Завоевательные войны

МЕЙЛИС

Она была ошеломляющей во всех отношениях, и старший брат Мелей был очарован ею, он не мог отвести от нее глаз. На его лице была эта очаровательная улыбка, а его дикие глаза цвета индиго светились радостью. Она видела своего брата таким счастливым только тогда, когда он ездил на лошадях, ему было легко улыбаться, но даже эта улыбка казалась более ослепительной.

Дейенерис покраснела и захихикала от радости, когда Энио начала дразнить и тыкать Эгга, шутя о том, что она услышит, как он шепчет имя Дени, когда он спит. Но Эгг дал столько, сколько получил.

«О, и чье имя было у тебя на устах, пока ты спал прошлой ночью?» - спросил Эйгон с некоторым самодовольством, которое подсказало Дени, что это имя Эйгона.

Мелеис не мог не смеяться, пока Артур и Рейегар пили, улыбались и планировали свои следующие шаги, наблюдая, как дети наслаждаются их компанией. Жар большого пиршественного зала кружился по комнате, а запах мяса, сладких вин и пирогов наполнял нос Мелеиса.

Единственное время, когда он был таким беззаботным, было, когда он был с Энио, у них двоих всегда была связь, которую Мелейс не могла понять и не хотела понимать. Она бы предпочла красивого повелителя драконов из Волантиса.

Она чувствовала себя неправильно, прерывая их вечеринку: «Ну, иди, ты не сможешь узнать ее, если будешь слишком взволнована, чтобы поговорить с ней. Мел?» Нежный голос Лианны вырвал ее дочь из мыслей.

Когда Мелис обернулась, в сладких дымчато-серых глазах ее матери пробежала дымка, которая подсказала Мелис, что ее мать пьет столько же, сколько и ее отец. Вокруг нее кружилось серебряное сияние. Многие называли ее воительницей или королевой зимы; вокруг нее была сила и воздух, которые заставляли всех мужчин и женщин спотыкаться, когда они были рядом с ней.

Все ее любили, ее легко любить, это то, что Эйгон и Мелис унаследовали от своей матери, но это не означало, что они были такими же общительными, как она. По крайней мере Мелис не была такой, но она была права, и Мелис это знала.

«Но...» - Мелейс не успела закончить предложение, так как мать крепко положила руки ей на плечи и подтолкнула ее вперед, пока она не оказалась перед тетей и братьями и сестрами.

«Дейенерис, это Мелис, она супер-пупер застенчивая», - заговорила Лианна более высоким голосом, чем обычно.

Мелис оглянулась, ошеломленная голосом и словами матери, но Дейенерис, казалось, нежно улыбалась, когда говорила, а вокруг нее была аура любви, которая заставляла всех вокруг воодушевляться.

«Конечно, я такая же, давай пройдемся и поговорим». Ее голос был милым и добрым.

Даже не задумываясь об этом, Дейенерис обхватила Мелея за руку, и вместе они вышли из душного пиршественного зала, пока не зашагали по ночным садам. Было мягкое серебристое эфирное сияние, когда небо окрасилось в ярко-красный и оранжевый цвета, когда солнце медленно начало опускаться за горизонт.

Синие и красные шелка взметнулись на булыжниках, а их серебристые и каштановые кудри струились по спинам. Казалось, что чувство надвигающейся тревоги и гибели наполнило их грудь, когда Дейенерис нежно похлопала ее по руке, пока она говорила.

«Твои брат и сестра довольно общительные люди. Я бы не смогла сказать им «нет», даже если бы захотела, но ты милая и добрая, просто немного застенчивая, как и я. Мой брат держал меня в тени, избивая меня жестокими словами и действиями. У меня так и не было шанса стать воином, леди или даже принцессой. Могу только предположить, что то же самое можно сказать и о тебе. Твой старший близнец - великий воин, а твой старший брат - блестящий воин и стратег, а также будущий король королевства, в котором никто из нас никогда не был. Это слишком даже для Таргариена. Посмотри на моего брата, он сломался под тяжестью и стал жестоким и ожесточённым». Дейенерис, казалось, погрузилась в раздумья.

Больше разговаривая сама с собой, чем с Мелис, но когда она посмотрела в глубокие фиолетовые глаза своей тети и увидела в ней затравленный взгляд, когда она думала о брате, который чеканил, лежа в перине. Борясь с волнами боли, которые одолевали его от жестокого избиения, которое он получил только из-за своих действий. Мелис не могла не пожалеть и не возненавидеть его.

Она, возможно, не подвергалась жестокому обращению, как ее брат или сестра, но это не меняло того факта, что они были ее семьей, и она убила бы любого, кто причинил бы им вред. Она не была уверена, как она могла бы сделать это, она не была воином, как ее мать или братья и сестры. Но у нее был большой ум для управления и политики, как у ее отца. Она была хороша собой и осознавала, какие вожделеющие взгляды мужчины бросали на нее в те несколько раз, когда она действительно вступала в схватку с отцом.

Но она проводила больше времени в библиотеке в их особняке, чем сражалась или ездила верхом, она была хороша в политике в игре престолов, даже если она еще не начала игру. Поговорив с Дейенерис, она поняла, насколько правдивы были эти слова, трудно стоять на острове, живя в тени двух великих братьев и сестер, но вскоре это изменится и может измениться.

Ее брат может быть великим кхалом сейчас, но она будет великой рукой, она знала это и она докажет это всем им. Внезапно, жаркая решимость затопила ее, когда она подумала о своей будущей роли в захвате королевств.

«Вот это лицо глубоко задумалось». Дейенерис хихикнула, заставив Мелис отвлечься от своих мыслей.

Нежные фиолетовые глаза больше не терялись в мыслях, не было ненависти, боли или скорби по мыслям о ее брате Визерисе. Или даже потерь и пыток, которые она, должно быть, перенесла, прежде чем они попали сюда.

Только этот взгляд надежды заставил сердце Мелей забиться в груди, когда она поняла, что должно произойти что-то волшебное. Мелей почувствовала головокружение и наполнилась радостью, глядя на свою новообретенную тетю, говорящую беззаботным и беззаботным голосом.

«Итак, поскольку Эгг теперь кхал дотракийской орды по их обычаю, поскольку он убил кхала, он забирает все, что было у бывшего кхала, включая, скажем, его жену. Кхалесси», - застенчиво проговорил Мелейс.

Она мягко улыбнулась, наблюдая за ярко-красным румянцем, который вспыхнул на лице Дейенерис, когда она посмотрела на небо, наблюдая, как облака приобретают яркий золотой цвет, плывя по небу. Она похлопала Мели по руке, и Мели заметила, что ее рука была липкой и неловкой, когда она нежно похлопала по руке своей племянницы.

Любовь наполнила ее глаза, когда она заговорила холодным голосом: «Полагаю, это правда, но я думала, что ты и Энио были обещаны Эйгону». Ее голос звучал непринужденно и мягко.

Но Мелейс мог сказать, что она пыталась скрыть свой интерес к брату, заставляя ее улыбаться, когда они обернулись, чтобы пройтись по аромату лаванды и ванили, утверждая, что он наполнил обеих девочек. Лампы были разбросаны по двору, каждая из которых излучала фиолетовый свет, вокруг лампы было тонированное стекло, так что когда огонь мерцал и светился на стекле, оно становилось фиолетовым.

Подобно тому, как аромат ванили и лаванды, а также мягкое сияние неба успокаивали их, на далеком берегу океана они могли видеть дотракийцев, обливающихся потом, когда они приступали к работе, там стояли два огромных костра, один больше другого, в которых сгорели Кал и его кровавые всадники.

Костер был слоистым, на самом верху лежал бывший Кал и его рыжий жеребец, великолепный зверь был зарезан для ритуала. В то время как на нижнем уровне костра покоились не только его три кровавых всадника, но и их лошади.

Дени некоторое время разговаривала с дотракийцами с помощью Эйгона, который перевел ее слова, так как во время пира она чувствовала себя неловко, ел и пил, пока они трудились под палящим солнцем.

Мелис знала, что у нее нежное сердце, и она также знала, что ее тете придется ожесточить свое сердце, прежде чем эта война закончится. Хотя Мелис не собиралась говорить ей об этом, и не тогда, когда она не стала лучше со своими нежными чувствами.

Глаза Вайолет мерцали в ночи, пока она ждала ответа Мелейса, чьи глаза были прикованы не только к мертвому телу, которое, как знала Дейенерис, было сиром Герольдом, одним из немногих видов душ, которые она встречала на востоке и которые были с запада. Было здорово, что ее семья была здесь, но кроме рыцарей, Рейегара и Лианны никто не знал, что такое запад.

«Я нет, но моя мать всегда надеялась, что Энио выйдет замуж за Эйгона, я люблю своего брата, просто не в этом смысле. Мои родители никогда не стали бы настаивать на этом, так как они женились по любви, нарушив при этом свои клятвы», - говорила Мелейс теплым голосом.

Она не могла не получить этот звездный взгляд в своих глазах. Нет ничего романтичнее их истории, даже если она закончилась кровью и смертью, что, казалось, не было братом юной принцессы. Теплая улыбка тронула ее губы, когда она посмотрела на Дейенерис. Она была одновременно взволнована и опечалена словами, которые сказали Мелеи.

Мелис видела панику в ее глазах, поэтому она сделала все возможное, чтобы успокоить ее, пока они шли по яблоневому саду. «Отец говорил о сохранении чистоты родословной; он не хотел выдавать нас замуж за лордов на западе, после того как нашел яйца. Когда Энио показала, что не более чем дружба с отцом Эгга, который расследовал семью лорда драконов Белаерис, один оставшийся наследник мужского пола покоится в черной стене. Все остальные были женщинами, но год назад это, казалось, изменилось, но, как я уже говорила, отец хочет сохранить чистоту родословной, никто не чист так, как ты, Дени».

Эти слова помогли принцессе успокоиться, когда они шли на балкон, наклонившись над гладкими мраморными перилами, пока их кудри плотно прилегали к ее лицу, пока Дейенерис смотрела вниз на дотракийцев. Легкая улыбка на ее лице, когда она выпятила подбородок и заговорила с гордостью, расцветающей не только в ее голосе, но и во внешности.

«Они называют меня Кхалесси. Есть три человека, которые, как я думаю, могли бы быть верными и хорошим дополнением к силам, кровавые всадники - это термин, который они используют. Как только их кхал умирает, они убивают людей, которые убили их кхала, а затем умирают и следуют за своими кхалами в загробную жизнь. В этом есть чувство поэтической справедливости, буквальной бессмертной преданности человеку, за которым они следуют. Не было бы никого лучше, чтобы защитить Эйгона и меня». Дейенерис говорила холодным голосом.

Мелис оглянулась на троих мужчин, которых Дейенерис надеялась сделать кровавыми всадниками. «Тот, что слева, - Чхого», - произнесла Дейенерис нежным голосом, глядя на молодого парня.

В ту минуту, как Мелис увидела его, она осмотрела каждый дюйм его лица и тела. Если он собирается стать кровным всадником для их семьи, ее брата и тети, то она должна убедиться, что им можно доверять.

Чхого очень худой, с едва заметной тенью усов, на его лице играла лукавая улыбка, когда он разразился смехом, а двое других мужчин смеялись вместе с ним.

«Тот, что в центре, - Агго», - снова заговорила Дейенерис ровным интуитивным голосом.

Он был пожилым мужчиной с густой черной бородой и темными обсидиановыми глазами, в которых был опасный и убийственный блеск. У него был вид обученного убийцы, и Мелис знала, что это то, что им сейчас нужно, но вид этого человека заставил ее нервничать.

«Одобрял ли Эгг этого человека?» - в голосе Мелейс сквозило сомнение.

Эта мысль заставила Дейенерис улыбнуться, когда она вспомнила милого принца, который общался с дотракийцами так же легко, как с кем-то с запада. Он не боялся их и не придерживался устаревшего представления, что все дотракийцы - дикари. Они, может, и не живут в замках, но для него они живут мирным и простым существованием, как свободный народ запада.

«Ему особенно нравится Агго, потому что он говорит, что он не только ветеран боя, но и его внешность сама по себе будет сдерживающим фактором для любого, кто думает, что может просто атаковать, не думая. Последний парень - Ракхаро». Голос Дейенерис был холодным и деловым.

Казалось, она не очень-то комфортно чувствует себя рядом с крупным мужчиной, хотя можно было сказать, что пройдет некоторое время, прежде чем она почувствует себя комфортно рядом с ним, но это не значит, что она не доверяет этому пожилому мужчине, который сможет обеспечить ее безопасность в случае возникновения проблем.

Ракхаро старше Чхого, у него вислые черные усы. Мелейс знал, что на протяжении всего путешествия он станет выше и мускулистее, и хотя у него не было косичек в волосах, это не означало, что их не будет в будущем.

После долгого мгновения двое просто стояли там, глядя на дотракийцев и думая о том, что может произойти дальше. И только тогда кто-то появился.

«Принцессы, пора игрокам готовиться, остальные спускаются вниз, яйца несут к огню, как настояли принц Эйгон и принцесса Дейенерис. Принцесса, я слышал, что о вас заботился мой брат сир Дарри, что вы были с ним в его последние минуты. Приятно знать, что он был не один», - говорил сир Дарри теплым голосом.

Джонотор говорил теплым голосом, когда Дейенерис обернулась и увидела редеющие серебряные волосы и нежные голубые глаза, в которых даже в преклонном возрасте горел любящий блеск; он был все еще красив и выглядел как настоящий дворянин. На его лице отражалась доброта, когда он смотрел на принцессу, но Мелейс был убежден при упоминании ног.

«Какое отношение имеют яйца к костру?» - в словах и на лице Мелейса отразилось замешательство.

ДЕЙНЕРИС

Дени повернулась, глядя на свою племянницу, ее сердце колотилось от предвкушения, ее пальцы перебирали кудри, пока она думала о том, как лучше объяснить это, не выглядя сумасшедшей. Смятение затопило ее, когда Дейенерис вспомнила, как она впервые постучала в дверь Эйгона.

Несколькими часами ранее

Сердце Дейенерис колотилось в груди, ее рот был сухим и неловким, когда она смотрела на массивную деревянную дверь, которая светилась яркой отделкой. Она слышала движение за дверью, так что, по крайней мере, она знала, что в комнате кто-то есть, ее костяшки пальцев зависли над дверью, но она не могла заставить себя постучать.

«Да ладно, Дени, что с тобой не так?» - подумала Дейенерис.

Ругая себя за то, что не смогла набраться смелости постучать в дверь, ее руки были липкими и скользкими от пота, который вырывался из каждой поры ее тела. Ее сердце колотилось в груди, когда она закрыла глаза, чтобы успокоить сердце, ее разум вернулся к ее снам последних нескольких недель.

Это был один и тот же сон, снова и снова: три дракона проносятся по небу, их пламя разрывает землю, пока они правят мертвыми и живут вместе, ветер кусает их кожу, и пламя вырывается на части, пока лес оживает, а маленький мальчик лет шести стоит перед пламенем, ожидая, когда из пепла появится дракон.

Она думала, что сходит с ума, потому что у нее были ее глубокие фиолетовые глаза, но белоснежные кудри и длинное, но прекрасное лицо Севера. Вскоре после этого сна ее разум был поглощен одной и той же мыслью изо дня в день. Это была та же самая мысль, которая проносилась в его голове весь день.

«Огонь и кровь». Голос был густым и хриплым, почти как у рептилии.

В словах была опасная ярость, которая становилась все более и более нетерпеливой с течением недель, и наконец в присутствии принца-дракона эти голоса наконец затихли. Затем, не прошло и минуты, как они проснулись в тот момент, когда она услышала слух, что у принца и его сестры есть яйца дракона.

И вот она застыла там.

«Дэни?» - раздался потрясенный голос.

Дэни подняла глаза и увидела, что на лице молодого принца была теплая и легкая улыбка, когда он ухмыльнулся ее ярким индиговым глазам, которые светились любовью и легкостью. Его пухлые розовые губы изогнулись в улыбке, но ее глаза были прикованы не к его лицу, а к его телу. На нем не было ничего, кроме белого полотенца, выдававшего его тон.

Его тело было покрыто шрамами, которые почти травмировали его кожу, кожа была прохладного золотисто-коричневого цвета, но длинные белые линии шрамов покрывали его руки и плясали на его сердце, его тело было дорожной картой всех покушений на его жизнь, совершенных людьми Баратеонов.

«Смотри, что тебе нравится, принцесса», - сказал Эйгон кокетливым тоном.

Его губы нависли над ее левым ухом, а дыхание щекотало ее нежную кожу, на его лице мелькнула лукавая улыбка, а дрожь удовольствия пробежала по позвоночнику. Она была вынуждена снова посмотреть ему в лицо, и румянец залил ее лицо, когда она заговорила.

«Откуда ты знаешь, что я стою здесь?» - в ее словах слышится замешательство.

Ползучий жар плеснул ей в лицо, пока она боролась с желанием отвести взгляд, она не сгибалась под жаром его взгляда. Он был теплым и добрым, а не холодным и хищным, как ее брат Визерис. Было приятно быть желанной, но не преследуемой, как кусок мяса, который съест большой злой волк. Или, в случае Эйгона, драконий волк.

Лукавая усмешка тронула его лицо, и атмосфера шутки окутала их обоих, когда он наклонился и посмотрел на нее с теплотой, клокочущей на его лице, и начал отстраняться.

«Я видел пару ног у двери. Не знаю, можете ли вы это быть, пожалуйста, входите». Его тон стал вежливым и сердечным, когда он вошел в комнату.

Дейенерис посмотрела на два открытых пространства; оно было не таким большим, как ее комната, да и не должно было быть, кто знает, как долго они пробудут здесь, прежде чем переедут в следующий город. Когда она медленно пошла в комнату, ее глаза были прикованы не к одежде, которая лежала на кровати, а к белому дублету с золотой отделкой и соответствующим белым сапогам. Клинок Blackfyre был спрятан в красных ножнах.

Вместо этого, это было яйцо, которое покоилось на жаровне. Угли были алыми, а черный дым вырывался из комнаты, когда балконные двери были открыты. Пламя давно погасло, но угли все еще были горячими и пылали силой. Казалось, что яйцо почти впитывало тепло; чешуйки багрового цвета блестели, как металл.

Дейенерис была очарована сияющим цветом, она никогда не видела драконье яйцо, которое было бы только одного цвета, и опять же, это был всего лишь второй раз, когда она видела драконье яйцо среди своих свадебных подарков. На губах Дейенерис появилась легкая улыбка, когда она подошла к яйцу, как будто что-то звало ее.

«Как давно ты ешь яйцо?» - удивление наполнило ее глаза, когда она говорила.

Радость кипела в ее груди, когда ее пальцы скользили по поверхности яйца, ожидая, что оно будет обжигающим на ощупь, но вместо этого оно было в лучшем случае теплым. Она ожидала увидеть чешуйку, которая будет гореть на ее пальцах, но вместо этого ее рука была такой же гладкой, какой она ее помнила. Тепло начало трепетать в ее сердце и животе.

«С тех пор, как я родился, отец нашел давно забытые яйца в драконьей яме, они могли быть одними из последних яиц, из которых вылупился Дримфайр. Когда я родился, мне дали алое яйцо вскоре после того, как мы покинули Дорн. Когда родилась моя сестра, Энио дали фиолетовое яйцо с зелеными хлопьями, а Мелейс - сияющее серебряное яйцо. Они редко покидают нас. Было время, когда я даже купался с яйцом». Эйгон тихо рассмеялся, глядя на алое яйцо.

Когда Дейенерис обернулась, чтобы посмотреть на него, он был полностью одет, и он тепло и приглашающе улыбнулся ей, как будто она могла доверять ему, несмотря ни на что. Хотя в его глазах был странный взгляд, который сказал ей, что с его яйцом происходит больше, чем он готов признаться незнакомцу. Но, как и ее, что-то тянуло его ближе к этим молодым принцам.

«Что-то не так?» - спросила Дейенерис с милой улыбкой на лице, заправляя выбившуюся прядь серебристых волос за ухо.

Она была в позиции и контролировала ситуацию, но она могла сказать, что с принцем что-то не так, по крайней мере, не то, о чем он готов говорить. По крайней мере, так она думала, пока он не сделал ровный вдох и не улыбнулся.

«Голос, который продолжал кричать огонь и кровь, сначала я сходил с ума, но потом сир Герольд умер, он верил, что однажды яйца вылупятся и могучие драконы пробудятся и будут править этим миром. И тут меня осенило, огонь и кровь, что если это больше, чем слова...» Эйгон замолчал, погрузившись в раздумья.

Дейенерис, с другой стороны, уловила его мысли и заговорила ускоренным голосом. «Это началось со сна, сначала шепот был только ночью, но он стал становиться все более и более настойчивым. Пока, наконец, это просто не прекратилось, когда ты пришел сюда». Дейенерис заговорила ровным голосом.

Эйгон резко поднял голову, вставая по стойке смирно, когда чувство срочности охватило их обоих, их глаза переместились на дотракийцев, в то время как их мысли блуждали по четырем мертвецам, которые покоились на костре. У них есть кровь и огонь, и у них есть яйца. Все, что им нужно, это правильная магия. Их сны и шепот, кажется, говорят им, что они те, кому нужно высиживать яйца.

«Нам следует положить яйца в костер», - оба заговорили в унисон.

В их глазах промелькнула искорка радости, словно они наконец поняли, что не сошли с ума, в их фиолетовых и индиговых глазах загорелась настоящая искорка. Несколько мгновений не было ничего, кроме тишины, пока они пристально смотрели друг другу в глаза, словно их притягивал их взгляд.

Между ними пронеслась искра, когда Дени наконец заговорила, словно ей пришлось это сделать или ею овладело какое-то навязчивое желание задать этот вопрос.

«А как же Энио и Мелейс? У них есть сны? Слышишь голос?» - раздался в воздухе любопытный тон Дейенерис.

На этом Эйгон отвернулся, глядя на дотракийских мальчиков и девочек, некоторые имели мрачные выражения на лицах, как будто смерть их кхала была худшим, что могло с ними случиться. В то время как другие были в восторге, как будто они были рады, что кхал умер. Хотя было похоже, что только рабы были теми, кто был счастлив.

Дейенерис была противна тому дню, когда они держали рабов, она знала, что она не станет лучше, если выйдет замуж за этого кхала. Она будет собственностью, как фабрика по производству детей, не больше, не меньше.

«Эньо да, по обоим пунктам у Мелейс есть только сны, а не голос. Ты думаешь, что мы должны позволить ей посвятить себя в план. Это единственный способ, которым мы могли бы отобрать у нее яйцо, и она могла бы легко получить яйцо от Мелейс. Она довольно искусна в подкрадывании и убийстве». Эйгон говорил ровным и задумчивым голосом.

Дейенерис тяжело кивнула головой, сложив руки на своей зарождающейся груди, и уставившись на рабов, наблюдающих, как их заставляют строить один из самых больших костров, которые она когда-либо видела. Все для того, чтобы человек, который изнасиловал и поработил их всех, мог быть со своими предками.

«Я хочу освободить их», - голос Дейенерис был пустым.

Заставив Эйгона резко поднять голову от своих разбросанных мыслей, он посмотрел вслед за ней, прислонившись к балкону и опустив руки по бокам. Его белоснежные волосы лежали на плече, когда он оцепенело кивнул головой.

«Это меня вполне устраивает, но должно быть что-то большее, чем огонь и кровь, у деда это было, и все, чего он добился, это сжег Летний Замок. Должно быть что-то большее». Эйгон больше терялся в мыслях о драконах, чем о рабах. Но это не означало, что он ненавидел варварскую систему меньше.

Оба не могли понять, что могло бы сделать это более непохожим на прежнее. «Мы ходим в огне». Воздух наполнился мягким хриплым голосом.

Заставив обоих детей повернуться, чтобы увидеть причину, серебряная дева с пышной формой, ее серебряные волосы струились по ее телу, когда она ухмыльнулась им двоим. Ее руки были сложены под ее большой грудью размера C, хитрая улыбка на ее лице говорила им, что она находит их замешательство более приятным.

«Как ты и сказал, Эгг, я хорошо подкрадываюсь, во сне, который мне приснился, я вышел из огня невредимым, невредимым, и со мной был дракончик ядовито-фиолетового цвета с ядовито-зелеными глазами. Если ты хочешь, чтобы это сработало, мы должны войти в огонь, освободить рабов, а когда дотракийцы попытаются возразить, мы войдем в пламя и выйдем оттуда потрясающими с драконами, тогда они не смогут отрицать твою власть. Кхал, Кхалесси». Ее голос был теплым и хитрым.

У них был план, и если бы они смогли осуществить его без ведома остальных, им пришлось бы быть хитрыми и быстрыми, иначе их бы остановили. Никто не позволил бы им войти в огонь.

Текущее время

Дени вежливо улыбнулась, ухмыляясь племяннице, не уверенная, как она воспримет новость о том, что они украли ее яйцо и не сказали ей. Сир Дарри переместился, чтобы посмотреть между двумя принцессами, не уверенный, что думать или видеть, поэтому он отошел в сторону, когда Дени наконец нарушила молчание.

«Мы думаем, что можем высиживать драконьи яйца, поэтому мы забираем твое яйцо, не расстраивайся, если оно не получится. Яйцо останется невредимым, но если оно сработает, то на его месте у тебя будет дракон», - успокаивающе говорила Дени.

Но она могла видеть возмущение, которое наполняло пребывание молодых принцев. Ее глаза и брови начали дергаться от ярости, поскольку жар восточного солнца больше не был тем, что создавало жар в атмосфере. Внезапно именно ярость Мелеиса заставила Дени вспотеть.

Ее волосы, словно железные гири, тяготели над ее шеей и головой, когда она одарила Мелиссу милой улыбкой, растягивающей ее лицо, пытаясь ослабить напряжение, терзавшее тело принцессы, но Мелисса заговорила холодным голосом с угрожающим выражением на лице.

«Мы?» - в словах Мелея слышалось замешательство.

Была опасная полярная сияние, которая окружила ее, как будто весь разговор, который у них был, был уничтожен вместе с любой добротой и доверием, которые они построили. Знала ли она, что они вытащили ее сюда, чтобы забрать ее яйцо?

Дейенерис посмотрела на пляж, где Эйгон поместил свое красное яйцо и одно из ее яиц. Черное рядом с сердцем сира Герольда. В то время как Энио поместила свое ядовитое фиолетовое яйцо и нефритовое яйцо рядом с его головой, в то время как серебряное яйцо Мелея и кремово-золотое яйцо покоились по обе стороны его рук.

«Эйгон и Энио. Нам пора идти, извини за обман, но наш план немного нетрадиционен», - осторожно проговорила Дени.

После этого она больше ничего не говорила, и они оба спустились по винтовой лестнице, ведущей к пляжу, где тысячи дотракийцев стояли, готовые проводить своего кхала. Среди них были и три служанки, которых Дейенерис получила на свадьбу.

Эйгон и Энио стояли перед костром, пока дотракийцы держали Рейегара и Лианну в поле зрения все время. Артур, Джонотор, Освелл были в стороне, а дотракийцы блокировали их, как будто им не позволялось подходить слишком близко к костру. Мелис была полна замешательства, глядя на Дейенерис, пытаясь понять, в чем заключался ее план и почему он должен был включать ее родителей и верных рыцарей, вернувшихся.

Она была опьянена властью, как и ее брат? Смятение отразилось в ее мыслях, когда она наблюдала, как Дейенерис скользит по белым пескам так, что она оказалась справа от Эйгона, а Энио слева.

Когда она заговорила, она сделала это с силой и властью, которые были неизвестны никому из них, они знали ее всего полдня, но жители Пентоса, такие как Иллирио, уставились на молодую девушку, не понимая, что он видит; их глаза наполнились сомнением, когда Мелис заметила, что трое мужчин держат оружие, которое, как она была уверена, было со свадьбы, с которой она не хотела иметь ничего общего.

«Вы будете нашим кхаласаром. Мы видим лица рабов. Мы освобождаем вас. Снимите ошейники. Идите, если хотите, никто вас не остановит. Но если вы останетесь, то будем как братья и сестры, как мужья и жены. Ваш кхал, мой муж, был брошен вызов и погиб, его кровавые всадники пали, и по закону мы принадлежим новому кхалу. Он убил хорошего человека и заплатил за это, теперь у вас есть шанс сделать правильный выбор». Пока Дейенерис говорила, она кивнула своей служанке, которая повторила ее слова на дотракийском.

Это были элегантные и гладкие слова, которые поколебали многих рабов; они с радостью сорвали с себя цвета и убежали. В то время как некоторые остались, воин не осмелился пошевелиться, не с их всемогущим Калем, нависшим над ними с темными глазами цвета индиго, которые были прикованы к ним. Бросаясь им на попятную. Каменное спокойствие охватило молодого принца, когда он посмотрел на солдат, которые пытались сдержать короля и королеву.

«Эйгон, что это значит!!» - в ярости взревел Рейегар, и с его губ сорвались обычные слова.

Насмешка тронула его губы, а в глазах загорелось негодование, когда Дейенерис на этот раз заговорила с пламенной силой, которой не было раньше.

«Я Дейенерис Бурерожденная из Дома Таргариенов, из крови древней Валирии. Твой кхал - Эйгон Таргариен из Дома Таргариенов, из крови древней Валирии. Я - Дочь Дракона; он - сын дракона. И мы клянемся тебе, что те, кто причинит тебе вред, умрут с криками. Кровь моей крови выступает вперед». Пока Дейенерис говорила, трое мужчин, которых она считала своими кровными всадниками, выступили вперед.

В глазах Лианны был ужас, словно она знала что-то, чего не знали они, и когда она заговорила, ее голос был пронзительным.

«Пожалуйста, не делайте этого. Яйца не вылупятся, ваши жизни будут прерваны, если вы сделаете это, вы не восстанете из пепла. Не позволяйте болезни и одержимости безумного короля поглотить вас». При этом грустная улыбка мелькнула на лицах всех троих детей.

Они не знают, что сказать, чтобы успокоить ее панику. Они ни за что не поверят, пока не увидят. Маленькие дети твердо стояли на своем, пока Иллирио в замешательстве смотрел. Его глаза сканировали ноги, пока он изо всех сил старался сдержать волнение. Ему было все равно, умрут ли дети. Это означало бы, что он уйдет с дороги своего сына, и если он вытащит драконов из этой ситуации, то это будет выигрыш для него. Они могли только наблюдать за тем, что происходит между кровавыми всадниками и их известными кхалесси.

«Джого, тебе я даю кнут с серебряной рукояткой, который был моим свадебным подарком, я называю тебя Ко и прошу тебя поклясться, что ты будешь жить и умрешь, как кровь от моей крови, скачущая рядом со мной, чтобы уберечь меня от бед».

Выражение боли отразилось на лице юноши, когда он бросил на своего кхала осторожный взгляд, который говорил: «Ты хочешь, чтобы я был Ко для женщины». Но Эйгон просто кивнул ему, который говорил: «Или ты говоришь «да», или я заставлю тебя сказать «да».

Он осторожно посмотрел на Дейенерис, больше не уверенный, что сказать, и осторожно взял кнут из ее руки. Завороженно уставившись на серебряную ручку, пока скрученная кожа ощущалась гладкой. Наконец, он заговорил осторожным тоном.

«Кхалиси, так не положено. Мне было бы стыдно быть кровным всадником женщины, есть кхал, которого я бы предпочел защитить». Дени не обратила внимания на его слова, но это ранило ее глубоко, потребовалось много усилий, чтобы это не отразилось на ее лице.

«У меня есть мои ко, трое мужчин, которые стоят там, моя Кхалесси будет править, и ей понадобятся люди, которые будут преданы ей и только ей. Ты примешь это, как только увидишь», - Эйгон говорил холодным голосом, а Энио улыбалась.

Она не возражала против того, что Дени была Кхалесси ее брата, потому что она будет его королевой. Когда драконы вылупились, они знали, что им придется сохранить чистоту родословной. Она знала, что однажды выйдет замуж за своего брата, и в какой-то момент ей не нравилась эта перспектива, но теперь, когда она созрела, это было единственное, о чем она могла думать.

Теперь, когда он стоял перед костром, видение силы и власти, все, о чем она могла думать, это оседлать его, и она знала, что она не единственная. У Дени было то же самое похотливое выражение на лице, когда она видела, как Эйгон не только защищал ее, но и, казалось, был более чем готов быть с ней.

Затем все трое повернулись к кровавому всаднику Агго, миндалевидные карие глаза которого, казалось, сияли в лунном свете, когда Дейенерис снова заговорила командным тоном.

«Агго! Тебе я дарю лук из драконьей кости, который был моим подарком невесте». Это двойной изогнутый блестящий черный лук, который выше, чем была Дейенерис.

«Я называю тебя ко и прошу твоей клятвы, что ты будешь жить и умрешь, как кровь от моей крови, скачу рядом со мной, чтобы уберечь меня от опасности». Он взял лук, но опустил глаза от стыда, хотя и не осмелился заговорить, пронзительный взгляд Эйегона удержал его от этого.

Наконец, они обратились к Ракхаро: «Ракхаро, ты получишь великую арку, которая была подарком моей невесты, с рукоятью и клинком, украшенным золотом. И я называю тебя ко, и прошу твоей клятвы, что ты будешь жить и умрешь как кровь моей крови, скачущая рядом со мной, чтобы уберечь меня от вреда», - Дейенерис говорила холодным голосом.

Взяв лук, он решительно кивнул головой. Эйгон повернулся к сиру Джораху и решительно кивнул.

«Сир Джорах, я назначаю тебя членом королевской стражи, моей стражи, подожги костер», - сказал Эйгон холодным голосом, поворачиваясь к отцу.

Когда он посмотрел на родителей, на его лице появилась слабая улыбка, обнажавшая его шепелявость.

«Все это обретет смысл через некоторое время; я обещаю и с твоего разрешения, я хочу взять в жены и Энио, и Дейенерис». Это было все, что сказал Эйгон, когда они повернулись, чтобы посмотреть на пламя. Они наблюдали, как загорается дерево.

Оранжевое пламя вспыхнуло, когда дым заструился им в глаза, после того, как огонь разгорелся в полную силу, только тогда они пошли в пламя. Лианна издала пронзительный крик, который разнесся в воздухе, когда она боролась с хваткой дотракийцев. Они просто смотрели, как будто знали, что их Кхал и Кхалесси, и принцесса пошли в огонь.

Многие ожидали услышать их крики в полной агонии, но только тепло пламени и потрясенные вздохи людей наполнили их уши. Мужчины маячили вокруг костра, их глаза были широко раскрыты от сомнений и страха. Ярко-синее небо теперь стало белым, когда запах горящей плоти и резкие хлопки дерева наполнили нос и уши.

Тепло костра ударило меня, когда оранжевое мерцающее пламя начало меняться. Сначала в опасно черный, затем в багрово-красный, фиолетовый, серебряный, зеленый, кремовый и золотой. Запах соли и рыбы наполнил воздух, усиливая вонь горящей плоти.

Многие подняли глаза, чтобы увидеть густые одеяла дыма, которые затмили вид оранжевого неба. Шепот благоговения начал усиливаться, когда громкие крики начали наполнять воздух. Когда огонь начал угасать, а густой черный дым исчез, запах смерти ударил по многим, пронзительные крики Лианны прекратились.

Многие ожидали почувствовать запах горящей плоти, но вместо этого все они наблюдали, как две женщины, которые безрассудно ступили в огонь, вышли из остатков костра невредимыми. Пухлые зачаточные груди Дэни и Энио были первым, что заметили мужчины. Служанка бросилась к ним с одеждой наготове для них троих.

Золотистая и кремовая кожа была с черным оттенком, но в остальном они были безупречны от пламени. Но это был жар, который кипел в ее глубоких фиолетовых глазах, и яркие дымчато-серые глаза были устремлены на всех.

Эйгон был следующим, кто вышел из огня невредимым, его глаза цвета индиго мерцали багровым пламенем, а громкие крики громко разносились в воздухе. Воздух замер, когда сомнение промелькнуло на всех их лицах. Рейегар и Лианна едва могли осознать, что они сеяли; все остальные упали на землю, когда один детеныш дракона превратился в 3, а затем в 6.

Зверь черного цвета, с крыльями, шипами и спинной пластиной багрового цвета, обладающий расплавленными красными глазами, которые горели ненавистью, уставился на них. Он надул грудь, когда могучий визг наполнил воздух, его крылья ударились о воздух, а его сияющая чешуя замерцала в утреннем свете, когда шепот благоговения и желания наполнил его уши.

Он сидел на плече Дейенерис, а в каждой руке было по два дракончика: один нефритовый с бронзовыми вкраплениями, другой был бледно-кремового цвета с золотыми вкраплениями. Все они были с чешуей и крыльями не больше размера кошки.

Мужчины вокруг начали опускаться на одно колено, склоняя головы, недостойные зрелища, в то время как девушки застыли на месте. Все глаза были обращены на черного зверя, который покоился на ее плече.

В объятиях Энио покоились два дракона, один ядовито-фиолетовый с убийственно-ядовитыми зелеными глазами, которые мерцали на свету. В то время как другой дракон был сияющим серебряным драконом с милыми и добрыми глазами и длинным хвостом, который обвивал ее руку. Но в тот момент, когда дракон посмотрел на Мелейс, что-то мелькнуло у ее лица, и она поняла, что этот дракон был ею.

Кусок эхом разнесся по всей поляне, когда они наблюдали, как трое Таргариенов впервые за долгое время вышли из огня с драконами. Визги драконов громко разносятся по ночам.