Passerine

Ему было пять лет, когда он впервые услышал это слово, шепотом передаваемое от отца к сыну.

— Давай сохраним это в секрете, хорошо, Уил? — сказал папа в нежной полуночной тишине, не подозревая, что Томми стоит прямо за дверью библиотеки и ловит каждое слово. Даже тогда Томми, должно быть, знал, что Уилбур особенный, если папа так с ним разговаривал: не как с надоедливым ребенком, а как будто они были равны, несли одинаковое бремя и боевые шрамы.

— Но что, если они никогда не уйдут? — прошептал в ответ Уилбур. Томми никогда не слышал, чтобы его старший брат был так напуган.

Томми ушел прежде, чем успел услышать остальную часть разговора, в который он явно не должен быть посвящен. Оглядываясь назад, возможно, какая-то часть его хотела сохранить позолоченный образ старшего брата — как мертвое ископаемое, кристаллизовавшееся в янтаре. Потому что старший брат никогда не боялся. Старший брат никогда не истекал кровью. Старший брат никогда не трусил. Старший брат был бессмертен. Он будет держаться за эту веру, пока не станет слишком поздно.

Ему было шесть лет, когда у него появилась собственная тайна, и он по-настоящему понял ее тяжесть.

Год спустя его брата коронуют.

Томми гордо стоял в толпе, а Уилбур стоял на коленях перед человеком в белом. Солнечный свет из окон отражался в драгоценных камнях короны, поднятой над головой Уилбура — короны, которая когда-то принадлежала их отцу, но не теперь. Уилбур произнес клятвы защиты и великодушия, добра и справедливости, справедливого правосудия и непоколебимой верности королевству, и человек в мантии провозгласил его королем Уилбуром, Защитником Королевства, Правителем Королевства. Да царствует он долго. Томми кричал громче всех, так что стропила над головой затряслись, и когда Уилбур улыбнулся, он понял, что это только для него.

Два года спустя, на пороге своего десятого дня рождения, Томми задал Техноблейду тот же вопрос, который задавал с тех пор, как они познакомились. Ты будешь меня тренировать? На этот раз Техноблейд сказал «да».

Время развернулось, как несвязанный пергамент, катясь вдаль без ведома Томми. Они росли вместе, он и его брат-король. Выше и шире в плечах, сильнее и умнее — последнее больше про Уилбура, если быть честным. Обязанности Уилбура чаще всего отнимали его у Томми, но это тоже было нормально, потому что у Томми был Техно. Они спорили и разговаривали до тех пор, пока Техно неизбежно не вызывали обратно к королю, но к тому времени Томми уже успокаивался. Дни, когда он оставался один, были худшими, но по большей части неразличимыми в своей монотонной тишине.

В один из таких дней он обнаружил, что бесцельно бродит по замку. На полпути по смутно знакомому коридору он услышал то, чего ему так не хватало с тех пор, как умерла его мать. Музыку.

Он пошел на звук к чуть приоткрытой двери. Томми затаил дыхание, глядя в щель, а потом и вовсе перестал дышать, когда обнаружил источник заунывной мелодии: Уилбур, усталость отпечаталась в наклоне его плеч и коже под глазами, бренчал на гитаре, ругался, когда пропускал одну или две ноты, но все еще продолжал, все еще играл, все еще продолжал сражаться. И с ним был Техноблейд на сладко плачущей скрипке, его покрытые шрамами руки мягко двигались по струнам, смычок плавно двигался в воздухе. Оба сидели с закрытыми глазами, полностью погруженные в собственную музыку, и Томми нутром чуял, что в этот мир ему никогда не проникнуть. Поэтому он закрыл дверь и погрузился в молчание.

В свои пятнадцать лет Томми был старше, чем когда-либо, но он никогда еще не чувствовал себя таким молодым.

//

Официальные покои Уилбура не предназначались для тех, кто не входил в его совет, но Томми никогда не был сторонником правил. Охранник за резными двойными дверями (действительно претенциозно, по правильному мнению Томми) только вздохнул при виде Томми, идущего по коридору, и отступил в сторону, чтобы пропустить его.

— У его величества много бумажной работы, — сказал стражник, пытаясь — безуспешно впрочем — быть строгим.

— Если так, то его величество, несомненно, будет рад моему уважаемому обществу, — ответил Томми, улыбнувшись стражнику и отсалютовав ему, пробираясь в кабинет короля.

За дверью оказалась большая, скудно обставленная комната. Раньше на стенах висели картины прежних королей — их предков с золотыми волосами и блестящими голубыми глазами, — но первое, что сделал Уилбур, став королем, — снял их все. Томми вспомнил, как сидел на полу в кабинете и смотрел, как Уилбур взбирается по лестнице, закатывает рукава до локтя и начинает срывать картины с крючков. В его движениях было столько насилия, как будто эта задача была самой проклятой за всё время его существования. Когда все было сделано, Уилбур встал в центре своего разгрома, оглядывая голые стены, и удовлетворенно кивнул сам себе. Томми до сих пор не знал, заметил ли Уилбур его присутствие.

Теперь на стенах висели только пейзажи, которые рисовала мама. Больше всего Томми нравилась картина с горным хребтом, окутанным голубым туманом, потому что он видел в углу, где мама дала ему кисть на несколько секунд, три блуждающих мазка кисти на безупречной в остальном картине, которая служила напоминанием о том, что когда-то Томми существовал в той же вселенной, что и его мать.

У одной стены стояли книжные полки, у двух других — окна от пола до потолка, выходящие в сад. В центре всего этого находились стол и король.

Уилбур сидел и что-то строчил на свитке пергамента. Его корона лежала рядом с чернильницей и чашкой холодного чая.

— Что ты делаешь? — спросил Томми, закрывая за собой дверь.

Уилбур не ответил. Он даже не подал виду, что слышит его.

Томми закатил глаза и достал из кармана два яблока. Он подошел к письменному столу, перешагнул через стопку тяжелых, важных на вид книг и с трудом сел, свесив ноги через край.

— Знаешь, ты здесь весь день, — лениво сказал Томми, балансируя одним из яблок на кончике пальца. — Пропустил завтрак и обед.

Уилбур только хмыкнул в ответ.

— Королевство в огне, — продолжал Томми. — Беспорядки на улицах. Гвардейцы устраивают переворот. Техно ведет их.

— Конечно, Томми, — уклончиво ответил Уилбур, обмакивая перо в чернильницу.

Томми небрежно отодвинул чернильницу подальше. Уилбур уставился на него, наконец-то признав, хотя и с раздражением.

— Чего ты хочешь, Томми? — раздраженно спросил Уилбур.

Томми взял одно яблоко и положил его прямо перед братом.

— Голодание — довольно дерьмовый путь, — сказал Томми. — Найди менее глупый способ умереть.

Уилбур уставился на фрукт так, словно видел его впервые.

— Я не голоден, — сказал он, и в тот же миг в животе у него заурчало.

Томми фыркнул.

— Как тебе неловко.

— Заткнись. — Но Уилбур уже отложил перо и потянулся за яблоком. Томми прикусил губу, чтобы скрыть самодовольную улыбку.

Томми наклонился, чтобы взглянуть на то, что писал Уилбур. Знакомый петляющий почерк брата уже покрыл большую часть страницы такими словами, как «намерения», «укрепления» и «призыв».

— Призыв? — повторил Томми с набитым яблоком ртом. — Что это значит?

— Глотай, прежде чем говорить, — мягко сказал Уилбур.

— Глотай, прежде чем говорить, — передразнил Томми. — Ты говоришь, как наша старая гувернантка. Такой ворчливый — ак!

Он сделал слишком быстрый вдох; несъеденное яблоко внезапно скользнуло ему в горло и застряло там. Томми хватал ртом воздух, вслепую тянулся за чем-нибудь выпить. Уилбур поспешно вложил свою чашку в руку Томми, и тот с облегчением выпил ее, пока его дыхательные пути снова не очистились. Когда он посмотрел на брата сквозь пелену слез, Уилбур отчаянно поджимал губы в отчаянной борьбе, чтобы сдержать смех.

— Ты... осел, — прохрипел Томми. — А твой чай — мусор.

Уилбур провел большим пальцем по губам, чтобы стереть улыбку.

— Этот чай приготовил Техно.

— Ой. — Томми с любопытством посмотрел на крошечную чашку; он не мог представить себе, чтобы его закаленный наставник терпеливо заваривал чай для кого-нибудь, даже для Уилбура. — Тогда все в порядке.

— Боги, Томми. — Уилбур поставил локоть на стол и прижался щекой к тыльной стороне ладони. Взгляд, который он бросил на Томми, был полон предельной нежности, несмотря на явное изнеможение, отразившееся на каждом дюйме его лица. — Ты когда-нибудь перестанешь преклоняться перед ним, как перед героем?

Томми откусил еще один, значительно меньший кусок яблока. Он жевал сладкую мякоть, все время думая о розововолосом наставнике, который научил его и Уилбура всему, что они знали о выживании — и не только через борьбу.

Техно мог бы уйти. Он должен был уйти, после тех долгих ночей, когда Томми просыпался в слезах, мрачного настроения Уилбура, дней, когда они оба чувствовали себя настолько измотанными, что распутывание друг друга казалось единственным способом исправить это, разочарования и гнева, у которых не было другого выхода, кроме крика. Но он остался. Он остался, чтобы наблюдать за коронацией Уилбура, остался, чтобы быть его самым доверенным советником, остался и поддержал его, когда все остальные ожидали, что мальчик-король развалится под давлением. Он остался и отметил рост Томми на одной из статуй в тренировочном павильоне, несмотря на то, что Томми не вырос ни на дюйм. Он оставался даже после того, как Уилбур заставлял его посещать балы и гала-концерты, и терпел все насмешки Томми по поводу помпезных костюмов, которые ему приходилось носить.

Как, черт возьми, Томми мог вырасти из поклонения такому человеку?

Томми сглотнул и пожал плечами.

— Может быть, если бы ты был потрясающим, я бы тоже преклонялся перед тобой.

Уилбур усмехнулся.

— Я потрясающий.

— Уилбур, если тебе нужно сказать «Я потрясающий», чтобы доказать, что ты потрясающий, то ты не потрясающий.

— Помнишь, — вдруг сказал Уилбур, выпрямляясь в кресле и глядя на кроваво-красный плод в своей руке, — когда мы с мамой собирали их?

«И папой», — чуть не добавил Томми, но вовремя спохватился.

— Мы ходили в сад с большими плетеными корзинами, — вспоминал Томми. — Ты обычно поднимал меня на плечи, чтобы я мог достать те, что на верхних ветвях.

Задумчивая улыбка тронула губы Уилбура.

— Наверное, я не смогу поднять тебя сейчас.

— Я не настолько тяжелый—

Уилбур покачал головой.

— Дело не в том, смогу ли я, а в том, позволишь ли ты.

Томми открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его, поняв, что это правда. Вероятно, ему не понравится быть на плечах Уилбура, да и не нужно. В прошлом году он достиг своего пика роста, сильно разозлив Техно, когда стало ясно, что Томми будет выше его, если будет продолжать в том же темпе. Это означало, что скоро он тоже станет выше Уилбура.

— Мы могли бы просто попробовать сбить яблоки стрелами, — мягко предложил Томми.

— На этот раз я постараюсь не стрелять тебе в глаз, — со смехом ответил Уилбур.

— Я почти ничего о ней не помню, — признался Томми, перекатывая яблоко между ладонями, как будто это могло каким-то образом прояснить ее далекий смех в его голове. — Но я помню, как она любила те дни, когда собирала яблоки. Мы были там до полуночи, если она добивалась своего. Она собирала яблоневые цветы и бросала их в нас, чтобы мы смеялись, когда жаловались, что нам скучно.

— Нет, — спокойно ответил Уилбур. — Это был отец.

Томми захотелось пнуть себя.

— Ой. Хорошо. Извини, наверное, я же сказал тебе, что на самом деле не помню—

— Все в порядке, Томми, не нужно извиняться. — Уилбур подбросил яблоко высоко в воздух и ловко поймал его одной рукой. — Он тоже бросил тебя.

Они молча доели остатки яблок, и ни один из них не сказал больше ни слова о призраках, которые висели над ними почти десять лет. Томми казалось, что людей преследуют два вида призраков: призраки тех, кто умер, и тех, кто ушел. Ему просто повезло, что у него были и те, и другие.

Когда они оба закончили, Уилбур молча завернул огрызки в дополнительный лист пергамента и положил его на край стола для последующей утилизации. В этот момент внимание Томми снова привлекло письмо, над которым работал Уилбур, когда он вошел.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал Томми, лениво постукивая каблуками по столу Уилбура. — Что значит призыв?

Уилбур вздохнул и снова взялся за перо.

— Тебе не нужно этого знать, Томми.

Томми ощетинился от такого небрежного отказа.

— Я принц этого королевства, Уилбур. Я заслуживаю знать.

Уилбур удивленно приподнял бровь.

— О, ты вдруг заинтересовался делами королевства?

— Мне всегда было интересно.

— Тогда какой же наш самый прибыльный экспортный продукт?

— Э-э... — Томми окинул взглядом стол. — Яблоки. Чай? Пергамент.

Уилбур закатил глаза.

— Ты нелепый ребенок. — Он снова принялся строчить письмо.

— Я не ребенок, — пробормотал Томми.

— Ребенок. Посмотри на себя. Ты должен быть принцем, и все же ты проводишь свои дни, играя-сражаясь с Техно, или раздражая охранников, или раздражая меня. Какая часть твоего поведения не похожа на детскую?

Перо Уилбура остановилось на середине предложения, когда его слова осели в воздухе. Томми почувствовал, как к его щекам приливает жар, и поспешно вскочил на ноги, прежде чем Уилбур успел заметить. Его внутренности скрутило от оскорбления, и затяжной вкус яблока на языке стал прогорклым и горьким.

— Томми... — позвал Уилбур, но Томми уже направился к двери. — Томми, подожди.

— Ты мне не указ, мать твою, — выплюнул Томми, не оборачиваясь, вплетая в свои слова ядовитый гнев.

— Вообще-то да, но дело не в этом. — Томми услышал, как Уилбур заскрипел стулом по полу, но шагов за этим не последовало. — Томми! Боги. Ты докажешь мою точку зрения, если выйдешь за эту дверь.

— Мне все равно. Пошел ты, Уилбур, пошел ты! — Томми распахнул двери, напугав охранника снаружи. Он прошел через порог, хлопая себя по щекам, как будто это могло как-то рассеять накопившийся там стыд.

Он не должен был так злиться. Все трое — Техно, Уилбур и сам Томми — в прошлом говорили друг о друге вещи и похуже, но это редко бывало так больно. Возможно, потому, что это произошло после того, как между ними возникла память об отце. Возможно, потому, что это был их первый настоящий разговор за неделю. Возможно, потому, что Уилбур был прав. Уилбур всегда был прав.

Двери захлопнулись за ним, эхо разнеслось по пустому коридору.

Давай, — взмолился Томми, — беги за мной.

Но двери оставались закрытыми, и этого было достаточно.

//

Томми нашел Техно в тренировочном павильоне, где он отрабатывал выпады серебряным трезубцем, подаренным ему Уилбуром несколько лет назад. Техноблейд взглянул на выражение лица Томми и бросил ему копье, прислоненное к одной из статуй. Не говоря ни слова, они заняли свои позиции в центре павильона, оценивая друг друга на мгновение, прежде чем начать действовать.

После шести лет под опекой Техно Томми мог выстоять против рыцарей вдвое старше и крупнее его. Однажды он даже победил Уилбура, хотя старший братец упорно утверждал, что он легко обошелся с Томми. Но он никогда не побеждал Техно.

Томми был уверен, что даже Уилбур, который тренировался с Техно дольше, никогда не побеждал их наставника. В по-настоящему мрачный момент, когда ему было тринадцать, Томми в конце концов понял, что человек, против которого они сражались, возможно, даже не использовал всю свою силу.

Но сейчас это не имело значения. На этот раз речь шла не о победе.

Томми рванулся вперед с диким криком, звук которого исходил из глубины его груди. Техно отразил его достаточно легко, но Томми продолжал атаку, нанося сокрушительные удары один за другим. Он продолжал кричать сквозь все это, кричать бессмысленно, кричать на своего брата, на своего отца, на свое королевство, на самих богов. Ему казалось, что его горло вот-вот разорвется.

Томми ухитрился подтолкнуть Техно обратно к одной из статуй, той самой, на которой с годами остались отметки роста Томми. Техно хмыкнул, когда рукоять копья Томми упёрлась в грудь Техно, а затем отомстил, поймав его древко зубцами своего трезубца. Одним рывком руки Техно вырвал копье из рук Томми. Он с грохотом упал на пол где-то позади Томми, но это его не остановило. Он сжал кулаки, без разбора ударил Техно, костяшками пальцев находя руку, ребро, ключицу.

А Техно просто стоял там, принимая все это. Он позволил Томми сжечь свой гнев до изнеможения, не сказав ни слова протеста. Когда Томми рухнул на землю, тяжело дыша, с испариной на лбу, Техно молча положил свое оружие в сторону и лег рядом с ним.

Так они провели полчаса, глядя на крышу и прислушиваясь к хриплому дыханию Томми. Никто из них не произнес ни слова. Никому из них это было не нужно. Молчание было языком само по себе, и Техно владел им лучше всех. И поэтому он был единственным, кто знал, как его нарушить.

— Дай угадаю, — протянул Техно, — вы с Уилбуром опять поссорились?

Томми выдохнул через нос.

— Он назвал меня надоедливым ребенком, — пробормотал он.

— Он делает это каждый день, Томми.

— Я знаю. Но на этот раз все было по-другому. Возможно, он действительно имел это в виду.

— А. — Послышался шорох ткани, когда Техно скрестил руки под головой. — Ну, у Уилбура не очень веселая неделя, так что я бы отнесся к его словам с недоверием.

— Этого я не знаю, — проворчал Томми. — Никто из вас мне ничего не говорит.

— Ты никогда не выражал желания, чтобы тебе сказали.

— Я был бы признателен, если бы мне все равно сказали.

— Значит, отмечу.

Еще одно мгновение тишины растянулось, прежде чем Томми прошептал:

— Раньше он бы так и сделал.

Краем глаза он заметил, как Техно переместился, и теперь смотрел на него, упершись рукой в пол.

Когда Техно заговорил снова, его голос был терпеливым.

— До чего? До того, как он стал королем?

Томми вздохнул. Он чувствовал себя так, словно его легкие вырвались наружу во всем этом хаосе. Все в его груди было слишком напряжено, слишком болело. Он закрыл глаза от боли, увидев в темноте своего брата: каштановые кудри падали ему на глаза, когда он склонился над гитарой, улыбаясь собственной музыке. Томми отдал бы все на свете, чтобы еще раз услышать, как играет Уилбур.

— Нет, — начал Томми, переосмысливая свои слова, — бытие королем не имеет к этому никакого отношения. Наверное, я имею в виду, что все было по-другому до того... до того, как он начал выбирать быть королем вместо того, чтобы быть моим старшим братом.

— О, Томми. — Печаль в голосе Техно заставила Томми широко распахнуть глаза. — Ты думаешь, у него есть выбор?

Томми перекатился, чтобы наконец-то посмотреть Техно в глаза. С тех пор в Техно мало что изменилось. Он по-прежнему носил длинные волосы и иногда позволял Томми заплетать их в косу. Его руки оставались такими же изуродованными, как и всегда, с некоторыми свежими шрамами от похождений, о которых он никому не рассказывал, и он все еще носил рубашки со слишком большим количеством рюш, на вкус Томми. Но у него больше не было изумрудной сережки, которую он носил, когда они были моложе; Томми не мог вспомнить, когда в последний раз видел Техно с ней. На её месте был сапфир, который Томми подарил ему два года назад — в основном в шутку, и он только признал, что был рад видеть Техно, носящего её под угрозой смерти.

Выражение лица Техно было замкнутым, как всегда, когда возникали неудобные темы. Его прошлое. Государственные тайны. Папа.

— Что-то действительно происходит, — сказал Томми, внимательно наблюдая за лицом Техно. — Что-то плохое.

Лицо Техно оставалось неизменным, за исключением предательского изгиба в уголке рта, который сигнализировал о его гневе. Томми видел Техно по-настоящему злым лишь несколько раз и не горел желанием пополнять этот список.

— Сейчас все немного хрупко, — сказал Техно, — но я стараюсь. Это правда, и мне нужно, чтобы ты знал это, Томми.

— Да, — решительно ответил Томми. — Я тебе доверяю.

Потому что, хотя Техно остался, когда Томми и Уилбур были в худшем состоянии, они отплатили ему тем же. Через несколько лет правления Уилбура Техно начал изучать государственную мудрость, политику и этикет, как будто от этого зависела его жизнь. Это был единственный аспект, которого ему не хватало, сказал он, и ему нужно было прикрыть Уилбура, когда дело дойдет до дебатов. И хотя Томми и Уилбур не могли понять его внезапного рвения, они все же знали, что их наставник нуждается в отдыхе так же, как и любой другой человек, поэтому они разработали свои собственные системы, чтобы заставить Техно есть и пить, и часто им приходилось буквально отрывать его от библиотеки. В конце концов Техно успокоился после того, как сбил Уилбура с ног в одной из их попыток затащить его в постель.

И когда он иногда исчезал среди ночи или уходил бог знает куда на несколько дней, они просто приветствовали его возвращение, когда он был готов, не задавая никаких вопросов — отчасти потому, что выражение лица Техно после его маленьких похождений подразумевало, что тот, кто спросит, будет сброшен с балкона.

— Если все так плохо, то почему ты здесь? — спросил Томми. — Разве ты не должен быть рядом с королем, сэр Правая Рука?

Техно сморщил нос в ответ.

— О-о, — вырвался у Томми смех, непрошеный, но желанный. — Понимаю, понимаю. Он ведь и тебя выгнал, верно?

— Я предложил решение, которое очень легко положило бы конец всем нашим проблемам. Уилбур наложил вето. Непреклонно.

Томми ухмыльнулся.

— Значит, ты закатываешь истерику.

Техно усмехнулся.

— Я не ты, Томми. — Он помолчал. — Но я полагаю, что, согласно словарному определению истерики, я сейчас нахожусь в ее середине.

Томми начал смеяться, тем самым смехом, который заканчивался хрипом и икотой. Техно наблюдал за ним со слабой улыбкой, и они оба наслаждались простотой этого: просто два парня на полу в жаркий летний день, смех отражался от их кожи, как солнечный свет.

— Все будет в порядке, Техно, — заверил его Томми, как только он успокоился. — Я имею в виду, что это ты и Уилбур. Ты все поймешь, как всегда.

Техно на мгновение уставился на Томми, прежде чем быстро отвернуться.

— Думаю, для одного дня сахариновой дряни хватит. Вставай, чтобы я мог снова опрокинуть тебя на землю.

— Что значит «сахарин»?

— Это значит, что тебе нужно освежить свой словарный запас, Томми. — Техно встал и протянул Томми руку.

Томми ухмыльнулся, когда Техно потянул его вверх, и хотя его ладонь была покрыта шрамами, она была теплой.

//

Томми расправил плечи, пока не услышал удовлетворительный треск своих выпрямляющихся костей. Он и Техно спарились до заката, когда прибыл гонец, чтобы сообщить Техно, что король Уилбур сказал «дядя» и звал на помощь (не в этих словах, но достаточно близко в интерпретации).

— Иди, — подбодрил Томми, когда Техно замешкался на ступеньках, ведущих вниз из тренировочного павильона. — По крайней мере, один из нас снова пользуется благосклонностью Его Величества.

— Он должен искать способ вернуть твою, — ответил Техно и исчез.

Остаток вечера Томми провел, коля копьем тренировочный манекен, пока не появился другой слуга, чтобы позвать его на ужин, который — что неудивительно — он съел в одиночестве в пустой столовой. После этого он решил проглотить свою гордость и вернулся в кабинет Уилбура. Охранник, стоявший снаружи, исчез, что означало, что Техно все еще был внутри; в конце концов, кому нужны были охранники с Техноблейдом там?

Когда Томми подошел ближе, из-за двери начали просачиваться голоса, приглушенные, но становившиеся все отчетливее по мере его приближения.

— ...сегодня тихо, — говорил кто-то. — Но это почти ничего не значит. Я думаю, они знают что-то, чего не знаю я, Техно.

Томми затаил дыхание и прижался ухом к двери.

— Ты делал дыхательные упражнения, которым я тебя учил? — Мягкий протяжный голос Техно.

— Я... Конечно, я их сделал. Я сделал все, что ты сказал, я всегда так делаю, — прошептал Уилбур.

— Тогда почему ты не позволяешь мне сделать это для тебя?

Что сделать? Томми наклонился так близко, как только осмелился.

— Потому что это не поможет, — сказал Уилбур. — Это звучало так, словно они спорили уже миллион раз. — Мы еще не знаем, почему они собираются на границе.

— Ты изучал историю. Ты же знаешь, Уилбур, что от такого маневра никогда не бывает ничего хорошего. Между тем, чем дольше мы будем ждать, тем менее подготовленными мы будем, когда они—

— Если они это сделают, — перебил Уилбур, — то мы не совсем готовы. Я отправил извещения о призыве.

Последовала напряженная пауза.

— Ты это сделал? — Томми не знал, что в голосе Техно звучало больше — восхищение или возмущение. — Когда?

— Сегодня днем, после того, как мой младший брат посмотрел мне в глаза, и я понял, как много мне предстоит потерять.

В этот момент Томми поспешно попятился от двери, словно она обожгла его. Он повернулся на каблуках и побежал, голова кружилась, сердце бешено колотилось, не зная, смеяться ему или плакать. Что-то плохое действительно происходило, что-то, что заставляло Уилбура думать, что он потеряет все. Томми не обращал особого внимания на своих учителей истории (они никогда не были такими удивительными, как Техноблейд), но он знал, что его семья поддерживала мир в королевстве на протяжении десятилетий, и что разговоры о границах никогда не были радостными делами.

Теперь, в тишине своей спальни, он расхаживал по комнате, стараясь не обращать внимания на грызущее чувство, что он находится на грани чего-то слишком большого, чтобы понять.

Но одно он знал наверняка. Ничего этого не случилось бы, если бы их отец остался. Техно знал, даже когда они были знакомы всего несколько месяцев. Что помешало ему сделать то же самое?

И еще было чувство вины за то, что он точно знал, что могло заставить его остаться, что можно было сделать. Секреты. Какие ужасные, тяжелые вещи.

Томми все еще прокладывал дорожку через ковер, когда раздался стук, вырвавший его из раздумий.

— Да? — позвал он, внезапно почувствовав желание потянуться за одним из декоративных мечей, висящих на стене.

— Это я.

Уилбур. Томми расслабился. А потом отшатнулся. Уилбур?

Томми медленно открыл дверь, не зная, кто ждет по ту сторону: король или брат?

Но на пороге, опустив плечи и устало улыбаясь, стоял только Уилбур.

— Привет, — сказал Уилбур. — Можно мне войти?

Томми закатил глаза.

— Техно велел тебе прийти, не так ли?

Улыбка сползла с лица Уилбура.

— Разве это имеет значение? — устало спросил он.

— Предположим, что нет. — Томми посторонился, пропуская Уилбура внутрь.

Уилбур прокрался внутрь, как турист, осматривая каждый дюйм комнаты Томми, словно каждая мелочь была бесценным артефактом. Когда Томми в последний раз впускал старшего брата в свою спальню? Скорее всего, примерно в то же время Уилбур перенес свои вещи в покои короля.

— Мне нравится вот это, — лениво сказал Уилбур, указывая на древнюю утреннюю звезду, висящую рядом с дверью. — По-моему, это действительно связывает комнату воедино.

— Кончай нести чушь, Уилбур, — рявкнул Томми, утренняя горячность вернулась, как горькие волны к берегу. — Просто скажи мне, почему ты здесь.

Уилбур со вздохом плюхнулся на один из свободных диванов.

— Нам нужно поговорить, Томми.

— Ладно. — Томми прислонился к стене и скрестил руки на груди, подозрительно глядя на Уилбура. — Тогда говори.

Уилбур скрестил ноги и десятикратно вернул Томми испытующий взгляд; его темные глаза, казалось, были созданы для того, чтобы смотреть на людей сверху вниз.

— Прежде всего, я хотел бы извиниться за то, что сказал раньше. Ты никогда не раздражаешь меня, Томми. Но ты еще ребенок.

— Уилбур—

Уилбур поднял руку, призывая его замолчать.

— Позволь мне закончить, — сказал он, обладая властью не сеньора, а первенца. — Ты еще ребенок. Это не так уж плохо — тебе позволено быть тем, кто ты есть, и ты молод. Но это также причина, по которой я решил, что лучше держать все в секрете от тебя. Пытаясь защитить тебя, я прогнал тебя, а это последнее, чего я хочу. И ты прав, разговор с Техно действительно помог мне прийти к такому выводу, но мы все время нуждаемся в помощи Техно, не так ли?

Томми усмехнулся, но знал, что не может не согласиться. Уилбур тоже это знал.

— Я не нуждаюсь в защите, Уилбур, — слабо сказал Томми.

— Тогда почему у тебя всегда такой грустный вид?

Томми не сводил глаз с Уилбура.

— Что?

В выражении лица Уилбура была невыносимая боль.

— Всякий раз, когда ты думаешь, что никто не смотрит, ты выглядишь таким грустным, Томми. Но я вижу тебя. Ты шутишь, смеешься и кричишь весь день, но в тот момент, когда ты один, у тебя на лице появляется это выражение. Как будто ты несешь какой-то тяжелый груз и пытаешься найти место, куда бы его поставить, но его нигде нет . Я уже видел этот взгляд раньше, Томми, и поэтому боюсь за тебя. Потому что отец—

— Не надо, — прохрипел Томми. — Не сравнивай меня с ним, Уилбур. Я совсем не похож на него.

— Тогда докажи. — Уилбур внезапно встал, заставив Томми отпрянуть к стене. — Сделай то, на что у него никогда не хватало духу, и скажи мне. Скажи мне, что случилось, Томми. Скажи мне, что ты несешь, и я помогу тебе.

Грудь Томми сдавило от давления тайны десятилетней давности. Его глаза инстинктивно обшаривали комнату в поисках выхода, какого-то выхода, какого-то способа никогда больше не говорить об этом. Больше всего на свете ему хотелось раствориться в обоях и никогда больше не видеть дневного света.

Выражение лица Уилбура смягчилось при виде паники Томми, и он медленно опустился обратно на диван.

— Мне очень жаль, — мягко сказал он. — Я не хотел... — Он ущипнул себя за переносицу и глубоко вздохнул. — Я так дерьмово в этом разбираюсь. Хорошо. Хорошо. Здесь. Чтобы доказать тебе, что я могу справиться с твоей тайной, я открою тебе свою.

Томми нахмурил брови.

— У тебя миллион секретов, Уилбур. Может быть, даже больше.

— Я знаю. Но вот в чем секрет, Томми.

И снова возникло ощущение, что он стоит на краю темной бездонной пропасти.

— Я, — начал Уилбур, — слышу голоса. — Он постучал себя по виску. — Прямо здесь. Голоса, которые не принадлежат ни мне, ни кому-либо еще, насколько я знаю. Мы все еще пытаемся это выяснить.

— Мы? — выдохнул Томми.

— Техно и я.

— А. Конечно. — Томми слегка наклонился вперед, смущение и страх боролись внутри. — Что говорят эти голоса?

— Иногда они бывают загадочными. Смутными. Говорят о судьбе и ниточках. Иногда они просто издеваются надо мной. А иногда бывает и хуже. — Уилбур судорожно вздохнул. — Гораздо хуже.

— А прямо сейчас? — спросил Томми, не уверенный, хочет ли он знать ответ.

— Прямо сейчас, — тихо сказал Уилбур, — они говорят мне убить тебя.

У Томми перехватило дыхание. Он вдруг отчетливо осознал, сколько оружия — декоративного или иного — висело у него на стенах.

— Уилбур, ты не можешь—

— Я не собираюсь этого делать, Томми, — сказал Уилбур, обиженный тем, что Томми может подумать обратное. — Я никогда не причиню тебе вреда. Но голоса... они говорят, что это неизбежно. Что тебе суждено умереть от моей руки. Что это... что это история, которую рассказывали много раз, и мы не можем изменить ее конец.

— И как это кончится?

— Плохо, — прошептал Уилбур. Его тон ясно давал понять, что бы это ни было, Томми не был готов услышать это.

— Ну, ты же не... ты ведь не знаешь, что голоса говорят на самом деле, верно? Может быть, все это чепуха и на самом деле не произойдет.

— Но это уже произошло, — Уилбур сглотнул, и они с Томми приготовились к тому, что он собирался сказать. — Два месяца назад голоса сказали мне, что что-то приближается. Что у наших северных границ собирается армия.

— Но у нас нет врагов.

— Я тоже так думал. Но я послал нескольких шпионов, чтобы проверить, на всякий случай, и они подтвердили это. — Уилбур сцепил пальцы, его глаза были твердыми и темными, как полированное железо. — Как и говорили голоса. Война может начаться, Томми.

Что там говорил Техно? У Уилбура не очень веселая неделя. Томми мог бы посмеяться над тем, насколько это было преуменьшением, если бы не был слишком занят, давясь собственным языком.

Война. Такое маленькое слово для такой большой вещи.

— Ну что ж. — Томми соскользнул на пол, когда его ноги подкосились. — Ну вот и все.

— Мы с Техно пытаемся установить контакт с генералами иностранной армии, — сказал Уилбур, и Томми впервые заметил, сколько седых волос приобрел Уилбур, почти светящихся в лунном свете, льющемся из окон. — Мы делаем все возможное, чтобы этого не случилось, Томми. Но, да. Вот и все. Это мои самые большие секреты. Остальные несущественны. — Он глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться. — Думаю, теперь твоя очередь, Томми.

Томми горько рассмеялся.

— После этого разоблачения все, что я скажу, будет звучать просто глупо.

— Не выйдет, — решительно заявил Уилбур. Он откинулся на спинку дивана и ласково посмотрел на Томми. — Как только ты будешь готов, Томми. Я здесь.

Томми подтянул ноги к себе и обхватил руками колени, цепляясь изо всех сил. Это было уже слишком, слишком быстро. Ему хотелось кричать. Ему хотелось треснуть кулаками по мраморной статуе с маленькими отметинами Техно. Ему хотелось ущипнуть себя и проснуться вчера, когда все было в порядке, если бы не грызущая боль в груди, которая не проходила даже девять лет спустя. Ему нужны были его родители.

Мир внезапно погрузился во тьму, и в тени Томми наконец отпустил ее.

— Тебе нужен мой секрет, Уилбур? — Он уткнулся лицом в колени, словно это могло скрыть его позор от всего мира. — Я видел его.

Вот оно. Правда. Или признание. Или и то и другое.

— В ту ночь я видел его.

Он услышал, как Уилбур глубоко вздохнул. Не было необходимости вдаваться в подробности. Между ними был только один «он» и только одна ночь.

— Он поцеловал мои волосы, и это разбудило меня. Я видел, как он отошел от моей кровати и направился к окну. Я видел, как он открыл ее и вылез. Или выпрыгнул. Я хочу сказать, что он вылетел, как птица. Но я не очень хорошо помню эту часть. Что я помню, так это то, что я просто лежал здесь. Полностью проснулся, зная, что что-то действительно чертовски не так. Я просто лежал. — У Томми защипало глаза, и он зажмурился, прежде чем из них хлынули первые жалкие слезы. — В конце концов, я вылез из постели и пошел в их комнату, желая верить, что все это мне только приснилось. И тогда я нашел маму.

Он все еще мог видеть ее мысленным взором. Он так мало помнил о ней, но никогда не мог забыть, как забрался на кровать рядом с ней, пытаясь разбудить. Он никогда не забудет своего замешательства, когда она отказалась, и ослепительной боли, когда он понял почему.

— И почти каждый день, Уилбур, я думаю только об этом. Как я проснулся и мог бы остановить его, и я мог бы заставить его остаться, и тебе бы не нужно было становиться королем в таком юном возрасте. Я мог бы избавить тебя от всего этого, Уилбур. А теперь все пошло прахом, и это все моя... — Рыдание сорвалось с его губ, внезапное и безжалостное. — Я хочу помочь тебе. Но я не знаю как. Никто никогда не учил меня этому.

— Томми… — Голос Уилбура звучал так далеко.

— Но самое худшее, — продолжал Томми, стараясь не обращать внимания на все туже затягивающуюся петлю на шее, — это то, что, возможно, я должен был это предвидеть. Он часто приходил к тебе ночью, когда ты жил напротив. Я держал дверь приоткрытой, чуть-чуть, после того как это случилось в первый раз, просто чтобы посмотреть, придет ли он снова. И он так делал, много раз. Раньше я думал, что в конце концов он постучит, но он так и не постучал. — Томми крепче обнял себя, дрожа от горя, а может быть, и от облегчения. — Я думаю, он попрощался задолго до своего ухода, Уилбур.

На мгновение единственным ответом на его слова была тишина. Томми боялся поднять глаза, чтобы увидеть, ушел ли Уилбур, злой и преданный.

Но вместо этого Томми почувствовал, как теплые руки обхватили его и потянули к чему-то безопасному и надежному.

— Томми, — прошептал Уилбур в волосы Томми, — тебе было шесть.

И это было все. Вот что в конце концов сломило Томми. Он врезался в брата, обхватил его руками и уткнулся лицом в грудь. Слезы, наконец, пришли, кульминация девяти лет вины и паранойи, спотыкания по жизни, неуверенности в том, где он находится со своим братом, страха, что однажды Уилбур может узнать, чего он не сделал, и возненавидеть его навсегда.

Но это была не ненависть. На этот раз все было наоборот.

— Ш-ш-ш, — Уилбур провел рукой по волосам Томми. — Все в порядке, Томми. Выпусти все это наружу.

В тот момент их было только двое. Не было ни голосов, ни призраков, ни тайн.

Только Уилбур и Томми. Томми и Уилбур.

Наконец рыдания Томми стихли. Его щеки были влажными и холодными от слез, но он мог дышать легче, чем когда-либо. Он отодвинулся от Уилбура и увидел, что брат смотрит на него с нежностью, которой он не заслужил бы и за тысячу лет.

— Видишь? — сказал Уилбур, осторожно смахивая слезы со щек Томми. — Разве не легче с кем-то другим его носить?

Томми шмыгнул носом.

— Ты всегда должен быть прав, не так ли?

— Ну, конечно. Иначе меня лишат звания Гроссмейстера Претенциозности. У Совета будет полевой день.

Томми влажно рассмеялся.

— Что скажут твои голоса после того, как ты перенесешь такой позор?

— Как ни странно, — тихо сказал Уилбур, — сейчас они очень тихие.

— И что теперь будет? — прошептал Томми в темноту.

— Не знаю, — признался Уилбур. — Но я точно знаю, что между братьями больше не должно быть секретов. Согласен?

— Согласен. — Томми улыбнулся. — Больше никаких секретов.

Уилбур выглядел так, словно хотел сказать что-то еще, но у Томми не было возможности узнать, что именно, потому что в тот же момент в дверь ворвался Техно с выражением лица, похожим на адский огонь.

Уилбур мгновенно вскочил на ноги и потянулся за смятой запиской, которую протягивал ему Техно. Томми наблюдал, как лицо брата побледнело, пока он просматривал сообщение.

— Что? — требовательно спросил Томми, его сердце звенело в ушах. — Что там написано?

Когда Уилбур снова посмотрел на него, его взгляд был мрачным и затравленным.

— Ты хотел узнать, для чего нужен призыв, Томми? Ну что ж, скоро ты это узнаешь.