Молодой десантник.
Ваша обратная связь повышает мою мотивацию писать главы. Приятного чтения🌷
Сознание возвращалось не резким толчком, а медленным, тягучим приливом. Сначала сквозь пелену небытия прорвался звук. Неясный, далекий, но настойчивый. Голос. Он был приглушенным, словно доносился из-под толщи воды, в которой она тонула.
- Еся... Есечка, ты меня слышишь?
Потом пришло ощущение. Тепло. Оно исходило от ее руки. Чье-то прикосновение было твердым и в то же время бережным. Большие, шершавые пальцы осторожно сжимали ее ладонь, словно боялись сломать хрупкие косточки, но и не хотели отпускать. Это тепло было якорем, единственной реальной точкой в океане беспамятства.
Она с трудом разлепила веки. Они были тяжелыми, словно свинцовыми. Свет в палате был приглушенным, но все равно резал глаза, заставляя щуриться. Мир плыл перед глазами, расплывчатые пятна постепенно обретали форму. Белый потолок. Бледно-салатная стена.
И тогда она медленно, с усилием, повернула голову на подушке. Шея одеревенела, каждый мускул ныл. Взгляд, затуманенный и несфокусированный, упал на фигуру, сидевшую на полу прямо перед койкой, на коленях.
Илья. Его лицо было первым, что она увидела четко. Оно казалось изможденным, под глазами - темные круги. Волосы всклокочены, а в глазах, обычно таких насмешливых и уверенных, плескалась такая щемящая тревога, что у нее внутри все сжалось.
Он сидел на коленях на холодном больничном полу, не замечая дискомфорта, и обеими руками держал ее руку, прижимая ее ладонь к своей груди, где под тонкой тканью футболки отчаянно стучало сердце.
- Ты меня слышишь? - снова прошептал он, и его голос сорвался на последнем слоге, став хриплым и беззащитным.
Есения попыталась кивнуть, но смогла лишь сделать слабое движение головой. Взгляд скользнул вниз, по ее собственной руке. Из тыльной стороны ладони торчала канюля, закрепленная пластырем, к которой тянулась прозрачная трубка капельницы. Кто-то, видимо, медсестра, убрала ее рыжие волосы, собрав их в высокий, небрежный, но бережный пучок, чтобы они не мешали. Эта простая забота о чем-то таком мелком, как волосы, в этой стерильной, пахнущей антисептиком обстановке, показалась ей невероятно трогательной и чужой одновременно.
Она снова посмотрела на Илью. На его напряженное, бледное лицо. На его руки, сжимающие ее пальцы, словно он пытался передать ей через это прикосновение всю свою силу, все свое «держится». В горле стоял ком, говорить она не могла. Но ее пальцы, лежавшие в его руке, дрогнули и слабо, едва заметно, ответили на его хватку.
-Илья, там Дэнни! -раздался голос за дверью, и девушка переключила внимание туда.
Двумя часами ранее
Илья влетел в приемное отделение, едва поспевая за каталкой, на которой везли бесчувственную Есению. Его оттеснили, оставив за дверью, за стеклом, за которыми мелькали чужие спины в белых халатах. Он метался по коридору, не в силах усидеть на месте, сжимая и разжимая кулаки. «Членам команды пока нельзя», - сухо отрезала администратор.
Вся команда, бледная и потрясенная, рванулась было в больницу следом, но их остановили еще в отеле. Психолог, словно предчувствуя беду, дежурил в коридоре, готовый пресечь любое проявление паники.
- Стойте. Все. Никто никуда не едет, - его голос, обычно мягкий и успокаивающий, сейчас звучал сталью.
- Да вы что, она же там одна! - взорвался Никола, готовый разорвать пространство криком. - Что если ей помощь нужна, а мы тут, как идиоты, торчим?! Она за нас всегда горой! Я, блядь,сейчас эту дверь вынесу!
- Именно поэтому, Никола. Вид Есении в таком состоянии, под капельницами, без сознания... Вы представляете, что это сделает с вашей психикой? С вашей готовностью к следующим играм? - психолог говорил спокойно, но твердо, понимая, что с Николой нужно держать ухо востро. - Я не могу допустить, чтобы из-за шока вы все посыпались. Это моя работа - сохранить команду работоспособной.
- Работоспособной?! Да плевать я хотел на работоспособность! - взревел Ковач, его кулаки сжались. - Она - человек соавший мне близким! Семья! А вы мне тут про турнир затираете!
- Я понимаю твои чувства, Никола, - психолог попытался смягчить тон, - но сейчас нужно думать головой.
- А я думаю, как Есении помочь! - заорал Никола, но его перебил Дамьян.
- А я думаю о вас, о вашей карьере, - парировал психолог.
Возмущению не было предела. Дамьян, обычно тихий и рассудительный, тоже был на взводе.
- Но хотя бы один человек должен быть рядом, - проговорил он, стараясь сохранять спокойствие. - Просто посидеть, подержать за руку. Это же не сложно.
Психолог, заручившись поддержкой Дэнни, оказался непреклонен. Он буквально загнал команду в общий номер, как расшумевшихся детей, пригрозив в случае неповиновения отстранить от турнира. Воздух гудел от бессильного гнева и страха. Никола в ярости пнул стул, который отлетел к стене с оглушительным грохотом, Дамьян устало опустился на кровать, закрыв лицо руками.
Илья и Максим стояли у окна, глядя на огни города, за которыми где-то была она.
- Я не могу так, - сквозь зубы прошипел Илья, сжимая раму до побеления костяшек. - Я не могу здесь сидеть и ждать.
- Я с тобой, - тихо, но твердо отозвался Максим.
Их побег был делом случая и отчаянной импровизации. Психолог вышел, чтобы поговорить с Дэнни в коридоре, плотно прикрыв за собой дверь. Яростный спор доносился до их слуха. "Эти двое ни за что не дадут нам уйти", - подумал Илья. Но тут дверь приоткрылась, оставив небольшую щель. Этот шанс нельзя было упустить.
- Сейчас! - бросил Илья, кивнув Максиму.
Они выскользнули боком в коридор и, не к лифтам, к которым, как им казалось, уже наверняка направится Дэнни, а к запасной лестнице. Бесшумно, как тени, пустились вниз по пролетам. На третьем этаже Илья споткнулся, чуть не кубарем полетев вниз, но Максим успел схватить его за куртку. Они замерли, прислушиваясь. Тишина. "Фух, пронесло", - прошептал Максим. Они ускорили шаг, не останавливаясь, пока не выскочили через аварийный выход на пустынную улицу. На улице донесся звук яростного топота и отборного мата. Это Дэнни, обнаружив их побег, высунулся в окно и что-то кричал им вслед, грозя всеми карами небесными. "Не догонишь!", - крикнул в ответ Максим, чувствуя прилив адреналина. Илья поймал первую же попутку и бросил водителю все наличные с одним лишь словом: «Больница, быстрее!». Водитель, похоже, привык к странным пассажирам, лишь хмыкнул и вдавил педаль газа в пол.
И вот сейчас, сидя перед кроватью тиммейта, в глазах парня проскользнула паника, как искра в пороховом погребе. Есению еще шатало, она была слаба, но уже узнавала его. Он бережно держал ее руку, чувствуя, как дрожат ее пальцы. Ему хотелось сказать ей что-то важное, поддержать, но слова застревали в горле.
Вдруг, тишину больничной палаты разорвали приглушенные шаги в коридоре, приближающиеся с каждой секундой. Затем раздался отчаянный, полный паники крик Максима: "Я не знаю, где он! Честно!" Илья похолодел. Они не могли просто так сдаться.
Осипов мгновенно отпустил руку девушки, перед этим невесомо поцеловав её в тыльную сторону ладони. Нежный, почти неслышный поцелуй, который вызвал слабый румянец на ее щеках. Есения, всё еще не до конца пришедшая в себя после пережитого, смущенно прикрыла глаза. Этот поцелуй затронул что-то глубоко внутри нее, пробуждая тепло и благодарность к этому парню, который, не раздумывая, бросился к ней на помощь.
Время сжалось до микроскопических мгновений. Илья, с грацией пантеры, юркнул под кровать за секунду до того, как разгневанное лицо Дэнни показалось в проеме двери. Он вжался в холодный кафельный пол, стараясь не дышать. Сердце колотилось так, словно пыталось вырваться из груди. Пахло дезинфекцией и страхом. Он видел лишь пыльные ножки больничной кровати и полоску света, пробивающуюся из-под двери.
- Ты серьезно думаешь, что я поверю в эту чушь?! - прогремел голос Дэнни на всю палату. - Где Илья? Говори давай!
Илья затаил дыхание, надеясь, что его не выдаст ни один звук. Он знал, что от этого зависит не только его судьба, но и судьба Есении, и всей команды. Тишина в палате стала почти осязаемой, словно давила на него со всех сторон. "Держись, Максим, держись," - шептал он про себя, мысленно поддерживая друга.
В следующий момент тишину разорвало фальшивое пение Максима, орущего что-то на ломаном русском, смысл чего Дэнни скорее угадывал, чем понимал.
- Врагу не сдаётся наш гордый... Ой! - заорал Максим, и за этим возгласом последовал приглушенный шлепок и тихое "Ай!".
Голова тренера тут же исчезла из поля зрения Есении, наверняка для того, чтобы отвесить подзатыльник изобретательному юному диверсанту. "Надеюсь, Максим жив", - пронеслось в голове Ильи. Но уже через мгновение разгневанное лицо тренера вновь появилось в дверном проеме. Однако теперь гнев уступил место какой-то внутренней борьбе. Эмоция на лице Дэнни сменилась на озабоченность, даже на какую-то растерянность. Он явно не знал, как себя вести. Воспользовавшись тем, что бдительная медсестра куда-то отлучилась, тренер, наконец, решился и вошел в палату, прикрыв за собой дверь.
Илья, затаившись под кроватью, с трудом сдерживал себя. Адреналин бурлил в крови, заставляя сердце бешено колотиться. Он закрыл рот рукой, чтобы не выдать себя ни единым звуком, и старался дышать как можно тише. В нос ударил запах пыли и старого линолеума.
- Ну чего ты, птенчик наш... Не уберег тебя, да? - проговорил Дэнни, приближаясь к кровати. Мужчина явно подбирал слова, стараясь говорить как можно мягче. - Есения...
Подойдя ближе, Дэнни опустился на край кровати, его голос стал чуть серьезнее, в нем зазвучали искренние нотки переживания. Он взял ее руку в свою, большую и теплую, и посмотрел ей прямо в глаза.
- Ни одна игра, слышишь? Ни одна игра не стоит твоих нервов, твоего здоровья. Я готов отдать этот турнир нашим конкурентам, с руками его оторвать и отдать, лишь бы не видеть тебя здесь... В таком состоянии. Лишь бы ты была в порядке. Ты для меня, для нас, больше, чем просто игрок.
Девушка больно закусила губу, покалывание в глазах предвещало новый приступ слез. Слова Дэнни, такие неожиданно теплые и отеческие, ранили глубже любых упреков. Она резко отвернулась к стене, пряча от тренера покрасневшие глаза и дрожащий подбородок. Вся ее броня, все эти искусственные барьеры из успокоительного и показного безразличия, рассыпались в прах перед его простым «ты для нас больше, чем просто игрок».
- Ты давай тут.. не раскисай, окей? - его голос снова стал грубоватым, но в этой грубости сквозила неподдельная забота. Он потрепал ее по волосам, собранным в тот самый небрежный пучок, и этот жест был до боли родным и успокаивающим.
Затем его тон сменился. В нем вновь зазвучали знакомые, деловые нотки.
- И где наш голубок, а?
Есения удивленно открыла глаза, все еще пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами. Она медленно повернула к нему голову.
- Голубок? - прошептала она хрипло, не понимая.
- Осипов где? - прямо спросил Дэнни, скрестив руки на груди. Его взгляд стал изучающим, он внимательно следил за ее реакцией.
Под кроватью Илья замер, почувствовав, как по спине пробежал ледяной холод. Его тело напряглось, как у спринтера на старте. Он медленно, миллиметр за миллиметром, пополз к противоположному краю кровати, туда, где тень была гуще. Его мозг лихорадочно проигрывал варианты побега: до двери - три шага, но Дэнни стоит спиной к выходу. Окно? Герметично и ведет прямиком к асфальту пятого этажа. Оставался единственный путь - назад, под соседнюю койку, если, конечно, она была пуста. Он прислушался, затаив дыхание, стараясь уловить малейший звук, способный его выдать - скрип пола, шорох одежды, предательский стук собственного сердца.
Есения, поймав взгляд Дэнни, почувствовала, как по ее щекам разливается краска. Она инстинктивно бросила короткий, едва заметный взгляд в сторону своего укрытия, но тут же отвела глаза, уставившись в одеяло. Ее пальцы нервно теребили край простыни.
- Я... я не знаю, - выдавила она, и голос ее прозвучал неестественно тонко и лживо. - Он... наверное, в отеле.
Дэнни фыркнул, и уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Он не сводил с нее пристального взгляда.
- В отеле? - он медленно обвел взглядом палату, его взгляд скользнул по шкафчику, задержался на занавеске у окна, а затем опустился на пол, будто пытаясь заглянуть под самую кровать. - Сомневаюсь. Я видел убегающую спину Максима, а значит и Илья с ним.Потому что наш Николка, который остался его «сторожить», только что мне сообщил, что Илья, цитата, «помер от переживаний и лежит в обмороке у себя в номере». А я, знаешь ли, чутьем чувствую, когда мне врут. Особенно так топорно.
Он сделал шаг вперед, и Илья под кроватью невольно отпрянул, прижимаясь спиной к холодной стене. Было слышно, как скрипнула половица под тяжелым ботинком тренера. Пыль со дна кровати зашевелилась, защекотав нос. Илья изо всех сил сжал ноздри, чтобы не чихнуть. Его глаза слезились от напряжения. Он был в ловушке, как мышь, и единственное, что отделяло его от гнева Дэнни, - это тонкий матрас и тело Есении, которая, кажется, готова была провалиться сквозь землю от стыда и волнения. Воздух под кроватью стал густым и спертым, каждый вдох давался с трудом. Он видел только ножки кровати и тень Дэнни, и эта тень казалась ему гигантской и всевидящей.
И когда казалось, что до разоблачения Осипова оставались считанные секунды, а тень Дэнни уже нависла над тем самым краем кровати, где замер в панике Илья, тишину палаты взорвал резкий скрип открывающейся двери.
В проеме стоял врач. Мужчина в возрасте, с проседью на висках и в строгих круглых очках, которые придавали его лицу выражение непоколебимой серьезности. Он вошел не спеша, но его присутствие мгновенно заполнило все пространство, как струя ледяного воздуха.
- Прошу покинуть палату, - его голос был ровным, но в нем не оставалось места для пререканий. - Возражения не принимаются. У пациентки нужен покой, а не ваши разборки.
Дэнни замер на полусогнутых ногах, его поза, выражавшая готовность заглянуть под кровать, внезапно стала нелепой. Он медленно выпрямился, поворачиваясь к врачу. На его лице боролись раздражение, досада и понимание того, что авторитет белого халата перевешивает любой тренерский гнев. Он проиграл, и оба они это понимали.
Тренер тяжело вздохнул, сдаваясь. Он бросил последний взгляд на Есению, которая замерла, не дыша, и нарочито громко, чтобы его слова долетели до ушей невидимого слушателя, изрек:
- Тогда я буду пытать Максима.
Но его угроза повисла в пустоте. Максим, который все это время стоял за дверью, прижавшись к косяку и затаив дыхание, услышав шаги врача и голос Дэнни, уже не стал дожидаться развития событий. Мгновенно сообразив, что сейчас начнется облава, он, словно теннисный мячик, оттолкнулся от стены и пулей полетел по коридору к лестнице. Его кеды бесшумно и быстро переносили его с пролета на пролет. Он не оборачивался, только прибавлял ходу, сердце бешено колотилось в груди - не столько от бега, сколько от осознания, что он участник этого абсурдного и опасного побега.
Врач закрыл за Дэнни дверь, повернулся к Есении и, поправив очки, подошел к кровати. Его движения были спокойными и точными.
- Ну что, молодой человек, давайте проведем небольшой опрос, - сказал он, доставая из кармана халата небольшую историю болезни. - Как самочувствие? Голова кружится?
Есения попыталась прочистить горло, но голос все равно звучал низко и хрипло.
- Лучше... - прошептала она. - Голова... немного.
- Тошнит?
- Нет.
Врач посмотрел на нее поверх очков.
- Скажите, а что это вы так увлеклись успокоительным? Турнир? Волнение?
Девушка отвела взгляд, уставившись в белое больничное одеяло. Ее пальцы снова забегали по краю простыни.
- Перенервничала... перед игрой. - она сделала паузу, сглотнув. - Ошибочно... приняла больше, чем нужно.
- Ошибочно? - врач поднял бровь. - Двойная доза за несколько часов - это довольно специфическая ошибка.
Есения лишь пожала плечами, стараясь выглядеть как можно более безразличной. Она чувствовала, как под кроватью замер Илья, и мысленно умоляла его не шевелиться.
Врач посмотрел на нее внимательно, потом на капельницу, потом снова на нее. В его глазах мелькнуло понимание. Он видел таких пациентов - молодых, напуганных, загнанных в угол собственными страхами и ответственностью.
Он хитро улыбнулся, уголки его глаз собрались в лучики морщин.
- Ну ладно... - протянул он, закрывая папку. - Считайте, что опрос окончен. Я оставлю вас. - Он сделал театральную паузу и добавил, многозначительно глядя на нее: - Но не надолго!
Развернувшись, он вышел из палаты, оставив дверь приоткрытой. Тишина, которая воцарилась после его ухода, была оглушительной.
Тишину, повисшую после ухода врача, разорвало странное, сдавленное фырканье из-под кровати. Еще одно. И, наконец, отчаянное, громкое и совершенно неуместное:
- Апчхи!
Из-под края больничной койки, словно испуганный сурок из норы, медленно показалась взъерошенная голова Ильи. Его волосы торчали во все стороны, на щеке отпечаталась пыльная полоса от половицы, а в глазах стояла паника дикого зверя, попавшего в капкан.
- Дэнни меня убьет, - хрипло констатировал он, выползая из своего укрытия и отряхивая колени. Он выглядел таким жалким и одновременно таким трогательным в своем пыльном великолепии, что у Есении, несмотря на все переживания, комок в горле внезапно рассосался, сменившись странным, щемящим умилением.
Он неловко уселся на край кровати, пружины жалобно скрипнули под его весом. Его движения были осторожными, будто он боялся ее спугнуть или сломать. Медленно, почти с благоговением, он снова взял ее руку в свои. Его пальцы, теплые и шершавые, принялись мягко тереть ее запястье, как будто пытаясь стереть следы от капельницы, стереть всю боль и страх.
- Есечка, милая, зачем? - его голос прозвучал как тихий, надтреснутый шепот, полный такой неподдельной боли, что у нее снова предательски задрожали губы. - Рыжеволосое счастье, как изрек премудрейший Дэнни, игра не стоит того... Ни одна, слышишь?
Эти слова, эти дурацкие, вымученные Дэнни прозвища, произнесенные его усталым, серьезным голосом, стали последней каплей. Она не смогла сдержаться. Тихая, прерывистая слеза скатилась по ее щеке и впиталась в подушку. Она не пыталась ее смахнуть, просто смотрела на него, на его испуганное, пыльное лицо, на его большие руки, так бережно держащие ее хрупкую кисть.
- А что... что еще мне оставалось? - выдохнула она, и голос ее снова сорвался на хрип. Она отвернулась, уставившись в стену. - Руки тряслись... Я не могла... я подвела бы вас всех. Лучше уж... вот так.
- Вот так? - он не повысил голос, но в его интонации прозвучал мягкий, но твердый укор. - Лежать тут, под капельницей, белая как простыня? Думаешь, это меньше подвело команду? Думаешь, мне было легче, когда ты... когда ты вот так, на полу? - Он не смог договорить, сглотнув ком в собственном горле. Его пальцы слегка сжали ее руку. - Ты нам нужна живая и здоровая, дурочка. А не... не химический зомби и не больничный пациент. Никакой клатч не стоит твоей улыбки, понимаешь?
Она закрыла глаза, чувствуя, как жар стыда разливается по ее телу. Он был прав. Абсолютно, беспощадно прав. Она пыталась стать машиной, чтобы принести победу, а в итоге стала обузой.
- Прости, - прошептала она, и это было все, что она смогла выжать из себя.
- Не мне прощения проси, - он наклонился чуть ближе, заслоняя ее от всего мира - от больницы, от турнира, от Дэнни. - А у себя его попроси. Пообещай, что больше... никогда. Пожалуйста.
Он смотрел на нее, и в его взгляде не было ничего, кроме искренней мольбы и страха ее потерять. И в этом взгляде она, наконец, нашла ту самую точку опоры, которую безуспешно искала в маленьких оранжевых таблетках.
Свободной рукой Илья осторожно, почти с благоговением, провел большим пальцем по ее щеке, сметая влажные дорожки слез. Его прикосновение было таким теплым и реальным, таким отличным от онемения, в которое она погружалась с помощью таблеток. Затем он легонько, по-дружески потрепал ее за щеку, и это неловкое, немного неуклюжее движение вызвало на ее лице короткую, слабую, но самую настоящую улыбку. Она была похожа на луч солнца, пробившийся сквозь грозовые тучи, мимолетная, но невероятно значимая.
Вид этой улыбки, кажется, и придал ему решимости сказать то, что висело в воздухе.
- Всё. Решено. Мы снимаемся с турнира, - произнес он твердо, глядя ей прямо в глаза. - Твое здоровье важнее. В миллион раз важнее.
Но его слова, вместо облегчения, вызвали в ней новую волну отчаяния. Она резко, почти болезненно, замотала головой, и в ее глазах снова вспыхнул знакомый ему упрямый огонек.
- Нет... - прохрипела она. - Нельзя... из-за меня...
Илья, видя ее волнение, беспокойно сжал ее пальцы.
- Тихо, тихо, - пробормотал он, и его рука сама собой переместилась с ее щеки на затылок, мягко, но настойчиво удерживая ее голову, не давая ей снова отвернуться в подушку.
Он наклонился ближе. Его лицо оказалось так близко, что она могла разглядеть каждую ресницу, каждую частичку пыли на его коже, уловить тепло его дыхания. Его взгляд стал пристальным, глубоким, он будто искал в глубине ее глаз ответ на какой-то свой, невысказанный вопрос. В воздухе повисло напряженное электрическое молчание. Он замер, его губы были всего в сантиметре от ее губ.
Но затем что-то переломилось. Он словно передумал, сдержал себя. С легким, почти незаметным вздохом он поднял свое лицо чуть выше и его губы коснулись ее лба.
Он закрыл глаза, чувствуя, как под его губами горит ее кожа, и в этот момент все слова стали ненужными.