Соленое солнце

Проходило время, но Аллен все не находилась, зато Беллами Блейк, тот самый герой-спаситель, который вместе со своим отрядом вывел Лию и Аллен из смертельно опасных гор и который, как оказалось, до войны тоже жил в Лондоне и вернулся туда после демобилизации, чтобы продолжить обучение в университете, весьма активно принялся ухаживать за Лией. Осенью 1945-го года он неожиданно позвонил Лие на работу, сообщил, что нашел ее благодаря сержанту Монти, расспросил о самочувствии и о том, как она поживает, и как-то совершенно незаметно умудрился позвать ее на свидание, ловко вплетя это в, казалось бы, совершенно дружеский разговор. Лия, недолго думая, согласилась, потому что первое время в Лондоне она чувствовала себя довольно одинокой, к тому же ей бесконечно досаждали звонки матери, которая никак не могла принять факт, что Лия решила не возвращаться в Штаты. Сразу после капитуляции Германии и окончания войны девушка съездила в Калифорнию и повидалась с родней, но практически сразу уехала обратно, потому что боялась упустить Аллен. Конечно, многочисленная семья Стеффи была в шоке от неожиданного решения Лии, и теперь все более-менее близкие родственники считали своим долгом попытаться убедить блудную дочь вернуться домой, мама же звонила чаще всех остальных, и практически каждый разговор заканчивался слезами и требованиями «перестать сумасбродствовать». За всеми этими пространными рассуждениями Лия весьма ясно угадывала разочарование матери, мечтавшей выдать ее замуж и увидеть, как дочь осуществляет «американскую мечту»: приличный дом в пригороде, трое детей, благовоспитанная порядочная жизнь домохозяйки, ухоженный газон и воскресные походы в церковь под умиленными взглядами соседей и друзей, шепчущих друг другу: «какая прекрасная пара». Но Лия больше не могла притворяться, что ее интересует такая жизнь. Война многое изменила в мире вокруг, но прежде всего она изменила саму Лию, и дело было не только в Аллен, не только в тех чувствах, которые та пробудила в молодой американской медсестре.

Лия ощущала, что она никогда уже не может жить той жизнью, которой жили ее мать и бабушка, времена изменились, мир стал другим, вокруг нее кипел и бурлил послевоенный Лондон, и от этого ощущения новизны, перспектив, пусть и давшихся ценой страшных потерь, изменилось и сознание самой Лии, так что она пошла на свидание с Беллами, и это свидание было вполне удачным, за исключением того, что молодой человек явно был настроен на нечто большее, нежели дружба. Лия хорошо помнила восхищённый взгляд, которым он постоянно смотрел на нее в Италии, и его робкие попытки заговорить с ней наедине во время редких привалов, но почти сразу после того, как их спасли, Лия и Аллен отправились в госпиталь, а Беллами с его отрядом перебросили на побережье, и на этом их общение прекратилось.

Беллами лишь успел пожать ей руку перед тем, как они сели в машину, но Лия, измученная походом по горам, кивнула и, пробормотав «спасибо», легла на пахнущее кожей сиденье и моментально уснула, а очнулась уже на койке в больнице.

Когда Беллами появился в ее жизни снова, он уже ничем не напоминал того хмурого молодого человека в форме, который стоял перед ними в лесу, держа в руках карабин. Теперь он был одет в шикарный двубортный костюм и дорогие ботинки, зализывал волосы назад и гладко брился, и Лия сразу поняла, что в отношении нее он настроен крайне серьезно. Чтобы развеять его иллюзии, Лия еще в начале встречи сказала ему деликатно, но твердо и прямо, что это не свидание, что она любит другого человека, и, хотя «этот человек» временно отсутствует, но ее сердце навсегда принадлежит ему. Она сознательно употребляла местоимения «он» и «ему», чтобы Беллами представил себе мужчину, потому что это было проще, нежели вдаваться в подробности ее сложных и запутанных отношений с Аллен Дуэль. Блейк спокойно воспринял всю эту информацию, мило улыбнулся и сказал, что «дружба его устраивает», и у Лии заняло довольно много времени, чтобы понять, что в этом как раз и состоял его план. Он был из тех людей, которые всегда добиваются своего, и привык к женскому вниманию, а потому начал осаду неприступного замка с того, что прикинулся другом и занял в жизни Лии весьма значимое место. Довольно скоро его присутствие стало ощущаться как нечто постоянное и стабильное: он водил Лию по ресторанам и кино, выгуливал по выходным в парке, забирал с работы, покупал ей милые мелочи вроде брелоков или шариковых ручек, общался с ее коллегами, привозил обед, когда она забывала поесть на работе, и вообще вел себя так, словно они с Лией встречаются. Загвоздка заключалась в том, что Лия не давала ему ровно никаких надежд, и ее начало тяготить то, что молодой человек так старается, тратит на нее время и деньги, а она принимает это как должное.

Она вновь подняла эту тему в одном из разговоров за кофе и спросила его прямо — чего он от нее ждёт? Беллами уверил ее, что его устраивает все как есть, и Лия немного успокоилась, хотя и подозревала, что молодой человек лжет. Порой она корила себя за малодушие, за то, что оказалась втянута в весьма двусмысленные отношения, но поиски Аллен затянулись, а рядом не было никого, кроме Беллами, который вел себя безупречно, всегда был готов помочь и ничего не требовал взамен.

Так шло время, вскоре наступил октябрь, подул холодный осенний ветер, начались дожди, и, однажды вечером, вернувшись домой после дневной смены, продрогшая до костей Лия неожиданно обнаружила в своем почтовом ящике письмо. На конверте стоял штемпель вооруженных сил Великобритании, адрес отправителя был ей не знаком, а имени там не значилось.

Сунув конверт в карман, Лия вошла в свою маленькую прихожую, торопливо закрыла дверь и, не раздеваясь, присела на маленькую тумбу, стоявшую у входа и служащую ей одновременно и пуфиком, и подставкой для мелочей.

Письмо, как оказалось, прислал сержант Монти. После того, как Аллен и Лия попали в отряд Беллами, он лично руководил их отправкой в тыл, в госпиталь, и после окончания войны они с Лией увиделись ещё раз, когда она в течение трёх дней ждала машину, которая должна была доставить ее в Рим, в маленькой деревушке на побережье моря.

Лия рассказала ему, что потеряла связь с Аллен, и он обещал навести справки, но обнаружить человека в том хаосе, который творился после победы, было нереально, и все, что смог узнать сержант, это что Аллен Дуэль не уехала из Италии, а остаётся где-то на юге страны. Лия оставила ему свой адрес в Калифорнии, а потом, уже после переезда в Англию, мать сообщила ей, что «некий Монти прислал ей письмо с его адресом в Корнуолле». Лия записала адрес и связалась с Монти, попросив его писать ей в Лондон или звонить в Королевский госпиталь по рабочему телефону. Он расспросил ее о поисках Аллен и обещал сделать, что сможет, подключив свои связи в армии Великобритании. С тех пор прошло почти полгода, и вот, наконец, он прислал письмо, и руки Лии дрожали, когда она разрывала плотный конверт, исписанный убористым корявым почерком.

Здравствуй, Лия! Надеюсь, у тебя все хорошо.

Лия перевела дыхание. Лист почему-то дрожал в ее пальцах. Письмо было коротким, но что-то странное было в этих строках, которые так и прыгали у Лии перед глазами, и она никак не могла унять бешеное сердцебиение.

Я долго не мог написать, потому что, сама понимаешь, дел у нас много, мы разгребаем последствия войны, огромное количество людей пропало без вести, и у меня все руки не доходили до того, чтобы взяться за дело Аллен. Я помню, что ты говорила, что последним местом ее пребывания была деревня Телени, где она работала в больнице, а когда ты туда приехала, никто не мог ее вспомнить. Думаю, что тебе неправильно назвали место, потому что была ещё деревня Толони, она на другом конце страны, и именно там служила Аллен после того, как вы выписались из госпиталя. Я послал им запрос, и мне ответили, что капрал Дуэль действительно работала в местной больнице с октября 1944 по январь 1945 года, а потом ее перевели в Рим. Я смог дозвониться до Рима и узнал, что Аллен Дуэль служила там в больнице Святого Павла вплоть до мая 1945 года, когда была подписана капитуляция. Я спросил, не знают ли они, куда она поехала потом, и они сказали, что, когда война закончилась, то всех иностранных врачей стали отзывать обратно на родину. Дата отправки была назначена на 16-е мая 1945 года. Врачей и медсестер сажали в машины и везли на аэродром куда-то под Римом, и машина, на которой ехали врачи-англичане, подорвалась на мине на одной из проселочных дорог. Вероятно, в этой машине находилась и Аллен, потому что больше о ней ничего не известно. Я звонил в Рим и пытался выяснить, что именно и когда случилось, но, кроме этого, никто ничего не знает.

Лия медленно опустила лист бумаги на колени и продолжала читать, несмотря на застилающие глаза слезы.

Я знаю, что ты хотела найти ее, и мне очень жаль, что я вынужден сообщать тебе такие печальные новости, но, похоже, что Аллен действительно погибла в той машине. Я пытался узнать, было ли опознание останков и что-либо ещё, но я ужасно говорю по-итальянски, а у них там такая неразбериха, мне просто сказали, что это все, что они могут сообщить, и бросили трубку. Я, конечно, хотел бы верить, что это какая-то ошибка, но, думаю, что именно по этой причине ты и не могла отыскать Аллен все эти месяцы. Прости ещё раз за эти грустные известия. Пиши мне на этот адрес, а я, если буду в Лондоне, обязательно найду способ с тобой повидаться.

 Корнуолл, 1 октября 1945 года.

Лист выпал из ее рук и медленно спланировал на пол, один край его загнулся и остался стоять вертикально, а Лия стиснула кулаки и упёрлась ими в колени, все наклоняясь вперёд, пока ей не стало трудно дышать от неудобного положения.

Значит, вот как обстоят дела? Значит, Аллен Дуэль умерла, и все это время, пока Лия искала ее и так отчаянно надеялась на новую встречу, она была мертва? Но как такое возможно? После всего того, что они пережили вместе, после этих дней и ночей в горах, после поцелуя, который перевернул жизнь Лии и открыл ей глаза на чувства к Аллен, после месяцев ожидания, надежд и бесплодных мечтаний все рухнуло?

Лия кончиком ботинка отодвинула от себя лист бумаги, затем поднялась, сняла пальто, повесила его на крючок и прошла в комнату. Там легла на диван, не раздевшись, свернулась калачиком и уставилась в темноту.

Что ей теперь делать? Как жить дальше, зная, что Аллен Дуэль умерла, и она больше никогда не увидит ее, не посмотрит в эти огромные зелёные глаза, не услышит тихий хрипловатый голос, не почувствует ее поцелуев?

Ей двадцать пять лет, вся жизнь впереди, война закончилась, но оказалось, что все это было впустую, и больше ничто не имеет значения, и как можно двигаться дальше, если единственный человек, с которым ты хотел быть, умер и похоронен в чужой земле, а ты даже не смог сказать свое последнее «прости» и попрощаться, теперь уже навсегда?

Она лежала всю ночь с сухими глазами, выжигаемыми отчаянием, и в том же самом состоянии ее нашел Беллами, который забеспокоился, когда Лия утром не пришла в кофейню, где они обычно встречались перед работой, чтобы выпить кофе. Не дождавшись Лию, он пришел к ней домой и стал звонить в дверь, и, хотя девушка долго не открывала, не уходил до тех пор, пока она не принудила себя встать и отпереть замок, чтобы узнать, кто это так долго звонит.

Увидев ее бледное, как простыня, лицо, Беллами не на шутку испугался.

— Господи, что случилось? — спросил он потрясённо, глядя на растрёпанные волосы Лии и круги под запавшими, красными глазами, но Лия ничего не ответила, только покачала головой и ушла в комнату, где снова легла на диван.

Беллами и сам все понял. Он нашел валявшееся на полу письмо, прочитал его, а потом сложил два и два, и, когда, держа лист в руке, вошёл в комнату, то Стеффи, подняв голову, увидела его лицо и уже не сдержала слез.

— Значит, вот оно как, — сказал Беллами, садясь рядом и кладя руку ей на плечо. Затем он повел себя как настоящий джентльмен: сварил Лие кофе, заставил ее встать и принять душ и даже сбегал в госпиталь, чтобы отпросить ее на пару дней с работы.

— Я должна поехать в Рим, — сказала ему Лия спустя несколько дней, когда они сидели в маленьком кафе на углу площади, где располагался госпиталь, ели кексы и пили глинтвейн. Точнее, кексы ел один Беллами, а Лия только пила, причем алкоголь на нее абсолютно не действовал.

Беллами высоко поднял брови.

— Зачем?

— Я должна узнать все точно, — Лия покрутила в руках свой бокал. — Должна узнать, что произошло на самом деле.

Молодой человек с сомнением покачал головой.

— Что именно ты хочешь узнать? — Нахмурился он. Лия посмотрела в окно.

— Я хочу знать, что с ней случилось. Я должна все это выяснить. Ты же читал письмо — Монти звонил им, но они толком не могут сказать, что произошло и как, значит, нужно ехать туда и все узнать точно.

— Ли, — мягко сказал Беллами и, протянув руку, накрыл ладонь Лии своей. — Ты же понимаешь, что это вряд ли что-то тебе даст. Ты не знаешь языка, а там сейчас такой хаос, что вряд ли тебе будут помогать, да и деньги... Ты представляешь, сколько это может стоить?

Лия медленно, но непреклонно вытянула свою руку из-под его ладони и зачем-то сунула ее в карман.

— Ты не понимаешь, Белл, — сказала она устало. — Если я не узнаю, что с ней случилось, я всю жизнь буду думать об этом и никогда не обрету покоя. Я хочу постоять на том месте, где она умерла, хочу увидеть заключение о ее смерти, хочу попрощаться с ней хотя бы так...

Она всхлипнула и замолчала.

— Ладно, — Беллами потёр лоб, и на его лице мелькнуло лёгкое смущение. — Я тебя понял. Но я не смогу поехать с тобой, ты же понимаешь это.

Лия кивнула и за́лпом допила глинтвейн.

— Я и не рассчитывала на это, но буду благодарна, если ты одолжишь мне немного денег. Остальное я скоплю и продам кое-что из вещей, думаю, мне должно хватить...

По правде говоря, продавать Лие было особо нечего, и ей пришлось скрепя сердце написать матери в Америку и попросить денег, и спустя некоторое время она получила перевод на сто долларов, сопровождаемый навязчивыми письменными просьбами вернуться домой. Глядя на новенькие десятидолларовые купюры, лежащие перед ней на столе рядом с билетом на самолет в Рим, Лия подумала о том, что, возможно, после своей поездки в Италию она так и поступит. В Лондоне ее ничто больше не держало, и, когда она узнает всю правду о судьбе Аллен, то самым логичным решением будет вернуться туда, где ничто не станет напоминать ей о войне, о Лондоне и об Аллен Дуэль... вернуться в Калифорнию, не знавшую ударов бомб, голода и Холокоста, плавать в тёплом океане, быть окружённой родными — внезапно эта мысль перестала так уж сильно пугать, как это было раньше, и Лия написала матери письмо с благодарностью за деньги и туманными намеками на то, что она может приехать домой к Рождеству. Обещать большее она пока что не решилась.

На работе к ее решению ехать в Италию отнеслись, мягко говоря, без восторга. Медсестры, тем более прошедшие войну, все ещё были на вес золота, и Лия считалась одной из самых лучших, и главный врач согласился отпустить ее только на две недели с условием, что, если она не вернётся к назначенному сроку, то ее сразу уволят без выходного пособия. Лия не спорила. Она написала заявление на отпуск и тут же принялась паковать чемодан и активно изучать англо-итальянский разговорник, и вообще все эти мелкие хлопоты, связанные с отъездом, с покупкой билета на самолёт, с рабочими моментами и изучением разговорного итальянского слегка приглушили душевную боль, которая неотступно терзала ее после письма Монти, и последние дни перед рейсом она почти не спала: все ходила по квартире, проверяла свои записи (Монти сообщил ей все, что знал о последнем местонахождении Аллен и дал адреса, по которым можно было найти сведения о ней), изучала карту Рима, бесконечно пила кофе и думала, думала, думала, запрещая себе, однако, размышлять о том, что будет, если ее поиски увенчаются успехом. Она плохо представляла, что почувствует, когда она узнает правду о Аллен или увидит ее могилу, бешеное нетерпение гнало ее вперёд, и сон, без того беспокойный, окончательно покинул Лию. Накануне отъезда вечером к ней зашёл Беллами, чтобы попрощаться, они выпили по бокалу вина, и он спросил, глядя в окно, за которым медленно капал тягучий лондонский дождь:
— Это она? Ты имела в виду ее?

Лия вскинула на него глаза.

— Что?

Беллами отвернулся к окну. Она видела, как его рука с бокалом слегка подрагивает.

— Ты сказала, что любишь одного человека, которого нет с тобой рядом, ты говорила о ней?

Лия не отвечала, и он обернулся, взглядывая на нее со странной смесью иронии и горечи. Несколько минут они оба молчали, а потом он кривовато усмехнулся:
— С мертвыми я соперничать не буду.

— Беллами... — начала Лия, нервно разглаживая складки на юбке.

— Не надо, — он поставил бокал на подоконник. — Я желаю тебе удачи в Риме, Лия. Прощай.

Лия молча смотрела в пол и никак не решалась поднять глаза на Беллами. Несколько секунд стояла полная тишина, потом раздались шаги, хлопнула входная дверь, и все стихло.

Рим, Италия, 20 октября 1945 года.

Лия прилетела в Рим рано утром, поселилась в маленьком отельчике, где получила уютный крохотный номер, весь насквозь пропахший табаком и старым деревом и, спросив у портье, как попасть в больницу Святого Павла, взяла такси и через двадцать минут стояла у входа в высокое пятиэтажное здание. После довольно спокойного, но хмурого и дождливого Лондона Рим показался ей очень шумным и каким-то более благополучным, хотя и здесь везде ещё были видны следы войны: на улицах лежали мешки с песком, многие стекла в домах были выбиты, мимо то и дело проезжали военные машины, по мостовым ковыляли люди в форме на костылях, и было довольно много попрошаек и нищих.

Лия поднялась по высокой лестнице, вошла в прохладный холл больницы и подошла к окошечку с надписью «Registro», за которым хорошенькая молодая итальяночка что-то быстро писала в огромной амбарной книге.

— Здравствуйте, — произнесла она по-итальянски фразу, заготовленную и выученную наизусть ещё в Лондоне. — Я бы хотела переговорить с кем-нибудь по поводу девушки, работавшей здесь во время войны.

*****
— Как вы сказали? — пожилой военный с абсолютно лысой головой встал на шаткий стул и, потянувшись, извлек из стопки, лежавшей на шкафу, перевязанную веревочками пухлую папку. — Аллен Дуэль?

Лия кивнула. Он говорил со страшным акцентом, но годы войны научили многих итальянцев довольно сносно объясняться на английском и после долгих мытарств, после трёх дней бегания по инстанциям, пыльным архивам и военным учреждениям Стеффи, наконец, попала в кабинет, где ей улыбнулась удача, если это можно было так назвать. По крайней мере, вместо привычного «Сocontattare l'ambasciata» (итал. обратитесь в посольство) она услышала «сейчас посмотрим, здесь все сведения за 45-й год».

Мужчина рылся в папке.

— Аллен Дуэль работала в больнице Святого Павла до мая 1945 года, — сказал он, наконец. — А потом...

Он замолчал и начал рыться дальше. У Лие потемнело в глазах. Его сухие пальцы с невозможным, медленным, шуршащим звуком перебирали старые пожелтевшие листы. Вот сейчас он найдёт то, что ищет, и равнодушно произнесёт: «А потом она погибла при взрыве машины во время эвакуации в Англию».

Он поднял какой-то листок и поднял его повыше, чтобы лучше рассмотреть. Лия только успела увидеть мелкие ровные строчки, напечатанные на машинке.

— Ее перевели в Военный госпиталь.

В первую секунду Лия подумала, что ослышалась.

— Что вы сказали? — Переспросила она внезапно охрипшим голосом.

Мужчина посмотрел на нее с лёгким недовольством и ворчливо повторил, садясь за свой заваленный бумагами стол:
— Я сказал, что ее перевели в Военный госпиталь. Тут написано, в связи с особым распоряжением.

Внезапно все потемнело кругом, Лия почувствовала, как в голове у нее мутится, и следующее, что она осознала — она полулежит на стуле в неудобной, скрюченной позе, а тот самый пожилой мужчина суетится вокруг нее с графином воды и наполненным наполовину стаканом.

— Вы в порядке? — он бегал вокруг нее и все совал ей воду, хотя она отталкивала его руку и мотала головой. — Матерь божья, да что же это такое с вами?

— Все нормально, — придя в себя, сказала Лия по-английски и тут же поправилась:
— Sto bene. (итал. Я в порядке)

— Что с вами случилось? Вы вдруг побледнели и чуть не свалились со стула, я еле успел подхватить, — сказал он сдавленно, потом сел напротив нее за свой стол, отдышался и приложил к своей лысой голове графин.

— Напугали вы меня...

— Стойте, — Лия вскочила, уже не обращая внимания на вновь побледневшее лицо мужчины. — Я правильно вас поняла, что Аллен Дуэль была переведена в другую больницу? То есть она не погибла при взрыве мины во время эвакуации в Лондон?

Мужчина удивлённо посмотрел на нее, затем поставил графин, молча взял бумагу со стола и ещё раз внимательно изучил ее.

— Нет, здесь ясно сказано — переведена. Ни о какой эвакуации и речи нет.

— Где находится этот Военный госпиталь? — Лия схватила сумку со стула и рванулась к дверям.

— Виа Франческа, 25... Стойте, там...

— Спасибо! — Крикнула Лия, выбегая за дверь и уже не слушая. Спустя несколько секунд она оказалась на улице и, выскочив прямо на проезжую часть, начала махать рукой мчащимся навстречу такси. Когда одно из них, за рулем которого, вероятно, сидел такой же безумный человек, как и она, остановился, создав аварийную ситуацию, она рванула на себя дверцу, под аккомпанемент гудков объезжавших их машин уселась на нагретое солнцем сиденье и выпалила:
— Виа Франческа, 25.

— Американо? — доброжелательно спросил таксист, молодой человек в пропотевшей рубашке, оборачиваясь к ней.

Лия кивнула. Она хотела бы знать, долго ли ехать до этого Военного госпиталя, но не знала как спросить, и потому только беспомощно ерзала на сиденье, вертя головой по сторонам и нервно теребя ручку сумки.

Поездка показалась ей бесконечной. Мимо пролетали дома, люди, в окнах квартир блестело солнце, пальцы Лии сжимались и разжимались, машина круто заворачивала куда-то, в открытое окно врывался то запах автомобильных газов, то еды, то пыли и почему-то голубей. Но вот остановились, машина резко затормозила, Лия сунула в руку таксисту купюру, не посмотрев какую, не обращая внимания на его возгласы сзади, выскочила, задрала голову, глядя на высокое здание, на котором было написано «Оspedale militare», спотыкаясь, взбежала вверх по ступеням, на которых ещё кое-где стояли металлические заграждения, рванула на себя латунную ручку тяжелой двери и влетела в холл. Тут же на входе стояло ещё одно заграждение, а за ним — небольшая стеклянная будочка, из которой вышел хмурый молодой человек в итальянской форме, вооруженный винтовкой, и преградил Лие дорогу.

— Dove stai andando? (итал. вы куда?)

Лия удивленно взглянула на него и попыталась пройти мимо.

— Мне нужно поговорить... Я ищу... — затараторила она по-английски, но он продолжал удерживать ее одной рукой, стоя на пути, и Лия сообразила, что он не понимает ни слова.

Тогда, достав из сумочки свой потрёпанный разговорник, она лихорадочно принялась рыться в нем, ища нужные фразы, пальцы ее дрожали, страницы рвались, военный с удивлением смотрел на неё, из-за угла показался ещё один человек в форме и подошёл ближе, остановившись в четырех шагах.

— Я ищу врача... Женщину... Аллен Дуэль. Мне нужно с ней поговорить. У вас работает такая? — Наполовину на английском, наполовину на итальянском спросила Лия, захлопывая разговорник и умоляюще глядя на молодого человека, а он хмуро покачал головой и вновь протянул руку, видя, что она собирается пройти мимо него.

— Non autorizzato! Non autorizzato! (итал. не положено)

— Хорошо, но мне бы узнать, я хочу... — продолжала настаивать Лия, забывая все итальянские слова и тесня молодого человека, а он, не решаясь, видимо, применять силу, беспомощно оглянулся назад, словно ища поддержки со стороны.

— Что здесь происходит?

Тот самый военный, который вышел из-за угла, стоял теперь совсем рядом с ними, и Лия с облегчением поняла, что он говорит по-английски. Она проскользнула мимо молодого человека, больше не удерживавшего ее, и с мольбой взглянула на второго военного.

— Простите, сэр, меня зовут Лия Стеффи, я ищу... Я ищу одну женщину, ее зовут Аллен Дуэль, мы служили вместе в Италии в 44-м, и мне сообщили, что она погибла в мае 1945 года, а сейчас я узнала, что она, возможно, не погибла и работает здесь. Вы знаете ее? Помогите, прошу, я уже три дня в Риме и пытаюсь выяснить, что с ней, и мне сказали в военном архиве, что...

Ее голос сорвался, и Лия, покачав головой, зажала рот ладонью, пытаясь сдержать слезы и успокоиться. Мужчина долго молча смотрел на нее, хмурясь и словно что-то соображая, а потом бросил:
— Выйдите на улицу и подождите там. Я попробую что-нибудь узнать.

Он сделал знак первому военному, повернулся и ушёл, громко стуча по паркету начищенными черными сапогами. Лия взглянула на молодого человека, который вернулся в свою будочку и теперь недоуменно смотрел на неё из-за стекла, затем повернулась и вышла за дверь.