А стоит ли того победа?
Загрузка второй карты, «Ancient», ощущалась иначе. Если для Virtus.pro это был предвкушающий гул перед завоеванием, то для Falcon's — гулкий стук в двери катастрофы. Противники общались через всю сцену, перебрасывались уверенными ухмылками и громкими репликами, полными задора. Их энтузиазм был почти осязаемым, раздражающим электрическим полем, бьющим по и без того расшатанным нервам соколов.
Есения сглотнула, и сухость во рту напомнила ей о той самой «поддержке». Две таблетки, принятые перед выходом на сцену, а до этого еще одна после разговора с психологом. Доза за день была более чем превышена, но рациональная часть сознания была задавлена паникой. Девушка глупо считала, что оцепенение и замедленная реакция — это лучше, чем сидеть с дрожащими, предательски подрагивающими руками и не попадать на кнопки. Теперь же ее охватывала странная, отчужденная ясность, будто она наблюдала за происходящим со стороны, сквозь толстое стекло. Звуки стадиона доносились приглушенно, голоса тиммейтов в микрофоне — будто из другого помещения. Руки лежали на мышке и клавиатуре неподвижно, слишком неподвижно, словно манекены. Дрожь ушла, но вместе с ней исчезла и привычная тактильная связь с миром игры.
Илья, сидевший рядом, украдкой посмотрел на нее. Он видел ее остекленевший взгляд, устремленный в монитор, и неестественную скованность в позе. Его собственная тревога за команду смешалась с внезапным беспокойством за нее. Он хотел что-то сказать, ободряющее, простое, но язык не повиновался. В ушах звенела тишина, нарушаемая лишь едким смехом кого-то из VP.
«Поехали, соколы, проснитесь!» — раздался в комманде голос Дамьяна, старающегося вытянуть команду из ступора собственной волей. Но его призыв прозвучал как-то пусто, словно отскакивая от брони апатии, в которую заковались некоторые игроки.
Первый раунд начался. Falcons двинулись на позицию, их действия были выверенными, но механическими, лишенными той самой искры азарта, что превращает хорошую команду в великую. Есения, выполняя свою роль, заняла точку. Ее движения в игре были такими же замедленными, как и в реальности. Она видела противника, ее палец нажал на левую кнопку мыши, выстрел прозвучал... и прошел мимо. Не хватило той самой миллисекунды на коррекцию прицела, того инстинктивного подергивания, которое обычно спасало. В ответ раздалась очередь, и ее экран погас, сменившись спектаторским режимом.
Она даже не вздрогнула. Просто сидела и смотрела на серый экран, в то время как вокруг нее на виртуальном «Эншент» разворачивалась бойня. Еще одна карта, еще одно унижение. Где-то на глубинном уровне, под толщей химического спокойствия, копошился червь стыда и отчаяния. Но добраться до поверхности ему было не суждено.
Есения медленно перевела взгляд на Илью, поймав его тревожный взгляд. Она хотела улыбнуться, сказать «все окей», но вместо этого ее губы лишь едва заметно дрогнули. Эффект от таблеток был сильнее, чем она думала. Сильнее, чем надо.
Вторая карта , стала не победой, а выживанием. Словно раненый зверь, загнанный в угол, «Фальконс» отбивался с ожесточением, рожденным не надеждой, а отчаянием. Каждый выигранный раунд давался им нечеловеческим напряжением сил. Энтузиазм медведей постепенно сменился раздражением, а затем холодной, расчетливой яростью. Они не понимали, как эта едва держащаяся на ногах команда умудряется отбиваться.
Есения существовала в каком-то другом измерении. Таблетки заглушили панику, но подменили ее леденящей пустотой. Она действовала автоматически, ее движения были точными, но лишенными души. Она стреляла, попадала, занимала позиции, но все это происходило будто с кем-то другим, а она лишь наблюдала со стороны. Руки не дрожали, но были холодными и чужими. Временами мир плыл перед глазами, и ей приходилось моргать, чтобы снова сфокусироваться на экране.
Илья, напротив, вынырнул из своих мыслей с яростной решимостью. Видя состояние Есении, он инстинктивно взял на себя роль ее щита. Он прикрывал ее фланги, подставлялся под пули, давал информацию, которую она, в своем ступоре, могла пропустить. Он играл не за себя, а за них обоих, и эта отчаянная синхронность, рожденная на грани нервного срыва, начала приносить плоды.
Дамьян и Никола, как скалы, держали оборону. Их игра была воплощением хладнокровия и опыта. Максим, наконец, вошел в раж, его AWP раз за разом находила свою цель, закрывая самые опасные направления.
Счет упорно полз вверх: 12:12, 13:13, 14:14. Воздух на сцене стал густым, им было тяжело дышать. Каждый раунд был похож на последний. Зрители замерли, наблюдая за этой дуэлью на нервах.
Решающий раунд. Экономика команд была истощена, в ход пошли пистолеты и дешевые винтовки. «Виртус.про» пошли на решительный штурм точки В. В завязавшейся хаотичной перестрелке пали Дамьян и Максим. Никола, отстреливаясь, забрал двоих, но и сам был убит. На точке остались только Есения и Илья против одного игрока VP.
Есения стояла в углу, не двигаясь. Она слышала, как Илья кричит в микрофон: «Один на B, у бомбы! Я его отвлекаю!». Она видела, как на ее радар прибежала точка союзника, а затем завязалась перестрелка. Илья погиб, но успел нанести врагу серьезный урон.
В ее наушниках стояла оглушительная тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием. На экране — один противник, устанавливающий бомбу, и она. Весь матч, вся ее боль, весь страх — все сжалось в этот единственный момент. Она вышла из укрытия. Противник, услышав шаги, резко развернулся. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Экран Есении залился кроваво-красным, но не погас. Вражеская модель рухнула на пол.
«Клатч! Фальконс забирают карту!» — проревел комментатор.
На сцене зажегся свет, объявляя победу «Фальконс» со счетом 16:14.
Но триумфа не было. Команда молча сняла наушники. Не было объятий, радостных криков, ударов кулаком по столу. Было лишь ледяное, вымотанное молчание. Дэнни подошел к ним, хлопая по плечам, пытаясь вдохнуть в них жизнь.
— Так держать, ребята! Вырвали! Характер показали! — голос его звучал фальшиво, и он это понимал.
Илья попытался улыбнуться, но получилось лишь кривая гримаса. Никола молча тер переносицу. Дамьян смотрел в монитор, как в пустоту. Есения медленно поднялась. Ее лицо было абсолютно бесстрастным, маской из мрамора. Дэнни раскрыл объятия, чтобы обнять ее, но она прошла мимо, словно не заметив его. Она шла, прижимая ладонь ко рту, ее плечи были напряжены.
Камеры, вездесущие камеры, уловили этот момент. Сначала ее остекленевший взгляд во время клатча, затем — сдержанную, почти болезненную реакцию на победу, и наконец — побег. Кадр, где она игнорирует объятия тренера и бежит с руки у рта, был обречен стать новым вирусным мемом.
Она ворвалась в туалетную комнату для игроков, едва успевая дойти до кабинки. Дверь с грохотом захлопнулась, и она рухнула на колени перед унитазом. Тело содрогнулось от рвотных позывов. Но наружу вышло лишь немного желчи и воды — желудок был пуст. Слезы катились из ее глаз сами по себе, смешиваясь со слюной. Ее трясло. В ушах стоял оглушительный гул.
«Они не могут проиграть из-за меня. Не могут...»
Дрожащими пальцами она вытащила из кармана смятую пачку успокоительного. Две оранжевые таблетки, последние. Она даже не взглянула на них, просто опрокинула пачку в рот и сглотнула, пытаясь протолкнуть их внушком, который отказывался работать. Таблетки встали в горле комом, вызывая новый приступ тошноты.
Она прислонилась лбом к прохладной металлической перегородке кабинки, пытаясь отдышаться. Снаружи доносились приглушенные звуки стадиона — ликование толпы, которую не обманешь искусственной улыбкой. Они выиграли. Но внутри этой кабинки, в горьком привкусе во рту и тяжести двух лишних таблеток в желудке, для Есении это пахло поражением.
Стук в дверь прозвучал как выстрел в тихой комнате. Есения вздрогнула, всем телом, отчего голова с неприятным звоном ударилась о металлическую перегородку. Сердце, замершее на мгновение, забилось с новой, болезненной силой, гоняя по венам адреналин, смешанный с химическим спокойствием таблеток.
— Еся? Все в порядке?
Голос Дэнни. Грубоватый, но сейчас нарочито мягкий, пробился сквозь дверь. Девушка инстинктивно зажала рот ладонью, сдавив его так, что костяшки пальцев побелели. *«Уйди. Просто уйди. Не видь меня такой»*. Она зажмурилась, пытаясь стать невидимкой, раствориться в этом кафельном полу, в запахе хлора и собственного страха.
Но Дэнни не уходил. Слышно было, как он переминается с ноги на ногу за дверью.
— Птенчик, я знаю, что ты здесь, — его голос стал тише, почти доверительным. — Ты расстроилась из-за проигранных раундов? Отыграли не прям хорошо, но выгрызли вторую карту. И третья будет ваша, слышишь? Наша.
Слова «птенчик» и «наша» кольнули ее острее любого упрека. Она тихо, беззвучно усмехлась, и это вышло больше похоже на судорожный вздох. Горький привкус стыда подкатил к горлу с новой силой. Она сглотнула, заставляя его отступить. Он думал, дело в проигранных раундах. Он не видел, не понимал, что дело в ней самой. В этой хрупкой скорлупе, которая трещала по швам, грозя рассыпаться в прах под взглядами тысяч людей.
Но его следующая фраза, эта неуклюжая, искренняя попытка поддержать, стала спичкой, брошенной в бензин.
— Наверное, тебя лучше побыть одной.. давай там, не расстраивайся и… мм… — тренер замолчал, подбирая слова, и ей даже представилось его смущенное лицо, его рука, почесывающая затылок. А затем он выпалил, собрав всю свою тренерскую волю в кулак: — Разъеби всех, Есения!
Тишина. Эти два слова, грубые, почти вульгарные, повисли в воздухе, а затем обрушились на нее не гневом, а… силой. Четкой, простой, безвозвратной установкой. Это был не приказ, не просьба. Это было разрешение. Разрешение на ярость. На агрессию. На то, чтобы выплеснуть наружу все, что копилось внутри — и страх, и боль, и эту оглушающую пустоту.
Она медленно разжала ладонь. Дышать стало чуть легче. Слезы отступили, оставив после себя лишь соленое жжение на щеках. Она смотрела на царапины на двери, но видела уже не их, а карту. Третью карту. Ту, что станет их. Ее.
Она была готова на все. Готова порвать, разорвать, уничтожить. Это был не финал. Но именно от этой игры зависело, окажутся ли они на шаг ближе к нему. И этот шаг она сделает. Через боль, через тошноту, через собственное немеющее тело.
Она не ответила ему. Не сказала ни слова. Но внутри что-то щелкнуло, как поворот ключа в замке. Химическая апатия таблеток начала отступать, вытесняемая новым, холодным и острым, как бритва, чувством — чистой, неприкрытой решимостью.
Снаружи послышались удаляющиеся шаги. Дэнни ушел, оставив ее наедине с ее демонами и внезапно обретенным оружием против них.
Есения медленно поднялась на ноги, опираясь о стену. Ноги дрожали, но теперь это была дрожь не паники, а собранной пружины. Она подошла к раковине, плеснула ледяной воды в лицо. Капли стекали по шее, но внутри горел огонь. Она посмотрела на свое отражение в зеркале — бледное, с красными глазами, но с новым, стальным блеском в глубине зрачков.
«Разъеби всех, Есения».
Она вытерла лицо рукавом, глубоко вдохнула и толкнула дверь. Впереди была третья карта. И она не собиралась ее проигрывать.
Возвращение было похоже на переход по минному полю. Есения, стараясь унять предательскую дрожь в ногах, шла по коридору, прижимаясь к прохладной стене. Она слышала приглушенный гул толпы и голоса команды из-за двери в игровую комнату. Сделала глубокий вдох, выдох. Еще один. Внутри все еще бушевала буря, но теперь она была заключена в ледяной кокон решимости. Она ждала, пока затихнут шаги за дверью, и зашла ровно в тот момент, когда все уже расходились по местам.
Сев в кресло, она почувствовала на себе взгляд. Тяжелый, обеспокоенный. Она медленно повернула голову и встретилась глазами с Ильей. Он смотрел на нее так, словно пытался прочитать сквозь маску усталости и химического спокойствия — испуг, боль, что угодно. Он молча сжал кулак, показывая жест поддержки, и едва заметно кивнул. Она в ответ просто моргнула. Это было все, на что она была способна.
И тут, прямо перед загрузкой третьей карты, к ней наклонился Максим. Его лицо было серьезным, но в глазах прыгали чертики.
— Ведет бабушка внука к болоту, — прошептал он так, чтобы слышала только она. — Внук спрашивает: «А зачем мы туда?» Бабушка отвечает: «Сейчас узнаешь».
Есения уставилась на него, не понимая. Ее мозг, заторможенный таблетками, медленно перемалывал слова.
— Ну бабуль... буль-буль-буль, — закончил Максим и тут же отскочил на свое место, делая вид, что крайне сосредоточен на настройках мыши.
Сначала ничего. Потом щелчок в сознании. Абсурдность, идиотизм и своевременность этой глупейшей шутки прорвали плотину. Уголки ее губ дрогнули, а затем на ее лице расцвела слабая, но самая настоящая улыбка. Она была короткой, почти мгновенной, но Илья, наблюдавший за ней краем глаза, заметил это и сам невольно облегченно усмехнулся. Напряжение в их углу чуть-чуть, но спало.
Третья карта, «Mirage», началась. И «Фальконс» вышли на нее другими. Не триумфаторами, не разгневанными мстителями, а холодными, собранными профессионалами, у которых не осталось места для эмоций. Только работа.
Энтузиазм «Виртус.про» после проигранной карты поутих, сменившись настороженностью. Они ждали продолжения нервного, рваного игры «Фальконс», но получили нечто иное.
Игра не была идеальной. Не была той самой огненной лавиной, что сметает все на своем пути. Это была методичная, умная и невероятно упорная работа. Соколы играли чуть лучше, чем на второй карте. Всего на полшага, на один удачный пик в раунде, на одну удачную гранату. Но в мире топового киберспорта этого часто бывает достаточно.
Дамьян и Никола, как два неприступных бастиона, диктовали темп. Их дуэль на мид-контроле была шедевром тактического превосходства. Максим, воодушевленный своей удавшейся шуткой, играл раскованно и точно, его AWP то и дело хлопала, закрывая самые опасные углы.
Но главное изменение почувствовалось в связке Илья-Есения. Это уже не была отчаянная попытка одного прикрыть другого. Это был танец. Илья стал ее тенью, ее голосом в моменты, когда ее собственное сознание затуманивалось. Он короткими, четкими командами направлял ее, и она, повинуясь им, оказывалась в нужной точке и делала нужный выстрел. Она все еще была бледной, все еще двигалась чуть медленнее обычного, но ее действия стали осмысленными. Она не просто стреляла — она думала. Холодный, чистый расчет вытеснил панику.
Счет упорно шел в их пользу. 5:2, 9:6, 12:9. Они не доминировали, они — контролировали. Каждый проигранный раунд они тут же отыгрывали, не давая сопернику раскрутить кулеры.
Решающий момент настал при счете 15:13. «Виртус.про», отчаянно цепляясь за жизнь в матче, пошли на свой коронный размен. В хаотичной свалке погибли Никола, Максим и Дамьян, забрав с собой двоих противников. На площадке снова остались Илья и Есения против двух игроков VP.
— Двое. Один на А, один идет к тебе на В со стороны мида, — тихо, но четко сказал Илья. Его голос был спокоен.
Есения стояла на точке В. Она слышала шаги. Быстрые, уверенные. В ее висках стучало. Не от страха, а от адреналина, который наконец-то прорвался сквозь химический барьер. Мир вокруг снова обрел резкость.
Она виртуально выглянула из-за укрытия. Увидела врага. Ее палец лежал на левой кнопке мыши. Рука не дрожала.
— Я его держу, — сказала она, и ее собственный голос прозвучал для нее чужою, низкой и хриплой.
Раздался выстрел. Вражеская модель отпрыгнула за ящик. В этот момент Илья, как призрак, выскочил с другой стороны и добил его. Но тут же был убит вторым игроком, который подоспел на выручку.
«Один на один», — прошептал кто-то в тимовом чате.
Есения осталась одна. Противник знал ее позицию. Он был где-то рядом. Она слышала, как он перезаряжается. Глубокий вдох. Она резко выскочила из-за укрытия, не в ту сторону, откуда ждал ее противник, а сделав широкий обход. Она увидела его спину. Два коротких, контролируемых очереди. Экран противника погас.
«Клатч! Фальконс выигрывают серию!» — заорал комментатор.
На этот раз они выиграли. По-настоящему.
Но и на этот раз триумфа не было. Было облегчение. Глубокое, выворачивающее наизнанку. Илья с силой швырнул наушники на стол, не в ярости, а в попытке выпустить пар, и потянулся, растирая затекшую шею. Дамьян и Никола молча встали и обнялись коротким, мужским объятием, хлопая друг друга по спинам. Максим крикнул что-то радостное, но его голос потонул в общем гуле.
Есения просто сидела. Она медленно сняла наушники. Оглушительный рев толпы ворвался в ее сознание, но казался таким далеким. Она смотрела на надпись на своем мониторе, и сквозь ледяное спокойствие пробилось одно-единственное теплое чувство — они не проиграли из-за нее. Она сделала это.
Она украдкой посмотрела на Илью. Он уже смотрел на нее. И в его взгляде не было ни жалости, ни осуждения. Была лишь усталая, разделенная радость и молчаливое понимание. Они оба знали, что только что прошли через что-то очень тяжелое. И прошли вместе.
Осознание пришло туманным и запоздалым сигналом из реального мира. Есения сидела в той же позе, уставившись в победный экран, пока ее сознание медленно, как через густой сироп, возвращалось в тело. Оглушительный рев арены, смешанные запахи пота и пластика, яркий свет софитов — все это обрушилось на нее разом. Она моргнула, заставив себя оторвать взгляд от монитора.
Вокруг царило сдержанное, но радостное оживление. Ребята перебрасывались уставшими улыбками, собирали мыши и клавиатуры. Они победили. Они прошли дальше. И они были вместе.
Словно во сне, она поднялась с кресла. Ноги были ватными, но держали. Первым к ней подошел Дамьян. Он молча, с обычной своей сдержанностью, обнял ее, коротко и крепко похлопав по спине. Это был жест признания, братства. «Спасибо, что держалась», — словно говорило это объятие.
Затем Максим, все еще сияющий от своей шутки, заключил ее в более шумные и энергичные объятия.
— Видишь, как надо! — весело крикнул он ей прямо в ухо.
Потом была очередь Николы. Старший товарищ, обычно ироничный и невозмутимый, смотрел на нее с теплой, отеческой улыбкой.
— Молодец, птенчик, — произнес он голосом, который слышала только она, и его могучие руки подхватили ее.
И это было ошибкой.
Он легко, играючи, приподнял ее от пола и на мгновение покрутил в воздухе. Мир превратился в карусель — ослепительные огни, размытые лица, гулкий рев. И в этот самый момент, когда кровь резко прилила к голове, подкравшаяся передозировка настигла ее сокрушительной волной.
Резко закружилась голова. Звуки арены слились в оглушительный, бессмысленный гул, который тут же стал затихать, словно кто-то вывернул регулятор громкости на ноль. Яркий свет поплыл и потемнел по краям, сжимаясь в маленькую точку. Ее тело, только что напряженное в объятиях Николы, внезапно обмякло.
Она почувствовала, как ее руки безвольно соскользнули с его плеч. Никола, почувствовав перемену, тут же опустил ее на ноги, но было поздно. Земля ушла из-под ног. Мир накренился.
Она пошатнулась, пытаясь схватиться за что-то, но ее пальцы скользнули по воздуху. Испуганные лица команды — Ильи, Дамьяна, Максима — проплыли перед ней, как тени. Последним, что она увидела, был широко раскрытый, полный ужаса взгляд Ильи, который уже протягивал к ней руку.
Затем темнота поглотила все. Ее сознание погасло, как перегоревшая лампочка. Последней обрывчатой мыслью, пронесшейся в угасающем разуме, была не паника и не страх, а странная, отстраненная надежда:
«Надеюсь, перед следующей игрой я приду в себя...»
И все. Тишина. Падение в ничто. Ее тело, не встречая сопротивления, мягко и безжизненно рухнуло на прохладный пол сцены, в то время как победные фанфары все еще гремели для трибун.