Глава 44.
И снова было все, как в тумане. То улицы казались такими страшными и пустыми, то люди уставшими и чужими, то мысли спутанными и бесконечными. Мария многое не помнила. Она не помнила, как приехали военные. Не помнила, как вещи их с Мартом погрузили в багажник. Не помнила, почему военные так долго стояли над телом Эдана и о чем именно шушукались между собой. И как она оказалась всего на полпути до города Выживших. Города Стэс. А в сознании снова была только эта бесконечно-бесконечно радостная улыбка. И это его глупое слово "прости".
Любовь. Что такое любовь? Можно ли ощутить ее, никогда к ней и не прикасаясь? Можно ли называть любовью что-нибудь горькое, соленое, ядовитое, прогнившее и больное? Можно ли назвать любовью то, что никогда не было подвластно уму?
В ладони Мария продолжала сжимать коробочку. Она так и не нашла в себе сил открыть ее. Она не нашла в себе сил посмотреть на мир глазами того человека, ради которого была готова находить ответ на вопрос, что же такое любовь. Ни бесконечный вопрос "почему", ни бесконечные самоуправные мысли. Словно бы сейчас Марию не волновало вообще ничего. Как и было в тот день, когда камера в экране телевизора грохнулась. Послышались помехи. Пока Мария падала в обморок от понимания жестокости картины.
Под боком на соседнем сидении разлегся Март. Так и казалось, что за все эти дни он измучился значительно сильнее, чем так было для многих. Хотя, как было бы это не странно, настроение он не передавал. Только продолжал вяло лежать, поджав уши. И точно так же, как и Мария, сожалеть об утрате.
В тот день военные и вправду нашли Эдана мертвым. Мария долгое время сидела около его тела, не в силах даже прикоснуться к такому человеку, как Огонек. Она не могла позволить себе поверить, что он умер. И что умершее тело не умеет отдавать воспоминания. Мария не хотела подтвердить эту гипотезу.
Так и казалось, что Март все понимал. Он словно бы уже давным-давно был в курсе того, что Эдан часто не спал по ночам, бесконечно поглядывая на яркую луну. Каждую ночь Эдан задумывался о смысле и любой бессмысленности смысла, уже давным-давно, так и казалось, приняв для себя решение насчет течения собственных дней. Март словно бы был прекрасно осведомлен о решении Огонечка, не в силах переубедить его остаться в живых. Или унять боль. Март словно был и не был одновременно. Как и Мария.
Военные даже не стали забирать тело Огонька. Они так и оставили бедного Эдана тлеть где-то там, под завалами проклятого города и горящих костров. Они просто оставили его тело на съедение хищникам. Мария не могла изменить этого, не находила в себе сил принять решение даже насчет тела. Она была. И ее не было. Нигде. Никогда.
Военные казались доброжелательными. Они рассмотрели в глазах Марии настоящую печаль, поступали так обдуманно, аккуратно, словно боялись потревожить ее диковинный сон. Они аккуратно усадили Марию в машину, проверяя на видимые травмы, то же самое сделали и с псом. Военные эти были странными. Они говорили на каком-то другом языке, да и, честно признаться, видок их казался не менее подозрительным. Они были одеты в респираторные маски, укутаны в защитный халат. Они явно не хотели облучаться окружной радиацией и сильнее, так что делали хоть что-то, только чтобы обезопасить себя. Но разве сейчас важно было это?
Его больше нет. Больше не было человека, улыбка которая смогла бы заменить солнце. Не было человека, который вечно ленился, но никогда не показывал этого. Которому всегда было плохо, но который никогда не жаловался на жизнь.
Больше не было человека, к которому получится прижаться под холодным дождем, когда, так и кажется, что больше ничего не поможет. Словно бы мир окончательно сошел с ума, а они остались единственными, кто чувствовал что-то еще.
Больше не будет Огонечка, рядом с которым всегда-всегда было так тепло. Ради которого костер всегда будет гореть сильнее, чтобы он не замерз, ради которого всегда придется брать больше, чем две порции, потому что он любил поесть. Больше не будет бесконечных мыслей о прошлом и разговорах о мечтах. Не с кем будет поделиться переживаниями и хотеть строить будущее.
Ни один день больше не будет казаться веселым, несмотря на бесконечный холод и дождь. Больше не будет человека, пожары чувств которого всегда разжигали льдины души. Больше никто не будет пытаться подобрать ключик к сердцу, никто не будет говорить неоднозначные фразы и смотреть на реакцию. Больше некому будет толкать в плечо и смеяться от нелепости дней. И эта улыбка, которая всегда ассоциировалась с счастьем, станет только очередным прошлым, которое не вернуть. Его больше нет. Эдана больше нет. Он умер. И больше никогда не вернется.
Хотелось плакать. Не кричать. Хотелось вспоминать, как он радовался магазинчикам с сувенирами, как никогда не слышал об аистах и как словно впервые в жизни зажигал бенгальские огни. Хотелось помнить ямочки на его щеках, аккуратно прикасаться к шершавой коже, ошпаренной бесконечным потоком огня. Хотелось чувствовать его приторный запах тела, сравнить который с чем-либо еще бывало достаточно затруднительно. Так и казалось, что пах он исключительно приятными днями и счастьем, которое так жалко преследует все. Мария любила его целиком. Каждый его вздох, каждую его неуклюжесть и бесконечные косяки. Он был для нее отдельным миром спасения и необъятных грез. Больше никто и никогда не станет для Марии тем, кем Эдан стал для нее за этот короткий промежуток времени.
Мария не могла думать. Не думать в том числе. Она бесконечно прокручивала в своей голове только его улыбку и самые последние слова, которые он говорил. Нет, которые он показывал. Она словно пыталась внушить себе, что Эдан еще жив, он есть, он где-то неподалеку. Но головой, а не сердцем, прекраснее всех понимала, что его больше нет в живых. Она читала его мысли, в которых знала, что его нет в живых. Чувствовала его боль из мыслей, которая говорила о том, что Эдана нет в живых. Эдан мертв. Эдан умер. Эдан болел и трагически погиб. Ему было больно. Ему было плохо. Ему было страшно. И Эдан умер. Эдан мертв. Эдан не сдержал слово и не довел ее до города Стэс. "Эдан, почему ты не сдержал обещание и не довел меня до города Стэс?"
- Путь предстоит долгим. Ночевать будем в машине. Подальше от модифицированных зверей. - вытирал солдат нос локтем, пока Мария только свыкалась с мыслью очередной утраты. По всей видимости, модифицированные звери не были чем-то счастливым. - А...пес? - поворачивался он к Марии. - Он... нормальный?
Мария ничего не ответила, только продолжила так задумчиво глядеть на коробочку, постоянно думая только о том, что Эдана больше нет.
Солдат не знал куда себя деть, так что просто переводил взгляд с девушки на собаку, с собаки на девушку.
- Так, ладно. - отворачивался он обратно, давая Марии отдышаться. Боялся совершить неправильный шаг. - Потом поговорим.
Мария снова отдалась своим думам. Она снова прокручивала в голове любые воспоминания об Эдане и тех страшных мыслях, которые он внушал. Она смотрела на маленькую коробочку в своей руке, снова читала эту странную на ней надпись. Огонь и Вода. Почему огонь и вода? Почему Эдан написал ей именно об этом? Сил сдерживать любопытство, как и вновь предаваться прошлому, больше не было. Мария наконец решила открыть коробку.
Под очередным шумом вымышленных помех, легкого толчка микроавтобуса, который тут же выехал с места трагедии, Мария потянула крышечку на себя. Внутри коробочки лежал амулет. Обычный амулет, который можно купить в любом ювелирном магазине. Мария принялась рассматривать подвеску.
Это был нежный кулон из серебра, ярко переливающийся даже при свете лампочек микроавтобуса. Подвеска имела круглую форму, в центре красовались огненный и голубой камни, сочетающиеся друг с другом, как инь и янь. Так и казалось, что цвета их противоположные притягивали друг друга. Словно оранжевое солнце на бесконечном голубом небосводе освещало пути. Под разными ракурсами камни блистали. Они отражались о тонкие проволоки серебра, соединяясь отражениями воедино. Мария усмехнулась. Ну, конечно же. Вода.
- Значит, огонь и вода? Так вот, когда ты принял решение уйти. И вот к чему были все эти разговоры. - крутила она кулончик из стороны в сторону. - Хорошо, Эдан. Хорошо. - думала она так обреченно, поспешно застегивая амулетик на шее. - Я сделаю то, о чем ты просил. Я не буду плакать, что тебя больше нет. Я не буду переживать, что осталась одна. Я не одна. Я никогда не была одна. Моя жизнь тоже значима, были люди, готовые за меня умереть. Я тоже имею права жить. Спасибо. Спасибо, что показал мне свет.
Эдан умер. И Мария знала об этом. Но больше не хотела плакать и переживать. Она хотела, чтобы Эдан видел, что Мария счастлива. Он исполнил свою мечту. Она жива. И еще будет жить.
Мария сама не заметила, как заснула. Проснулась она только ближе к ночи, когда машина еще успевала куда-то ехать, а люди снова говорили о чем-то своем. Март так и продолжал вяло лежать на сиденье, кажется, не меньше прочего, желая только спать.Теперь бесконечная гонка за городом Выживших подходила к концу, так что появилось время наконец-то передохнуть. С правильным ударением.
- Проснулась? - говорил тот приставучий дядька, снова обращая внимание на Марию. - Доедем до города часов через 16. Если повезет.
Мария поправила осанку, убрала волосы с лица.
- 16 часов? Так мало?
Солдат смеялся.
- Ну это не пешком идти. На машине в разы быстрее. Да и ведем по очереди, без остановок. Останавливаться опасно. - хмурил брови. - Непонятно, как вы вообще дожили до Тимора. Далековато от столицы.
- А вы откуда? Из Верума?
- Что-то вроде того. - поправил он капюшон на лице. Странно, что не снял его даже в машине. - Я из Фалсума. Вот эти, - тыкал на солдатов, которые сидели впереди, - из Перемешанных стран. Они не знают фалсумский и верумский, так что я говорю за них.
- А почему вы в маске?
Товарищ только поправил респиратор, очки. Снова приспустил капюшон. Что же скрывает?
- Чтоб не заразиться радиацией. Н-нет... нет уверенности, что ей нельзя не заразиться.
- Значит... я тоже... заражена? - Мария говорила так тихо. Солдат только словно бы испуганно отвел в сторону глаза.
- Возможно. Не могу сказать нет.
Товарищ отвернулся от Марии, принялся что-то бурно обсуждать с военными спереди на непонятном Марии языке. Складывалось впечатление, что это было о ней, словно бы дядька этот спрашивал у военных разрешения ввести девушки в курс дела. Язык, по всей видимости, был языком Перемешанных стран. Через пару минут человек снова вернулся в диалог.
- Мы отвезем вас в научный центр, чтобы узнать, заражены ли вы чем-то. После осмотра будет решена ваша дальнейшая судьба.
- А Марта... собаку тоже заберут?
Солдат снова так подозрительно хмурил брови.
- Не знаю... Лучше... может быть замечали какие-нибудь странности у себя? У пса? - Прокашлялся, поправляя капюшончик. - Например, выросты на теле или устойчивость к чему-нибудь?
- Хотите узнать, как именно радиация повлияла на меня?
Солдат аж вздрогнул от проницательности Марии.
- Да. - снова делал он странные телодвижения. - Зараженных назвали модифицированными. Модификации могут быть разные, начиная изменением внешнего вида человека или животного, заканчивая внутренними метаморфозами. Например, в Стэсе есть пуленепробиваемый человек. Его модификация заключается в наличии толстой клеточной стенки, она толстая настолько, что ему не страшен ни холод, ни жар! Словно хитин членистоногих! - энтузиазм чуть угасал. - Я работаю исследователем, как и другие ученые, занимаюсь изучением модификаций. В мои рабочие задачи входит и поиск модифицированных.
- А... - Мария замялась, потерла шею. - То есть могут быть какие-нибудь... скажем так, бессмертные, например? Кто не может сгореть, допустим...
- Хм... - ученый снова почесался. - Да, такое вполне возможно. Да-да, определенные схожести есть! В природе существуют термофильные бактерии, которые способны жить при высоких температурах. Если модификация такого человека будет связана с появлением таких же ферментов, как и у термофилов, высока вероятность проявления подобной модификации. А... - снова он подозрительно мялся. - У вас... такая модифика-а-ция? Вы не можете сгоре-е-ть?
Мария наигранно посмеялась.
- Да нет, нет. Это я так. Фантазирую.
Ученый снова мялся.
- Эээ... А какая тогда особенность у вас? Может быть все-таки заметили что-нибудь?
Мария не знала, что отвечать. Она могла смело рассказать о своих небольших способностях залезать в чужие головы. Однако не хотела это делать по некоторым причинам. Это было опасно. Никто не может знать, чем именно подобная способность может обернуться для злоумышленников в будущем. Решила воздержаться.
- Ну знаете... У меня очень тонкая кожа! Да! Тонкая кожа.
- Тонкая кожа? - удивлялся ученый. Мария показала ему руку. И правду казалось, что никакой кожи словно и нет, только мясо. - Что ж, хорошо. Здесь не из-за чего волноваться, ха-ха! - нервный смешок.
Мария настороженно убрала руку, наконец понимая, к чему были эти допросы о ее модификации - по всей видимости, товарищ просто сильно боялся, что Мария может оказаться опасной для него или общества. Все-таки было страшно даже представить, какие еще игры с ДНК могла придумать природа. Возможно это и было причиной, по которой ученый с ней изначально так осторожничал.
Мария не знала, что ожидать. Внутри ее где-то точно теплились приятные чувства завтрашнего дня, ведь наконец долгие месяцы изнурительного пути подходили к концу. Она осталась в живых, она жила. И наконец сможет увидеть мир, делающий что угодно, только чтобы продолжить свое существование. А не убивающий себя изнутри.
Мария извечно представляла в своей голове, что же ее там ждет. Чем она будет заниматься, найдет ли друзей. Будет ли этот мир таким же, каким когда-то в ее памяти оставался Верум, сможет ли она обрести спокойствие и такую желанную скучную и долгую жизнь. Что там, по ту сторону ядерного взрыва? Есть ли место беззаботности и мотивации жить? А, Эдан, есть ли у Марии надежда на исполнение своей мечты? Доказательство того, что ты подарил ей жизнь далеко не зря?