Глава 2
С горла вырывается нервный смешок, и Украина яростно сжимает собственные волосы, читая новостной паблик с буквой «Z»* вместо названия. Его добавили туда совершенно случайно, когда раскручивали канал, но от увиденного подкатывал истерический смех.
На его территории мирных граждан расстреливают ВСУ, а великие русские войны бегут спасать невинный народ? Страна не уверен, что у этих людей осталась хотя бы доля здравого смысла, если он был там хоть когда-то.
Что говорить о людях, которые уже у следующем посте поддерживают казнь азовцев потехи ради?
Он горбиться, прислоняется к стене и медленно скатывается вниз, уже в следующий момент оказываясь сидящим на холодном полу квартиры полуразрушенного жилого комплекса. И все эти года... Как можно было быть настолько слепым и верить, что Россия хоть раз в своей жизни сдержит слово или скажет правду?
Независимое государство судорожно выдыхает, чиркая зажигалкой и поднося к губам дрожащий кончик дымящейся сигареты. Можно было доверить свою жизнь самой Смерти, но только не Российской Федерации. Парень усмехается, услышав шорканье домашних тапок по полу и завидев за углом привычно угрюмое лицо Повстанческой Армии.
– Выходи на балкон хотя бы, если уж взял в руки эту хуйню.. - рука армии раздраженно машет со стороны в сторону, разгоняя сизый дым по сторонам. – Дышать невозможно.
– Да, прости... - руки тянуться к столешнице, подтягивая туловище и становясь на ноги, пока в зубах медленно продолжала тлеть сигарета. – Как ты себя чувствуешь? - Украина шагает к окну, отряхивая с байки остатки упавшего пепла и прислоняясь спиной к подоконнику, где тушит папиросу о пепельницу.
Повстанческая армия медленно выдыхает, смотрит вниз, потом на гущу чая приплипшую ко дну чашки и упирается бедрами о стол. Это очень сложно переваривать самостоятельно. Тот факт, что на его руках погибали десятки детей, что по новостям то и дело крутят сотни картинок поваленных домов и спасателей выносящих оттуда уже мертвые тела. Сожженые заживо тела в братских могилах и в подвалах жилых домов мерещатся в чудовищных снах, после начала освобождения оккупированных территорий.
К горлу подступает ком тошноты, но УПА сдерживается, глотая его и последний раз поправляя лезущие в глаза волосы.
– Сносно, но твой бывший знатно постарался.. - срывается с губ прежде чем он успевает восстановиться от мыслей, переводя взгляд на государство под чьим началом состоит. – Прости, мне не стоило..
– Он монстр, и я правда не представляю, как мог хоть что-то чувствовать по отношению к нему. - держава отрезает сразу, отворачивая голову в сторону и хмыкнув.
Они замолкают. Оба. Со стены укоризненно смотрит рисованный на календаре тигр, наступая громоздкой лапой на февраль. В комнате проносится свист чайника, и повстанец спешит выключить панель плиты, тихо усмехнувшись.
– У нас в квартире газ, а у вас.. - он подмигивает Украине и ловит ответную ухмылку.
– А у нас президенты меняются. - парень тихо смеется, и невооруженным взглядом заметно, как его плечи немного расслабляются.
– Ты главное Лукашенку об этом не говори.
Напряжение между ними понемногу уходит в никуда, сопутствуя неловкие шутки шуршаним кофе 3в1 и звону чашки, в которой уже размешивают сахар. Армия отводит взгляд к окну не скрывая лёгкую улыбку, а потом вновь поворачивается к независимому государству, что-то вспомнив.
– Кстати, тебе Польша звонил. Это где-то минут сорок назад было, ты тогда ещё не пришел.
– Да, - украинец кивает, отпивая немного горький кофе и поднимая взгляд на повстанца. – я знаю.
Пальцы неловко скользят по черным волосам, немного оттягивая красные концы, чтобы распутать их немного, и собирают весь беспорядок в пучок, прежде чем сесть напротив страны.
– Ты же знаешь, что ему нравишься, - взгляд красных глаз останавливаются на Украине, и парень хмурится, завидев как тот кивнул. – тогда почему не хочешь попробовать с ним? Польша ведь явно лучше, чем...
– Я не хочу. - государство перебивает его, оставаясь спокойным и всё ещё холодным, даже после добрых шуток. – Я не хочу сплочать территории в романтическом плане ни с Польшей, ни с Россией, ни с кем-то ещё... - пальцы медленно скользят по ушку чашки и зелёные глаза украинца упираются в собственное отражение в кофе. – Я хочу быть свободным и независимым. Чтобы никто больше не мог сказать мне, что является владельцем моих территорий только потому что «в отношениях нужно делиться» и «я по праву могу управлять Донецком и Луганском, это же наши земли»... Я не хочу прыгать из одной бездны в другую. - и поднимает взгляд на армию, ошарашенного подобными откровениями. – Пойми меня, пожалуйста.
За окном слышится глухой взрыв, не позволяющий что либо уже ответить. Снова бомбят Запорожье. Эти ракетные удары эхом раздаются где-то в груди, когда сердце любезно здоровается с пятками, а в голове звучит сирена воздушной тревоги, заставляя ту неприятно болеть и пульсировать где-то в висках.
– Хорошо, я понял. Прости... - теплая рука накрывает ладонь независимой державы, и тот в ответ лишь кивает, с трепетом в сердце ожидая, когда грохот закончится и желая, чтобы всё закончилось без последствий.
УПА легко улыбается, поправляя волосы своей страны и убирая непослушные пряди с его глаз, когда шум за окном стихает.
– Что ты делаешь? - бровь медленно ползет вверх, и повстанец убирает руки, как только закрепляет всё дело заколками.
– У тебя волосы отросли, - спокойно говорит парень и несильно щелкает пальцами по твердому лбу, – надо будет подстричь.
Украина закатывает глаза и упирается спиной в стену, продолжая листать ленту новостей от россиян, которую не успел закрыть до прихода УПА.
– Как ты думаешь, что значит их буква «Z», которую они рисуют и вешают везде?
– Мне кажется, «Z» – залупа. Вот и получается, что они пишут это, как бы говоря, что здесь была залупа.
