Доменико. Прах предков и дым сигар, Часть 14
Трупы моих людей увозили в черных пластиковых мешках. Я стоял у окна своего кабинета и смотрел, как машины скорой помощи с ненавязчивыми, но узнаваемыми для своих номерами исчезали в утреннем тумане. К смерти отца, брата, десятков солдат за эти годы прибавились новые имена и их становилось все больше и больше.
Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль была слабым, ничтожным отвлечением по сравнению с тем адом, что бушевал у меня внутри.
Дверь открылась. Вошел Сильвано Галло. Его лицо было мрачным, на безупречном костюме виднелось темное пятно – чья-то кровь, не смытая после вчерашней бойни.
– Доменико, – его голос был низким и хриплым. – Разобрались. Все чисто. Коста увезли своих и наших мертвых. Полиция успокоена, им подбросили версию о разборке банд иммигрантов.
Я молча кивнул, не отрывая взгляда от окна.
– Этот снайпер... – Галло сделал паузу, и в его голосе прозвучало нечто, похожее на профессиональное уважение, смешанное с ненавистью. – Чистая работа. Два выстрела – два трупа. С крыши фабрики. Та же точка, что и пять лет назад. Должен быть один и тот же стрелок. Профессионал. Возможно, тот самый «Норд», о котором болтал Лука.
«Стелла. Кассандра. Ее дрожащие руки. Ее сережка-сова. Ее всхлипывания на крыше».
– Надо копнуть глубже, – продолжал Галло, не получая ответа. – Проверить всех наемников в регионе. У Коста должны были быть старые контакты. Может, этот «Норд» вышел на пенсию и готовит для них кадры...
«...ее горячая кожа под моими пальцами. Ее стоны, когда я входил в нее. Как она впивалась мне в спину, словно боялась, что я исчезну...»
– Доменико? – Галло нахмурился. – Ты меня слышишь?
Я медленно повернулся к нему. Я видел его губы, движущиеся, я слышал слова, но они не имели смысла. Все, что было в моей голове, – это она. Дочь Ренато Коста. Сестра Лука Коста. Убийца моих людей. Та, кого я должен был ненавидеть всем сердцем. Та, кого я поклялся стереть с лица земли вместе со всей ее проклятой фамилией.
И та, чье тело помнила каждая клетка моего тела.
– Довольно, – мои слова прозвучали тихо, но с такой ледяной яростью, что Галло невольно отступил на шаг. – Выйди.
– Но...планы...мы должны...
– Я сказал, ВЫЙДИ! – мой голос сорвался на рык, эхом раскатившийся по кабинету.
Галло замер на секунду, его лицо стало непроницаемым. Он кивнул коротко, резко и вышел, закрыв за собой дверь.
Как только дверь закрылась, я взорвался. Со стола с грохотом полетели на пол бумаги, компьютер, дорогие безделушки. Я схватил тяжелое пресс-папье с гербом семьи и швырнул его в портрет деда Карло. Стекло треснуло, и суровые глаза предка смотрели на меня теперь из паутины трещин, словно осуждая.
Я дышал как загнанный зверь. Передо мной стояли два образа. Кассандра в шелковом платье, смеющаяся, с бокалом шампанского. И Кассандра на крыше, с пистолетом в руке, с глазами полными ужаса и решимости.
Она была врагом. Она стреляла в моих людей. Вероятно она убила моего брата. Она была Коста. Кровь за кровь. Так гласил наш закон. Единственный закон, который я знал.
Но другая часть меня, та, что помнила ее запах, ее смех, ее искренность в ту ночь. Это был обман. Все было обманом. Или нет? Могла ли та ночь быть обманом? Ее слезы на крыше – были ли они обманом?
Я не знал. И это незнание сводило меня с ума.
Мне нужно было забыть. Заглушить этот голос. Выжечь ее образ из своей памяти.
Я вышел из дома, не оглядываясь. Сесть за руль сам я не мог – руки дрожали. Я вызвал водителя.
– «Золотое руно», – бросил я, плюхаясь на заднее сиденье лимузина.
«Золотое руно» было одним из наших самых престижных заведений. Дорогое, пафосное, с видом на Гудзон. И с самыми высокими ставками в городе. Мне нужно было отвлечься. Ощутить контроль. Риск. Что-то, что заставит кровь бежать быстрее и вытеснит ее из моих мыслей.
Игра уже шла в отдельном, закрытом зале. За столом сидели несколько знакомых лиц – владелец сети отелей, русский олигарх с неясным прошлым, пара крупных инвесторов. Играли в техасский холдем. Воздух был густым от дыма кубинских сигар и дорогого парфюма.
– Доменико! – приветствовал меня крупье, почтительно кивая. – Присоединитесь?
Я кивнул, заняв свободное место. Мне принесли виски. Я залпом осушил бокал и жестом попросил еще.
– Ставка, джентльмены? – спросил крупье.
– Триста тысяч, – бросил я, даже не глядя на свои карты.
За столом повисла тишина. Обычно ставки начинали с пяти.
– Поддерживаю, – не моргнув глазом, сказал русский.
Карты легли на стол. У меня была пара десяток. Неплохо. Я увеличил ставку еще на пятьдесят тысяч. Русский посмотрел на свои карты, на меня, и сбросил. Остальные последовали его примеру.
Я забрал банк, даже не почувствовав удовлетворения. Деньги были ничего не значащими фишками.
Игра продолжалась. Я играл агрессивно, безрассудно, выкладывая на кон сотни тысяч одним жестом. Я почти не смотрел на карты. Я смотрел на зеленое сукно стола и видел ее глаза. Я слышал щелканье фишек и слышал ее смех. Я вдыхал дым сигары и чувствовал ее запах.
– Все ставлю, – произнес я хрипло, увидев на столе возможный флеш. У меня на руках была ничего не значащая карманная пара.
За столом повисло напряженное молчание. Русский изучал меня. Он видел мое состояние, мою ярость, мое безразличие.
– Колл, – наконец сказал он, толкая в центр стола свою гору фишек.
Карты были вскрыты. У него была старшая пара. У меня – ничего. Я проиграл. Полмиллиона долларов исчезли в его стопке фишек.
Я даже не пошевелился. Просто откинулся на спинку стула и сделал глоток виски. Поражение не задело меня. Ничто не могло задеть меня сильнее, чем та война, что бушевала у меня внутри.
– Кажется, удача сегодня не на твоей стороне, Марчелли, – усмехнулся русский, собирая выигрыш.
Я посмотрел на него пустым взглядом.
– Удача – удел слабых. Сильные создают ее сами.
Я встал из-за стола, не прощаясь, и вышел. Азарт не помог. Виски не помог. Ее образ был выжжен в моем мозгу кислотой. Она была везде.
Я стоял на террасе казино, глядя на огни города, и чувствовал себя абсолютно пустым. Во мне осталась только ярость. И боль. И одно единственное знание.
Рано или поздно наши пути снова пересекутся. И в следующий раз я не опущу пистолет.
