Правила мести

Мир сузился до мушки его пистолета. Черная, безжалостная точка, направленная прямо в меня. Адреналин, еще секунду назад заставлявший меня трястись от ужаса и последствий выстрелов, застыл в жилах ледяной сосулькой. Время растянулось, каждый звук – шелест ветра, далекие выкрики снизу, бешеный стук моего сердца – отдавался в ушах оглушительным эхом.

И тогда я увидела его. По-настоящему увидела.

Не того ухмыляющегося мафиози из рассказов отца. Не того изящного светского льва с маскарада. А его. Доменико Марчелли. Босса. Его лицо было испачкано копотью и брызгами чужой крови. Темные волосы спадали на лоб. Его скулы были резко очерчены, губы сжаты в тонкую, безжалостную линию. И глаза...Боже, эти глаза. Такие же темные, как у меня, как у Луки, как у Маттео...но в них не было ни нашей горячности, ни нашей боли. В них была ледяная, всепоглощающая пустота. Пустота, в которой тонуло все. И в которой мне сейчас предстояло исчезнуть.

Я смотрела в эти глаза и...тонула. Как тогда, в его объятиях. Только теперь это было падение в бездну.

Мой взгляд скользнул ниже, на его шею. Воротник тактической куртки был расстегнут, и я увидела темные линии татуировки, уходящие под ткань. Не те весы и меч на запястье, о которых он рассказывал с насмешкой. Что-то другое. Более древнее, более сложное. Часть его настоящего «я», которое он так тщательно скрывал под костюмами и масками.

И вдруг порыв ветра донес до меня его запах.

Не запах пота, крови и пороха, который витал вокруг. А тот самый запах. Дорогой парфюм с нотками сандала и кожи. Тот самый, что был на его коже, на его постели, что остался на моем платье и на моей памяти. Запах той ночи. Запах его прикосновений, его поцелуев, его шепота.

Сердце сжалось от невыносимой боли. Рука с «Глоком» дрогнула сильнее. Передо мной был не просто враг. Передо мной был человек, который за одну ночь узнал меня лучше, чем кто-либо за всю жизнь. И который сейчас смотрел на меня как на мишень.

Я видела, как в его глазах, в этой ледяной пустоте, промелькнула та же мучительная догадка. То же самое осознание. Он складывал пазл: Стелл...снайпер...Коста...Его взгляд стал пронзительным, изучающим. Он видел не просто дочь Ренато. Он видел меня. Ту, которую держал в объятиях. И это, казалось, злило его еще больше.

Мы не произнесли ни слова. Что можно было сказать? «Привет, как дела?» «Извини, что только что застрелила твоих людей»? Слова были бессильны. Между нами лежали трупы, боль его изувеченного брата и моя невыносимая вина.

Внезапно в моем ухе, в рации, раздался хриплый, искаженный голос отца:

– Кассандра! Доклад! Галло жив! Почему он жив? Добивай его! Немедленно! Они увозят Луку! Добивай Галло!

Голос был полон ярости и страха. Он вернул меня в реальность. Войну. В ту реальность, где я была солдатом, а не женщиной с разбитым сердцем.

Я увидела, как мышцы на лице Доменико напряглись. Он тоже что-то услышал в своей рации? Его взгляд стал еще более опасным, более сфокусированным. Его палец на спусковом крючке, казалось, нажал чуть сильнее.

Я не могла выстрелить. Я смотрела на него и не могла заставить себя нажать на спуск. Мысль о том, что его тело рухнет на грязный бетон, что эти темные глаза остекленеют, вызывала во мне физическую тошноту.

Но он мог. Я видела это по его взгляду. Лед начинал побеждать. Долг побеждал воспоминания.

И тогда я приняла самое трусливое и самое единственно возможное решение.

Я сделала резкий шаг назад, все еще не опуская пистолета. Потом еще один. Его глаза сузились, он понял мой маневр. Он сделал шаг вперед.

– Стой, – его голос прозвучал хрипло, впервые за это противостояние. В нем была не команда, а...предупреждение? Угроза? Я не поняла.

Я отступила еще, наткнулась на свою винтовку. Не отводя от него взгляда, наклонилась, схватила ее ремень. Вес знакомого оружия в левой руке как-то странно успокоил меня.

– Кассандра! Что ты делаешь? Ответь! – голос отца в ухе звучал все более истерично.

Я выдернула рацию из уха и швырнула ее на бетон. Маленький черный прибор отскочил и замер.

Я посмотрела на Доменико в последний раз. На его темные глаза, полные ненависти и какого-то непонятного мне разочарования. На его татуировку на шее. Вдохнула его запах, смешанный с ветром.

Развернулась. И побежала.

Я ждала выстрела в спину. Ждала, что он не упустит шанса убрать снайпера Коста. Ждала, что лед победит.

Но выстрела не последовало.

Я добежала до противоположного края крыши, до пожарной лестницы, и бросилась вниз, спотыкаясь на ступеньках, цепляясь за холодный металл. Я бежала, не оглядываясь, чувствуя, как по щекам текут горячие, бессильные слезы. Я бежала от него. От того, что я натворила. От того, кем я стала.

Я была Кассандра Коста. Дочь врага. Сестра врага. Убийца. И я только что сбежала от человека, который видел меня настоящей. И, возможно, это было хуже, чем смерть.

Я сорвалась с последних ступеней пожарной лестницы, спотыкаясь о разбросанный мусор. Ноги подкашивались, в груди кололо, а в голове стоял оглушительный звон. Запах его парфюма, смешавшийся с порохом и кровью, все еще преследовал меня, словно призрак.

В переулке, точно там, где и оставила, ждала черная машина. Водитель, тот самый молчаливый солдат, увидев мое бледное, искаженное ужасом лицо, мгновенно завел двигатель. Я ввалилась на заднее сиденье, швырнув винтовку рядом. «Глок» я судорожно засунула за пояс – выпустить его из рук было выше моих сил.

– Поехали, – выдохнула я, и голос мой прозвучал хрипло и чуждо. – Домой. Быстро.

Машина рванула с места. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.Под веками я видела его. Его темные глаза, полные не ненависти – с ненавистью я бы справилась, – а холодного, безразличного понимания. Он видел меня насквозь. Видел мой ужас, мой стыд, мою слабость. И тот факт, что он не выстрелил, был хуже любой пули. Это была пощечина. Что я – просто ошибка, которую он предпочел забыть.

А кто он был для меня? Врагом. Монстром. Но в памяти вдруг всплыло не его перекошенное яростью лицо, а то, каким я видела его утром: спящим, беззащитным, с ямочкой на подбородке. Тепло его кожи под моей ладонью. Его низкий смех.

Я сгребла пальцами прядь волос и чуть не закричала от разочарования. Ненавидела его. Ненавидела себя за то, что позволила этому случиться. Ненавидела отца, который загнал меня в эту ловушку. Ненавидела этот мир, где нельзя было отличить врага от любовника, пока не станет слишком поздно.

Машина подъехала к дому. Я почти выпрыгнула из нее, не оглядываясь, и бросилась к входной двери. Отец ждал меня в большом кабинете. Он стоял посреди комнаты, бледный, но собранный. Запах дорогого виски теперь и здесь смешивался с запахом тревоги.

– Лука? – это было первое, что вырвалось у меня. – Он жив?

– Его доставили в нашу клинику, – голос отца был напряженным, как струна. – Худшее позади. Он выживет. Врачи делают все возможное.

Волна облегчения чуть не сбила меня с ног. Я схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.

– Почему ты не выполнила приказ? – его взгляд стал пристальным, изучающим. – Почему Галло жив? Я слышал только первые несколько выстрелов, потом связь прервалась.

Его слова вонзились в меня, как ножи. Те, кого я убила. Двое. А потом еще несколько, когда защищала брата...Я закрыла глаза, снова услышав тот глухой хлопок и увидев, как тела бессильно оседают.

– Я...я не смогла его найти, – солгала я, опуская голову. Голос дрожал. – После выстрелов началась неразбериха. Они его быстро укрыли. Я пыталась...но они уже вывозили Луку... я не могла рисковать, они могли убить его...

Я ждал гнева. Крика. Обвинений в непрофессионализме и слабости.

Но отец тяжело вздохнул. Он подошел ко мне и положил руку мне на плечо. Его прикосновение было тяжелым и усталым.

– Ничего. Главное – Лука жив. Благодаря тебе. Ты купила им время. Ты – герой, Кассандра.

Его слова обожгли меня сильнее любого упрека. Герой? Я была убийцей. Трусом. Предательницей, которая не смогла добить врага, потому что он смотрел на нее глазами человека, с которым она разделила постель.

– Он... Лука...что с ним? – перевела я тему, чувствуя, как меня тошнит. – Что они с ним сделали?

Лицо отца исказилось гримасой чистой, беспримесной ненависти.

– Марчелли пытал его. Раздробил колено, пуля в бедре, ожоги... – он сжал кулаки, и его костяшки побелели. – Он будет хромым. Но он жив. И мы заставим Марчелли заплатить за это в сто раз дороже. Ты нам поможешь, дочка. Теперь ты знаешь, на что способна.

Его взгляд был полон странной, пугающей гордости. Он смотрел на меня не как на дочь, а как на оружие, которое наконец-то было использовано по назначению.

Мне стало физически плохо. Я почувствовала, как по спине бегут мурашки.

– Мне нужно...принять душ, – прошептала я, отстраняясь от него. – Я вся в грязи.

– Иди, – кивнул он, его мысли уже были далеко, строя новые планы мести. – Иди, отдохни. Ты это заслужила.

Я вышла из кабинета и побрела по длинному коридору к своей комнате. Его слова «ты это заслужила» звенели у меня в ушах. Я заслужила что? Право чувствовать себя монстром? Право видеть во сне глаза тех, кого я убила? И его глаза, полные ледяного презрения?

Я заперлась в своей старой комнате, прислонилась к двери и, наконец, позволила себе расплакаться. Тихо, безнадежно, в полное отчаяние. Я была героем для своей семьи. И самой ужасной предательницей для себя самой. И где-то в этом городе был мужчина, который знал и ту, и другую меня. И я не знала, чего боюсь больше – его мести или его равнодушия.