8. Больше - ничего...
После тяжёлого утра в офисе Кывылджим не спешила возвращаться домой. Вместо этого — визит в школу. Во второй половине дня холл престижной частной гимназии в европейской части Стамбула был пустыннее, чем обычно, но внутри неё напряжение только росло.
Как будто понедельника в офисе было мало — теперь ещё и это. Даже стены школы давили на нервы, когда речь шла о собственной дочери.
Кывылджим выделялась среди редких прохожих — строгим чёрным костюмом, идеальной укладкой, взглядом, в котором легко читались раздражение и готовность к бою.
Рядом, с чуть опущенной головой, стояла Чимен — в школьной форме, но с привычным вызовом во взгляде, унаследованным от матери. Несмотря на напряжение, Кывылджим бросила на дочь короткий взгляд: те же тёмные глаза, тот же острый подбородок, те же сжатые губы. Упрямая. Гордая. Её копия — только с юношеским запалом.
Они ждали. Сегодня, после заседания совета школы, наконец должен был быть вынесен официальный вердикт по поводу инцидента, который потряс всю школу — и явно задел семейные границы.
— Это всё из-за него, — буркнула Чимен, скрестив руки на груди. — Он начал спор, а потом начал нести всякую чушь. Я просто не выдержала.
— Мы уже говорили об этом, — тихо, но жёстко ответила Кывылджим. Но ты — не уличный боец. Ты — Арслан. Мы не решаем конфликты пощёчинами.
— А если иногда это единственный способ, чтобы тебя услышали? — упрямо вскинула подбородок Чимен.
Кывылджим повернулась к дочери и уже хотела резко ответить, как вдруг дверь открылась.
— Госпожа Арслан, мисс Чимен, прошу, заходите.
Кабинет директора был просторным и прохладным. У окна стоял сам директор — мужчина лет пятидесяти, с сединой на висках и идеальной осанкой. В углу — ассистент с планшетом, напротив стола — два кресла. А чуть в стороне, облокотившись на подоконник, стоял он.
Омер.
Кывылджим напряглась, но не дрогнула. Лишь шагнула вперёд, как будто не заметила его. Чимен, наоборот, задержала взгляд — зрачки расширились, губы сжались. Её тело инстинктивно подалось назад.
— Госпожа Арслан, господин Унал, — начал директор с дипломатичной улыбкой. — Я благодарю вас, что нашли время. И вас тоже, Метехан.
Кывылджим и Чимен одновременно повернулись. Метехан сидел в кресле у дальней стены, ноги скрестил, руки закинул за голову. Беззаботный, но в глазах — отчётливая насмешка.
— Ну, здравствуй, героиня, — пробормотал он, глядя на Чимен.
— Лучше, чем трус, прикрывающийся словами, — отрезала та.
— Трус? — Метехан приподнял бровь. — По-моему, это я остался с гордо поднятой головой. А ты — с прилюдной вспышкой.
— Потому что я не притворяюсь вежливым, когда на самом деле ты — просто хам.
— Ладно, хватит, — вмешался директор с примиряющей улыбкой. — Мы здесь не для обмена колкостями. Надеюсь, после этой недели вы оба будете смотреть друг на друга иначе. Пусть даже через зубы, но — с уважением.. Вопрос деликатный, поэтому мы решили подойти конструктивно.
— Надеюсь, вы учли, что инициатор конфликта — ваш ученик, — холодно отрезала Кывылджим.
— Разумеется. Мы провели внутреннее расследование. Поведение Метехана Унала действительно было провокационным и нарушало правила школьного общения, и с ним будет проведена отдельная работа. Однако... — он посмотрел на Чимен, — физическая агрессия тоже не может остаться без последствий.
Омер всё это время молчал. Только одна его бровь чуть поднялась, когда он взглянул на Кывылджим. Она ощутила это движение, как острый нажим.
— Какой характер наказания? — спросила она, усаживаясь в кресло.
— Мы решили предложить вариант, который носит воспитательный характер. Общественная работа. На этой неделе оба — и Чимен, и Метехан — будут выполнять совместные задания по благоустройству пляжа в районе Шиле. Под контролем взрослых.
— Вместе? — резко уточнила Кывылджим. — Вы полагаете, что это разумно?
— Они оба — сильные и умные подростки. Я уверен, им не помешает поработать на результат, — сказал директор. — А наблюдение исключит повторение инцидента.
— Как оригинально, — усмехнулась она, бросив взгляд на Омера. — Очередная блестящая идея — поставить наших детей рядом.
— Или дать им шанс понять, что мир не делится на чёрное и белое, — спокойно добавил Омер, впервые заговорив. — Уверен, Чимен способна на большее, чем резкость. Как и мой сын — на большее, чем упрямство.
Чимен хотела что-то сказать, но Кывылджим положила руку ей на плечо.
— Мы принимаем. Но только под моим личным контролем.
— Я не сомневался, — тихо произнёс Омер, не сводя с неё глаз.
Кабинет снова погрузился в тишину. Метехан посмотрел на Чимен, прищурившись:
— Не думал, что твоё лицо я увижу снова так скоро. Не соскучилась?
— А ты, похоже, мечтал, — усмехнулась Чимен. — Даже притих. Что, слов не хватает без толпы?
Метехан наклонился вперёд:
— Ты всегда так язвишь, когда нервничаешь, или это у вас семейное?
— Нет, только когда рядом кто-то настолько раздражающий.
Кывылджим бросила на него взгляд, полный холодной оценки, но промолчала. Она видела, что Чимен держится, но в её челюсти уже напряглись мышцы.
— Если вы вдвоём собираетесь соревноваться в сарказме, можете начать во время уборки пляжей. — Голос директора прозвучал примиряюще, но с долей строгости. — Хотя там вам придётся работать, а не мериться остроумием.
— Пляж не спасёт его от моей прямоты, — буркнула Чимен, поднимаясь вместе с матерью.
— А тебя — от солнца. Не забудь крем, — с усмешкой бросил Метехан.
Кывылджим почувствовала, как в ней закипает злость, но она лишь вдохнула глубже, поднялась и кивнула:
— Шанс на улучшение — это всё, что я от вас жду.
Она почувствовала: это только начало новой партии. Но сейчас — шаг в сторону, шаг вперёд. Не для него. Для дочери.
— Пойдём, Чимен, — сухо сказала она и встала. — У нас ещё много дел.
Омер проводил их взглядом. Но не сказал больше ни слова.
После напряжённого визита в школу, Кывылджим вернулась в офис чуть позже обычного. Её пальцы инстинктивно сжали ручку кожаной сумки, когда она шагнула в стеклянные двери своего королевства. Здесь всё снова было под контролем. Или, по крайней мере, должно было быть.
Аслы, заметив её, приосанилась и что-то быстро набрала на планшете. За стеклянной стеной переговорной ждали сотрудники. На экране — слайды новых расчётов. Но Кывылджим направилась в свой кабинет.
Когда дверь кабинета за ней мягко захлопнулась, она прикрыла глаза. Тишина. Лишь лёгкий гул кондиционера.
— Выглядишь так, будто прошлась по минному полю, — раздалось за спиной. Голос Фатмы. Спокойный, но с оттенком заботы.
Кывылджим обернулась. Фатма уже стояла у её столика, с двумя кружками кофе.
— Я думала, ты занята с поставщиками.
— Была. Но новости о втором подрядчике разошлись быстрее.
Кывылджим кивнула и взяла кружку. Глоток — и горечь растворилась, хоть и не до конца.
— Нам нужно срочно пересмотреть цепочку поставок. И подготовить три новых юридических контракта. Явуз пусть проследит за условиями, Айсу займётся логистикой, Фикрету — проверить сроки и неустойки. Без шансов на сбои.
— Уже всё сказала Аслы. Они в курсе. Работают.
— Тогда ты тоже знаешь, что это — не совпадение.
Кывылджим поставила чашку на стол и на мгновение задержала взгляд в одном из углов кабинета.
— Иначе как объяснить, что они знали о сроках, даже о точке доставки. Эти детали знали только мы. — Она говорила ровно, но в голосе сквозило напряжение.
Фатма слегка нахмурилась:
— Думаешь, кто-то из своих?
Кывылджим не ответила сразу. Только откинулась на спинку кресла и сжала подлокотники.
— Пока не уверена. Но такое совпадение может стоить нам всего. И если это кто-то изнутри... — она не договорила.
Фатма промолчала, на её лице читалось напряжение, но она не настаивала.
— Знаю. И ещё знаю, что ты с утра ничего не ела.
— Я не голодна.
— Ты никогда не голодна. А потом в обеденной зоне выдыхаешь с болью в спине.
Кывылджим усмехнулась, устало, но искренне:
— Привычка. Слабость тут себе никто не позволяет.
Фатма внимательно на неё посмотрела:
— У тебя был очень долгий понедельник.
— Он только начинается. И я не позволю Уналу дожать меня. Ни в бизнесе, ни...
Она замолчала.
Фатма не продолжала. Но взгляд её стал чуть теплее.
— Мы справимся. Вместе.
В этот момент в дверь постучали. Это была Аслы:
— Госпожа Арслан, извините. Вам пришёл обновлённый договор от другой компании. Мы готовы обсудить его сейчас или позже?
Кывылджим выпрямилась:
— Сейчас. Пригласите всех. Нам нужно выиграть эту партию, и времени на паузы у нас нет.
Фатма улыбнулась:
— Похоже, ты снова берёшь всё в свои руки.
Кывылджим взяла папку и направилась к двери:
— Просто человек, который не сдаётся.
Переговорная наполнилась лёгким напряжением, когда за столом собрались ключевые лица: Явуз, Айсу, Неджла, Левент и Гёзде. Все они были профессионалами, проверенными временем, но сейчас даже самые опытные избегали взгляда Кывылджим.
— Спасибо, что собрались быстро, — начала она, проходя к столу и кладя перед собой планшет. — Ситуация с подрядчиками — это не череда неудач. Это чья-то игра. Очень точная, выверенная. Кто-то знает наши графики, нашу внутреннюю структуру и сроки.
— Вы считаете, нас сливают? — спросила Гёзде, не поднимая головы от документов.
— Я не считаю. Я уверена, — отрезала Кывылджим. — Мы начали внутреннее расследование.
Она включила экран на стене — диаграмма связи между датами отказов и внутренними пересылками. Несколько вспышек пересекались в критических точках.
— Айсу, собери все шаблоны коммуникаций за последние две недели. Всё: электронные письма, звонки, внутренние мессенджеры. Сравним время, каналы, текст.
— Уже начала. Есть подозрительная активность с внешним ящиком. Кто-то пересылает письма, сохраняя метаданные.
— Прекрасно. Значит, копаем глубже.
— Явуз, проверь юридическую составляющую — как оформлялись отказные письма, кто получал оригиналы. Левент, сравни список контактов подрядчиков с теми, кто звонил или принимал у себя представителей. Нам нужно установить, откуда у них появились конкретные детали.
— Будет сделано, госпожа Арслан, — кивнул Левент.
— Неджла, займись системной частью. Серверы, доступы, журнал логинов. Кто, где, когда, зачем. Особенно — последние 10 дней.
Гёзде подняла взгляд:
— То есть мы подозреваем, что среди нас есть предатель?
Кывылджим встретилась с ней взглядом:
— Я не называю имён. Но скажу одно — кто-то из нас работает не с нами. И пока мы не поймём, кто именно, каждый должен быть готов отвечать за свои действия. Внимательно, дисциплинированно, без самодеятельности.
Повисла тишина. Только щёлкнуло обновление на мониторе.
— Если это он, — прошептала Айсу. — Он играет жестко.
— Значит, мы сыграем точнее, — ответила Кывылджим. — Соберите всю информацию к утру. Завтра — первая аналитика. И, пожалуйста, только между нами. Ни одного слова за пределами этого этажа.
Люди за столом согласно кивнули. Но кто-то — чуть медленнее других.
На лестнице возле спортивного зала школа затихла — последняя пара закончилась, ученики расходились по домам. В воздухе повисла послеурочная тишина, в которой каждый звук эхом отражался от стен. Но двое подростков не спешили уходить. Метехан стоял, опираясь плечом о стену, скрестив руки на груди, с видом человека, которому всё надоело заранее. Его лицо было закрытым, брови сведены, на губах играла усмешка. Чимен появилась в коридоре уверенной, почти вызывающей походкой, и остановилась в нескольких шагах от него, глаза сверкают — не от злости, а от решимости.
— Ну? — бросила она, руки на бёдрах, подбородок чуть приподнят. — Говори. Что хочешь?
Метехан лениво посмотрел на неё сверху вниз:
— Хотел бы сказать, что ты была права. Но ты не была.
Её губы скривились в насмешке:
— Серьёзно? После всего, что ты наговорил? Как будто я тебе что-то должна?
— Я пошутил, — пожал он плечами, ирония зазвенела в голосе. — Ты восприняла всё слишком серьёзно. Но ладно, ударила — один раз. Не обязательно же было устраивать спектакль перед всем классом.
— Это не был спектакль. — Голос Чимен стал резким, почти хлёстким. — Это был ответ. Ты не шутил. Ты провоцируешь. Ты хамишь.
— Я просто сказал, что думаю, — огрызнулся он. — Если у кого-то нет чувства юмора, это не моя проблема.
Она прищурилась:
— Если у кого-то нет чувства такта, это уже всеобщая проблема.
Между ними повисла тяжёлая пауза. Метехан смотрел на неё, стиснув зубы. Он не был готов признать, что его слова зашли слишком далеко. А она не собиралась извиняться за то, что встала за себя.
— Завтра начнутся эти... «общественные работы». Великолепно. — Он усмехнулся, облокачиваясь на перила. — Только вот я не подписывался работать рядом с девушкой, которая кидается руками при первой же возможности.
— А я не собиралась делить мусорные мешки с человеком, который считает грубость — формой искусства.
Он приподнял бровь:
— Может, это просто у нас с тобой несовместимость темпераментов.
— Может, ты просто не привык, что тебе кто-то отвечает. Особенно девочка.
Метехан дернулся, будто её слова задели его глубже, чем он ожидал. Но вместо ответа — снова усмешка:
— Как скажешь, капитан праведности.
— Не капитан. Просто человек, у которого есть принципы.
Она сделала шаг ближе, теперь их разделяли лишь сантиметры.
— Если ты завтра попытаешься вести себя, как обычно, — я не буду молчать. Я не из тех, кто проглатывает.
Он медленно кивнул:
— Хорошо. Тогда не подходи. И не говори. Будет лучше для всех.
— Вот и договорились. — Она развернулась резко, волосы хлестнули воздух. Но прежде чем она свернула за угол, он тихо бросил:
— Но ты ведь всё равно скажешь. Я знаю.
Чимен не ответила. Но шаг её стал чуть тяжелее.
Метехан остался стоять один. Его взгляд был напряжённым. Он сжал кулаки, в голове крутились её слова. Она действовала ему на нервы. Задевала, раздражала.
Дом утопал в предвечерней тишине. В гостиной мягко светил торшер. Омер сидел в кресле, листая документ на ноутбуке. Его лицо было сосредоточенным, спокойным. До тех пор, пока с грохотом не распахнулась входная дверь.
Метехан влетел в дом, как буря. Куртка слетела с плеч, рюкзак швырнул на пол.
— Кто-то умер? — не поднимая взгляда, спросил Омер.
— Почти. Но ты можешь поздравить меня — я никого не убил. Пока. — Метехан прошёл в комнату, в глазах метался гнев.
Омер закрыл ноутбук, поднялся:
— Рассказывай.
Метехан начал мерить шагами гостиную:
— Эта... Чимен. Арслан. Всё как обычно: язвит, поучает, строит из себя неприкосновенную. Только я рот открыл — сразу пощёчина. При всех. И теперь ещё пляж. Вместе. Мусор собирать, как будто это нас сблизит.
— А ты, конечно, белый и пушистый? — Омер скрестил руки.
— Я просто пошутил! — выкрикнул Метехан. — Ну да, не очень мягко. Но это не повод устраивать спектакль. Она с ума сходит, честное слово.
Омер подошёл ближе, его голос был низким и спокойным:
— Может, она просто устала быть мишенью. Ты говоришь, как взрослый. Значит, будь готов и за слова отвечать.
Метехан остановился, вскинув подбородок:
— Ты её защищаешь?
— Я защищаю здравый смысл. — Омер вздохнул. — Ты умеешь говорить. Но иногда лучше промолчать. Особенно рядом с теми, кто тебе не враг, но может стать им.
Метехан фыркнул:
— Она как ты, только в юбке. Всё контролирует, язвит, но если заденешь — разнесёт пол-класса.
— Удивительно, что ты это понял. — Омер усмехнулся. — Она сильная. Но сильные тоже устают. И когда устают — начинают бить.
— Неужели это так сложно — быть нормальной? — пробормотал Метехан.
— А ты попробуй быть нормальным рядом с человеком. Вот тогда и поговорим.
Молчание. Глухое, тяжёлое.
— Завтра веди себя спокойно. Делай то, что нужно. Без слов, без фокусов. — Голос Омера стал твёрдым.
— Если она начнёт — я не промолчу.
— Тогда учись держать удар. Потому что она не из тех, кто забывает.
Метехан пожал плечами, опускаясь на диван:
— Иногда я думаю, что она ненавидит меня просто потому, что я существую....
На следующее утро пляж в Шиле был ещё прохладным, нераскрытым в утреннем солнце. Серо-золотой песок хрустел под ногами, море дышало лениво и ровно. Влажный воздух пах солью и хвоей с ближнего склона. На этом фоне два подростка, вооружённые перчатками и мусорными мешками, смотрелись как будто вырванные из иной реальности.
Чимен стояла в старой чёрной толстовке с капюшоном, волосы собраны в низкий хвост, в глазах — колючее молчание. Метехан — в футболке и жилете, с серьёзным видом осматривал участок побережья, который был отведён им для уборки. Они не разговаривали. Лишь изредка обменивались взглядами — короткими, искрящимися раздражением.
— Если бы кто-то сказал мне, что весной я буду собирать мусор на пляже вместо нормальных занятий... — буркнул Метехан, поднимая пластиковую бутылку и засовывая её в мешок.
— Это не отпуск. Это воспитательная мера, — отрезала Чимен, не оборачиваясь.
— Ты как директор говоришь.
— Ты как ребёнок.
Он прикусил губу, но не ответил. Вместо этого подцепил палкой чёрный полиэтиленовый пакет, застрявший в кустах, и с грохотом бросил в мешок.
Тем временем - Алев в спешке застёгивала браслет, ворча:
— У тебя, Кывылджим, талант. Зачем было звать меня с утра пораньше, если всё равно собираешься в два раза быстрее, чем я?
— Потому что ты бы не приехала, если бы не я, — спокойно ответила Кывылджим, выходя из ванной с ключами от машины.
— А почему не Фатма? Ей такое даже нравится — наблюдать за ремонтом, стоять с планшетом, обсуждать геометрию перил. У неё на всё есть табличка и подпункт.
— Фатма занята. И я хотела, чтобы ты увидела, как твоя племянница справляется с тем, что натворила.
Алев вздохнула:
— Поняла. Моральная поддержка в формате «приподнятых бровей». Ладно, поехали. Только кофе мне по дороге купим.
Когда они подъехали к пляжу, работы в отеле уже шли полным ходом. Новый отель, современный и просторный, сиял белыми фасадами под весенним солнцем. Архитектура здания сочетала в себе чистые линии и элегантные геометрические формы: широкие стеклянные окна, просторные балконы, оформленные тиковым деревом, и ровная крыша с панорамной террасой, на которой уже стояли шезлонги. Вокруг клумбы с рассадой цветов, молодые пальмы, аккуратно подстриженные кустарники. Вдалеке слышался ритмичный грохот строительных инструментов. Возле парапета уже стояли чертежи, закреплённые на мольбертах, архитекторы обсуждали планировку лобби. По периметру шли работы: часть нижней террасы была разобрана, рабочие передвигались с инструментами, кто-то сверялся с техническими планами, кто-то стелил плитку на дорожках, ведущих к пляжу.
Алев с интересом оглядывала территорию:
— Вау. Вот это я понимаю — отель мечты. Просторный, стильный, и, кажется, я только что видела, как в кустах кто-то кого-то целовал. Этот отель уже живёт своей жизнью.
Кывылджим только закатила глаза:
— Это рабочие. Прекрати фантазировать.
— Я — организатор мероприятий. Фантазия — часть моего выживания в этом хаосе.
— Тогда постарайся её сегодня направить в сторону конструктивной критики.
Они направились по деревянному настилу в сторону пляжа. Когда подошли ближе, увидели Чимен и Метехана, по-прежнему молча копающихся в песке.
— Ох, какое зрелище, — проворковала Алев, вскинув брови. — Наши несгибаемые защитники побережья. Я бы на это подписалась.
— Ты бы сбежала через десять минут, — без тени эмоций отозвалась Кывылджим.
— Нет, серьёзно. Смотри на них — как будто два маленьких упрямых вулкана. Даже не разговаривают, но вот-вот взорвутся. Я в их возрасте за меньшее истерику устраивала. А они молча работают. Горжусь.
Чимен заметила Алев и Кывылджим, но не показала виду. Только чуть сжала губы и с удвоенным усердием подмела очередной клочок водорослей.
Метехан тоже краем глаза заметил их приближение. Бросил на Чимен быстрый взгляд:
— Думаешь, если сделаешь вид, что меня не существует, это тебя спасёт?
— Думаю, если ты перестанешь нести чушь, день станет короче, — не оборачиваясь, парировала Чимен.
Алев прыснула от смеха:
— Ну всё. Я влюбилась. Они идеальны для сценария романтической комедии. Только дайте мне немного попкорна.
— Алев, пожалуйста, — отрезала Кывылджим, но уголки её губ дрогнули.
— Ладно, ладно. Но если он завтра получит щёткой по спине — я это предсказала.
— Я слышу, — пробормотал Метехан себе под нос.
Чимен не ответила, но поджала губы.
Они прошли мимо, и когда оказались возле парапета, Алев замедлила шаг, сдвинула очки и сощурилась:
— Так... либо у меня зрение стало как у орла, либо... забор внаглую лезет на нашу территорию. Смотри. Полметра минимум. Может, пока никто не смотрит, просто... снесём его? Молча. Быстренько. С кувалдой.
Кывылджим остановилась, прищурилась, провела взглядом вдоль ограждения и медленно произнесла:
— Это не кажется. Он ближе. И явно ближе, чем должен быть.
Алев присвистнула:
— Ну всё. Это почти объявление войны. Давай в шутку... чисто символически... подвинем забор на метр назад. Типа «весенний ребрендинг границ». Я даже табличку оформлю — «Добро пожаловать на новый песок».
— Алев...
— Ну не можешь же ты упустить такой шанс! Это же... идеальный акт юридической мести. Без крови, без драмы. Только документы и измерительная лента.
Кывылджим не ответила сразу. Она стояла, всматриваясь в линию границы, как будто просчитывала расстояние не только в сантиметрах — но и в принципах.
— Если спутниковые данные подтвердят, что граница нарушена, — сказала она тихо, почти для себя. — Мы можем подать запрос на официальную корректировку. И начать перенос.
— Ох ты ж чёрт... — выдохнула Алев, округляя глаза. — Ты ведь несерьёзно? Я все это время шутила....
— Абсолютно.
— Ты собираешься устроить территориальное возмездие по всем правилам закона? Это... великолепно. Я даже не знаю, плакать мне от гордости или хлопать стоя.
Кывылджим посмотрела на неё, и в её взгляде промелькнула сталь.
— Если они решили играть грязно, я покажу, как выглядит чистая юридическая атака.
— У меня мурашки, — шепнула Алев. — Честно. Хочу быть на первом ряду, когда ты вручишь им копию плана с изменённой границей. Желательно на пергаменте и с сургучной печатью.
Кывылджим чуть склонила голову, и угол её губ дрогнул в почти невидимой полуулыбке.
— Я предпочту нотариуса и пресс-релиз.
Офис гудел, но не от голосов — от концентрации. Стук клавиш, шелест бумаг, звонки, короткие команды. В конференц-зале, застеклённом со всех сторон, уже сидели Явуз, Айсу и Гöзде, просматривая спутниковые фотографии и архивные документы. Стены комнаты были завешаны схемами, картами, чертежами. В центре — распечатка спутникового снимка побережья.
Дверь открылась, и вошла Кывылджим. Без пальто, в строгой рубашке и прямых брюках, с лёгким ароматом морской соли в волосах. Она шла уверенно, и даже солнечные блики, пересекающие стекло, не мешали ей — казалось, свет сам отступал.
— Докладывайте, — коротко бросила она, опускаясь на стул во главе стола.
Айсу взяла слово:
— Мы наложили текущие координаты забора Уналов на кадастровый план. Погрешность минимальна, но заметна. 82 сантиметра вглубь нашей территории.
— Это подтверждают спутниковые снимки? — уточнила Кывылджим.
— Да. Мы сравнили архивные кадры пятилетней давности с актуальными. Сдвиг границы произошёл в прошлом году, вероятно, после небольшого урагана, когда они обновляли ограждение. Но точка крепления сместилась.
— И никто не заметил? — Явуз хмыкнул, перекладывая ручку из руки в руку. — Ну конечно. Потому что сначала это сантиметр. Потом метр. А потом — уже "ой, да мы всегда тут были".
Кывылджим подняла взгляд:
— У нас есть законное основание подать запрос на восстановление границы?
— Более чем. — Айсу кивнула. — Но потребуется подготовить сопроводительное заключение с юристами мэрии. Нужно будет пройти бюрократическую лестницу.
— Я хочу, чтобы завтра в мэрии лежал первый пакет документов. Гёзде, вы свяжетесь с геодезистами, нам нужны точные замеры на месте. Айсу, составьте проект обращения. Явуз, проверь сопроводительное письмо. Используй формулировки максимально нейтральные — никаких обвинений, только факты и данные. Нам не нужен скандал. Нам нужна победа.
Все кивнули.
Кывылджим встала, обошла стол и встала напротив схемы:
— Это их ход был. Мелкий, скрытый, но точный. Молча отняли почти метр — и подумали, что мы не заметим. — А теперь мы вернём своё. Официально. Холодно. По закону.
— Я не ожидала, что месть может быть столь архитектурной, — тихо усмехнулась Гёзде.
— Это не месть, — жёстко отрезала Кывылджим. — Это граница. И я её восстановлю.
Она повернулась к команде:
— У нас есть время. У нас есть цифры. У нас есть принцип. Если они захотели дюйм — мы возьмём метр.
В комнате повисло молчание. Не тишина — а молчание готовности.
Офис к этому часу стал тише: звук клавиш сливался с глухим жужжанием кондиционера, за стеклянными стенами переговорной — ровное весеннее небо, подёрнутое легкой дымкой. Свет падал под углом, отражаясь от гладкой поверхности стола.
Фатма сидела за ноутбуком, пролистывая таблицы с поставками. Умут устроился напротив — с планшетом и чашкой кофе. Их рабочий ритм был слажен, без лишних слов.
— Новая смета от Айсу пришла, — сказала Фатма, не поднимая головы. — Явуз дополнил расчёты по террасе.
— Видел. Уложились. Если подрядчик не сорвётся снова — к маю будет готово.
Фатма откинулась на спинку кресла, убрала очки: — А если сорвётся, у нас останется только молитва и список с фамилиями.
Умут усмехнулся: — Не верю, что ты оставляешь что-то молитве.
— Когда заканчиваются план А, В и Г — даже я становлюсь суеверной.
Они переглянулись. Затем повисла пауза — не неловкая, скорее рабочая. Умут немного откинулся, глядя на Фатму с прищуром:
— Ты ведь тоже это замечаешь?
Фатма не делала вид, что не поняла. Положила ручку, медленно подняла на него взгляд:
— Да. Кывылджим изменилась. Не в работе — внутри. Что-то в ней будто постоянно на грани.
Умут кивнул: — С утра до вечера — контроль. Но всё чаще... она перегибает. Или наоборот — молчит дольше, чем надо.
— Она держится. Как будто если даст слабину хоть на минуту — всё посыпется.
— Думаешь, она нам скажет, если что-то не так? — осторожно спросил он.
— Нет, — коротко ответила Фатма. — Но если заметим, что она действительно тонет, придётся быть рядом. Даже если она этого не просит.
— Значит, будем внимательны. Она умеет скрываться. Но долго — не сможет.
Фатма вздохнула, снова надела очки: — И когда скрытое выйдет наружу — надеюсь, это не будет как взрыв. Потому что рядом с ней окажемся мы.
Умут поднялся, налил воды в её чашку, поставил рядом. Ничего не сказал. Только задержал взгляд.
Фатма улыбнулась, едва заметно: — Спасибо, партнёр по бдительности.
Он кивнул: — Всегда на посту.
Этим вечером в квартире Фатиха было тихо, она словно застыла в вечернем выдохе города. Занавески слегка шевелились от сквозняка, а тусклый свет лампы над кухонным столом отбрасывал мягкие тени на стены. На столе стояли два стакана с остатками чаю, не тронутого за последние полчаса.
Доа сидела, поджав ноги на диване, в мягком свитере, который был ей немного велик — она взяла его у Фатиха, как делала это часто. На коленях лежал учебник, раскрытый на середине, но взгляд её давно был не на тексте. Она смотрела в окно, на огни соседнего дома, и вдыхала ту самую тишину, которая иногда говорит громче слов.
Фатих стоял у раковины, машинально ополаскивая чашки, не потому что они были нужны завтра — а потому что движение спасало от мыслей. Его плечи были немного напряжены, он украдкой поглядывал на Доа через отражение в стекле.
— Мама думает, что я у Элиф, — наконец сказала Доа, тихо, не отрывая взгляда от окна. — Я сказала, что мы готовим презентацию к проекту.
Фатих кивнул, будто знал это заранее, но всё равно обернулся, чтобы посмотреть на неё.
— Думаешь, она поверила?
— Она устала за день. И у неё голова была другим забита. Слишком много всего. Я просто пообещала быть дома до одиннадцати.
— Будешь?
Доа покачала головой:
— Не знаю.
Он подошёл ближе, остановился, не садясь рядом. Тишина заполнила комнату плотнее. Доа отложила учебник в сторону, подняла взгляд:
— Иногда я боюсь, что всё это... рухнет. Что кто-то просто узнает — и всё разрушится. Мгновенно. Без шансов на объяснения.
— Я тоже боюсь, — признался Фатих. — Каждый день. Особенно когда вижу отца. Или когда думаю, что кто-то из наших узнает. Нас не поймут. Не примут.
— А если бы все было бы по-другому? Ты бы пошёл до конца?
— Уже поздно об этом думать.
Он наконец сел рядом. Не обнял, не коснулся — просто оказался рядом, ближе, чем тень. Доа опустила взгляд на его руку, потом — на свои пальцы.
— Я устала врать. Слишком рано для таких решений, Фатих.
— Но они были нашими.
Она кивнула. И снова тишина. Долгая, теплая, почти невыносимо искренняя. Она скользнула рукой по его пальцам, на секунду только — и снова убрала её. Но он перехватил её ладонь, и не сжал — просто держал. Без обещаний. Без ответов.
— Долго ещё так будем? — прошептала она.
— Пока сможем. Пока никто не узнает.
Она кивнула.
— Тогда давай просто побудем. Молча. Хоть немного.
Он кивнул в ответ. И они сидели так, не двигаясь, не произнося больше ни слова. Только два взгляда в одну точку. Только дыхание в унисон. Только страх — и странная, упрямая нежность, которая жила в их молчании.
Ночь не принесла покоя. Сначала — туман. Потом — коридор, слишком длинный и слишком тихий. И чей-то силуэт у окна.
Отец. Он стоял, спиной к ней, как всегда — собранный, прямой. Но когда обернулся, взгляд прошёл сквозь, будто она — воздух. Где-то сбоку слышались голоса, смех, ругань, плач. Всё вперемешку.
— Пойдём отсюда, мама, — Доа тянула её за руку. — Пожалуйста.
Звук зазвенел в ушах, и в этот момент — другой голос. Резкий, режущий:
— Ты никогда не сделаешь всё правильно. Потому что ты всегда одна.
Сонмез. Она стояла у лестницы, закутанная в халат, волосы небрежно скручены. Говорила это не в гневе, а в разочаровании. Тяжёлом, как бетон.
Кывылджим хотела ответить. Что-то сказать. Но губы не слушались. А потом — вспышка.
— Алев! Снова клубы? Твой отец в гробу, а ты как на праздник!
Платье в пайетках, тени на глазах, голос, срывающийся на слёзы:
— Он бы не хотел, чтобы мы страдали... Кывылджим страдает за всех!
— Она не страдает. Она прячется. От себя, от нас, от жизни!
А в углу — чьи-то шаги, обрывки фраз. Упрёки, ответственность, усталость. Лиц не видно — только давящая атмосфера, как будто стена падает на грудь.
И вдруг — гул. Как будто кто-то хлопнул дверью внутри головы.
...
Кывылджим резко проснулась, рывком приподнявшись на постели. Сердце билось как в гонке, простыня сбилась, волосы прилипли к вискам. Она осталась сидеть, глядя в одну точку, пытаясь вспомнить, где заканчивается сон и начинается утро.
Пальцы дрожали, когда она потянулась за телефоном. 05:43. Ни сообщений. Только календарь — плотный, как броня. Она закрыла глаза, но воспоминания уже проснулись вместе с ней.
После смерти отца всё обрушилось сразу. Тишина дома, которая прежде была уютной, стала давящей. Сонмез держалась, но в её взгляде появилось что-то новое — безмолвный упрёк. Алев всё чаще исчезала — её приходилось искать по вечеринкам, забирать из сомнительных компаний, вытаскивать с шумных квартир. А Кывылджим — вставала. Вела собрания. Подписывала бумаги. Гасила долги, которые оставили после себя и отец, и брак.
Первые недели — как в тумане. Только кофе, бесконечные списки задач и холод в груди. Ночью она не спала — проверяла отчёты, считала каждый цент, подписывала бумаги. Днём — улыбалась клиентам, планировала новые отделы, вникала в каждую деталь.
Мать каждый вечер напоминала: — Женщина не должна быть одна. Без опоры ты не выдержишь.
А она выдерживала. Потому что не было другого выбора. Потому что, если не она — то никто.
Иногда, как сейчас, ей хотелось закричать. Ударить по стене. Закрыться в ванной и зарыдать, чтобы вымыть изнутри всю эту боль. Но она не позволяла себе этого. Не тогда. Не сейчас.
"Хватит. Вставай."
Она отбросила одеяло, встала с кровати. Холодный пол под ногами обжёг, но это — лучше, чем слабость. Прошла к зеркалу. Волосы растрёпаны, глаза блестят от сна, но взгляд — прямой.
Она включила ледяную воду. Несколько резких брызг в лицо. Губы дрогнули, будто сейчас — и слёзы. Но нет.
"Ты уже не та девочка из Измира. Ты — Кывылджим Арслан. Женщина, которая не падает."
Платье — строгое, чёрное. Волосы — в тугой пучок. Макияж — безупречен.
Иногда Кывылджим хотелось закричать. Сбежать. Заплакать — хотя бы на секунду. Но вместо этого она вставала, заправляла постель, надевала платье и ехала в офис. Работала. День за днём превращая маленькую сеть отелей — в империю.
Переезд в Стамбул был решением не только деловым — личным. Здесь, в большом городе, Кывылджим могла быть не дочерью, не чьей-то бывшей женой, не матерью с сожалением в глазах. Здесь она стала собой. Строгой. Точной. Непробиваемой.
Сегодня был ещё один день. И она всё ещё здесь.
Всё ещё сильная. Всё ещё непобеждённая.
Переговорная с самого раннего утра в офисе была наполнена напряжением. За круглым столом собрались: Аслы, Айсу, Явуз, Гёзде и Фикрет. Кывылджим на это утро назначила стратегическое совещание, но сама была на выезде — и без её присутствия воздух стал гуще.
Аслы открыла презентацию на общем экране.
— Итак. Мы анализируем схему отказов. Поставщики, подрядчики — все они либо получают более выгодные предложения, либо ссылаются на «внезапные» проблемы с логистикой и персоналом. Но паттерн один и тот же: каждый отказ — через сутки после утверждения сметы и план-графика. Это... слишком чисто.
— Вы считаете, что это давление? — спросил Явуз, перелистывая бумаги.
— Я считаю, что это спланировано, — отрезала Аслы. — У нас нет прямых доказательств, но внутренний доступ к этим данным есть только у ограниченного числа людей.
— И ты думаешь, кто-то... из нас? — Гёзде нахмурилась.
— Я говорю, что мы обязаны исключить эту возможность. Провести анализ логов, переписок, пересмотреть уровни доступа. И, возможно, подключить ИТ.
Фикрет, молчавший до этого момента, поднял глаза:
— А что скажет госпожа Арслан?
Айсу мягко ответила:
— Она поручила нам быть жёсткими. И действовать быстро.
— Тогда я согласен. Только не превращайте это в охоту на ведьм, — буркнул Фикрет.
Аслы не отводила от него взгляда:
— Если ведьма есть, пусть знает — огонь уже под ногами.
Чуть позднее в одной из переговорных Аслы и Айсу остались наедине. Атмосфера между ними была почти электрической.
Айсу стояла у окна, глядя на город с высоты. Аслы — за столом, с планшетом в руках, уставившись в данные.
— Что-то не так, — наконец сказала Аслы. — Слишком аккуратные отказы. Слишком синхронные.
Айсу не обернулась:
— Мы всё ещё строим гипотезы. Без прямых доказательств это остаётся паранойей.
Аслы резко подняла взгляд:
— Ты правда веришь, что это просто совпадения? Что два ключевых подрядчика вдруг решили пересмотреть условия в одно и то же время? И всё это — после переговоров, где всё было согласовано?
Айсу развернулась медленно:
— Я верю в данные. Эмоции — плохой советчик, Аслы.
— А я верю в интуицию. И она кричит, что внутри кто-то сливает нас, — голос Аслы дрогнул, но не от страха, а от ярости. — И чем дольше мы будем делать вид, что всё хорошо, тем глубже мы зайдём.
Айсу подошла ближе:
— Обвинения — опасная игра. Особенно в компании, где доверие — основа команды.
— А в чём опаснее — искать виновных или терять всё из-за предателя, который прячется за доверчивыми лицами?
Пауза. Их взгляды пересеклись. В этом взгляде было всё: напряжение, тревога, несказанные слова.
— Ты подозреваешь Фикрета? — тихо спросила Айсу.
Аслы сжала губы:
— Пока не уверена. Но он странно молчит. И я видела, как он удалил сообщения после последнего собрания.
— Это не доказательство.
— Это начало.
Айсу вздохнула, отступая на шаг:
— Просто... будь осторожна. Иногда желание найти врага превращает нас в тех, кого мы ищем.
Аслы опустила глаза, но кивнула. И в этом кивке — уже был выбор.
Умут вышел из здания мэрии, поправляя на плече кожаную сумку с чертежами. Он собирался пересесть на такси, когда из-за угла вынырнул знакомый силуэт — Омер, в идеально сидящем костюме, с телефоном у уха и нахмуренным лбом. Они почти столкнулись на тротуаре.
— Умут? — удивлённо вскинул брови Омер, отключая звонок.
— Вот уж не ожидал. Господин Омер? — сдержанно, но вежливо.
Омер кивнул, взгляд стал чуть колким:
— Отлично. По работе, как всегда. А вы? Визит в мэрию?
— Обсуждение мелких поправок к проекту, — коротко ответил Умут, затем с иронией добавил: — Не все могут влиять на городскую политику через бизнес.
Омер усмехнулся:
— Не все и хотят. Некоторые предпочитают... другие методы. Более прямолинейные.
— Главное — не переходить границы, — голос Умута стал жёстче. — Иногда всё дело не в методах, а в намерениях.
Между ними повисло напряжение. Ни один не отводил взгляда.
— Важно, чтобы эти намерения не касались чужих людей, — добавил Умут. — Особенно, если они — вне игры.
— Или ты имеешь в виду конкретно кого-то? — Омер склонил голову чуть вбок. — Мне казалось, ты не любишь вмешиваться в чужие дела.
— Я не вмешиваюсь. Но есть границы, и они не всегда на чертежах. Иногда — они в уважении.
Омер прищурился:
— Границы — штука подвижная. Особенно, когда люди притворяются, что их нет.
— Люди не притворяются. Они выбирают. Иногда — остаться рядом. Иногда — уйти вовремя.
Пауза. Гудки машин, шум улицы. Но между ними — каменное молчание.
— Береги себя, Умут, — сказал Омер, первым отводя взгляд.
— И Вы. В том числе.
Они разошлись в разные стороны, ни разу не оглянувшись.
В особняке было тихо. Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая стены в золотисто-розовые тона. Воздух был тёплым, пахнущим свежестью сада и остатками весеннего дня. На веранде плетёные кресла казались особенно уютными, будто ждали своих хозяек, чтобы принять их в объятия.
Кывылджим сидела, укрывшись лёгким пледом, в руке — чашка горячего чая с мятой и лимоном. В её взгляде было напряжение, замаскированное спокойствием. Алев появилась бесшумно, как всегда, с бокалом белого вина и лёгкой походкой, отражающей её вечную готовность к жизни — или, как минимум, к вечеру с сестрой.
— Ты всё ещё работаешь на закате? Или это уже обряд очищения после безумия дня? — усмехнулась она, опускаясь напротив и закидывая ногу на ногу.
— Скорее попытка вспомнить, как дышать, — отозвалась Кывылджим, не отрывая взгляда от сада. В её голосе звучала усталость, но не слабость.
— Кстати о дыхании. Умут сегодня отнёс документы в мэрию: чертежи, фотографии, расчёты, доказательства. Всё оформили. Нам дали добро. Забор нашего отеля теперь официально сдвинут на 0.8 метра ближе к границе.
Кывылджим позволила себе короткую улыбку, почти незаметную:
— Иногда всё держится именно на сантиметрах.
— Особенно если эти сантиметры отгрызаны у врага, — хихикнула Алев, отпивая вино. — Умут выглядел так, будто сейчас начнёт ритуальные танцы победителя. А господин Омер — как будто проглотил лимон.
— Он видел Умута? — слегка насторожилась Кывылджим.
— Они пересеклись у мэрии. Умут, конечно, держал лицо. А господин Омер... Ну, скажем так, он был вежливо ледяным. Мог бы замораживать коктейли одним взглядом. Но ты бы видела, как Умут потом вышел и закурил. Не из стресса — скорее как акт внутреннего триумфа.
Кывылджим хмыкнула, пряча улыбку за чашкой.
— А ты что? Даже не дрогнула? Ни одна мышца? — Алев прищурилась. — У тебя выражение лица было как у скульптуры. Только бровь дёрнулась. И это был пик эмоций.
— Привычка, — коротко бросила Кывылджим.
Алев на секунду стала серьёзнее:
— Ты всё время в броне. Не устала? Я смотрю на тебя — и вижу: даже когда ты просто сидишь с пледом, ты как на совещании с самой собой.
— Я не могу иначе, — отозвалась Кывылджим после паузы.
— Можешь. Просто боишься, что если снимешь броню — обратно не наденешь.
Кывылджим покачала головой, плед чуть соскользнул с плеч:
— Нет. Я боюсь, что если её сниму — там ничего не останется.
Алев посмотрела на неё. Глаза смягчились. Она молча протянула руку и сжала пальцы сестры — нежно, не требуя слов. Молча, но сильно.
— Ну тогда давай так. Я не буду тебя разубеждать. Но если рухнешь — я тебе поставлю подушку. Или хотя бы бокал. Только не падай на ковёр — у меня аллергия на драму.
Кывылджим усмехнулась, и это был почти смех, почти тёплый.
— Кто-то должен быть драматургом в этой пьесе. Ты выбрала роль ледяной королевы. Я, как обычно, — весёлый хор.
Тишина повисла между ними, но на этот раз — спокойная. Вдалеке залаяли собаки. Где-то хлопнула калитка. А на веранде две женщины продолжали сидеть в полумраке, каждая со своим бокалом, своей правдой и своей болью.
И в этой тишине было больше понимания, чем в сотне диалогов.
— Если ты когда-нибудь станешь сентиментальной, скажи заранее, — тихо добавила Алев, будто продолжая свой мысленный монолог. — Я начну тренироваться — обниматься без сарказма.
Утро четверга в доме Омера началось привычно. Даже слишком. Всё, как в десятки других дней: звуки улицы за окном, аромат свежемолотого кофе, шелест рубашек в гардеробе. Но внутри — что-то было не так. Воздух казался плотнее, мысли — неуловимыми, а в груди осело то ощущение, когда знаешь: день принесёт нечто, что изменит расстановку сил.
С первыми лучами света Омер уже стоял в душевой. Ледяная вода обрушивалась на него с резкостью, будто пыталась стряхнуть остатки тревожной бессонной ночи. Он не двигался, пока струи били по коже, по затылку, по шее. Закрыв глаза, он прислушивался только к биению собственного сердца и глухому звуку капель на кафеле. Иногда он надеялся, что холод смоет всё — сны, мысли, воспоминания. Особенно те, где её голос звучал ближе, чем хотелось бы.
Костюм выбрал тёмно-графитовый, почти чёрный — строгий, как броня. Серую рубашку и тёмно-синий галстук подбирал, не задумываясь. Всё — на автомате. Завтрак проигнорировал, лишь плеснул в стакан крепкий кофе, сделал два глотка и тут же отставил чашку, как будто она обожгла.
Собирался поехать в офис — и почти выехал на трассу, когда зазвонил телефон. Звонок из Шиле. Экран вспыхнул знакомым номером — один из старших менеджеров на объекте.
— Господин Унал? Это Мерт из «Unal Seaside». У нас... произошла странность. Забор на границе с отелем Арслан... его демонтируют. Рабочие уже на месте. С техникой. Документы у них есть. Всё оформлено. Мы проверили — всё подано через мэрию. И... нам пришлось перекрыть пляжную зону — гости начали возмущаться, что шум, что доступ ограничен. Атмосфера... напряжённая.
Омер замер.
— Что вы сказали? — голос его был тише, но в нем звенело напряжение.
— Они утверждают, что участок принадлежит им. Говорят, граница смещена по результатам новых замеров. У них есть бумаги. И геодезисты. Всё официально.
Омер не ответил. Просто прервал вызов, свернул с трассы и дал по газам. Двигатель взревел, машина метнулась вперёд. Руки на руле сжались до побелевших костяшек.
— Документы. Геодезисты. Бумаги, — выдохнул он, почти не дыша. — Она это серьёзно?
По дороге он мысленно прокручивал детали. Она ведь всегда была такой: тихой, расчётливой, стратегом. Сначала один ход, потом другой — и пока ты думаешь, что всё под контролем, она уже строит следующий этаж.
«Ты хочешь играть по-крупному, Кывылджим?» — мелькнуло в голове. «Хорошо. Тогда сыграем по твоим правилам. Только не жди, что я сдамся.»
Путь в Шиле пролетел в напряжённой тишине. В машине не играла музыка. Не звучали звонки. Только гул шин, ветер за окном и нарастающая ярость в груди. Он не ждал от неё слабых ходов. Но и этого — не ждал тоже.
Когда он подъехал, всё подтвердилось. Возле границы двух отелей уже стояла бригада. Люди в жёлтых жилетах, геодезисты с приборами, камазы с щебнем. Несколько мужчин сверяли чертежи и карты, один держал в руках планшет с планами участка.
Забор, который десятилетиями стоял на одном месте, исчезал на глазах. Металлические панели аккуратно складывались, вбивали новые направляющие, фиксировали маркеры в земле. Не суетились. Не скрывались. Действовали с той уверенностью, которую даёт закон.
Омер вышел из машины молча. Медленно. Его шаги были размеренными, взгляд — ледяным. Он прошёл мимо бригады, вглядываясь в логотип на одежде рабочих. «Arslan Hotels Group». Всё подтверждалось.
Он достал телефон. Нашёл номер Кывылджим. Нажал вызов. Один гудок. Второй. Третий. Автоответчик.
Набрал снова. И снова. И снова. Пальцы сжимались всё сильнее. Сердце билось глухо, как набат.
— Не хочешь отвечать? — прошептал он сквозь зубы. — Тогда я сам приеду.
Он остановил машину на обочине, сделал глубокий вдох, будто пытаясь вернуть себе самообладание. "Надо всё перепроверить. Спокойно. Это просто ещё одна проверка на прочность," — промелькнуло в голове. Вместо того чтобы сразу мчаться к ней, он свернул в сторону своего офиса.
В приёмной его уже ждали — юристы, помощники, замы. Омер проверил каждый документ: кадастровые карты, отчёты геодезистов, сканированные копии разрешений. Требовал досье на каждый участок земли, на каждую границу. Перечитал все заключения технических специалистов, обсудил юридические лазейки и возможные действия.
— По бумагам — всё идеально, — сказал старший юрист. — Жаловаться бесполезно. Сдвиг зафиксирован в недавних замерах, подача прошла одновременно с оформлением разрешения на ремонт. Всё оформлено корректно. Всё чисто.
Омер вглядывался в бумаги. Строки расплывались. Но факт был очевиден: она переиграла его. Ловко. Холодно. Юридически.
И от этого — злился ещё сильнее.
Ближе к вечеру он зашёл в кабинет брата. Абдулах поднял взгляд от бумаг:
— Ты выглядишь так, будто готов поджечь город.
— Это не я начал, — холодно произнёс Омер, не отводя взгляда. — Это она сделала первый выстрел.
Абдулах медленно сложил руки:
— Мы с детства знаем: связываться с женщинами в бизнесе — беда. Особенно с такими.
— Она не просто женщина, — бросил Омер. — Она — противник. С зубами, с хваткой, с планом. И это делает её опаснее, чем любой из нас ожидал.
— Ты забываешь, что у тебя имя. Род. Ответственность. Мы — не одни. Всё, что ты делаешь, видят.
— Я не забываю. Я просто больше не хочу играть в молчание.
Омер вышел. Дверь закрылась за ним с глухим щелчком.
Позже, уже после захода солнца, он снова вёл машину по знакомой улице. На этот раз — в сторону офиса «Arslan Hotels». Пальцы дрожали на руле. Лицо застыло, словно высеченное из камня. В этот раз — он хотел услышать всё лично. И смотреть ей в глаза, когда задаст вопрос.
Офис был почти пуст. Часы показывали 20:48. Кывылджим сидела в тишине, смотрела в экран, но не видела ни цифр, ни диаграмм. Она ждала.
Хотела ли она этого? Нет. Знала ли, что он придёт? Да. Она чувствовала, как мир сужается до одного момента — удара каблуков по полу коридора, скрипа двери, взгляда. И когда он вошёл — в этот день, как шторм — всё встало на свои места.
Омер закрыл за собой дверь.
— Ты довольна собой? — его голос был глухим. Тяжёлым. Как воздух перед бурей.
Она не обернулась сразу. Просто сказала:
— Уточни, о чём именно. У меня насыщенный список поводов быть довольной.
Он прошёл несколько шагов, остановился за её спиной:
— Пляж. Забор. Документы. Ты и правда думаешь, что это пройдёт мимо меня?
Кывылджим встала медленно, повернулась. Холодно. Чётко.
— А ты правда думал, что я не выясню, кто переманивает моих подрядчиков? Что поставщик внезапно "нашёл лучшие условия" без твоего участия? Или что никто в моей команде не заговорит? — её голос не дрожал. Он был опасно ровным.
Он прищурился:
— Ты копаешь глубоко. Опасно глубоко.
— Привычка. Ты начал. Я просто отвечаю.
Он сделал шаг ближе. Она не отступила. Глаза в глаза. Бросок токов между телами.
— Может, хватит войны? — его голос стал ниже. — Или это единственный способ, как мы умеем общаться?
— Это единственный способ, где ты не врёшь. В бою ты честен.
— А в постели? — он произнёс это мягко, как удар шёлком. — Там я тоже честен, Кывылджим.
Она не ответила. Только подошла ближе, резко, зацепив его взгляд:
— Замолчи.
— Что?.. — он не успел закончить.
Её пальцы сомкнулись на его рубашке, губы прильнули к его губам — резко, как пощёчина. Она поцеловала его так, будто хотела стереть, уничтожить, задушить его правду. Он застонал в её рот, прижал к себе, и они рухнули в ту точку, где ничто не имело значения.
Он прижал её к себе, рука сжала её волосы. Она сорвала с него пиджак, он сдёрнул с неё блузку. Рубашка расстёгивалась под её пальцами, как бумага. Он повернул её — она ударилась о край стола, выгнувшись.
— Снова начинаешь с агрессии? — прошипел он ей в ухо.
— Ты не заслужил ласку. — Она куснула его за губу. — И не проси.
Он опустился на колени, срывая с неё юбку и бельё. Языком прошёлся по внутренней стороне бедра. Она стиснула пальцы в его волосах, прижав к себе.
— Чёрт... — Он выдохнул в её кожу, когда она выгнулась от удовольствия.
Его язык медленно исследовал её, кружил, пробовал, доводил до грани. Она задыхалась, всё тело ходило волнами. Он поднимался, оставляя следы поцелуев от живота вверх, снова поцеловал, впиваясь в её рот.
— Встань. — Он прошептал. — Повернись.
Она подчинилась. Опёрлась на стол, его руки легли на её бёдра. Он провёл членом вдоль её влажности, дразня.
— Не тяни, — выдохнула она.
Он вошёл медленно, глубоко, заставив её ахнуть и зажмуриться.
— Глубже... — простонала она, подаваясь назад.
Он двигался сдержанно, но с каждым толчком их дыхание становилось громче, кожа — горячее. Она оборачивалась через плечо, ловила его взгляд. Его пальцы скользили по её спине, потом — к груди, сжимая, играя с сосками.
— Ещё, — прошептала она. — Быстрее.
Он усилил темп, их тела били в унисон. Но в какой-то момент она застонала — не от боли, а от бешенства, от желания взять контроль. Она резко оттолкнула его, развернулась, запрыгнула на стол, обвила ногами его талию, притянула ближе, не давая ни слова возражения. Их глаза встретились — её взгляд жёг, в нём не было сомнений, только пламя желания. Он на секунду замер, поражённый её силой, а затем поддался, поглощённый ею без остатка.
— Моя очередь командовать, — прошептала она, наклонившись вперёд и толкнув его в грудь, заставив отступить. Потом, медленно, уверенно, скользнула вниз, не сводя с него взгляда. Её колени коснулись пола — грациозно, как кошка перед прыжком. Глаза полны вызова, губы изогнулись в предвкушении.
Она провела пальцами по внутренней стороне его бедра, чуть сжимая, поглаживая, ощущая напряжение его тела. Потом — легко, медленно — провела языком по всей длине, дразня, пробуя, обводя кончиком спиралью. Он зашипел сквозь зубы, сжал кулаки, а она продолжала, впуская его всё глубже, с нажимом, с точным знанием, как довести до грани и не дать сорваться слишком рано.
Он выдохнул срывающимся звуком, запрокинул голову, ладонь нашла её затылок. Её движения были точны, чувственны, ритмичны — то ускорялись, то замедлялись, пока он не начал сдерживать стон. Она играла с ним, наслаждаясь каждым его вздохом, каждой дрожью в его теле. Её пальцы скользнули к его бёдрам, ногтями чуть царапнули кожу. Она управляла моментом — и он отдавался ей целиком, забыв, кто здесь главный.
И только когда почувствовала, что он готов сорваться, она остановилась, медленно поднялась, провела пальцем по его губам и усмехнулась:
— Теперь — твоя очередь дрожать от меня.
Он выругался. Её язык был мягким, влажным, движения — точными, соблазнительными. Когда он уже не мог больше, она остановилась, поднялась и прижалась к нему.
— Садись, — приказала она, толкнув его в кресло.
Он подчинился. Она села сверху, медленно опускаясь на него, застонав от полноты. Их тела слились, кожа прилипала, дыхание рвалось. Он сжал её талию, она обвила его шею руками.
— Не останавливайся, — он хрипел.
Она двигалась быстрее, сильнее, с каждой секундой теряя остатки контроля. Её бедра жадно встречали каждый его толчок, а грудь прижималась к нему, ловя вибрации дыхания. Он чувствовал, как её ногти врезаются в его кожу, оставляя яркие следы, как горячие струи пота смешиваются между ними. Он прижал её крепче, гладя по спине и пояснице — медленно, почти трепетно, будто хотел удержать её целиком, убаюкать это дикое пламя их тела. Она задыхалась, голова откинулась назад, волосы касались его щёк, и в этот момент она была только его — без масок, без брони, просто живая, настоящая. Её мышцы сжались, и он понял: она на грани. И сам — уже рядом.
Когда её тело выгнулось в пике, он почувствовал, как она содрогается, дрожит в его объятиях. Он не остановился. Ещё несколько движений — и сам рухнул в этот огонь, захлестнувший обоих. Он кончил внутри, с глубоким стоном, сжав её до боли — как будто пытался удержать миг, который ускользал.
Они остались так, сплетённые. Горячие, влажные, обессиленные. Её лоб уткнулся ему в плечо, он гладил её по спине, не говоря ни слова. Не сразу осмелились разъединиться — будто разрыв мог разрушить то хрупкое, что родилось в этой буре.
Они просто дышали. Груди касались. Пальцы всё ещё держались за кожу. Она поцеловала его шею. Он закрыл глаза.
— Это всё, что у нас есть, — прошептала она. — Больше — ничего.
Он медленно открыл глаза. В его взгляде было слишком много, чтобы выразить словами. Но он не стал спорить.
Она встала. Одевалась молча. Он остался сидеть.
И всё, что осталось в воздухе — это жар, пот, отголоски их тел.....
--------------------------
Дорогие читатели, как вам глава?😄
У меня к вам несколько вопросов😊
1. Как думаете, что случилось у Доа и Фатиха? Когда все узнают правду? А главное - какую правду?🙃
2. Какие персонажи войдут в историю по вашему мнению? Это кто-то знакомый, кто-то из тени? Или все же два варианта вместе ?🤨
3. Что могло быть в прошлом каждой из семей?🧐
Спасибо, что читаете. Спасибо за каждую звёздочку, комментарий.Всё самое острое — ещё впереди.Жду вас в следующей главе.Она уже рядом.