. Если, конечно, у него на вечер нет каких-то других планов.
Егор Щукин: О, идея. Спасибо!
И если пару минут назад я была клинически влюблённой идиоткой с идиотской улыбкой, то сейчас же я расписалась в собственной тупости. Могла же сама предложить сходить вместе. Да, Егор не позвал меня первым, но он мог и не подумать о таком варианте. Это же не значит, что Щукин не согласился бы. Я только что упустила шанс.
Так. Стоп.
Я одёрнула себя. Какой ещё шанс? Несмотря ни на что, Егор всё ещё парень моей лучшей подруги. Я не имею права даже думать о каком-либо шансе.
И всё же с сожалением и тоской смотрела на последнее сообщение Егора, понимая, что на этом диалог закончился. Чертыхнувшись, я убрала телефон в сумку, подняла глаза к окну и вздрогнула. Кисляк, скрестив пальцы в замок под подбородком, смотрел на меня в ответ, и на его губах играла усмешка. Его девушка тоже сверлила меня недовольным взглядом, будто я отобрала её игрушку в песочнице.
От былого хорошего настроения не осталось и следа. А насмешливая рожа Кисляка стала последней каплей. Не выдержав, я продемонстрировала ухмыляющейся роже средний палец и, гордо тряхнув волосами, пошла прочь. Желание объестся пирожными пропало. Теперь я просто хотела домой.
***
В частном секторе меня ждала ещё одна неприятность. Имя неприятности — Леонид Коробов. Водрузив мусорный мешок на спину, Лёня шёл к мусорным бакам, но, заметив меня, остановился и натянул на лицо приветливую улыбку. Мне же не хотелось улыбаться да и вообще разговаривать с бывшим, поэтому я молча прошла мимо и услышала звук торопливых шагов вперемешку с шуршанием пакета за спиной.
— Эй, Май, постой!
Я же не послушалась и ускорилась, завидев желанную калитку дома. Хотелось запереться в своей комнате, чтобы меня больше никто не трогал. Но у Лёни были свои планы на мой счёт. Нагнав у самых ворот, он схватил меня за плечо и дёрнул на себя, вынудив остановиться. Нацепив на лицо самое неприветливое выражение, я хмурым взглядом из-под сдвинутых бровей уставилась на парня.
— Чего тебе?
— Май, ты меня теперь до конца жизни будешь игнорировать? — жалобным тоном спросил Лёня. Слишком уж жалобным.
— Вообще-то да, — ответила я и собралась было отворить калитку, как парень опустил широкую ладонь на моё запястье, удерживая от побега. — Руку убери.
— Давай поговорим, а.
— Ты ещё не наговорился? — огрызнулась я, стряхивая его руку.
— Да хватит быть такой колючей! — не выдержал Лёня и опустил мусорный пакет у наших ног, из которого на дорогу тут же посыпался мелкий мусор со двора. — Тебя лишний раз трогать боишься, чтобы ты не начала шипеть и царапаться.
— Ну так и не трогай! — взвилась я, чувствуя, как понемногу схожу с ума. — Чего пристал, а? Я к тебе не лезу, ничему не возмущаюсь, живи, блять, уже своей жизнью! А меня оставь в покое!
— Май, — опустив взгляд на носки своей обуви, вдруг тихо сказал Лёня, отчего мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его, — я люблю тебя.
Я застыла истуканом, глядя на притихшего парня, а затем разразилась хохотом. Да таким, что слёзы полились из глаз, размазывая тушь. Задыхаясь и продолжая смеяться, я провела пальцем под ресницами, убирая влагу. Лёня смотрел на меня обиженно и возмущённо.
— Блин, Лёнь, не смеши так больше. Я же накрашена.
— Вообще-то я серьёзно. — Мрачный тон его голоса и тяжёлый взгляд подтверждали слова, но я ни на йоту ему не поверила. — Да, мне понадобилось время, чтобы разобраться в своих чувствах.
— Ага, — фыркнула я. — Время и пара-тройка девичьих юбок.
— Они — не ты.
— О-ой нет, — замахала я рукой, отступая на шаг. — Эту чушь заливай кому-нибудь другому. Я на такое не ведусь. «Они — не ты, а ты особенная». У меня аллергия на эту хрень из любовных романов.
— Почему ты мне никогда не веришь? — зло спросил Лёня, и его хватка вновь сомкнулась на моей руке.
Я вздрогнула. Боль он стянутой хваткой кожи резко напомнила о неприятном прошлом, и я больно ткнула носком кроссовка Лёню в голень. Тот выругался и выпустил мою руку.
— Я тебе уже однажды поверила с той девчонкой, — прошипела я, глядя на то, как парень растирает ушибленное место. — Помнишь? Ты говорил, что у вас ничего не было, а потом оказалось, что было!
— Да ты сама виновата! — взорвался Лёня и со всей дури пнул мусорный пакет. Старая трава и мелкие ветки взмыли в воздух, и меня обдало облаком пыли, от которого я немедленно чихнула. — Ты не подпускала меня к себе, морозила! А я чё, как каблук, терпеть должен?
— Ах! — Я задохнулась от возмущения и, не придумав ничего лучше, снова пнула парня, на этот раз по колену. Лёня взвыл, прижав ладонь к ноге, а я злорадствовала. Пусть радуется, что на мне сегодня не сапоги на каблуке с острым носом. — Я, значит, виновата? Я не раздвинула перед тобой ноги, потому что ты не вызывал у меня доверия и чувства надёжности! Без этого ни о каком сексе не может идти и речи, придурок!
— Ну конечно, — зло расхохотался Лёня, глядя на то, как моё лицо от бешенства покрывают пунцовые пятна. — Кончай ломать комедию. Я знаю, что ты давно не девственница. Так что не строй из себя целку. Тебе просто нравилось меня бесить! Потому что ты сука!
— Да пошёл ты! — заорала я и толкнула ногой калитку, смерчем залетая на участок.
Лёня продолжал кричать обидные вещи мне в спину, но я неслась к крыльцу с такой скоростью, будто за мной бежала свора бешеных собак. Хотя единственная бешеная псина так и осталась стоять за воротами, поливая меня дерьмом.
Скинув обувь в прихожей и не потрудившись убрать её на полку, я пронеслась мимо открытых дверей в спальню сестры и залетела на второй этаж в свою комнату. Бросила вещи на кровать и, взвыв, обессиленно рухнула на пол. Куртка смягчила удар об доски, но больно было не телу. Никому не понравится услышать такие вещи даже от бывшего парня, с которым вы очень плохо расстались.
Лёня изменил мне. Как сейчас выяснилось, потому что я тупо ему не дала. Да господи, я бы дала, честное слово. Я не отношусь к типу людей, которые «ни-ни до свадьбы», но... Глупо ли то, что я к сексу отношусь как высшей степени доверия? Чувак, я сейчас перед тобой буквально разденусь, обнажусь, я не хочу в такой момент стесняться или даже бояться. А спать с человеком, если ты не готов — так, разве, выглядит компромисс? Очень сомневаюсь.
В любом случае, Лёня мне изменял. И даже тот факт, что моя симпатия к нему не шла ни в какое сравнение с чувствами к Щукину, эту подставу я простить не могла. Зато расстаться было проще, чем при любой другой ситуации. Не больно. Неприятно, но не смертельно.
А теперь этот козёл смеет манипулировать тем фактом, что я лишилась девственности ещё до встречи с ним? Да как он вообще об этом узнал! Я не делилась с ним такими подробностями, тем более что рассказывать о своём прошлом мне никому не хотелось. Даже мама не знала всех подробностей. В её воспоминаниях для меня всё было не так страшно. В отличие от Фаины, которая единственная в этом доме имеет быть право травмированной жертвой.
В сумке завибрировал телефон, и я собиралась его проигнорировать, даже если звонил Егор. У меня не было сил и желания выдавливать из себя дружелюбное общение. Я осталась лежать на полу, завернувшись в куртку, и телефон затих. Чтобы снова ожить и с утроенной силой сигнализировать о звонке. Тяжело вздохнув, я нащупала лямку сумки, стянула её на пол и достала телефон. Звонила Фаина. Она всегда так делает, потому что сама подняться на второй этаж не может.
— Чего тебе? — довольно грубо спросила я.
— Сбавь обороты, — вдруг вполне миролюбиво отозвалась сестра. — Что случилось? Ты пролетела по коридору, как Соникс.
— Тебе-то какое дело?
Опустив голову на ковёр, я прикрыла веки и прижалась щекой к экрану.
— Ну, если тебя кто-то обидел, то с ним надо разобраться.
— Тебе какое до этого дело? — повторила я вопрос, не собираясь откровенничать.
— Такое, — голос Фаси вновь стал обычным, — что доводить тебя до истерики и бешенства могу только я.
— Как мило, — скривилась я. — «Мою собаку могу пинать только я». Со мной всё нормально. Просто неприятная встреча, о которой я забуду уже через десять минут, если мне не станут о ней напоминать.
— Ладно, — тон сестры вновь стал равнодушным — она не стала более ничего спрашивать и молча отсоединилась.
Бросив телефон на кровать, я со скрипом поднялась и сняла куртку. Затем переоделась в домашнее, а одежду кинула в корзину для белья. Следовало сесть за работу, но мне захотелось ещё немного полежать. Спустив штатив с лампой на пол, я плюхнулась на кровать и вжалась лицом в подушку. Спать совсем не хотелось, ещё даже не вечерело, но всего через несколько минут тяжесть надавила на веки, сознание накрыла мягкая пелена дрёмы, и, перевернувшись на бок, я заснула.
Пробуждение вышло смазанным, потому что спать в послеобеденное время — хорошая идея только для младенцев. Я же себя чувствовала селёдкой, которую выпотрошили на шубу и смазали щедрым слоем жирного майонеза. Глаза никак не хотели открываться, и я сообразила, что тушь на ресницах слиплась. Телефон на покрывале вибрировал от приходящих уведомлений, но я никак не могла заставить свою руку сдвинуться, чтобы взять его.
Когда раздражающая вибрация стала невыносима, я разлепила веки и с трудом поборола лень. За окном уже темнело, часы показывали пять вечера. Ещё минут двадцать и станет совсем темно, только фонари, фары машин и свет в окнах будут разгонять мрачную тоску.
Увидев имя того, кто так настойчиво пытался до меня дописаться, я подскочила и стиснула телефон с такой силой, что чехол противно заскрипел в руках.
Андрей Кисляк: Эй, приём.
Андрей Кисляк: Майя, ау!
Андрей Кисляк: Варя!
Андрей Кисляк: Ежова Майя Кирилловна, две тысячи шестого года рождения, отзовись уже.
Андрей Кисляк: Игнорируешь меня?
Андрей Кисляк: Не делай так, у меня очень ранимое сердце.
Андрей Кисляк: Хоккеиста легко обидеть, посмотри любой матч.
Андрей Кисляк: Или ты приревновала меня к девушке из кафе? Тогда я польщён.
Андрей Кисляк: Хотя, милая, я же тебе ничего не обещал.
Андрей Кисляк: Но, соглашусь, между нами и правда пробежала искра.
Андрей Кисляк: Ко мне невозможно быть равнодушной.
Каждое прочитанное сообщение заставляло меня сомневаться, что в Кисляке в принципе есть хотя бы грамм адекватности. Такую чушь пишет, что глаза сами собой закатываются, чтобы увидеть мозг и убедиться, что тупость хоккеиста не заразна.
Майя Ежова: Боже, ну ты и трепло.
Андрей Кисляк: Я не Боже, я Андрей.
Майя Ежова: Ты всегда такой невыносимый или только по субботам?
Андрей Кисляк: Сливаешься с моих вопросов? Загоняешь себя в тупик, Гном.
Майя Ежова: Повтори это ещё раз и будешь кататься не на коньках, а на санках.
Андрей Кисляк: Типа, ты мне ноги оторвёшь, что ли?
Андрей Кисляк: Ну, это очень даже возможно, до ног ты достанешь, а насчёт всего остального...
Мне хотелось написать кучу всего — в первую очередь, обозвать парня самым гнусными и оскорбительными выражениями, которые я только знаю. Но я понимала, что тогда наша перепалка затянется, а я сегодня не в настроении для словесных баталий. Увидься мы вживую, я бы просто стукнула парня по башке его же клюшкой. Но у Андрея явно было хорошее настроение, поэтому он не унимался.
Андрей Кисляк: Так ты меня правда игнорировала?
Майя Ежова: Правда.
Майя Ежова: И ещё я спала.
Андрей Кисляк: Фух, хорошо, что ты дописала правду, а то у меня и правда сердечко защемило.
Майя Ежова: Ты по делу писал или у тебя активная фаза помешательства?
Андрей Кисляк: Намекаешь, что я помешался на тебе, Гном? Не переживай, сейчас я по делу.
Майя Ежова: Ну и?
Андрей Кисляк: Щука подогнал мне два билета в кино. Пошли.
Я снова вспомнила наш короткий диалог с Егором и поморщилась. И ведь я же сама посоветовала ему отдать билеты Кисляку. Только с какой стати Андрей предлагает второй билет мне?
Майя Ежова: Нет.
Андрей Кисляк: Чего? Да это бесплатно же. Да и если бы я покупал билеты, не взял бы с тебя денег, ты чего.
Майя Ежова: Причём тут деньги? Я просто не пойду с тобой в кино.
Андрей Кисляк: И почему?
Майя Ежова: Ответ «не хочу» тебя не устроит?
Андрей Кисляк: Вообще-то нет. Должна же быть причина.
Майя Ежова: Можешь предложить второй билет Марине. Продолжите ваше свидание.
Я опомнилась лишь тогда, когда сообщение было отправлено, и Кисляк его уже прочитал.
— Чёрт, чёрт, чёрт, — запаниковала я, закрывая приложение и отбрасывая телефон, будто крысу, в сторону. — Зачем я это написала...
В ответ не пришло ни единого сообщения. Кисляк явно не ожидал получить от меня подобного. Да блин, я и сама от себя этого не ожидала. То ли это было дело рук моей второй личности, то ли я просто свихнулась. Ну зачем я это написала?
Наверняка Кисляк сейчас напишет Марине, а она в свою очередь...
Я даже додумать не успела, как телефон зазвонил, и на заставке высветилась фотография Марины. Поджав пальцы на ногах, я приняла вызов и трусливо отодвинула телефон от уха, чтобы не оглохнуть.
— Ты совсем долбанулась?! — вместо приветствия заорала Марина. — Ты нахрена ему это написала, Майя?!
— Прости, само вырвалось, — виновато пролепетала я.
— Руки бы тебе вырвать! — разорялась Марина на том конце связи, и я была безмерно счастлива, что не стою перед ней. Иначе драки было бы не избежать. — Андрей теперь думает, что ты стуканёшь Щуке!
— Так и скажи ему, что я этого не сделаю. Буду нема как рыба!
— Так и переписываясь с Кисляком ты молчала, дура! — выкрикнув последнее слово, Касаткина сбросила вызов, и я уставилась на потухший телефон.
М-да. Этот день не мог закончиться ещё лучше.
***
Время тянулось, как резина, пока Казанцев с методичностью делового человека изучал снимки, что я ему принесла. Я вновь порадовалась, что надела обувь на мягкой подошве, иначе мой нервный стук пяткой был бы слышен даже в коридоре. Я нервничала до вспотевших ладоней, которые постоянно вытирала о ткань брюк.
Моего терпения не хватило даже для того, чтобы дождаться конца занятий, поэтому я улизнула со третьей пары и сразу поехала в ледовый дворец, наплевав на семинар по истории. Моя голова была забита лишь тем, какую оценку моей работе даст Вадим Юрьевич, и сконцентрироваться на скучных занятиях было совсем нереально.
Казанцев молчал уже десять минут — я слышала лишь стук сердца в ушах и щелчки компьютерной мышки. Господи, ну почему так долго!
Наконец мужчина оторвал взгляд от экрана и посмотрел на меня. Его серьёзное лицо озарила улыбка. Вполне себе довольная и обнадёживающая. Это слегка меня успокоило.
— Что скажете? — робко спросила я, первой нарушив молчание.
— Мне нравится, — кивнул Казанцев. — Я в фотографиях не особо разбираюсь, но на мой обывательский взгляд — это киношные картинки. Будто кадры из фильмов. А фото для анкет... — Он снова щёлкнул мышью, открывая один из файлов. — Будто это не медвежата, а игроки профессиональной сборной. Все ещё и в фирменных кофтах, ну загляденье.
Я ликовала. Не зря мучилась над снимком Антипова, чтобы изменить его простую серую футболку на такую же кофту с эмблемой клуба, как у остальных. Фотошоп ещё не давался мне так же легко, как банальное замазывание прыща или морщинки. А после слов Казанцева я и вовсе почувствовала себя королевой, поэтому смогла распрямить плечи и улыбнуться в ответ.
— Вот что, Майя, — заговорил Вадим Юрьевич, опустив локти на стол и подавшись вперёд. — Плату за свои услуги вы получите, разумеется, как и договаривались. Но у меня к вам вопрос. Как у вас с социальными сетями?
Я замешкалась. В каком смысле? Ну, я веду свою страницу в инстаграме. Мне было лень отделять себя, как Майю, от фотографа Ежову, поэтому в аккаунте сборная солянка, но я делаю всё, чтобы картинка выглядела органично и не раздражала глаз. Моей паре тысяч подписчиков очень даже нравится.
— Вы имеете в виду, умею ли я ими управлять? — Казанцев кивнул. — Есть опыт только в ведении собственной страницы.
— А в трендах этих разбираешься? — продолжал расспросы мужчина, незаметно перейдя на «ты». — Танцы там, юмор, реклама.
— Ну... — Я замялась. Так далеко в сферу блогинга я не ныряла. — Имею представление. Да и с юмором у меня, вроде, всё нормально.
— Ты видела аккаунт наших «Медведей» в инстаграме? — Я покачала головой. — Зайди сейчас, глянь.
Я послушно достала телефон и набрала название клуба в поисковике. Нужная страница нашлась почти сразу. Я открыла её и беззвучно ужаснулась. Тому, кто её ведёт, нужно обломать пальцы. Не страница, продвигающая команду, а стыд и срам. Фотографии нечёткие и перекошенные — и не с эстетично заваленным горизонтом, а реально стрёмные. Расписания матчей больше напоминали объявления о работе туалета на пригородной автостанции. О том, что не было ни рилсов, ни актуальных историй, я вообще молчу. В подписчиках всего восемьдесят человек, из которых большая часть — я уверена — сами игроки команды, их девушки и родители. Даже эмблему «Медведей» на красном фоне на аватарку разместили так криво, что без бутылки водки не разберёшь. А после бутылки и не захочется такой фигнёй заниматься.
— Если вы хотите услышать моё честное мнение, то это ужас, — сказала я, подняв глаза на Казанцева. — Кошмар любого СММ-щика. Не мне судить, конечно, но создалось впечатление, что тот, кто ведёт эту страницу — не любит ни клуб, ни свою работу.
Заблокировав экран, я убрала смартфон в карман и, скрестив пальцы в замок под столом, выжидающе уставилась на Казанцева.
— И я согласен с твоими выводами, — улыбнулся мужчина и в расслабленной позе опустился на спинку кресла, закинув ногу на ногу. — Пусть весь этот виртуальный мир далёк от меня — или я от него, — но глаза при себе имею. На самом деле, эту страницу сейчас ведёт сотрудница бухгалтерии. Как совместитель. Раньше меня не особо волновала судьба клубного блога, но времена меняются так быстро, что сейчас мне стало понятно — люди любят красивую картинку, смотрят спорт по интернету, а на трибуны их не так-то просто загнать. Поэтому я хочу поднять популярность Медвежат и пригнать аудиторию из телефонов на арену.
— Вы же понимаете, что поклонниками спортивных клубов в соцсетях чаще становятся девушки? И вовсе не потому, что болеют за саму команду. Они выбирают себе красавчиков в любимчики и надеются привлечь их внимание.
— Ай, — Казанцев небрежно отмахнулся. — Меня не особо волнует, по каким причинам они будут приходить на матчи — главное, чтобы приходили и вносили деньги в кассу. А уж ради мордахи Кисляка или Кострова — их дело.
— Тогда продвигать клуб через инстаграм — хорошая идея, — улыбнулась я, чувствуя, как подо мной от нетерпения начал гореть стул.
— Вот и я так думаю, — довольно кивнул Казанцев и махнул рукой. — Предлагаю тебе сделать это. Возвести наших Медвежат на Олимп славы в соцсетях.
Мои глаза медленно расширились, а воздух в лёгких вспыхнул, будто туда кинули подожжённый коробок спичек.
— Вы, — медленно начала я, — предлагаете мне работу СММ-щика?
— Ага, — совершенно по-детски радостно ответил Казанцев. — Соглашайся, Майя. Ты девчонка молодёжная, сообразительная, быстро втянешься, я уверен. Хуже, по крайней мере, точно не будет.
Ой, мамочки. Да что ж это за чудеса такие творятся?
— Мне нравится ваше предложение, — с трепетом в груди сказала я, чувствуя лёгкое головокружение от неожиданно привалившего счастья. — Но есть одна проблема... — Вадим Юрьевич вопросительно вскинул брови. — Я в хоккее ничегошеньки не понимаю. Вот прям от слова совсем.
— Ой, — поморщился мужчина и пренебрежительно отмахнулся, — то же мне, проблема. Когда я пришёл на это место, то был фанатом баскетбола. Даже сам хотел играть в юности, да не сложилось. Собственно, до хоккея мне не было никакого дела. Но, как видишь, жизнь на каждого имеет свои планы. Гугл в помощь, спросишь у тренеров — Романенко просто душка, — да и сами Медвежата, уверен, не откажут в помощи.
На самом деле я уже была согласна. Казанцев прав — подтянуть базовые знания проще простого. Да и интернет всегда под рукой. Ошибиться я не боялась. Но я совершенно точно не рассчитывала, что задержусь в ледовом дворце, рядом с Щукиным, Кисляком и даже Антиповым. Двое последних порядком потрепали мне нервы, как теперь выкладывать их рожи в сеть и нахваливать? Ладно, с этим, впрочем, можно и потом разобраться.
Решено.
— Тогда я согласна, — искрясь от радости, ответила я. — С удовольствием буду работать с «Медведями»!
— Может, раз ты согласна, ещё и сайт на себя возьмёшь? — с надеждой спросил Казанцев. — Интервью писать, о матчах рассказывать. Сейчас сайт заброшен, и за это нам уже настучали по голове.
Тут-то я нахмурилась по-настоящему. Писать...
— Ой, — моя щека нервно дёрнулась, — лучше не надо! Я с большим текстом не очень-то дружу... Мемы подписать могу, а сочинять, красиво излагать — для меня это пытка. Простите.
— Что, — тяжело вздохнул Казанцев и покосился на меня со слабой надеждой во взгляде, — прям совсем никак?
— Совсем, — решительно сказала я.
Даже более того, после сочинений в одиннадцатом классе мне эти триста слов до самых экзаменов в жутких кошмарах снились.
Вадим Юрьевич опять сокрушённо вздохнул, поскрёб подбородок и кивнул.
— Тогда решено, будете у нас этим... — Он щёлкнул пальцами, прикрыв глаза. — Да господи, как должность называется?
— СММ-щик? — робко подсказала я.
— Точно. Если у вас паспорт с собой, Майя, можете прямо сейчас подойти в отдел кадров. Он в противоположном конце коридора. Я им сейчас наберу и предупрежу о вас.
***
Надо ли говорить, что из дверей ледового дворца, на ходу застёгивая куртку, я вылетела, словно птица, воспарившая над городом. Окрылённая и безмятежно счастливая.
Моя первая работа. Моя первая официальная работа. Больше никаких подработок и мучений над тем, как растянуть мизерную стипендию до непредвиденной получки. Завтра после занятий мне нужно занести в кадровый отдел справку об отсутствии судимости и справку о том, что я студентка педагогического университета.
Решив умаслить маму, которая наверняка снова подожмёт губы в недовольстве от моей новости, я забежала по дороге домой в кондитерскую и, выложив на прилавок купюры из конверта, выданного за фотографии, взяла самый большой торт. С творожным сыром и вишней. Самый большой пришлось взять, потому что больше половины за один присест умнёт Фаина, но даже мысли о старшей сестре нисколько не портили мне настроение.
Когда я, стряхивая на коврик воду с обуви, зашла в дом, нос учуял запах чего-то жаренного, скворчащего на сковороде. Мама уже вернулась со смены и готовила ужин. Стянув с шеи шарф и повесив куртку на крючок, я подхватила большую коробку за ручки и с торжественным видом внесла её в кухню.
— Та-да-да-дам!
Мама сперва бросила равнодушный взгляд через плечо и отвернулась к плите. Но потом вновь посмотрела на меня и на коробку, которую я поставила в центр стола.
— По какому поводу столь расточительные покупки?
— Ну, — усмехнувшись, я плюхнулась на стул и закинула ногу на ногу, — во-первых, я получила оплату за фотографии, которые сделала на прошлой неделе. А во-вторых...
Договорить я не успела. Толкнув шире раздвижные двери, в кухню на инвалидном кресле с моторчиком вплыла Фаина, источая во все стороны запах холестерина и пота. Заметив коробку с тортом на столе, она жадно улыбнулась и скосила глаза в мою сторону.
— И чё это такое?
— Торт, — гордо возвестила я и приосанилась. — Меня взяли на работу в ледовый дворец. Официально!
На кухне воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь шипением масла на сковороде. Морковь в ней начала пригорать, и я отчётливо почувствовала неприятный запах. Мама, сжав лопатку пальцами, смотрела на меня в упор. Её лицо ничего не выражало, но я поняла, что творится у неё в душе — мать в бешенстве.
— М-да, — прищёлкнула языком Фася и, задев меня складками на локте, подъехала к столу. — Посмо-отрим.
Её толстые пальцы-сосиски на удивление ловко развязали узелок бантика на крышке, и как только торт показался наружу, она жадно вздохнула аромат бисквита и ягоды.
— Мам, — гаркнула она, — выключай плиту, давай чай с тортом похаваем.
Родительница ничего не ответила и отвернулась, а я внутренне сжалась от обиды. Ладно Фаина промолчала, я от неё поздравлений и не ждала, но мама... Я надеялась, что она всё же скажет хотя бы сухое «молодец».
Сковородка вместе с пригоревшими ломтиками моркови полетела в раковину, а мама вместо того, чтобы с психом вылететь из кухни, поставила кипятиться воду в чайнике и достала из шкафа кружку и блюдца под торт. Фаина вооружилась огромным ножом, терзая торт на несколько гигантских кусков, а я почувствовала себя плохо на собственном же празднике. Каждый раз, как я думаю, что ничто не способно испортить мне день или настроение, то забываю, на что способна моя маленькая семья.
Лёха, когда услышал новость по телефону, находясь в своей комнате в общежитии, принялся визжать синхронно со мной. Щука поздравил с новой работой и написал, что у меня всё получится. А вот Марина проигнорировала и звонок, и сообщение, присоединившись к бойкоту моей семьи.
Обычно вкусный и быстро съедаемый торт встал кремом поперёк горла. Я запивала сладкое чаем, а, казалось, бисквит только увеличивается в размерах и отказывается пролезать дальше по пищеводу. На маму я не смотрела, сосредоточенно собирая крем и присыпку по всему блюдцу. Нога в тапке больно пнула меня под столом, и я вскинула возмущённый взгляд на сестру.
— Обалдела?
— Ой, — отмахнулась Фаина, слизывая кончиком языка кремовые усы. — Кем тебя взяли-то?
Из-за сурового молчания за столом я и забыла, по какому поводу мы собрались, поэтому удивлённо заморгала. Но быстро сообразила и всё же ответила:
— СММ-щиком. Буду вести инстаграм хоккейного клуба, продвигать в массы и в сети.
— Какая скукота, — демонстративно зевнула Фаина и отправила в рот ещё одну ложку торта.
— И как часто ты будешь туда ходить? — ледяным тоном спросила мама. Она впервые обратилась ко мне с тех пор, как мы сели ужинать сладким. — У тебя учёба, Майя.
Я постаралась не сжаться под маминым взглядом. И почему она не может так смотреть на Фасю, когда та отказывается ехать в больницу на лечебные процедуры или за раз съедает половину холодильника? Почему весь лёд материнского сердца достаётся именно мне?
— График мы ещё не обсудили, — пожала я плечами, стараясь отвечать матери в том же тоне, что и она мне. — Завтра я отвезу в ледовый дворец справку из универа.
Так-то я примерно представляла, как работают СММ-щики. Большую часть времени — это удалённая работа. Не приходится, как в офисе, сидеть от звонка до звонка пять дней в неделю. А за один день можно сделать сразу несколько публикаций — главное, вовремя реагировать на комментарии и отслеживать инфоповоды. И составить контент-план. Именно этим я и займусь в ближайшие дни после того, как расчищу тот срач, что в аккаунте после себя оставила бухгалтер.
— Учёба и семья должны быть для тебя на первом месте, — продолжала рубить мама, сверля меня внимательным взглядом. — Мы это столько раз обсуждали, а я будто со стеной всё это время разговаривала.
Мне пришлось сунуть разом половину куска торта, чтобы не скривить лицо и не напасть.
— Ой, мам, — хмыкнула Фаина, слизывая с пальцев остатки крема, — порадуйся. Может, у Майки будет хоть какая-то нормальная профессия. А то с её мозгами только собой на панели торговать, на большее она, увы, не способна. Не стала шлюхой — уже радость. Так что пусть клёпает свои постики, лишь бы нас не позорила.
В голове больно щёлкнуло, и я подскочила со стула, заливаясь краской от ярости.
— Это я-то могу опозорить нашу семью? — заорала я, даже не пытаясь сдерживать весь тот гнев и бурление в крови. — Это говоришь мне ты?! Да над нами все соседи угарают! Знаешь, что про наш дом говорят? Что мы здесь выращиваем свинью на случай голодных времён! Это ты, жиртрестка, позоришь нашу семью! От тебя всегда воняет, на тебя мерзко смотреть и по характеру ты, Фаина, полное говно!
— Закрой рот!
Мама подлетела ко мне, опрокинув стул, и залепила такую сильную затрещину, что я не устояла на ногах и шлёпнулась, перевернув своё сиденье. Щека вспыхнула огнём, бедро прострелило болью, ножка деревянного стула разломилась от падения, и несколько щепок вонзились мне в предплечье. Горячие слёзы бешеным потоком заструились по лицу, размазывая макияж и обжигая место удара.
В кухне повисла мёртвая тишина. Даже Фаина молчала, уставившись на меня, распластавшуюся на полу, а мама замерла у стола, смертельно бледная, и держала руки у рта, сдерживая собственные рыдания.
— Майя, я... — начала было она, но я, глотая слёзы, остановила её взмахом руки.
Молча встала, шмыгнула хлюпающим носом, выдернула впившиеся в руку щепки и, превозмогая боль в бедре, вышла в коридор. Также молча натянула куртку, сапоги и, подхватив сумку, валявшуюся на комоде, вышла из дома. Замерла на крыльце и с такой силой шарахнула дверь о косяк, что сосульки на карнизе слетели и, ударившись о землю, разлетелись в крошку.
Меня никто не остановил, да и я бы не позволила.
***
Лёха ответил после третьего гудка и, судя по голосу, я прервала его любимую привычку дрыхнуть после пар до самой ночи.
— Ну ты варвар, Ежова, — пробурчал друг. — Люди спят, а ты звонишь. В следующий раз я мобилу на беззвучный поставлю.
— Лёш, — негромко проговорила я, всё ещё чувствуя отголоски истерики, которая может начаться с новой силой, если буду говорить громче, — можно у тебя в общаге переночевать?
— А что, — мигом проснулся Лёха, — тебя из дома выгнали?
— Сама ушла, — буркнула я.
— Что, прям с котомкой на плече? Ты теперь бомж? Учти, на мои копейки мы не проживём, тебе придётся рожать, чтобы маткапитал получить. А лучше сразу двойню! У тебя в роду близнецов, случайно, не было?
— Лёх, — оторопело перебила я друга, позабыв о слезах, — ты обкурился? Ты чё несёшь?
— А что такое? — закудахтал Лёха, и я услышала сдавленный смех. — Зато у тебя хоть голос перестал дрожать, будто ты там ревёшь.
— Мхм, — промычала я. — Так что, пустишь переночевать?
— Да без проблем, — весело отозвался он. — Мой сосед живёт на хате своей девушки, я его уже недели три не видел. Перекантуешься на его шконке.
— Слышь, завязывай с тюремным говором. Ты будущий учитель, так-то.
— Как же похуй, — протяжно вздохнул Лёха. — Ладно, подгребай. Наберёшь, как подойдёшь к общаге.
— Вообще-то, — я неловко качнулась с ноги на ногу, глядя на обшарпанные стены здания и покрытый ржавчиной железный забор, — я как раз стою перед входом. Как мне пройти мимо консьержки?
— Да никак, — пробубнил Лёха, шелестя чем-то. — Эта баба — зверь. Иди за вход, налево.
— А дальше? — недоумённо спросила я. — Ты же на третьем живёшь. Не помню, чтобы рядом с твоим окном была пожарная лестница.
— У нас её ни у какого окна нет. Если будем гореть, то придётся из окна прыгать. Короче, делай, как я сказал, и жди. Только не шуми и не споткнись, там куча мусора валяется.
Я хотела было уточнить, где именно ждать, ведь здание длинное, но Лёха уже бросил трубку. Постоянно оглядываясь на вход, я прошмыгнула налево и, на всякий случай пригнувшись, стала осматривать окна. Лёха жил в мужском общежитии, поэтому в каждом окне я видела полуголых пацанов, занимающихся своими делами. И нет, это не та картина, ради которой стоило бы поставить на улице диван и брать деньги за просмотр. Бр-р.
Прошло минут пять, и я поняла, что уже замерзаю. День клонился к вечеру, и подул сильный ветер, а я, в спешке выбежав из дома, забыла на комоде перчатки и шапку. Подняв воротник куртки, я стала подпрыгивать на месте, а когда услышала звук открывающегося окна, наклонилась вперёд и едва не шлёпнулась набок, угодив пяткой в промокшую и прогнившую коробку.
— Майка! Ежова, блин! — зашипел голос Лёхи с другой стороны. — Я же сказал: не наебнись!
Шея повернулась налево, и через три комнаты от себя я увидела растрёпанную голову друга, высунувшуюся из окна. Он остервенело взмахивал руками, рискуя вывалиться. Высвободив ногу из картонки, я поправила лямку сумки на плечо и поспешила к открывшемуся проходу.
— Залезай, — скомандовал Кознов, когда я вцепилась заледеневшими пальцами в металлический козырёк. — Только быстрее, на улице же дубак.
— Да ты что, — огрызнулась я, попытавшись подтянуться на руках, и чуть не проехалась подбородком по козырьку. — Чёрт, не получается.
— Лёх, да ты её за руки втяни и всё, — пробасил шкафообразный парень, возникший у Лёши за спиной. — Она же мелочь, сама не дотянется.
— Да, — поскрёб пятернёй затылок Лёха, — точно. Я и забыл, что ты полторашка.
— Вот я сейчас дотянусь и шибану тебя по башке, — угрожающе прошипела я, повторив попытку забраться в комнату и снова потерпев неудачу. — Нет, не дотянусь.
Скооперировавшись, Лёха и второй парень, должно быть хозяин комнаты, за обе руки втащили меня на первый этаж, и я грузно легла на подоконник, продолжая торчать ногами снаружи. Отчего-то силы покинули меня, и я даже не смогла проползти дальше самостоятельно — только болтала сапогами за окном. Вздохнув, Лёха закатил глаза и мешком свалил меня на пол. Раскинув в стороны руки, я уронила голову набок и высунула язык, тяжело дыша. Кофта под курткой на спине промокла от пота. Нет, всё-таки физическая культура совсем не для меня. Нам, полторашкам, нужны высоченные парни, что компенсировать нашу физическую немощность в этом мире.
— Ну, и чего разлеглась? — Лёха любя пнул меня под зад, и я ударила кулаком по его тапку, который тут же слетел, продемонстрировав на носке дырку в районе большого пальца.
— Фу, — поморщилась я, поднимаясь на карачки, — ты ногти не стрижёшь, что ли? Дырень с мою голову.
— Маленькая же у тебя голова, — фыркнул Лёха, помогая мне встать с пола. — Идём уже. У Феди романтик намечается.
Я удивлённо покосилась на шкафообразного парня, а затем огляделась. Ничего похожего на свечи, ужин или девушку не нашла. Даже музыка не играла.
— Где романтик-то? — тупо спросила я, решив, что мне очень нужна эта информация.
Оскалившись, Федя вытащил из ящика стола две пачки презервативов и указал на расправленную кровать.
— Вот.
Мы с Лёхой переглянулись, и он махнул ладонью, мол, не забивай голову. Поблагодарив отзывчивого романтика за помощь, мы бесшумно вышли в коридор и, дождавшись, когда консьержка отвлечётся на курьера, прошмыгнули к лестнице. В общежитии, что редкость, отлично работало отопление, поэтому, когда мы добрались до комнаты Кознова, я чуть не сдохла от жары, вспотев даже там, где обычно человек не потеет.
Завалившись в комнату и разувшись, я бросила куртку на пол и упала на кровать друга, закинув ноги на стену, занавешенную памятками по биологии и химии. Лёха готовится пересдавать ЕГЭ в надежде, что во второй раз ему хватит баллов, чтобы пройти на бюджет в медицинский. Как и я, в педе он — залётная птица.
— Ну, бомжара, — ласково произнёс Лёха, падая на кровать рядом, — рассказывай, что случилось.
Видимо с потом из меня вышло и всё желание плакать, поэтому о случившемся дома я рассказала сухо, не проронив ни слезинки. Лёха молча выслушал меня, а затем мягко коснулся щеки, которая всё ещё болела после маминого удара.
— Красная до сих пор, — угрюмо сказал друг. — Крепко мать приложилась. Завтра синяк будет.
— Плевать, — беспечно отмахнулась я, разглядывая трещины побелки на потолке. — До сих пор не могу поверить, что она меня ударила. Фаина ни разу не получала по щам за тот базар, что несёт. А стоило мне ответить на её оскорбления, как... — Я протянула руку, демонстрируя следы от щепок на ладони.
— Мать к тебе несправедливо, — буркнул Лёха, разглядывая мою руку. — Бабе тридцать лет, а ей подгузники надо менять не только ментально, но и физически. И ладно бы она инвалидом была — в жизни всякое может случиться, — но это... Блять, ну и хуйня.
Уронив мою руку на кровать, Лёха подошёл к шкафу и, отворив дверцы, вытащил из спрятанного там мини-холодильника бутылку колы. Я тут же села, требовательно протянув раскрытые ладони. Усмехнувшись, друг вложил бутылку мне в руку, и я восторженно запищала. Моя любимая — вишнёвая!
Сделав несколько глотков, я приложила холодный пластик к щеке, и стало значительно легче. Словно и мысли в голове остудились.
— Можешь оставаться тут, сколько надо, — сказал Лёха, плюхнувшись на стул в обнимку с банкой безалкогольного пива с грейпфрутом.
— А если сосед вернётся? — с сомнением покачала я головой. — Или кто-то из парней скажет коменде?
— Пф, — отмахнулся Лёха, слизывая выступившую на банке пену, — у нас у половины девчонки ночуют и ничего. А сосед... — Он обернулся на пустующую кровать. — Сомневаюсь, что он вернётся в ближайшее время, так что расслабься.
— Я квартиру хочу снять, — решительно заявила я. — Маленькую, правда, зато свою.
— Да ещё помиришься с мамой. Когда вы обе отойдёте.
— Нет. Пока я живу с мамой и Фаиной, так и не стану свободной и полноценной. Если мать хочет с ней нянчиться, то пусть делает это сама. А я буду жить в городе, ходить на работу и делать то, что хочу. Без упрёков и указаний. Мне восемнадцать лет, в конце концов, а меня уже на цепь посадили.
— Ну-у, — задумчиво протянул Лёха, крутясь на стуле, — может так и правда лучше будет. Только ты не проеби ваши отношения до фатального. Ломать проще, чем строить. Уж поверь мне.
Лёха точно знал, о чём говорит. В подростковом возрасте он окрысился на родного отца, который развёлся с Лёшиной мамой ради молоденькой девчонки нашего возраста. Много чего Лёха тогда сказал и сделал. Как итог — он-то повзрослел и опомнился, а вот батя обиделся и больше с ним не общается. Даже в другую страну переехал, чтобы быть подальше от бывшей семьи.
— Давай лучше что-нибудь другое обсудим, — предложила я, укладываясь на подушку. — У меня сейчас башка от этой темы лопнет.
— Окей, — улыбнулся Лёха. — Видела список тем для курсовых в группе? Я хотел взять ту, что попроще, но нихрена из этого не выглядит простым.
— Ой, Лёх, — отмахнулась я, — там не на темы надо смотреть, а на преподов, которые их курируют. Я к Красновой записалась. Она почти что сама пишет курсачи студентам. Изи-пизи, считай, пятёрка у меня уже в кармане.
— А что за тема-то?
— Что-то про применение современных информационных технологий в процессе обучения. Напишу про тик-токи и готово, — я усмехнулась и сделала ещё глоток вишнёвой колы. — Расскажу про клиповое мышление современных детей.
— У тебя самой точно такое же клиповое мышление, — подначил меня Лёха. — Ни одну книгу до конца не дочитываешь. Твоей усидчивости хватает только на турецкие сериалы.
— Вот и будет курсач на основе моего собственного жизненного опыта, — с жаром воскликнула я, прижав руку к груди. — Это будет разъёб.
— Ну-ну, — хмыкнул Лёха и кивнул в сторону шкафа с припрятанным холодильником. — Ты пиво-то будешь? Там и алкогольное есть, сосед купил и забыл.
— Не, — отмахнулась я, — завтра на пары, а потом на работу. Поверить не могу — моя первая работа... Ну, нормальная, то есть. Официальная. Со всеми соцпакетами или что там ещё даётся.
— Впервые вижу человека, который радуется работе, — хохотнул Лёха. — Я б сейчас с удовольствием сидел на мамкиной шее и не рыпался.
— Просто для меня равна свободе, — пожала я плечами.
Дальше болтовня пошла в разные стороны. Мы обсудили преподов, скучные пары, бесящих одногруппников и личные проблемы. А когда решили глянуть фильм на ноутбуке, и Лёха вытащил мои старые наушники со спутанными проводами, я вновь вспомнила о Кисляке.
— Хренов сыночек прокурора, — ругалась я, пытаясь распутать особенно тугой узел. — Даже порчу не подумал возместить, прикинь? Типа, чё я так из-за китайской палёнки парюсь. Ну сука же, скажи!
Я ждала от друга активной поддержки, но он молчал. Нахмурившись, я подняла глаза. Лёха сидел на краю кровати и задумчиво стучал пальцем по подбородку, глядя на меня.
— Ты чего?
— Майка, — неожиданно серьёзным тоном протянул друг, — а тебе этот Кисляк, случайно, не нравится?
От услышанного я поперхнулась слюной и схватилась за сердце, уронив наушники на пол.
— Сдурел? Я тебе столько рассказала о том, какой он мудила, а ты решил, что этот кретин мне нравится? У тебя с головой как? Не ударялся сегодня?
Лёха насмешливо глянул на меня, сложив пальцы в замок под подбородком.
— Мы дружим год, и за это время я услышал меньше твоего нытья по Щукину, чем по Кисляку за одну неделю.
— Ну конечно! — взвилась я, вскакивая на ноги и сотрясая кулаком воздух. — Как не ныть о том, что он... Что он!.. — Я задохнулась от негодования. — Козёл!
— Вау, — скривил губы в раздражающей усмешке Лёха. — Содержательно.
— Слышь, Кознов. Ещё раз намекнёшь, что мне нравится Кисляк, я тебя брошу в чёрный список, — пригрозила я, прищурившись.
— Ага, — хохотнул Лёха. — А ночевать на улицу пойдёшь или к Кисляку постучишься?
— Ну всё, — я с грохотом ударила кулаком по столу и закатала невидимые рукава перед дракой, — ты сам напросился.
Из бойни я вышла победителем, потому что Лёха всегда даёт мне избивать его, но никогда не даёт сдачи. На этом, в целом и строится наша дружба.
***
Я мялась за спиной Казанцева, как девственница на школьной дискотеке. Именно так сказал бы Лёха, увидев, как сильно я нервничаю. Хотелось стыдливо спрятаться под трибунами, но одновременно и гордо расправить плечи. У меня теперь есть работа. Моя первая работа. Это подтверждал пропуск с моей фотографией, висящий на шее на красном шнурке с белыми буквами «Медведи».
Как только мы спустились к бортам, Казанцев попросил подозвать команду на минуту, прервав тренировку, и Макеев оглушительно свистнул, взмахнув рукой в перчатке. Я видела любопытные взгляды, обращённые в свою сторону, и отыскала глазами Щукина. Егор подмигнул и одними губами сказал:
— Не бойся, всё хорошо.
Это немного меня приободрило, но затем взгляд выхватил из толпы рожу Кисляка, и верхняя губа сама дрогнула от неприязни. И чувства вины. Самой маленькой вины. Да и то, не вина это вообще.
С той самой переписки Кисляк мне больше не написывал, и я не понимала, почему вообще думаю об этом в тот момент, когда Вадим Юрьевич собрался представить меня команде как нового члена. Видимо, карма у меня такая — иметь тупую голову. Точно где-то нагрешила.
— Позвольте представить вам нового... — Вадим Юрьевич сжал моё плечо крепкой ладонью, и я невольно вздрогнула, оказавшись перед толпой хоккеистов. — СММ-щик? Правильно? Я опять забыл.
— Ага, — негромко ответила я, качнув головой.
— Майя Кирилловна будет вести социальные сети хоккейного клуба «Медведи», — продолжил Казанцев, довольно ухмыляясь. — Прославит ваши медвежьи задницы на всю Россию. Прошу любить, жаловать и не обижать. А кто обидит, — он покачал кулаком в воздухе, — ну, вы и сами догадываетесь, что будет. Пойдете дружно на пасеку, добывать мёд и драться с пчёлами.
— Господи, ну за что? — глухо простонал Кисляк. Клюшка выпала у него из рук, громко ударившись об лёд, и парень схватился за шлем. Все взгляды дружно обернулись к нему. — Она с нами, что, навечно?
— Видимо, Кислый, — заржал Назаров, — пока тебя по её рекламе в КХЛ не возьмут.
По льду прокатились смешки хоккеистов, а затем они, кажется, поприветствовали меня — бурно застучали клюшками по льду, широко улыбаясь. Ладно, начало, вроде, неплохое. Но их пыл быстро остудил свисток Макеева.
— Возвращаемся к тренировке. От борта до борта с ускорением.
Когда толпа рассосалась по площадке, и из-под коньков во все стороны брызнула снежная крошка, главный тренер повернулся к нам с Казанцевым. Романенко и вовсе пялился на меня с тех пор, как я пришла, перекатывая во рту жвачку, как корова.
— Вадим Юрьевич, я не силён в современных тенденциях. Можете мне пояснить, что Майя Кирилловна будет делать?
— Ну как что, — с довольным видом потёр руки Казанцев. — Продвигать наших медвежат! Фото, видео и что там ещё надо. Майя знает, что делать, уж посодействуйте ей, Сергей Петрович. Как никак, одно дело делаем.
В кармане пиджака спортивного директора завибрировал телефон, и он, откланявшись, ушёл, попутно крича на кого-то с той стороны связи. Я осталась одна в окружении двух тренеров и врача.
— Майя, — подал голос Макеев, — я запрещаю кому-либо записывать наши тренировки. Это распространённое правило. Здесь я даю игрокам установки, тасую звенья.
— О, — я замахала руками, — вы не переживайте! Ничего конфиденциального я в сеть не выложу, обещаю!
Для убедительности я приложила руку к груди. Господи, хоть бы ещё и принципиальность тренера не создала мне проблем. И так хватает Кисляка и Антипова.
По лицу Сергея Петровича было видно, что он сомневается. Но всё же он тяжело вдохнул, прикрыв глаза, и сказал:
— Хорошо. Но, если вы не против, то давайте первое время согласовывать то, что вы выпускаете? Мне так будет спокойнее.
— Замётано! — на радостях ляпнула я и стушевалась, заметив полуулыбку на губах тренера. — То есть... Давайте. Это хорошая идея.
— Тогда, — Макеев стянул перчатку и протянул мне раскрытую ладонь, — добро пожаловать в команду.