Его Атлантида, Её Брахма

Где ты, с кем ты ночью
Знаешь, мне всё равно.

***

— Ран, не надо... — отстраняюсь, уложив ладони ему на плечи. Он выпускает меня из крепкого кольца своих рук и медленно вздыхает, отводя взгляд, — Я готова выслушать тебя.

— Пойдём в гостиную, — его губы едва заметно растягиваются в уловимой улыбке, а глаза начинают светиться радостью. Однако это меня расстраивает.

Почему?

Потому что глаза загорелись в надежде, которую я только что ему дала, вдобавок улыбнувшись, но если я не смогу его простить? Будет очень больно смотреть на угасающие огоньки в лиловых зенитах напротив.

Присаживаюсь на диван и начинаю задумчиво глядеть в одну точку, когда Ран начинает свою речь.

Утро. Циферблат наручных «Ролексов» показывает 04:47, а это значит одно – час назад у Рана закончилась работа, и вместо того, чтобы пойти домой к ждущей его невесте, он спустился на лифте в бизнес-центр, где находился ночной клуб под руководством корпорации.

За стойкой бара наливал себе кофе Какуче Хитто, и, уловив издалека мотивы друга, открыл Рану бутылку виски.

— Опять поцапались? — мимолётно спросил Какуче, словно заполнял отчёты.

— И не говори. Видимо, у любимой метеозависимость началась, — тот сделал жадный глоток, улыбнувшись, — Женщины...

— Сейчас ты влюблённый дурак. Поживёшь с ней – начнёшь видеть изъяны. Устанешь от её криков. Пригреешься, заведёшь любовниц...

— Хватит. Ты говоришь о моей будущей жене, — Ран ударил дном стакана по столу. Виски разлился по краям.

— А возможно, она разочаруется в тебе... — Хитто схватил вафельное полотенце, закатав рукава, — Она всего лишь приведение твоей фамилии. Попробуйте более свободные отношения.

— Ну уж нет. Кто прикоснётся к моей жене – лишится пальцев.

Чем больше алкоголя было в нём, тем быстрее он забывал об этой семейке.

Голова болела оттого, что все мысли заняты великолепием, которое зовётся почему-то просто Мэй. С ней всё не так. Начиная с внешности, заканчивая скверным характером. Эти до безумия синие, как пучина океана, глаза, подчёркнутые ровными бровями, которые она хмурила, когда ругалась на него, была похожа на старую ведьму и не давала оторвать от себя взгляд. И когда на её миловидном лице появлялась злость, Ран лишь сильнее улыбался.

Незадолго до рассвета Мэй всегда скидывала с себя одежду и уходила в гостевую спальню, пропахшая карамелизированными фруктами и пленительной фрезией. Она жадно Рана за плечо, заставляя заключить в объятья, которые способны переломать все кости.

На следующую ночь они вновь будут изображать деловые отношения. Она будет вести себя несдержанно и дерзко, а её филиппинский акцент... От него Ран тайно ловит особый всплеск позабытого возбуждения. Соблюдая брачный договор на людях, непреклонная Барнес хлопнет дверью, оставляя после себя шлейф крепкого кофе с ромом от парфюма Kilian black phantom. Его парфюма, которым пропахли все постельные комплекты в доме.

Спустя вторую бутылку мужчина осознал, что ему всё равно. И нет, это не алкоголь, ему действительно плевать. Он улыбнулся своим мыслям и тихо рассмеялся от собственной иронии. Похоже, алкоголь всё же причастен, и эту страсть ему не загасить. Какой-то долей мозга он всё-таки надеялся, что до полудня выпитое сотрёт фрагменты того вечера, и он не вспомнит этой ссоры. Но их последняя страстная ночь озаряла память ярче солнечных лучей, беспардонно вломившихся через панорамные окна клуба, чтобы бестактно привести его в чувства и выжечь лиловые глазницы. Ран закрывает глаза и погружается в клубную атмосферу, проговаривая про себя:

«Иди к чёрту, Барнес-Хайтани».

***

Мэй проснулась около пятого часа этой ночи от уведомления, пришедшего на её основной телефон. Так рано? Дав глазам немного привыкнуть к свету, она разглядывала сообщение, не осознавая реальность происходящего.

«Иди к чёрту, Барнес-Хайтани» – загорелось на экране. Ради подогрева интереса пролистала диалог выше.

«Люблю тебя, моя Атлантида» – какие-то три дня назад и скрин перевода денег на карту.

Она ненавидела, когда её сон прерывали, а этот идиот решил послать её к чёрту. Собственную жену!

«Да он сам же чёрт!».

Девушка разгневанно выдыхает и звонит по номеру. Ей моментально отвечают:

— Чего? — зашипел его низкий голос в динамике, разбиваясь о какофонию клубного рейва.

— Ран, что это за ерунда? Ты на часы когда смотрел?

— Женушка, ты что-ли? — судя по интонации, он был очень пьян, но всё равно умудрялся шутить.

— Да, внебрачная! — она включает громкую связь и падает обратно в объятия подушки, — Не пиши мне в грёбанных пять утра, идиот!

Она сбросила вызов, и не успев ещё закрыть глаза, телефон тут же зазвонил. Нет, нельзя вот так орать. Ей не хотелось растрачивать силы на какую бы то ни было реакцию в адрес этого самонадеянного придурка. Но вызов всё равно приняла.

— Говнюк! — восклицает она, — Да как можно быть настолько заносчивым?! — нервы уже были на грани, и удивительно, что отец не пришёл на эти звуки ненависти.

— Зачем ты мне звонишь? — еле как проговорил Ран, прикладывая телефон к другому уху.

— Ты рехнулся? Это ты мне звонишь!

— Да кому ты нужна!

— Видимо, тебе, раз звонишь мне в такую рань! Короче, Ран, разбирайся сам со своими попойками и не звони мне вне работы!

— Так мне утром перевози... перезвонить, что-ли? — его язык уже сильно заплетался, — Стелла, свали! — кричал он кому-то рядом с собой. Мэй задрожала от злости, в уголках глаз защипало.

— Можешь позвонить своей Стервелле! — воскликнула она и выключила телефон, поставив на беззвучный. Плевать, никто не имеет права тревожить её сон. Хоть президент США.

***

Как только Озаки слышит движение ключа в замочной скважине, подскакивает с места, натягивает улыбку на все тридцать два, и забежав на кухню, наливает холодный сок в стакан.

— Привет, — она выбегает в коридор и протягивает напиток изнуренному брату, мило улыбаясь и хлопая ресницами, — Ты, наверное, пить хочешь? Вот...

— Ага, — в ответ он лишь ставит стакан на высокую тумбу, принимаясь расстёгивать ботинки. Снимает верхнюю одежду и идёт в душ, дабы немного протрезветь, совсем позабыв про стакан, оставшийся в коридоре.

Озаки заливается злостью. Проходит ещё полчаса, на протяжении которых девушка мечется по всей квартире и до побеления костяшек сжимает кулаки.

— Выпьешь со мной? — она самовольно заходит в его комнату, в руках держа бутылку откупоренного шампанского, — Я сессию закрыла.

— Ози, у меня голова болит, — Ран, лёжа на кровати, поднимает взгляд на девушку, отчего та расстраивается из-за отказа и предлагает юноше выпивку ещё раз, — Выйди, пока я тебя не выгнал, — звучит грубо и сухо, но она сама довела их отношения до такого уровня.

Он всегда любил её как родную, однако появление из неоткуда взявшейся "жены" перечеркнуло их братскую и сестринскую любовь. И это не вина семейства Барнес, а уж тем более не Рана. Вина исключительно Озаки, ведь она начала рушить чужие отношения, из-за чего в них случались недопонимания, как и мелкие, так и крупные. Поначалу.

Братья окончательно потеряли к ней доверие, даже больше – возненавидели, ибо её поведение с каждым днём всё больше выбивало из колеи. И давно стало ясно, почему она это делает. Хочет оказаться на чужом месте и присвоить брата себе. Но почему нельзя просто порадоваться за любимого человека, состоящего в браке с другой девушкой, в котором он счастлив, как никогда?

— Можно было и не так грубо меня выставлять... — её губы дрожат, фальшивые слёзы словно по команде прорезаются, а глаза опускаются вниз. Таких актрис ещё поискать надо.

Ран поджимает губы и шумно выдыхает, в качестве извинений соглашаясь выпить. У Озаки загораются глаза, а губы растягиваются в ядовитой улыбке, и заподозрить за обман совсем невозможно.

Опрометчиво, зная сестру, пить что-то с её рук, верно? Однако Ран списал это со счетов, делая большой глоток и отодвинув бокал на прикроватную тумбу. Он мало что понимал, взгляд затуманился. Тёмно-фиолетовые выкрашенные пряди облепили лоб, густые ресницы обрамляли глаза.

Не секрет, но она насыпала лошадиную дозу снотворного что в сок, что в бокал. Спустя несколько минут Рана начинает клонить в сон.

— Укладываешь меня... спать? — рассеянно бросил он.

— Да, как без меня справишься?

Чтобы помочь, мужчина стал медленно опускаться на кровать. Озаки была под его рукой, а потому села вместе с ним. Он смотрел на неё усталым, но внимательным взглядом.

— Риндо говорил, что я недосыпаю, но чтобы настолько... — глаза его прикрылись, а дыхание постепенно стало выравниваться, — Эти заказы уже утомили.

Это задумчивое бормотание заставило Флорес испытать сильный стыд. Она лишила ясного сознания члена семьи. Со всеми – скала, а с ней – обмяк, расслабился, поддался влекущей умиротворённости.

Оза убеждается в успешном выполнении своего плана и трясёт Рана за плечи, дабы окончательно удостовериться, что тот уснул. В спешке расстёгивает пуговицы его рубашки, оголяя покрытым россыпью татуировок торс, и приподнимает податливое мужское тело, вытягивая из под него ткань. Штаны, и всё, что под ними, не трогает. Да неужели? Какая стеснительная. Она накрывает ноги по пояс одеялом, мол «голый», и принимается стягивать вещи со своего тела, но уже всё полностью.

— Нам суждено быть вместе, а это сблизит нас, — она прижалась к крепкому и тёплому мужскому торсу. Откинулась на спинку вместе с Раном, когда тот совсем обессилел. Поднесла ладонь к его щеке и нежно гладила её, уповая на свой успех. Потянулась, чтобы поцеловать. Каким он сейчас был безмятежным и мягким… Губами она невесомо коснулась его уст и горячо шепнула в них:

«Я люблю тебя».

Взгляд намертво приковывает рельефный пресс, и она по-хозяйски касается горячего тела, обводит красивые участки и скользит вверх, забрасывает ногу на него через пышное одеяло и пристраивается поудобнее.

Озаки стало интересно, с какой скоростью ей отсекут голову, если обнаружат в таком виде и таком положении рядом с одурманенным брахманским исполнительным директором… Она выглядела чужой в его доме, будто безродная дворняга среди остальных породистых сук.

И тут ей в голову приходит ещё одна мысль, как увеличить гарантию развода – переименовать себя в контактах.

Хватает его телефон с тумбы, но он оказывается заблокированным. Секунды раздумий, и она прикладывает палец Рана к отпечатку пальца телефона, что в эту же секунду поддаётся манипуляциям и выводит её на главный экран. На обоях стояло общее фото с Мэй, где на их лицах сияют улыбки.

«Вот же гадина! Она красивая и элегантная, но тогда почему так сильно бесит меня?»

С простого «Ози» меняет на «Моя любовь♡».

Проходит почти час и раздаётся хлопок двери. Странный грохот заставил резко распахнуть глаза. Оза ложится спиной к Рану и закидывает его руку на себя, изображая: «Мы спим и обнимаемся после утренней близости». Картина и вправду очень натуральная.

Характерный звук разбитого стекла. Залитый вином кафель. И пропитанные несносной болью слёзы. Госпожи Хайтани.

Озаки могла сотню раз осудить её за внешний вид или манеру одеваться, могла продолжать твердить себе, что она совершенно не подходит ему, но это не делает лучше её саму. Принижая её, она не становилась умнее или красивее, не приближалась к его сердцу. И скорее всего она будет ужасно сожалеть, когда от её ревности пострадает невинная девушка.

После ухода Мэй проходит порядком трёх часов, и Ран постепенно просыпается, не в состоянии понять, где он, кто он, какой вообще сейчас год на дворе, и почему на полу разлито вино.

— Что происходит? — голос его хрипит от сухости, он прикладывает ладонь к горячему лбу, полностью приходит в себя и видит рядом с собой полуголую сестру, вызывающую у него лишь недоумевающие вопросы и ничего больше.

Несколько минут раздумий, и в голове складываются все пазлы, добивая его полностью. А тут ещё и слова Флорес:

— Тут твоя благоверная приходила, увидела нас и убежала.

Он тут же боковым зрением замечает винное пятно, растекшееся на плитке пола, и видит этикетку их с Мэй любимого вина, которое суметь найти в категории холодного отжима – верх везения.

Рану сейчас абсолютно плевать на Озаки, разбираться с ней будет позже. Сейчас Мэй. Его Атлантида. Он подлетает с кровати, на ходу одеваясь, и выскакивает на улицу, запрыгивая в машину, на бешеной скорости отправляясь в дом семьи Барнес.

***

— Ты услышала меня? — муж, рассказав происходящее сквозь ком в горле, подсаживается ближе и накрывает мою руку, в мучительной надежде шепча: — Ты мне веришь, любимая?

• ——————— ✿︎ ——————— •