Глава 18.
──────── • ☆ • ────────
Тяжёлые двери за мной закрываются. Поворачивать назад поздно. Я оказываюсь в огромнейших покоях, света здесь минимум, основное — и единственное, — освещение предоставляют всего три свечи. Своим тусклым жёлтым светом они едва ли освещают большую кровать с белоснежными простынями, половина её части всё также осталась во мраке. Окна занавешены плотными синими шторами, однако по пути сюда успела вдоволь насмотреться на полную луну и сверкающие бриллиантами звёзды.
Я ждала этого дня, словно праздник. Только теперь в голове не укладывается, что это моя последняя ночь во второй параллели. Перед глазами пролетел весь мой путь, проделанный здесь. От момента моего первого взгляда на Вильяма Бедфорда. Боже, как же я испугалась тогда. Думала, что всё это шутка Оуэна. Поначалу Бедфорд не вызывал во мне ничего, кроме огромного опасения. Изнурительные тренировки в его поместье с Элизабет, Сарой и часовые уроки верховой езды. Тогда мне казалось, что это самое сложное, что мне приходилось пережить. Затем моё появление во дворце Уайтхолл. Помню свои ощущения в тот миг. Страх неизвестности и нового мира, переживания о собственной конспирации, встреча с беременной королевой и статным королём. А дальше события закрутились в бешеном урагане. Однако теперь... Сегодня всё закончиться. Вторая параллель подарила мне не только друзей, любовь и воспоминания, она сделала меня в разы сильнее. Как бы я не жаловалась на жизнь, этот мир стал моей неотъемлемой частью. Я знала, что, когда всё закончиться, буду скучать. Мне очень долго придётся мириться с тем, что жизнь медленно вернётся в привычное русло. Никаких дворцов, королей и карет, никаких четырнадцати дней в неделю. Я, как и хотела, стану такой же обычной, как и другие люди. Но осознавать это всё равно было тяжело.
Обвожу глазами всё дорогущее убранство комнаты, пока не встречаюсь взглядом с похотливыми глазами Давида. Он смотрит на меня с улыбкой победителя, ведь думал, что никто так и не знает, кто является инициатором той резни в Уайтхолле. Я бы с радостью перерезала ему глотку прям сейчас, но мне нужно тянуть время. Нам всем несказанно повезло, что окна покоев выходят на задний двор, но вот мы находимся на втором этаже, что немного затрудняет задачу Вильяму. Однако я не один день разрабатывала план, и действовала не одна. Вместе с опытными помощниками мне удалось предвидеть даже такую ситуацию. Но король не даёт мне как следует оценить положение, вальяжно поднимается с кресла и неспешно направляется в мою сторону. С невероятными усилиями натягиваю на лицо обворожительную улыбку, и словно стесняясь, опускаю взгляд в пол.
— Я так давно ждал этой встречи, королева Грейс, — Давид решает сразу брать быка за рога и притягивает меня к себе вплотную, обвив одной рукой мою талию.
От такой близости меня начинает тошнить, но я не подаю виду, и аккуратно уклонившись от поцелуя, мягко выпутываюсь из его рук. Я подхожу ближе к кровати и с идеально наигранной улыбкой присаживаюсь на самый краешек. Теперь, когда я научилась владеть и скрывать свои эмоции, мне не составляет труда смотреть на Давида с улыбкой, всем своим видом показывая, что хочу его, и в тоже время содрогаться от желание опустошить свой желудок прямо сейчас и обругать этого человека всеми известными мне ругательствами, долго и громко кричать, как же сильно я его ненавижу. Осталось ещё чуть-чуть.
— Несомненно, я тоже. Но может быть для начала выпьем чего-нибудь для разогрева? — я играю бровями и похлопываю по пустому месту рядом с собой. Тошнит. Меня тошнит от собственных слов.
— Ох, конечно, что ж это я запамятовал!
Давид картинно прикладывает руку к сердцу, а уже в следующую минуту подходит ко мне с двумя бокалами, наполненными до краёв красным вином, которые подхватил с золотого подноса на столе рядом с креслом. Я принимаю бокал, подношу к губам, но глотка не делаю. Зато шотландский король залпом осушает свою порцию. Я внимательно слежу за ним, и бегло осматриваю комнату, в моей голове крутятся шестерёнки. Стол и кресло стоят прямо около закрытого окна, кровать - посередине комнаты, напротив неё камин, а по другую сторону - дверь. Здесь много золотых статуэток, стоящих на всех поверхностях. Наверняка, они не полые внутри, Давид всё-таки король. Значит, в случае чего, могу обороняться ими. Но, по идее, до таких крайностей дела дойти не должны. Из мыслей меня вырывает король, под чьим весом матрас рядом со мной прогибается.
— Вы не будете? Тогда позвольте мне. — вопросительно обращается ко мне Давид, и не успеваю я что-нибудь и пикнуть, как он вырывает из моей руки бокал и выпивает вино.
Я не жалуюсь, потому что мне это только на руку, но всё же неприятно шокирована таким поведением. Он ведь король, а я королева чужой страны. Разумеется, он не считает меня опасной, думая, что я просто глупая девочка, которая из обычной фрейлины стала королевой только благодаря тому, что прыгнула в постель к Раймонду, поэтому и напивается рядом со мной без особых опасений. Но Тео учил меня, что своих врагов нельзя недооценивать, потому как за это можно серьёзно поплатиться. Я давно уже усвоила этот урок и не раз убеждалась в правильности его слов на практике. Удивительно, что Давид настолько туп. Однако так даже лучше. В любом случае, сделать так, чтобы он потерял свою бдительность - моя первостепенная задача. Не хотелось бы, чтобы меня вывели отсюда под руки прямиком на эшафот.
Давид отставляет оба бокала на ещё один поднос, стоящий на тумбе около кровати, а затем придвигается ближе ко мне. Я позволяю ему шептать мне грязные слова на ухо, гладить меня по спине, задрать юбку платья. Сдерживая рвотный позыв, я всё жду и жду сигнала. Паника подбирается ко мне всё ближе и ближе, словно хищник к своей жертве. К горлу подкатывает ком, а сердце пропускает удар. Пока король лапает моё тело, я немигающим взглядом смотрю в окно. А в голове, будто эхом раздаётся лишь одно слово. Сигнал. Сигнал. Нужно дождаться сигнала. Где он, чёрт возьми?! Когда рука Давида касается внутренней стороны моего бедра, я покрываюсь мурашками от отвращения, и мысленно прошу прощения у Тео. Я не сопротивляюсь, чтобы не вызывать у Давида ненужных вопросов, но и не вешаюсь ему на шею. Глаза начинают щипать. Обида, страх, ненависть и боль сливаются в подступающие слёзы. Закусываю губу до крови, чтобы хоть как-то отрезвить себя, привести в чувства, напомнить, ради чего я здесь. Не дать потерять себе контроль. Не двигаясь, я сижу на места, словно бездушная кукла в руках чужого человека.
Как звон среди ясного неба слышу едва уловимый звонкий звук удара маленького камушка в оконное стекло. Вот и всё. Сердце делает сальто.
Резко наваливаюсь на Давида, повалив его спиной на кровать, тем самым сижу на нём сверху. Чувствую, что король не на шутку завёлся и думает, что всё только начинается. Да только очень хочу его огорчить. Увы, для него и его королевства — это не начало. Это конец. Я до конца задираю юбку платья и тянусь к высокому гольфу, но вместо того, чтобы снять его, нащупываю стрелу. И не успевает Давид даже глазом моргнуть, ведь не замечает ничего кроме моей груди, как лезвие холодного оружия оказывается приставленным к его горлу. Его глаза заметно расширяются от осознания, но я опережаю Давида и затыкаю ему рот рукой. Прижав всем своим телом его к кровати, я кое-как сдерживаюсь, чтобы прямо сейчас не перерезать ему глотку. Но это не по плану. Нельзя оставлять лишних улик. Однако руки всё равно трясутся. Терпи, Грейс, терпи.
Мужчина мычит и извивается подо мной, пытаясь сбросить, и я сильнее прижимаю конец стрелы к его горлу, угрожающе покачивая головой. В его тёмных глазах вспыхивает неподдельный животный страх, Давид замирает на месте. Его руки я прижимаю своими коленями, так как позаботилась убедиться в том, чтобы они были вытянуты вдоль тела, когда укладывала его на кровать. От возбуждения и похоти в глазах Давида не осталось и следа. Он боится меня. В полумраке комнаты я с безумным взглядом прижимают остриё стрелы прямо к его глотке. Тут любой бы испугался.
— Уайтхолл. Нападение на королевскую семью спланировала Шотландия? — угрожающе рычу я, но Давид настолько в шоковом состоянии, что может только неопределённо мычать. — Отвечай, и мы продолжим то, чем занимались минуту назад. Иначе я вспорю тебе глотку, и глазом не моргнув. И только посмей пискнуть. Лишний звук и эта стрела окажется в твоём теле, понял меня? Я спросила, ты понял меня? — я толкаю его другой рукой в плечо, и Давид согласно мычит. — Это по приказу твоего папаши или тебя убили короля Англии?
Давид кивает. Я знаю, что задала глупый, и скорее риторический, вопрос, но мне нужно было убедиться в этом. Из простыни формирую кляп и с силой засовываю его в рот Давида, не беспокоясь о том, что ему может быть больно от моих грубых движений. В голову ударяет дикий прилив адреналина, что начинает стучать в висках. Сердце бьётся, словно заведённое. У меня срывает башню. И теперь без сомнений и сожалений я убираю стрелу от его шеи, только чтобы размахнуться как следует. С одного точного удара, всаживаю стрелу чуть ниже мечевидного отростка в грудной области, прикладывая все свои силы. Глаза Давида расширились ещё в несколько раз, король закричал, но из-за кляп его предсмертный крик был похож на слишком странный и громкий стон. Я провернула стрелу в ране, пока Давид выл от неистовой боли, а потом схватила с кровати подушку и положила ему на лицо. В дверь постучали гвардейцы, явно услышавшие звуки, чтобы узнать всё ли в порядке. В ответ я громко застонала, изображая неподдельное удовольствие. Больше в дверь не стучали.
— Это за то, что отнял их у меня. — твёрдо говорю я, вкладывая в эти слова всю свою ненависть, гнев и боль, а затем безжалостно начинаю душить Давида, глядя ему прямо в глаза.
Мужчина пытается вырваться, но я слишком настойчива, а он куда слабее. Ни для кого не секрет, что король Давид — был слабым и болезненным ещё в детстве. Лазутчики Элвина раздобыли информацию о том, что Его Величество никогда не занимался физическими нагрузками, по состоянию здоровья ему запрещали делать это медики. И я учла это, внеся в свой план. Давид барахтался подо мной, но я пыталась удержать равновесие. Не разрывая зрительного контакта, на минуту мне показалось, будто я сама увидела жизнь, что проносилась перед глазами Давида. Но я не думала об этом. Нельзя слишком сильно надавить на подушку, иначе сломаю нос, всё должно выглядеть так, будто нас обоих убил лучник. Король Шотландии рывком поднимает руки вверх, и меня откидывает в другую сторону. Я затылком ударяюсь об один из столбов, который поддерживает балдахин, и голова идёт кругом. Раздражённо рычу и сыплю проклятиями себе под нос. Давид уже скинул с лица подушку и потянулся руками к кляпу. Я оказываюсь быстрее, и вновь накрываю его лицо подушкой, но уже другой. Мужчина хватается за мои окровавленные руки, пытаясь сбросить их, по я быстро вновь оказываюсь сверху и поджимаю его под себя.
Наблюдая за тем, как он борется за жизнь, я невольно вспоминаю, как точно также пыталась оторвать руки Уолтора Брауна от своей головы, когда тот топил меня в ведре, тогда меня спасла Кэрол, потому что появилась вовремя и спугнула его, но Давиду на помощь не придёт никто. Через некоторое время попытки короля вырваться ослабевают, пока он совсем не перестаёт двигаться. Для уверенности я жду ещё пару минут, а потом слезаю с безжизненного тела, откидывая подушку на место. Мои руки дрожат, как у заядлого пьяницы, а перед глазами стоит непроглядный туман. Я надеялась, что мне полегчает, но смерть Давида ничего мне не дала. Отрывисто дышу, и сползаю на пол. Быстро скручиваю из простыней некое подобие верёвки.
Подхожу к окну и открываю его одним движением. Я бы с радость исключила из плана этот момент, но я дала слово Джону, что не наложу сама на себя руки. Сбрасываю один конец жгута из простыней из окна, а второй крепко зажимаю в руках и обматываю вокруг огромного балки кровати, на которой крепился балдахин. Меня жутко трясёт. Я действую, будто робот. Ничего уже не соображаю. Импровизированная верёвка вмиг натягивается, и чтобы удержать вес Бедфорда, я сажусь на пол и упираюсь ногами в кровать, а сама откидываюсь назад, крепко сжимая простынь в руках. По прошествию буквально двух минут натяжение пропадает, и я слышу глухой удар обуви об ковёр, сообщающий о том, что Вильям уже в покоях. Я поднимаюсь на ноги и подхожу к мужчине. За его спиной лук и всего лишь одна-единственная деревянная стрела, точно такая же, как и та, что я всадила в грудь Давида.
— Ты как? — интересуется Бедфорд, переводя взгляд с меня на мёртвое тело короля, лежащее на кровати.
— В норме. Тебя не заметили?
— Нет, обход закончился пять минут назад, а Элвин взял на себя остальных стражников. — Вильям кладёт мне руки на плечи и беспокойно осматривает меня. — Ты точно уверена?
— Обратного пути уже нет. — я указываю рукой на бездыханное тело Давида. — Нужно закончить начатое, пока не стало слишком поздно.
Бедфорд кивает, обходит меня и подходит к кровати. Стягивает Давида на пол прямо перед окном, снимает с него обувь, раскидав по комнате, то же самое делаю я и со своими туфлями. Потом кое-как расстёгиваю корсет и вылезаю из платья, оставаясь в одной сорочке молочного цвета. Откидываю платье на пол, будто его сняли в порыве страсти. Когда Вильям заканчивает с Давидом, то вновь подходит ко мне. Он протягивает мне лоскут ткани, напоминающий платок. Им я вытираю свои трясущиеся руки от крови и возвращаю Вильму, который прячет окровавленную ткань за пазуху. Всё это мы сделали меньше, чем за три минуты.
— Вот и всё. — он мягко улыбается, глядя мне в лицо. — Пора прощаться.
— Верно, — я грустно киваю, — спасибо тебе за всё. Благодаря тебе я до сих пор живая. Я провела всё своё время здесь, во дворце, а не на улице на обочине дорог. Спасибо за дружбу, помощь и поддержку. Я никогда этого не забуду.
— Всё хорошо, Грейс, посмотри на меня. — Вильям пальцами поднимает мой подбородок, заставляя смотреть на него. Я и сама не заметила, что опустила голову, стараясь скрыть подступающие слёзы. — Ты хорошая королева, прекрасная подруга и просто замечательный человек, одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал на своём пути, клянусь тебе.
Я сжимаю губы в тонкую полосу. Пора прощаться... И не только с Вильямом, но и со всей второй параллелью. Пора отпустить всё. Поворачиваюсь к окну и устремляю взгляд заплаканных глаз на небо. Я сделала всё, что хотела, отомстила за смерть близких мне людей. Настала пора навсегда сказать прощай этому миру. Сердце обливается кровью, болит так, будто его сжали в металлические тиски. Мой путь здесь подошёл к концу...
"Прощай, Кэрол. Ты навсегда останешься в моём сердце. Мы подружились с тобой с первых дней моего пребывания во дворце. Ты стала мне поддержкой, опорой и верной подругой. Человеком, с которым я могла позабыть в каком месте нахожусь, отбросить в сторону переживания и просто быть собой. Я никогда не забуду наши игры в снежки на заднем дворе Уайтхолла, не забуду то, как мы ловко сбегали из-под надзора Джорджа, и конечно, в моей памяти будут вечно жить наши с тобой разговоры и сплетни по ночам. Ты дважды спасла мне жизнь. Мою благодарность нельзя выразить ни единым существующим словом, так же как и нельзя описать ту боль, которую я испытала, когда ты закрыла меня от летящей стрелы. Пронзило тебя, но больно было мне. Я люблю тебя, подружка."
Я сглатываю ком, застрявший в горле, заламываю пальцы рук, а сердце разрывается о боли. Однажды я запретила себе вспоминать о них, запретила плакать, но больше не в силах сдерживать все свои чувства. Я должна оставить всю боль, все слёзы и горечь здесь, во второй параллели. От текущих рекой слёз я не вижу ничего, только молочного цвета туман перед глазами и слабые очертания предметов. Неосознанно касаюсь обручального кольца на безымянном пальце.
"Раймонд... Удивительно, но ты стал моей первой любовью. Первым во всех смыслах. Никто до тебя не делал для меня того, что делал ты. Я знаю, что ты любил меня очень сильно, просто своей любовью. Своеобразной, не понятной мне, как человеку из другого времени. Твоя любовь была поистине королевской. И я любила тебя. Я прощаю тебя за все твои слова и поступки, которые когда-то ранили меня, потому что понимаю, что ты действовал во благо государства. Я буду вечно помнить твою доброту, твою любовь. Прощай."
— Грейс, я понимаю твою боль. — говорит Вильям, и я замечаю, что он смотрит на моё кольцо, которое прямо сейчас протираю пальцами. — Раймонда не вернёшь. Необходимо двигаться дальше. И если тебя интересует моё мнение, то Тео хороший парень. Он не даст тебя в обиду.
Понимаю, что он абсолютно прав. Бедфорд разводит руки, и я заключаю его в объятия, утыкаясь носом прямо ему в плечо. Мужчина похлопывает меня по спине, а потом отпускает. Я последний раз всхлипываю, утираю слёзы и вымученно улыбаюсь. Остался последний рывок. Нужно взять себя в руки. Лицо Бедфорда украшали морщинки, которых не было во время нашей первой встречи. Он так же, как и я перенёс многое. Ему страшно и очень-очень больно. Мужчина идёт обратно к окну, но останавливается, чтобы приподнять простыни, передавая один конец верёвки мне.
— У тебя будет пять минут приготовиться. — я принимаю простыню в руки и крепко её сжимаю. — Удачи тебе, Грейс Марлоу, во всём, куда бы ты не пошла. Спаси королевство. Спаси себя.
— Спасибо. — грустно улыбаюсь я, крепко сжимая в руках простынь. — И у тебя всё будет хорошо, Вильям. Я в этом уверенна.
Бедфорд кивает и выкидывает другой конец верёвки из окна. Прежде чем он отвернулся, я успела заметить нескрываемую боль в его глазах. Ему то же тяжело далось наше прощание. Я сжимаю челюсть, обматываю верёвку о балку и опять оказываюсь на полу, упираясь ногами в кровать. Вильям соскальзывает намного быстрее, чем поднимался. И когда я больше не чувствую тяжести, то быстро подтягиваю простыни к себе, развязываю их и небрежно кидаю на постель. Потом беру стеклянный кувшин и ставлю на стол прямо перед собой, а сама становлюсь к окну лицом. Для пущего эффекта взлохмачиваю себе волосы рукой, спускаю лямку сорочки.
Руки дрожат, я крепко сжимаю ладони в кулаки. Высоко подняв голову, я в последний раз смотрю на ночное небо второй параллели, а затем закрываю глаза. И считаю. Считаю до ста...
Девяносто восемь.
Вдох-выдох.
Девяносто девять.
Слышится тихий свист.
Сто.
Не сразу, но чувствую, как стрела насквозь пронзает меня, разрывая кожу и мышцы. Из лёгких будто вышибает весь воздух. Меня откидывает назад, и я пошатываюсь на ногах. Хочу выть от боли, но мне нужно дать время Вильяму спуститься с дерева и уйти со двора, иначе его поймают. Я раскрываю рот и беззвучно кричу куда-то в пустоту. Меня пронзает огнём, алая жидкость вытекает из раны. Во рту чувствуется железный привкус, и я сплёвываю кровь себе под ноги. Я больше не могу ждать, ноги становятся ватными, а глаза застилает туман.
Пора.
Я проворачиваю стрелу в ране и вгоняю как можно глубже. Громко вою от боли, выпуская с этим криком боль и душевную, и физическую. Из глаз посыпались звёзды. Специально задеваю вазу, та падает на деревянный пол и разбивается на множество осколков. А затем падаю и я рядом с Давидом, дёргаясь в предсмертной агонии. Я не хотела бы умирать здесь около него, но эта история должна быть правдоподобной до самого конца.
Последнее, что помню — звук открывающейся двери и тяжёлый топот ног. А после проваливаюсь в безграничную неизмеримо глубокую темноту.
Прощай, вторая параллель.
Буду скучать.
