Правила мести

Хаос был оглушительным, но в его сердцевине царил ледяной, бесчеловечный порядок. Дверь не просто выбили – ее вырвало с петлями точным подрывом. Ворвавшаяся группа была одета в одинаковую тактическую форму без опознавательных знаков, их движения были отточены до автоматизма. Не наемники. Слишком слажено. Семья Коста.

Я пригнулся за грудами старых ящиков, ведя шквальный, почти слепой огонь из MP5K. Пули со свистом прошивали воздух, отскакивая от металлических стен с пронзительным визгом. Двое моих людей, прикрывавших вход, рухнули на бетонный пол почти одновременно. Даже не крикнув. Чистые попадания в сердце. Оба. С разницей в долю секунды.

Снайпер. Чертовски хороший снайпер.

Сердце упало. Мои снайперы на крышах молчали. Значит, их уже нет. Убраны тихо, профессионально, еще до начала штурма.

Корчащийся от боли Лука был моей последней козырной картой, моим трофеем. А теперь на него бросилась вторая группа штурмовиков. Они работали молниеносно: один резал стяжки, двое других грубо, почти безжалостно, вкатывали его на раскладные носилки. Он застонал, и этот звук, полный настоящей агонии, прорезал грохот стрельбы.

– Джиа! – я крикнул в рацию, пытаясь прицелиться в носилки, но шквальный огонь прижимал меня к полу. – Где этот стрелок? Я слепой тут!

В ответ послышались лишь статические помехи и отдаленный, искаженный голос сестры: «...глушение... все частоты... не могу...»

Проклятье. Они все продумали.

Мои ребята отстреливались яростно, но падали как подкошенные. Молодой Томмазо – пуля в сердце. Старый Бруно – в горло. Это была не перестрелка. Это был забой. Кто-то свыше, с холодным, всевидящим оком, методично выкашивал моих людей одного за другим. Как будто играл в компьютерную игру с читами.

Ледяная волна прокатилась по моей спине. Адреналин ярости сменился чем-то иным – холодным, хищным, почти интеллектуальным интересом. Охотник почуял другого охотника.

Я дал последнюю очередь, заставив головорезов Коста ненадолго прижаться к укрытию, и отполз вглубь склада, к узкой железной двери, почти скрытой в тени. Запасной выход. Я выскользнул наружу, в вонючий, темный переулок. Воздух, пахнущий мусором и влажным бетоном, показался мне сладким после удушья пороховых газов.

Я побежал, пригнувшись, вдоль стен, сливаясь с тенями. Мозг работал на пределе, прорисовывая карту местности. Откуда лучший обзор? Откуда мог видеть все входы, все окна, все мои передвижения внутри?

Старое здание напротив. Заброшенная ткацкая фабрика. Та самая. Точка, с которой вероятно убили моего брата.

Сердце заколотилось чаще, но не от страха. От предвкушения. Я ворвался в подъезд, не задерживаясь. Лестница. Шаг за шагом, бесшумно, как тень. Пистолет в вытянутой руке. MP5K я бросил – он был слишком громоздким, слишком шумным для того, что мне предстояло.

Дверь на крышу была приоткрыта. Я замедлил дыхание, прислушался. Тишина. Только ветер гулял по пустому этажу, завывая в разбитых окнах. И еще...тихий, прерывистый звук. Как всхлипывания.

Я толкнул дверь плечом, выкатываясь на крышу и мгновенно занимая позицию для стрельбы, впиваясь взглядом в фигуру у парапета.

И мир перевернулся.

Напротив меня, у парапета, лежала она.

Не мужчина-профессионал в камуфляже. Девушка. Стройная, почти хрупкая, в черной тактической одежде, слишком идеально сидевшей на ней. Длинные, темные волосы были собраны в тугой, невысокий пучок, но несколько прядей выбились и развевались на ветру. В ее позе читалась не профессиональная стойка снайпера, а сгорбленность, почти сломленность. Она лежала ко мне спиной, смотря вниз, на хаос у склада, и ее плечи слегка вздрагивали в такт тем самым тихим, душащимся всхлипам.

У ее лица лежала длинная снайперская винтовка. Barrett MRAD. Серьезная игрушка. На ее поясе я мельком заметил ножны. И на левом ухе – серебряная вспышка. Маленькая, изящная сережка в форме совы.

K.К. 18.05.

Мое дыхание перехватило. Нет. Не может быть.

Я сделал шаг вперед. Скрипнул подошвой по гравию.

Она вздрогнула, как ошпаренная, и резко обернулась. Ее движение было молниеносным, смертоносным, абсолютно профессиональным. Винтовка осталась лежать, но в ее руке тут же возник пистолет. «Глок 19». Он был направлен прямо в центр моей массы, мушка не дрогнула ни на миллиметр. Ее глаза, огромные, темные, как ночное небо, полные невыносимого ужаса, ярости и незастывших слез, встретились с моими.

И время остановилось.

Это были ее глаза. Те самые. В которых тонул всего несколько ночей назад. В которых видел отражение люстр «Плазы» и свое собственное желание. Глаза, которые смеялись, полуприкрытые бархатной маской. Глаза, которые смотрели на меня с такой страстью и доверием, что я, Доменико Марчелли, забыл обо всем на свете.

Стелла. Нет...Кассандра

Но теперь в них не было ни смеха, ни страсти. Только шок, животный, первобытный страх и...смертельная решимость. Глаза загнанного в угол зверя, готового умереть, но унести врага с собой.

Мой мир рухнул и собрался заново в уродливую, немыслимую картинку. Стелла. Девушка из Бостона. Незнакомка. Ее хриплый смех. Ее шепот у меня на ухе. Ее горячая кожа под моими пальцами.

Она здесь. На крыше. С пистолетом в руке. С снайперской винтовкой у ног. С сережкой, которую я нашел у себя на простыне.

Снайпер. Коста. Та самая, что убила моих людей. Та самая, что, возможно, убила моего брата.

Я видел, как ее взгляд, дикий и потерянный, скользнул по моему лицу, запыленному и разгоряченному боем, по моей тактической одежде, испачканной чужой кровью, по пистолету в моей руке, все еще дымящемуся. Я видел, как ее мозг, острый и быстрый, проделывает ту же чудовищную математику. Лео. Инвестор. Незнакомец. Тот, с кем она провела ночь. Доменико Марчелли. Босс. Враг. Тот, кто пытал ее брата.

Ее глаза расширились еще больше, в них мелькнуло непереносимое понимание, отрицание, боль. Рука с пистолетом дрогнула – впервые за весь этот кошмар. Ее бледные, некогда поцелованные мной губы, беззвучно, по слогам прошептали: «Нет...»

Мы стояли друг напротив друга, в десяти шагах, которые ощущались как пропасть. Пистолеты, направленные друг другу в грудь. Ветер трепал ее темные пряди, и сережка-сова подмигивала мне в тусклом свете, словно насмехаясь. Где-то внизу, далеко-далеко, еще гремели выстрелы, крики, рев двигателей. Но здесь, на крыше, повисла оглушительная, давящая тишина, густая от обмана, предательства и той самой, знакомой обоим, страсти, что внезапно обернулась лезвием ножа, приставленного к горлу.

Я смотрел в глаза женщине, с которой делил самое сокровенное, и видел в них убийцу своих солдат. Она смотрела в глаза мужчине, которому отдала свое тело и миг своей настоящей, не притворной души, и видела в них монстра, искалечившего ее брата.

Никто не выстрелил. Воздух между нами трещал от ненависти, боли и невысказанных вопросов. Мы были заложниками того самого влечения, что теперь грозило нас уничтожить.