3 глава.
Мягкий комок сознания медленно выныривал из густой, липкой тьмы. Голова Жюльена-Анри пульсировала тупой, но настойчивой болью, словно в его черепе поселился рой разъяренных ос, каждая из которых пыталась пробиться наружу. В ушах звенело, перекрывая все прочие звуки. Он попытался пошевелиться, но тело отозвалось тяжестью и слабостью, лапы не слушались, словно были налиты свинцом.
Когда веки, словно приклеенные, наконец поддались, мир перед его глазами расплылся в неясных, желтоватых пятнах. Резкий, незнакомый запах ударил в ноздри – смесью едкого йода, застарелой крови, сырой земли и чего-то затхлого, похожего на мокрый брезент. Он лежал на чем-то жестком и колючем, накрытый грубой, шерстяной тряпкой, которая неприятно царапала его. Под ним чувствовалось неровное, утоптанное дно. Сквозь мутную пелену Жюльен с трудом различил очертания. Он был внутри. Внутри чего-то большого, низкого и давящего. Свет проникал лишь тусклыми, грязно-желтыми полосами сквозь плотные, промасленно-серые стены, которые казались бесконечными и пахли сыростью. Это была брезентовая палатка – временное убежище, быстро возведенное на грязной, утоптанной земле. Внутри царил полумрак, рассеиваемый лишь мерцанием небольшой керосиновой лампы, стоявшей на шатком ящике где-то вдали. Вокруг него лежали некоторые другие люди и собаки. От них исходили запахи боли, пота и тревоги. Время от времени раздавался стон или тяжелый, прерывистый вдох. Где-то в стороне слышался тихий, усталый голос, говоривший на русском – языке, который Жюльен когда-то раньше слышал. Звенел металл, шуршали бинты, и от всего этого его контуженая голова начинала кружиться ещё сильнее. Отдаленный гул артиллерии и редкие очереди пулеметов доносились сквозь плотный брезент, напоминая о жестокой реальности за стенами этого временного лазарета.
Жюльен чувствовал себя потерянным. Где он? Что произошло? Последнее, что он помнил, был ослепляющий свет и оглушительный грохот, затем – пустота. Теперь он лежал здесь, в этом незнакомом, пахнущем смертью и лекарствами мире, полностью дезориентированный, но... живой. Боль медленно отступала, оставляя за собой лишь навязчивый фон. Звон в ушах стихал, и Жюльен-Анри, с трудом сфокусировав взгляд, попытался осмыслить пространство вокруг. Желтоватый туман медленно рассеивался, и очертания палатки, человеческие силуэты и тусклый свет лампы становились чуть чётче. Именно тогда, прямо рядом с ним, над самым краем его импровизированного ложа, он заметил... что-то. Что-то огромное, темное, неподвижное. Инстинктивно Жюльен напрягся, но тело всё ещё отказывалось слушаться. Он зажмурился, а затем снова открыл глаза, пытаясь отогнать остатки тумана. Теперь он видел её. Это была собака. Грозная, массивная. "Немецкая овчарка", без сомнений. В его затуманенном мозгу вдруг вспыхнула яркая картинка из прошлого - когда они с Валери гуляли около посольства и из огромных ворот выехал блестящий автомобиль. Оттуда вышел высокий, важно выглядящий господин в дорогом костюме, и рядом с ним – подобная собака.
И вот теперь... та же порода. Те же черты, та же незримая сила. Но как же разительно отличались обстоятельства! Там – роскошный автомобиль, спокойный дипломат, мирный Париж. Здесь – грязь, вонь госпитальной палатки, грохот войны и эта собака в боевой упряжи, словно вырвавшаяся из кошмарного сна.
«Она... это такая же, как та. Собака из другой страны, – промелькнуло в голове Жюльена, когда он в последний раз сфокусировался на медальоне ее ошейника. – Та, которую я видел у немца. Но почему она здесь? Неужели враг?"
Её крепкое, мускулистое тело, казалось, было высечено из камня, а короткая, плотная шерсть, цвета мокрого песка, терялась в полумраке. Но что-то в ней было особенно... хищное. Её глаза. Они были цвета янтаря, глубокими, и обведены угольно-черным контуром, который придавал взгляду невероятную пронзительность и суровость. Это не была декоративная обводка, а естественная пигментация, подчеркивающая её дикую, несгибаемую натуру. Она сидела, словно изваяние, её взгляд был направлен куда-то поверх Жюльена, но он чувствовал её присутствие, её мощь, её безмолвную угрозу. Её тело было покрыто чем-то странным. Не просто ошейником, а целым «доспехом» – плотной, камуфлированной тканью защитного цвета, которая обтягивала её грудь и спину, словно боевой жилет. Это была рабочая упряжь, оснащенная ремнями и карманами, предназначенная для фронтовой службы. Она пахла порохом, землей и...опасностью. На мощной шее, поверх камуфляжной одежды, виднелся широкий кожаный ошейник, а на нём – блестящий металлический медальон. Жюльен, несмотря на всю свою дезориентацию, сосредоточился на нём. На медальоне были выгравированы какие-то буквы, символы незнакомого языка – славянская вязь, чуждая его французскому глазу. Он не мог прочесть, что там написано, но чувствовал, что это имя. Имя этой могучей, почти пугающей собаки.
—где я нахожусь? - слабо произнес он.
—а, так ты пёс.. - лукаво говорила овчарка. - белый домашний пушистик.
—почему вы так со мной разговариваете?
—я - генерал-майор собачьего отряда великой Российской Империи. А ты попал сюда благодаря добросердечию одного из наших человеческих прапорщиков, который приволок тебя с поля.
"Российской Империи..Об этой стране я слышал лишь от Марселя. Тот упоминал, что Германия объявила войну Российской Империи, Франции и каким-то другим странам. Выходит, русские нам не враги." - думал Жюльен.
—merci beaucoup. - благодарил он.
—французъ?
Генерал-майор резко приблизилась и провела лапой по ошейнику с бриллиантами, выполненому из мягкой, но прочной кожи, окрашенной в глубокий изумрудный цвет, который контрастировал с блеском драгоценных камней. Бриллианты, аккуратно вкрапленные в золотую оправу, искрились на солнце, создавая эффект, будто на шее пуделя сияет целая звезда. Медальон, выполненный в форме герба, был украшен изящной гравировкой, на которой были изображены символы аристократии — корона и лавровый венок, а в центре красовалось имя "Julien-Henri De Montferrand" написанное изысканным шрифтом.
—как ты вообще сюда попал, ухоженным компаньонам аристократии место на балах, а не на передовой. -
-О, Господи божѣ! За что мнѣ всё это.. - недовольно взвыла она на родном языке.
Хорошо, что собаки могут понимать друг друга когда говорят на обыкновенном собачьем, однако так же за годы жизни с людьми определенной нации они учат их язык и могут свободно выражаться на нём.
Овчарка сходила в угол палатки и принесла в зубах жестяную миску, с каким-то странным месивом внутри.
—что это такое? - спросил Жульен.
—консервы с сухарями, твой паёк.
Невольно пудель посмотрел на это с отвращением.
—чем вас там кормят эти буржуазные люди?
—ну, говядиной, свининой, ягнятиной, вареными и сырыми овощами, кормом сбалансированным.. - перечислял все, что приходило на ум Анри.
—неудивительно. И вообще, что бы через пару дней был как огурчик и был способен покинуть это место. - генерал указала на лежанку. -
- у нас с каждым днем появляются раненные и всяким неженкам тут совсем не место. Твои дражайшие хозяева наверняка уже усердно ищут тебя. - она явно сделала ударение на слово "хозяева".
—это моё дело.
—с того момента, как ты оказался здесь, на нашей территории, все твои дела - мои. Может ты вообще подосланный разведчик? - Жюльену казалось, что эта русская собака своим презрительным взглядом сейчас сожжёт его до тла.
—поверьте, я никакой такой не разведчик. Я не разбираюсь в том, кто с кем и почему воюет и что здесь происходит. К тому же принесли меня сюда без сознания, я не специально упал в обморок.
—ладно, по тебе видно, что на пса-развкдчика не похож вовсе, хотя маскировка может сделать свое дело. - недовольно признала овчарка. -
- сиди тут тихо как мышь, и ничего не натвори.
После этих слов она удалилась и Жюльен услышал как генерал пробормотала себе под нос: "вот тежь фифа Парижская"
—хамка провинциальная! - не выдержал и крикнул вслед пудель.
Ведь действительно, все, кого он встречал ранее были людьми и собаками воспитанными, соблюдали этикет и манеры, говорили исключительно на "вы".
Через какое-то время послышался шум. Видимо, после задания, вернулись люди и даже другие псы. Слух о том, что в медицинской палатке посторонний успел быстро обойти весь лагерь. Любопытство делало своё дело, по одиночке или по двое, тихо, крадучись подглядывали за ним разные хвостатые особы. Уставшие люди же не обращали никакого внимания. Анри всё ещё пытался осмыслить присутствие той грозной овчарки, когда его поле зрения нарушило новое движение. Краем глаза он уловил темный силуэт, приближающийся к нему легко и уверенно. Стук когтей по утрамбованной земле был мягким, но отчётливым. Это была крупная, блестящая черная собака. Лабрадор-ретривер. Её шерсть лоснилась даже в тусклом свете палатки, а глаза светились добротой и каким-то спокойным знанием. Что-то в её облике было успокаивающим, контрастирующим с напряженной мощью овчарки. Лабрадор была одета в нечто, что Жюльен узнал: санитарная упряжь. Это была плотная, прочная ткань светлого цвета, которая обтягивала её грудь и спину, и на боку ярко выделялся красный крест на белом фоне – символ помощи, знакомый ему по военным картинам. Она выглядела не как боевая собака, а как та, что несет исцеление. Лабрадор присела рядом, её нос деликатно обнюхал Жюльена. От неё пахло чистотой, немного спиртом и... теплом. Её взгляд был мягким и участливым, совсем не таким, как у загадочной овчарки.
—Здраствуй. Меня зовут Нева, – прозвучало в его голове, переведенное из её мягкого, негромкого голоса – Я - медицинская собака. Ты, похоже, немного потрёпан, но не сильно.
Жюльен ощутил волну облегчения. Наконец-то кто-то, кто не рычал, не сидел угрожающей статуей! Кто-то, кто говорил понятно, пусть и на незнакомом акценте. Его хвост, который до сих пор лежал безжизненно, чуть заметно вильнул. Он попытался приподнять голову, но она снова закружилась.
—Я... я Жюльен-Анри Дюваль, – ответил он слабым, прерывистым скулежом. – очень рад найти... нормальную собеседницу.
Нева склонила голову.
—Жюльен-Анри, значит. Красивое имя. Не беспокойся, тебя вылечат. Доктора скоро подойдут, если ещё не подошли. Отдыхай. Твой ушиб головы несерьёзный. - Её лапа осторожно, почти невесомо, коснулась его плеча – жест поддержки.
Сквозь остатки контузии, в голове Жюльена вспыхнула решимость. Он лежал здесь, бесполезный, пока вокруг шла война. Он должен был что-то делать.
—Когда... когда меня вылечат...я смогу...смогу сражаться с вами? Против общего врага? Я хочу помочь!
Нева замерла. Её добрые глаза расширились от удивления, и она взглянула на него с новым интересом, почти с шоком. Она слегка покачала головой, словно не веря своим ушам.
—Сражаться? Ты... ты, королевский пудель? – её голос прозвучал с ноткой изумления, но без насмешки. – Это... довольно неожиданно слышать такое от тебя. Обычно вы ведь предпочитаете... другие дела. - Она снова взглянула на него, её глаза теперь изучали его с новой стороны, оценивая не только раны, но и дух. - Но... если ты действительно хочешь. Если у тебя есть храбрость. Да. Ты сможешь. Когда окрепнешь.
Наконец почувствовалась радость от этих слов новой знакомой, только терзала мысль о том, как он будет работать вместе с той овчаркой.
—ваша генерал-майор так и не сказала мне, где именно я сейчас. Можешь ли ты уточнить? - ему было несколько неудобно сразу обращаться на "ты", но насколько он понял, здесь так делают все.
—разумеется. Ты всё ещё в Вердене. В лагере русской роты. Правда, наша страна теперь называется не совсем «Российская империя»..но это долгая история, не для раненого. Мы – «Отдельный кинологический отряд его императорского величества». Название осталось, хоть... ну, в общем, не заморачивайся. Мы здесь, на фронте, с тысяча девятьсот пятнадцатого года. Почти что с самого начала.
—познакомишь с остальными членами отряда?
—На сегодня для тебя уже хватит впечатлений. Тебе нужно отдохнуть. Завтра. Завтра познакомлю тебя со всеми.
Жюльен согласился и быстро погрузился в сон.
Наступило утро. Вернее, Жюльен-Анри ощутил, как палатка наполнилась чуть большим светом, чем накануне. Голова по-прежнему слегка гудела, но острота боли отступила, оставив лишь приглушённое эхо. Он чувствовал себя вялым, но в сравнении со вчерашним беспамятством это было прогрессом. Вскоре в палатку вошёл человек. Анри узнал в нём фельдшера, или как его называют в русской армии – врач. Это был мужчина средних лет, с усталым, но внимательным лицом и руками, пахнущими антисептиком. Он подошёл к Жюльену, осторожно приподнял его голову, прощупал за ушами, осмотрел глаза. Человеческие пальцы были неожиданно нежными, а прикосновения – умелыми.
То, что говорил врач на русском, пуделю было не понятно? Но говорил он «Ну что, мальчик. Сильных повреждений нет. Просто крепко контузило. И сотрясение. Но жить будет. Дам ему вот это, для ясности головы. И полный покой».
Он достал из небольшого мешочка какой-то травяной сбор, растёр его в ладонях и, смешав с небольшим количеством воды, дал Жюльену выпить. Вкус был горьковатый, но аромат трав казался освежающим. Затем врач проверил повязку на его голове, поправил грубое одеяло и кивнул Неве:
—Следи за ним. Через пару дней будет как новенький.
Когда врач удалился, Нева повернулась к Жюльену.
—Видишь? Я же говорила. Ты в порядке. Теперь ты уже готов. - Она поднялась и, чуть пошевелив ухом, подала сигнал.
В полумраке палатки, где до этого слышались лишь стоны раненых и шорохи, поднялось движение. Из теней, словно из ниоткуда, стали появляться собаки. Они приближались осторожно, их силуэты были напряженными, а глаза – любопытными и настороженными. Жюльен, уже чувствуя себя немного лучше, смог рассмотреть их внимательнее. Различные собаки представлялись и "изучали" Анри.
Первой подошла крупная, элегантная восточноевропейская овчарка, с рыже-серым, почти волчьим окрасом и умными, настороженными глазами. Она была гибкой и быстрой, её движения выдавали постоянную готовность к действию. Заря приблизилась, обнюхала Жюльена, и её взгляд задержался на его необычной стрижке.
—я Заря, – говорилс она, голос был чистый и звонкий. – Разведчик. Глаза и уши отряда. Таскаю сообщения через линии и дозорю на передовой.
За ней, неторопливо и тяжело ступая, двинулся огромный, почти медвежьего размера кавказский волкодав с густой, серой шерстью, свалявшейся в колтуны от грязи и полевых условий. Он выглядел как ожившая скала. От него веяло мощью и невозмутимостью. Его темные глаза, скрытые под густыми бровями, внимательно изучали Жюльена.
—Гранит, – пророкотал он низким, гулким басом, словно камни шевелились. – Тягач, охранник. Тебе что, ушиба хватило, чтобы сюда попасть?
Словно вихрь, рядом промелькнул необыкновенно грациозный русский борзой, с длинной, светлой шерстью и узкой мордой, в его движениях чувствовалась невероятная скорость. Он обнюхал Жюльена лишь мельком, его внимание всегда было направлено вдаль, на горизонт.
—Смерч, – проскулил он тонко, словно ветер. – Самый быстрый связной. Ты что, сбежал из цирка? - В его голосе была легкая насмешка, но без злобы, скорее любопытство к столь необычному сородичу.
Следом подошелклассический немецкий овчар, похожий на Раду, но с более светлым, зонарным окрасом. Он был крупным и мускулистым, его шерсть была короткой и ухоженной, насколько это было возможно на фронте. Его взгляд был спокойным, но проницательным.
—Рекс. Универсальный солдат. Всё, что прикажут. От поиска до боя. Нам тут только пуделей не хватало, чтобы на них внимание отвлекать - в его голосе чувствовалось легкое раздражение от лишнего груза на и без того тяжелых плечах, но и какая-то сдержанная готовность принять.
За ним показалась крепкий, коренастый ротвейлер с блестящей черной шерстью и огненно-рыжими подпалинами. Она была воплощением неукротимой силы, её мощная челюсть и широкая грудь производили впечатление.
—Сталь, – прорычала он басовито. – Штурмовик. Работаю в атаке. Ты же не помешаешь, когда начнется? -
Её голос звучал слегка угрожающе, но это была скорее привычная манера, чем реальная агрессия.
Витязь, величественный ирландский волкодав, высокий и стройный, с жесткой серой шерстью и благородной осанкой, посмотрел на Жюльена с нескрываемым изумлением.
—Витязь. Контроль. Поиск раненых на больших территориях, когда на это нет времени у Невы. Ты... правда пудель? Никогда не видел таких на фронте. Мы обычно их на парадах видим, а не в лазаретах. - Его голос был глубоким и удивленным.
Массивный, широкогрудый сенбернар по тяжело вздохнул, приближаясь. Его шерсть была мокрой и грязной, но добрые глаза светились участием.
—Гром, – сказал он низким, ворчливым голосом. – Тяжеловоз, порой – спасатель. Нева говорит, что ты хочешь сражаться? Ну, если ты не боишься грязи и крови, может, и выйдет из тебя что-то. Хотя сомневаюсь, что ты сможешь тащить раненых. - Его голос был полон скептицизма, но в то же время и некой мягкости.
И наконец подошёл старый, седовласый русским гончий, его шерсть была выцветшей и редкой, а взгляд – мудрым и всепонимающим. Он был не так строен, как в молодости, но в каждом его движении чувствовался опыт. Он подошел к Жюльену, тихо обнюхал его, его морда была спокойной.
—Буран, – прохрипел он, его голос был сухим и усталым. – Старый солдат. Учитель. Провидец. Ну что ж, пудель. Если ты попал сюда, значит, так надо. Добро пожаловать, сын. Здесь мы все одно целое.
Жюльен лежал, оглушенный обилием новых лиц и голосов. Он едва успевал понять, кто есть кто. Все они были такими... сильными, рабочими, настоящими фронтовыми псами. Он, раненый, беспомощный, чувствовался на их фоне таким хрупким и неуместным. Но в то же время, несмотря на весь скептицизм и удивление, никто не проявил открытой враждебности. Они были суровы, но приняли его. Жюльен, несмотря на обилие новых лиц и голосов, чувствовал, как его взгляд неотступно возвращается к ней. К той грозной, крепкой немецкой овчарке, которая сидела чуть в стороне, неподвижная, словно высеченная из камня, мрачный наблюдатель. Она не присоединилась к остальным, не проронила ни звука, но её присутствие было мощным, почти осязаемым. Её пронзительные глаза были направлены прямо на него. Жюльену показалось, что он тонет в их глубине, что они видят его насквозь – его страх, его смятение, его хрупкость. В тот момент этом взгляде не было ни жалости, ни насмешки, только холодная, оценивающая проницательность. И когда их глаза встретились, Жюльен ощутил нечто вроде электрического разряда. В тот же миг, словно по невидимому сигналу, овчарка резко оттолкнулась от земли. Без единого лишнего движения, бесшумно и стремительно, она ринулась прочь из палатки, растворившись в проеме, словно призрак, так же неожиданно, как и появилась.
Нева, заметив, куда был направлен взгляд Жюльена, тихо вздохнула, словно привыкшая к подобному поведению.
—Ну а это Радана, – прозвучал её мягкий голос в голове Жюльена. – Или Рада, как её иногда называют. Вижу, вам уже довелось пообщаться. Она... она наш лидер. Наш генерал-майор. Командир всего отряда. - В голосе Невы чувствовалась безграничное уважение и какая-то скрытая гордость. - Радана может показаться грубой, но если она наблюдает, значит, ты ей не безразличен.
Жюльен, ошеломленный, попытался осмыслить услышанное. Лидер. Та, что сидела рядом, когда он приходил в себя. Та, что была воплощением первобытной силы и опасности. И это она, эта неприступная овчарка, была их командиром. И она ушла, стоило лишь встретиться с ним взглядом. Он чувствовал себя одновременно польщенным и ещё более смущенным. Это место было полно загадок.