Рейвен
Сиерра вешает свадебное платье Ханны на дверцу шкафа в комнате для новобрачных и улыбается мне.
— Ты будешь выглядеть в нем прекрасно.
Я качаю головой и начинаю прохаживаться.
— Нет. Она будет здесь с минуты на минуту. Она ни за что не позволит Аресу жениться на ком-то другом — особенно на мне.
Моя лучшая подруга смотрит на меня с раздраженным выражением лица.
— Я не понимаю, — говорит она мне. — Ты всю жизнь любила Ареса. Почему ты хочешь, чтобы Ханна появилась?
Я приостанавливаюсь и смотрю на нее, мое сердце замирает.
— Потому что он всегда принадлежал ей, Сиерра. Даже если он женится на мне, единственной, кто ему нужен, всегда будет Ханна. Мне и так тяжело смотреть, как он любит ее, но юридически иметь возможность называть его своим, зная, что его сердце всегда будет принадлежать ей? Это убьет меня, Сиерра. Я бы предпочла остаться с ним друзьями, а не быть человеком, стоящим между ним и женщиной, которую он по-настоящему любит. Я не хочу быть заменой, напоминанием о Ханне. Если мы поженимся сейчас, я никогда не смогу выйти из тени Ханны. Я всегда буду ее дешевой копией, дубликатом.
Сиерра покачала головой, выражение ее лица стало задумчивым.
— Мне всегда казалось это странным, понимаешь? Для меня никогда не имело смысла, что кто-то, кто сияет так, как ты, чувствует себя в тени. Она как луна, Рейвен. Красивая в одинокую ночь, но холодная и далекая. А ты? Ты — солнце. Ты — тепло и счастье, центр всего хорошего. Точно так же мир Ареса будет вращаться вокруг тебя, если ты дашь ему шанс. Я знаю своего брата, детка. Если ты дашь этому браку честный шанс, он сделает тебя счастливой. Я всегда говорила и повторю: между Аресом и тобой всегда что-то было. Теперь вы оба можете наконец-то отдаться этому, и это будет лучшее, что вы когда-либо делали.
Я провожу рукой по волосам и качаю головой.
— Сиерра, — предупреждаю я. — Сегодня не тот день, когда нужно говорить о том, что у тебя романтическое настроение и сердце.
Она просто улыбается мне и берет за руку, ведя к туалетному столику, который был установлен для Ханны.
— Вот увидишь, — говорит она мне. — Это начало чего-то нового. Он влюбится в тебя, и когда он это сделает, я скажу тебе, что я тебе говорила.
В дверь стучат, и я резко поднимаю глаза, когда входит мой любимый визажист с тремя девушками на буксире.
— Что ты здесь делаешь, Энрике?
Он улыбается мне, а затем кивает Сиерре.
— Предоставь все мне, — говорит он ей, когда она кладет руки мне на плечи. Она крепко сжимает их, прежде чем отойти, и мой взгляд следует за ней по комнате. Что она наделала? Не может же она искренне верить, что я пойду к алтарю?
Я наблюдаю через зеркало, как Сиерра неторопливо отпаривает платье Ханны, и на ее лице появляется улыбка. Сегодня, как никогда, ясно, насколько безумна моя подруга. Ей следовало бы беспокоиться за нас с Аресом, но она почти не перестает улыбаться все утро.
Энрике начинает работать над моим макияжем, а парикмахер — над волосами, и нервы, наконец, начинают по-настоящему сдавать. Этого не может быть, не так ли?
Я хватаю телефон и пытаюсь дозвониться до Ханны, уже в пятьдесят седьмой раз за сегодня. Ханна исчезла после того, как я покинула ее квартиру, и, насколько я знаю, ее видели на пляже в Сан-Тропе. Я очень надеюсь, что она осознала свой поступок и вовремя опомнилась. Если она не приедет сюда в течение ближайшего часа, то совершит ошибку, которую уже никогда не сможет исправить.
— Ты прекрасно выглядишь, — говорит мне Энрике, нанося последние штрихи на мой макияж. За последние несколько лет он делал мне макияж на все торжественные мероприятия и церемонии награждения, но сегодня он превзошел самого себя.
На одно мгновение я задаюсь вопросом, что подумает Арес, когда увидит меня, но потом качаю головой и мысленно ругаю себя за эту мысль. Сегодняшний день, должно быть, станет для него мукой. До того момента, как он увидит меня в конце прохода, он будет ожидать Ханну. Он будет смотреть на меня не с удивлением. Это будет разочарование и обида.
Я сажусь на стук в дверь, и сердце замирает. Дверь открывается, и в комнату входит моя мама. Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, и она на мгновение задумывается, прежде чем покачать головой. Мои плечи опускаются, когда приходит предательское облегчение. Ее здесь нет.
— Мне очень жаль, — говорит мама. Она бросает взгляд на Энрике и его команду, а затем на мгновение поджимает губы. — Мне жаль, что твоей сестры не будет здесь в такой особенный день. Я не знаю, что на нее нашло, и надеюсь, что она не пожалеет об этом.
— Я тоже, — пробормотала я. Что будет, когда она поймет, что совершила ошибку? Что, если она пойдет за Аресом и попросит у него прощения? Его обещание мне — ничто по сравнению с сотнями обещаний, которые они, должно быть, давали друг другу на протяжении многих лет. Неужели я обрекаю себя, соглашаясь на это?
Мама подходит к Сиерре, и они вместе держат свадебное платье Ханны, помогая мне аккуратно в него влезть. Я создавала его для нее, так что оно сидит не идеально, но не так уж и плохо. Это не то, что я бы создала для себя, и это еще одно напоминание о том, что я всего лишь занимаю место Ханны. Все, что я испытываю сегодня
, должно было принадлежать ей, и меня это бесит.
— Ты выглядишь великолепно, — говорит мама, но не может заставить себя посмотреть мне в глаза. — Спасибо, милая, — шепчет она. — Я знаю, что тебе нелегко. Мне жаль, что все так получилось, но, возможно, это судьба, понимаешь? Изначально невестой Ареса должна была стать ты. Может быть, бабушка Анна была права, и все сложится к лучшему.
Я смотрю на нее и сжимаю челюсть.
— Это то, что ты говоришь себе, чтобы оправдать то положение, в которое ты меня поставила? Это то, в чем ты убедила себя, чтобы облегчить свою совесть?
Мама вздрагивает и опускает взгляд, делая дрожащий вдох.
— Рейвен, — шепчет она. — Я... я действительно сожалею. Если бы мы с папой не баловали твою сестру так, как баловали, этого бы не случилось. Я хотела бы... хотела бы относиться к тебе лучше. Я бы хотел, чтобы я не воспринимала тебя как должное. Если бы я этого не делала, то, возможно, этот момент между нами был бы другим. Это ничуть не умаляет твоей жертвы, но, возможно, я бы знала, как утешить тебя, как ободрить.
Я хмуро смотрю на нее, сбитая с толку. Мама никогда не давала мне и намека на то, что она знает о фаворитизме, о том, как они с отцом подвергали меня остракизму.
Она гладит меня по щеке и кивает.
— Я знала, — говорит она мне. — Конечно, я знала, что ты чувствуешь. Просто мы с папой чувствовали себя виноватыми перед твоей сестрой. Она была так больна в детстве, что годами сидела дома, пропуская школу и возможность завести друзей, просто побыть ребенком. Мне очень жаль, Рейвен. Возможно, мои слова ничего для тебя не значат, но тем не менее я хотел сказать это. Сегодня, больше чем обычно, расстояние между нами причиняет мне боль. Я бы хотела, чтобы мы с тобой были как мать и дочь в утро перед свадьбой. Я бы хотела, чтобы, несмотря на обстоятельства, я была той, к кому ты обратишься. Теперь мои глаза открыты, Рейвен. Я вижу, что я натворила, во что мои действия превратили твою сестру.
Мои глаза наполняются слезами, которые я быстро смаргиваю, и я коротко киваю, не зная, что сказать. Из всего, что я ожидала услышать от мамы сегодня, это было не то.
Мама берет меня за плечи и улыбается.
— Пойдем, — говорит она. — Папа ждет тебя за дверью.
Я киваю и следую за ней к выходу, на сердце у меня неспокойно. Как только я пойду к алтарю, пути назад уже не будет. Я молюсь всем сердцем, чтобы не пожалеть об этом.