Глава 4
Июнь 1944 год. Абруцци.
Аллен всегда любила ночные вызовы. На войне, конечно, это было совсем иначе, нежели в мирное время, но даже теперь она и сама не всегда понимала, почему ей так нравилось вскакивать ночью, второпях набрасывать на себя одежду, хватать халат и бежать в темноте к медицинскому блоку, стряхивая остатки сна и чувствуя, что мир устаканивается и приходит в норму. Раз она жива, раз бежит туда, где кто-то нуждается в ее помощи, значит, все в порядке, значит, есть надежда, что когда-нибудь все будет хорошо. Только за работой Аллен ощущала себя по-настоящему живой. Там, среди хаоса, беды, разорванной человеческой плоти, страданий и криков, среди ужаса и мрака войны, она становилась самой собой, она могла сделать все, что угодно, это был ее modus operandi, ее Вселенная, и руки вдруг начинали действовать сами собой, сшивать, заживлять, соединять разъединенное, творить магию спасения, а все остальное в этом дурацком мире уходило на второй план и словно растворялось. Там, за операционным столом, Аллен летала, парила, возносилась в небеса, и, глядя, как человек, который ещё недавно умирал, корчась от боли, оживает, приходит в себя, становится не сгустком разорванных мышц и сухожилий, а обычным бледным раненым, обмотанным бинтами, она хотя бы ненадолго обретала покой. Солдаты, которых спасла Аллен, очень часто приходили к ней потом, благодарили за помощь или, едва очнувшись в палате, хватали за руку, останавливая, но она их даже не узнавала. Для нее был важен факт спасённой жизни, а не то, кем на самом деле был этот человек, чем он жил и как его звали. Обычно, когда во время обхода солдаты, недавно пришедшие в себя после операции, благодарили ее за спасение, она просто рассеянно кивала и шла дальше, не отвечая им ничего.
Но была и ещё одна причина, по которой Аллен любила ночные вызовы. Она ненавидела спать. Во сне к ней приходило то, чего она так боялась, и если днём можно было отгородиться от страшных мыслей сотней разных мелких дел, то ночью, в тишине темной комнаты, Аллен уже никак не могла защититься от кошмаров, и они наваливались на нее всеми силами, не щадя и не оставляя никаких путей к отступлению.
Самым ужасным было, что теперь с ней в комнате жила чертова Лия Стеффи, и позволить увидеть себя такой — слабой, мечущейся по кровати, разбитой, иногда плачущей — Аллен никак не могла, поэтому она никогда не ложилась раньше Стеффи. Сделать это оказалось нетрудно: заснуть для Аллен всегда было проблемой, а Лия спала крепким и спокойным сном всю ночь, и только когда Аллен удостоверилась, что Лия не пробуждается от малейшего шороха (пару раз она специально вставала и роняла книгу, чтобы проверить крепость сна Стеффи), вот тогда Аллен стала спать более или менее спокойно. Хотя спать — это было громко сказано. Сон Аллен всегда был коротким, не более четырех часов, и перемежался пробуждениями через каждый час, когда она вскакивала, мокрая от пота, задыхаясь и ощупывая руками лицо, чтобы убедиться, что уже не спит, а потом долго и жадно пила воду, стоящую возле кровати в графине, приглаживала пышные, влажные на лбу и у висков волосы, и ложилась, с ужасом думая о том, что нужно засыпать и опять окунаться в тот же кошмар и переживать его снова и снова.
Бывали ночи полегче, когда Аллен удавалось проспать подряд целых два часа и ни разу не проснуться, но в целом она уже привыкла к такому режиму, и потому в шесть утра, когда Лия ещё сладко сопела на противоположной стороне комнаты в своей кровати, Дуэль уже была собрана, умыта, одета и готова к работе.
Лия же явно родилась совой, потому что по утрам ей было тяжело вставать, а вечером она, наоборот, ложилась всегда позже Аллен, и для Дуэль особым удовольствием оказалось будить в шесть утра заспанную девушку, напоминая ей о том, что пора на работу. Эту процедуру Аллен выполняла регулярно, потому что Лия никак не могла проснуться сама и приходилось призывать на помощь всю мощь своего командного голоса. Услышав грозный тон Аллен, Лия вскакивала, сонная, растерянная, с гнездом темных легких волос на голове, щуря глаза на собранную, безупречно одетую и невозмутимую Аллен, смешно пугалась, искала по всей комнате свои брюки и рубашку, спешила под этим пронизывающим холодным взглядом, который Аллен не сводила с нее, временами поглядывая на часы. Ей доставляло удовольствие видеть Лию такой смущенной, кусающей губы, торопящейся, и она повторяла эту процедуру каждое утро, когда Стеффи просыпала, а случалось это довольно часто.
Однажды жаркой июньской ночью был воздушный налет, и Аллен, едва задремавшую, измученную кошмарами, разбудил звук воздушной сирены. Она тут же вскочила, радуясь передышке, мельком отметила бледное зарево за окном — на пирсе включили прожекторы — быстро натянула штаны, ботинки и рубашку, схватила халат и сумку с инструментами. Лия продолжала мирно сопеть, хотя сирена разрывалась так громко, что у Аллен звенело в ушах.
— Медсестра Стеффи, — Аллен подошла к кровати Лии и весьма неделикатно потрясла ее за плечо. Лия смешно чмокнула во сне, забормотала что-то, перевернулась, потягиваясь, но не проснулась. От ее движения одеяло сползло, открыв взору Аллен белую тонкую сорочку, в которой спала Лия. И без того глубокий вырез сбился вниз, и Аллен увидела часть пышной груди Лии, две сливочно-белые округлости с затвердевшими от холода сосками, отчётливо выделяющимися под тонкой тканью.
— Лия! — рявкнула Аллен, но Лия только снова потянулась, подняв руки вверх, всем телом, как большая кошка, отчего сорочка сползла ещё ниже, и Аллен не выдержала. Схватив графин с водой, стоявший рядом на столике Лии, она вылила его прямо на девушку, стараясь попасть на лицо, застывшее в блаженстве мирного крепкого сна.
Почувствовав поток холодной воды, хлынувший на нее, Лия захлебнулась, зафыркала, сев на кровати и судорожно протирая глаза, сорочка спереди промокла и прилипла к телу, ещё лучше обрисовав округлую высокую грудь и почти обнажив ее.
Поняв, что она не ослепла и не тонет, Лия с трудом разлепила мокрые ресницы, огляделась и увидела Аллен, стоящую над ней с графином в руках.
— Что это было? — Завопила она раздражённо, забыв о своем страхе перед Дуэль. — Вы спятили?
— Воздушная тревога! — Аллен почти швырнула графин на столик. — Через пять минут жду в операционной!
Потом она развернулась на каблуках и ушла, оставив Лию в недоумении смотреть ей вслед. Стоит ли говорить, что больше после этого будить Стеффи по утрам Аллен не приходилось.
Сентябрь, 1944 год. Апеннины.
Ничего не менялось. Скорчившись возле скалы, Лия пыталась услышать, что происходит там, вдалеке, где шел бой, но улавливала все тот же однообразный стрекот пулемета и выстрелы бойцов Монти, звучавшие через равные промежутки времени. Казалось, что с начала боя прошло уже несколько часов, но, глянув на циферблат, Лия поняла, что они ждут всего двадцать минут.
Фрэнк, потревоженный неделикатным стаскиванием с повозки и последующим протаскиванием по камням, стонал уже почти в полный голос, и Лия с отчаянием подумала, что если Монти с ребятами не отобьются, то они с Аллен останутся один на один с умирающим человеком, в горах, почти без еды, безоружные и растерянные. Что делать тогда?
Она хотела спросить об этом Аллен, но не решилась. Аллен же сперва просто сидела, положив руку на лоб Фрэнка, словно пытаясь определить температуру, затем вообще встала, огляделась и начала ходить вокруг, будто бы осматриваясь и что-то ища. Место, где они расположились, было весьма хорошо защищено: большая скала размером с одноэтажный дом встала как бы на краю тропы, и за ней рос густой кустарник, в котором можно было укрыться. Сзади была гряда, по которой они пришли с отрядом, а спереди... Спереди шел бой, и Лия не знала, жива ли Ира, но с каждой секундой подозревала худшее, потому что Ира не пришла, не пыталась убежать от боя, как сделали это они с Аллен, а это могло значить только одно...
Она сдержала слезы, выступившие на глазах от этой мысли, и посмотрела на Аллен, которая остановилась рядом с Фрэнком и вопросительно смотрела на нее, словно собираясь что-то сказать.
— Я пойду и посмотрю, что там, — Аллен кивнула на поворот тропы. — Нужно разведать обстановку.
— Нет! — Не думая о том, что она делает, Лия вскочила на ноги и вцепилась в руку Дуэль, как утопающий хватается за того, кто его спасает. Аллен изумлённо перевела взгляд на пальцы Стеффи, стиснувшие ее тонкое запястье.
— Не уходите! Я не останусь одна, там бой, там стреляют, я не смогу без вас! Вам нельзя туда! Пожалуйста, не уходите!
Она беспомощно нанизывала фразы одну на другую и видела, как невозмутимое лицо Аллен каменеет все больше, и понимала, что переходит границы, но ей было все равно.
— Я не отпущу вас!
Тонкие ноздри Аллен раздувались, словно от гнева, но Лия не обращала на это внимания. Страх за Аллен, за себя, за Фрэнка, за всех них обуял ее, она ощущала, что сейчас потеряет сознание, а потому бормотала ещё какие-то слова и беспомощно сжимала в руке запястье Аллен.
— Лия, тебе надо успокоиться, — вдруг медленно произнесла Аллен голосом, в котором за сталью слышалось нечто вроде сочувствия. — Слышишь? Это не первый бой, в котором ты участвуешь, Лия! Что за сопли? Ты военная медсестра! Ты должна выполнять приказ командира. Я твой командир сейчас, и ты останешься с раненым, а я пойду на разведку!
Покраснев от смущения, Лия замолчала, но руку Аллен не отпустила. Теперь они стояли совсем близко, и Лия видела ясные глаза Аллен, в которых не было ни капли страха, видела ее гладкую кожу, ее розовые пухлые губы, покрытые маленькими морщинками. Голос Аллен рокотал глухо и успокаивающе.
— Мне нужно оценить обстановку, Лия, иначе я не пойму, как нам действовать дальше, понимаешь? А ты должна остаться здесь и приглядеть за Фрэнком! Это твой долг, Лия!
— Тебя убьют там, — Лия и сама не заметила, как перешла на «ты». — Вдруг там что-то... Нужно ещё подождать! Пусть хотя бы стрелять перестанут!
Аллен все также спокойно, тяжело и упорно смотрела на нее, но злости в ее взгляде не было.
— Лия, я должна это сделать, а ты должна меня отпустить. Мы теряем время. Я сейчас вернусь. Слышишь?
Она говорила медленно, раздельно, словно успокаивая неразумного ребенка, и Лия, наконец, выдохнула, пришла в себя, вспомнила, что под ногами у нее стонет раненый, и, всхлипнув в последний раз, кивнула:
— Хорошо, я слышу. Я поняла. Простите... Прости...
— Тогда отпусти мою руку, — мягко сказала Аллен, поднимая брови, и Лия, покраснев, увидела, что все ещё сжимает пальцами запястье Аллен.
— Прости, — она расцепила хватку и заметила красные следы, оставшиеся на коже Дуэль. Аллен даже не посмотрела на руку, только сунула ее в карман и слегка качнулась на носках.
— Я сейчас приду, — Аллен успокаивающе кивнула, оправляя рубашку, и тут Фрэнк, лежащий у их ног, тихо произнес:
— Капрал...
Отведя глаза от Лии, Аллен присела на корточки, глядя на его бледное лицо. Он умоляюще смотрел на нее запавшими, обведенными синеватыми кругами глазами.
— Мы в глубокой заднице, да? — Прохрипел он, с трудом облизывая сухие губы. Лия села рядом и вытерла пот с его лба.
— Все будет хорошо, Фрэнк, — сказала она мягко и почти весело. — Мы выберемся, обещаю.
Только сейчас она заметила, какие голубые у него глаза. Он посмотрел сначала на Лию, потом на Аллен и положил руку на грудь, словно ему не хватало воздуха.
— Не хочу умирать здесь, — прошептал он, и Лия увидела, как из обоих его глаз по пыльным щекам катятся слезы.
— Ты не умрёшь сегодня, — Аллен взяла свой китель, свернула его и подложила ему под голову. — Лия, следи за ним. Я сейчас приду.
— Аллен! — Забыв о субординации, Лия выпалила это и вскочила на ноги. Называть Аллен по имени оказалось настолько естественно, что Лия и сама была поражена. Словно они уже давно называли так друг друга, и не было никаких «капрал Дуэль» и «медсестра Стеффи».
— Будь осторожна!
Аллен несколько секунд молча смотрела на Лию, потом коротко кивнула и, пригнувшись, исчезла за поворотом.
— Не хочу умирать, — стонал Фрэнк, и Лия, едва сдерживая слезы, опустилась рядом с ним на траву.
— Попей воды, — она отстегнула флягу, висевшую на поясе и поднесла ее к губам Фрэнка, но он мотал головой, и вода пролилась мимо.
— Не хочу... Не хочу, — повторял он. У Лии потемнело в глазах от ужаса, охватившего все ее существо. Взрывы и выстрелы все также были слышны где-то впереди, а теперь туда ушла и Аллен, и Лия боялась представить, что будет, если она не вернётся. За все месяцы службы в Италии, пережив воздушные налеты, бои в горах, десятки раз находясь под обстрелом, впервые она боялась настолько сильно, что этот страх, казалось, парализовал ее, в кончиках пальцев закололо, ледяные волны пробегали по всему телу. Где же Аллен? Ее нет уже несколько минут, но ведь ей бы хватило их, чтобы добежать до места боя и вернуться! А если ее убили?
Лия представила себе Аллен, лежащую на дороге с простреленной головой, ее аккуратную маленький ховостик, испачканную в пыли, раскинутые в разные стороны руки, невидящие, застывшие в безмолвии зелёные глаза. Черт возьми, ещё столько не сказано, не сделано, столько противоречий осталось между ними, и она не успела узнать, кто же на самом деле Аллен Дуэль, о чем она думает, чего хочет, какие сны видит ночами! Она не успела спросить ее о сотнях разных вещей, а теперь ее убили, возможно, и Лия никогда не узнает об этом, потому что и сама скоро умрет, когда немцы прорвут оборону отряда Монти, а потом убьют ее и Фрэнка, как только увидят.
Забавно, с холодным равнодушным ужасом думала Лия, я совсем не так представляла свою смерть. Не в этот прекрасный, жаркий итальянский день в горах, когда солнце светит, возвещая о жизни, когда где-то на ее родине, на пляжах Калифорнии, купаются люди, океан мягко бьёт в песок, а в вышине кричат чайки... Вокруг было так красиво, радостно, солнечно, травы пахли сильно и сочно, листва шелестела, но вот опять строчит пулемет, напоминая о неизбежной смерти, и вся красота тут же уходит куда-то, оставляя только страх и панику, липкие и жуткие, ещё больше оттеняющие всю прелесть этого утра и одновременно делающие их блеклыми и серыми.
Лия прислушалась. На несколько секунд все замолкло, выстрелы прекратились, а потом опять застучал пулемет и раздались взрывы гранат. Сколько же длится этот бесконечный бой? Разве Монти не приказал бы отступить, если бы они теряли силы и проигрывали?
Фрэнк почти затих, и она посмотрела на его обескровленное лицо с закрытыми губами и синеватыми веками. Даже если им с Аллен удастся выбраться из этой переделки живыми, то что делать с ним? Судя по запаху от раны, у него началась гангрена, и выжить в горах Фрэнк никак не сможет, а тащить его на себе у них не хватит сил!
Где же Аллен?
Глядя на поворот тропы, за которым исчезла Дуэль, Лия попыталась представить, что она появляется из-за скалы, вот такая, как обычно — хмурая, сосредоточенная, покрытая сероватой пылью, но живая, настоящая, в своей форме цвета хаки, в черных ботинках, и пусть она дальше ругает Лию, пусть ненавидит ее, проклинает, унижает как хочет, только пусть будет здесь! Лия даже представила себе, как она скажет, глянув на нее, слегка насмешливо, словно заранее готовясь к тому, что Лия в ее отсутствие прокололась:
— Ну, что тут у вас?
И привычно сдвинет светлые красивые брови, словно досадуя на нерасторопность Лии.
Но секунды шли, а Аллен все не было.
Звуки разрывов и выстрелы раздавались теперь реже, но от этого не становилось легче. Лия почувствовала, что теряет сознание от страха. Не в силах усидеть на месте, она поднялась и пошла туда, к скале, за которой исчезла Аллен, и, прижавшись к ней, осторожно выглянула.
Перед ней предстал проход, довольно широкий, поросший по краю скал невысокими кустами. За ним дорога как будто обрывалась вниз, и в проёме виднелись другие скалы и рваные, словно обломанные вершины далёких гор. Дым и пыль слегка рассеялись, и Лия видела голубое небо над долиной, к которой они шли до того, как немцы напали. Как она ни старалась, она не могла вспомнить, как они
с Аллен тащили Фрэнка по этой дороге. Все это словно ушло куда-то, забылось, стало неважным. Только бы Аллен вернулась!
А ещё был Фрэнк!
Он опять стонал сзади, и она с невольной злостью оглянулась на него. Идти за Аллен или остаться здесь, сходя с ума от неизвестности, почти в одиночестве, с постоянно растущей болью в сердце? Если бы не Фрэнк! Он все равно почти мертвец, но он человек, и она не может его бросить! Если ее тоже убьют, то он останется совсем один и будет умирать в горах, не осознавая даже толком, где он, и никто не положит руку ему на лоб, никто не утешит в последний смертный час. Но она же только посмотрит, что там дальше, и тут же вернётся! Лия мысленно попросила прощения у Фрэнка, стиснула зубы и, выскользнув из-за скалы, пошла вперёд, туда, откуда ещё раздавались звуки стрельбы.
Едва она сделала несколько шагов, как совсем близко — ей даже показалось за следующим поворотом — что-то рвануло сильно и громко, и Лия, по инерции пройдя ещё несколько шагов, испуганно остановилась, глядя вперёд, в проем между скалами, откуда медленно выползали густые серые клубы дыма. Вдруг что-то загрохотало сверху и справа, она подняла глаза и каким-то шестым чувством поняла, что начинается обвал.
Гора здесь круто поднималась вверх, образуя нависающий над тропой пик, поросший кустами и травой, а выше, над ними, желтели полосы земли или камня — Лия не знала, что именно это было. Она только увидела, как сверху на тропу катятся сперва маленькие, потом более крупные камни, а шум в ушах все нарастает, и вот уже первые из камней достигли земли, покатились по ней, останавливаясь, за ними последовали другие, сталкиваясь с первыми, все больше и больше, и тогда Лия, все поняв, бросилась бежать назад, ощущая, как ветер раздувает рубашку на ее спине, как все ближе грохот, который, казалось, бежит за ней по пятам, а потом она споткнулась, упала, пропахав рукой землю, но даже не ощутив боли, вскочила и тут же побежала дальше, спасаясь от грохота, нарастающего, как гром после молнии, ускорилась, потому что то самое, огромное, почти настигло ее, а потом что-то стукнуло ее по голове, и Лия потеряла сознание.