Возвращение
Объятия чимина всегда были не просто объятиями для тэхена. Это был целый мир. Мир, в котором сразу стихали все тревоги. В его крепких, но таких нежных руках Тэхен вновь оказывался дома. Но не в том холодном доме детства, где пахло страхом и ждала отцовская рука, а в том самом, о котором всегда мечтаешь. Где царили безоговорочное спокойствие, тепло и уверенность в том, что все будет хорошо. Тот дом, в котором раны прошлого затягиваются сами собой. И может, в объятиях друга Тэхен и остался бы навечно, застыв в моменте. Но увы: законные выходные здесь были только у него. Секунда, и тепло стало уходить, потому что Чимин уже выскальзывал из объятий, и его взгляд из мягкого становился собранным. Ему вновь нужно было бежать на тренировку, оставляя Тэхена наедине со своими мыслями.
Заснуть не получалось. Несмотря на всю физическую усталость, Тэхена терзали навязчивые мысли о предстоящей тренировке. Они вихрем кружились в голове, проигрывая заранее сложные элементы и возможные ошибки, заставляя сердце биться чаще даже в неподвижности. Он ворочался с боку на бок, пытаясь поймать ускользающую дремоту, но она, как на зло, всё не шла. В итоге Ким провалялся в кровати до самого позднего вечера, пока тиканье часов на прикроватной тумбе не стало звучать как укор.
Тик-так. Ты не спишь. Тик-так. Ты теряешь время. Тик-так. Завтра ты облажаешься.
Эта тихая повелительность в конце концов заставила его сбросить одеяло. Решение созрело само собой, казалось бы, единственно верное – он выйдет в спортивный зал пораньше, немного раньше чона. Возможно, в пустом и безмолвном зале ему удастся обмануть свой страх, освоившись с пространством в одиночестве. Или же он просто сможет побыть там наедине со своими мыслями, чтобы они не застали его врасплох при всех. Но главное – он будет ждать Чона первым. В этой мысли была капля странного утешения,встречая его, он уже будет на месте, уже будет готов, тэхен будет не опоздавшим, а ждущим..
___
Зал встретил его прохладой и глухим эхом шагов.
Воздух пах потом, деревом и какой-то железной сухостью, которая бывает только в спортивных помещениях. Огромные зеркала вдоль стен отражали тусклый свет и самого Тэхена – усталого, но решившегося. На мгновение он просто стоял посреди зала, прислушиваясь к тишине, и сердце билось слишком громко.
Когда дверь открылась, стрелка часов ровно коснулась назначенного времени. Чонгук вошёл, как всегда собранный, будто вокруг не существовало ни прошлого, ни будущего – только цель. Его шаги были уверенными, взгляд – холодно-внимательным.
Он двигался рядом без усилия – ровно, спокойно, как будто его тело само знало, куда идти и что делать. Тэхен следовал за ним, пытаясь повторить движения. Подъемы гантелей давались с трудом, руки тряслись, дыхание учащалось, грудь сжималась, и каждый выдох отзывался болезненной тяжестью.
Выпады, шаг за шагом. Одно колено почти касалось пола, другой шаг, снова упор, снова тяжесть. Пот стекал по лбу, ладони прилипали к ковру, а сердце стучало так громко, что Тэхен слышал его в ушах.
На ковре пресс бился каждый раз, когда он поднимал корпус, каждое скручивание отдавалось в боку, а ноги уставали быстрее, чем он успевал их поднять. Чонгук рядом выполнял движения без усилия, ровно и точно, словно сам воздух подчинялся ему.
Прыжки. Легко казалось только ему. Тэхен подпрыгивал, приземляясь с тяжестью, ладони ударялись о ковёр, дыхание срывалось, мышцы ныли, но он продолжал. Пот капал с висков, шею и плечи будто облили огнём.
Заключительная растяжка была тихой – руки тянулись к потолку, потом к ногам, спины прогибались, мышцы медленно отпускали напряжение. Но даже когда тело начало расслабляться, дыхание оставалось тяжёлым, сердце билось в груди, а в голове стоял ритм тренировки, ритм зала, ритм усилия и боли.
Тренировка прошла отлично. Чонгук не опоздал ни на минуту, и пришел ровно в назначенное время. Ждать они не стали, сразу приступив к работе. Чонгук сначала верно подметил.
– Ты не делаешь разминку, верно?
Это было правдой. И это же было ужасной ошибкой Тэхена. Целых полчаса у них ушло только на разминку. Он начал разминаться. Медленно, неуверенно, но методично. Каждый поворот корпуса отзывался лёгкой болью, мышцы были тяжёлыми, словно налитыми свинцом, но с каждой секундой дыхание становилось ровнее. Затем они приступили к растяжке. Однако только потом, к тренировке.
____________
Утро пришло слишком быстро. Серое, холодное, будто само солнце боялось показаться из-за туч. Ветер трогал окна, заставляя тонкие стёкла дрожать, а вместе с ними и весь коридор, наполненный гулким шёпотом. Академия просыпалась медленно,не все привыкли к раннему подъему. Ребята, спускаясь по лестницам, переглядывались украдкой, обменивались короткими взглядами и почти неслышными словами. Казалось, всё здание дышит тревогой. Сегодняшний день будто был другим,словно их что то ожидает. На душе было не спокойно,присутствовали нотки тревожности.
Фразы рвались обрывками, но этого хватало, чтобы сердца учащённо бились. Кто-то бросал взгляд на Тэхена, который сидел у окна, опершись о холодную стену, смотрел на пол, будто его мысли были где-то далеко. Бледный, усталый, словно вырванный из другого мира.
Академия кипела изнутри, но внешне оставалась тихой. Только шаги по каменным плитам и шелест бумаги нарушали эту тишину. Сегодня был важный день. И это чувствовали все.
Студенты собирались в холлах, кто-то сидел на подоконниках, кто-то стоял группами у шкафчиков, а кто-то нервно листал конспекты прямо на ходу. Гул голосов сливался в единую волну, но отдельные фразы всё равно прорывались сквозь шум.
Сплетни рождались каждую минуту. Одни говорили, что сегодня будут проверять списки лучших студентов. Другие – что наставники готовят неожиданное испытание. А кто-то шептал, будто сегодня решится, кто попадёт в закрытую группу подготовки.
Воздух был густым от разговоров. Даже те, кто пытался оставаться спокойным, выглядели напряжённо. Бумаги в руках дрожали, шаги звучали быстрее, чем обычно, а каждое слово казалось сказанным громче, чем нужно.
Даже преподаватели двигались быстрее обычного. Их строгие лица ничего не выражали, но глаза выдавали – да, сегодня будет что-то важное.
Чонгук прислонившись плечом к холодной стене, наблюдал, как всё бурлит от шёпотов и спешки. Все суетились, обменивались слухами, смеялись нервным смехом, но он... не мог разделить их возбуждения.
Что-то было не так.
Сначала он списывал это на обычное волнение перед важным днём. Но чем дольше он смотрел на лица студентов, чем больше прислушивался к их голосам, тем сильнее ощущал холодный комок в груди. Казалось, весь этот шум слишком громкий, слишком напряжённый, словно люди инстинктивно пытались заглушить что-то, чего сами не понимали.
Мысли путались. Внутри нарастало ощущение, будто воздух стал тяжелее, гуще, как перед грозой. Всё выглядело привычно. Те же коридоры, те же лица, даже солнечные пятна на полу были на своих местах,но в каждом движении, каждом взгляде чувствовалась странная, липкая фальшь.
Он поймал себя на том, что уже несколько минут прислушивается не к разговорам, а к тишине между ними. Как будто именно там, в этих коротких паузах, пряталось что-то важное.
Чонгук провёл рукой по затылку, стараясь избавиться от этого гнетущего чувства, но оно не уходило. Наоборот, становилось сильнее. Ему казалось, что что-то должно случиться. Не просто экзамен, не просто объявление,что то большое.
Он бросил взгляд на Тэхена, который сидел у окна. Тот выглядел спокойным, даже слишком спокойным, но Чонгук знал его достаточно хорошо, чтобы заметить – Тэхен тоже напряжён. Их взгляды встретились на мгновение, и в этом коротком молчаливом обмене чего-то скрытого было больше, чем во всех сплетнях, что носились по академии.
И всё же он не мог объяснить, откуда взялось это чувство. Оно не имело формы, не имело слов. Просто тихое, тяжёлое предчувствие, которое тянуло холодом где-то под рёбрами.
Чонгук не знал, что ждёт их дальше. Но был уверен в одном – утренний шум и шёпоты лишь отвлекали от главного.
Гул академии остался позади, когда Чонгук шагнул в длинный, приглушённо освещённый коридор. Здесь было тише, словно стены знали, что за этими дверями обсуждают что-то, о чём большинству лучше не знать.
Он дошёл до конца, остановился перед тяжёлой дубовой дверью и постучал.
— Войдите, – раздался спокойный, но твёрдый голос.
Кабинет директора был просторным и строгим. Высокие потолки, полки с книгами, старые карты и аккуратно сложенные бумаги. В воздухе стоял запах лака и старого дерева, а в углу мерцал мягкий свет настольной лампы.
Директор сидел за большим столом, сплетя пальцы в замок. Его взгляд был холодным, сосредоточенным, а в голосе не было ни капли лишних эмоций.
— Садитесь, Товарищ Чон, – произнёс он тихо, но так, что в словах звучала сила, от которой хотелось выпрямить спину.
Мужчина сел, чувствуя, как в груди неприятно стягивает ожидание. Он хотел поскорее узнать,что же их ожидает.
– Завтра в академию прибудет важная персона, – директор произнёс это медленно, делая акцент на каждом слове. – От того, как мы себя покажем, зависит не только репутация нашего заведения, но и наше будущее.
Чонгук напрягся. Лёд пробежал по позвоночнику, однако лицо все еще оставалось спокойным. Выдать лишнюю эмоцию? Нет,это поле боя,это военная академия - тут,ты должен быть суров,холоднокровен ко всему. Не бояться и выполнять приказы.
– Вам и вашей роте необходимо быть в идеальной форме. Ни единой ошибки. Ни единого нарушения дисциплины. Всё должно быть безупречно. Внешний вид, строевая подготовка, поведение.
Директор на мгновение замолчал, откинувшись на спинку кресла. Его взгляд стал ещё острее и требовательнее
– Уверен, вы понимаете, что это касается не только вас. Любая мелочь будет замечена. Я полагаю, вы сможете донести это до остальных. – И да, вы назначены лицом,который покажет этому человеку академию - добавил он.
– Да, Сэр – коротко ответил Чонгук, чувствуя, как в груди что-то неприятно сжимается.
– Хорошо. Можете идти. И запомните.. – голос директора стал ниже, холоднее, – Завтра ошибок быть не может.
Когда Чонгук вышел из кабинета, коридор показался ему ещё тише, чем раньше. Казалось, воздух стал тяжелее. Мысли путались, но одно чувство было кристально ясным. Завтрашний день изменит многое.
Спортивный зал дрожал от голосов.
Шум стоял густой, вязкий, будто воздух пропитался чужими разговорами, чужими догадками, чужими страхами. Под высоким потолком звуки множились, сталкивались, отскакивали эхом от стен, превращаясь в гул, который бил в виски.
Студенты сидели на длинных скамьях вдоль стен и рядами на полу, некоторые стояли, опершись на шведские стенки, кто-то, не находя себе места, ходил кругами. В воздухе витала нервозность, ощущение предстоящего чего-то большого, важного, чего-то, что могло изменить привычный порядок.
— Говорят, это проверка из Совета...
— Нет, нет, ты что, мне сказали, что это представитель Генерального командования!
— И что теперь? Опять строевая? Или.. экзамен?..
Шёпот был повсюду, он словно жил собственной жизнью, расползаясь по углам, цепляясь за уши и мысли. Но всё изменилось в одно мгновение.
Тяжёлые двери спортивного зала с глухим скрипом распахнулись.
В зал вошёл Чонгук. В глазах Тэхена казалось,что его обволакивала и окружала огромная,черная туча,которая несла в себе все его тайны,которые он не желает показывать,и рассказывать о своих ранах.
Шум не оборвался сразу, но изменился, он стал неровным, рваным, словно кто-то в один момент прикрутил звук, но не до конца. Несколько студентов быстро замолкли, кто-то повернулся, кто-то, наоборот, сделал вид, что ничего не замечает. Но постепенно внимание стекалось к нему, как вода в одну точку.
Чонгук шёл медленно, но уверенно, и каждый его шаг отдавался резким звуком по отполированному полу. Его чёрные ботинки глухо стучали, ровно, в такт дыханию. Осанка безупречная, плечи расправлены, подбородок приподнят, – всё в нём дышало собранностью, силой и контролем.
Но внутри он не чувствовал ни силы, ни спокойствия.
Внутри всё было, как перед бурей. Ощущение, что воздух вокруг стал плотнее, а запах металла и пота щекотал ноздри.
Он остановился у возвышения и, положив руки за спину, на секунду закрыл глаза, позволяя себе один-единственный вдох, прежде чем заговорить.
Когда он поднял взгляд, тишина в зале уже начинала сгущаться, как густой туман.
— Слушайте внимательно.
Голос его разнёсся низким, глубоким басом, отражаясь от стен и катясь волной по рядам. В нём не было ни одного лишнего звука, ни капли сомнения — только твёрдость и сила.
— Завтра в академию прибудет важная персона.
В зале словно что-то щёлкнуло. Все взгляды поднялись, шёпот мгновенно сменился на глухой гул, но Чонгук продолжал говорить, отчеканивая каждое слово, как удар молота по наковальне.
— Это не слухи. Это слова директора. Мы обязаны показать себя идеально. Ваша форма, дисциплина, строевая, речь, поведение – всё должно быть безупречно. Завтра никто не имеет права на ошибку.
Он сделал паузу, переводя дыхание, но толпа не выдержала. Как будто его слова открыли плотину, зашумели, заговорили, кто-то воскликнул вслух, кто-то начал спорить, цепляясь за догадки.
— Кто это может быть?!
— Да почему никто не говорит прямо?!
— Я слышал, что это генерал Совета!
— Чушь! Это проверяющий, вот увидите!
Зал оживал снова, превращаясь в разрозненный поток звуков. Чонгук сжал челюсти так сильно, что скулы болезненно заныли. Его пальцы дернулись, как будто хотели сомкнуться в кулак, и он резко шагнул вперёд.
– Тихо!
Одно слово. Громкое, как выстрел.
Эхо ударилось о стены, пробежало под потолком и стихло где-то в глубине зала. Наступила тишина. Настоящая, давящая, холодная. Чонгук медленно поднял взгляд и посмотрел в зал так, что казалось, он видит каждого насквозь.
— Я скажу это ещё раз. — Его голос теперь звучал ниже, спокойнее, но от этого тяжелее, будто воздух вокруг стал плотнее. — Завтра мы будем стоять перед человеком, от которого зависит наша академия. От того, как мы себя покажем, зависит наше будущее. У нас нет права на слабость.
Никаких колебаний. Никаких ошибок.
Он медленно обводил зал взглядом, взглядом, который резал, как холодный клинок. Кто-то неловко заёрзал, кто-то опустил глаза, но нашёлся один, кто выдержал этот взгляд.
Тэхен.
Он сидел в дальнем ряду, неподвижный, с выражением лица, которое невозможно было прочитать. Спокойствие, застывшее почти маской, но глаза..глаза были слишком внимательными. Их взгляды встретились — и Чонгук почувствовал, как внутри что-то кольнуло. Всего секунда, не больше, но в этой секунде было слишком много.
Он заставил себя отвести взгляд. Сделал вдох.
— Я прослежу за каждым, — произнёс он глухо, чётко. — Завтра не будет второго шанса.
Мгновение тишины — и зал ответил хором, низким, ровным гулом:
— Есть!
И только тогда Чонгук позволил себе опустить плечи и отступить на шаг назад. Но напряжение в груди не отпускало. Оно росло, густело, превращалось в чувство, которое невозможно было сформулировать словами.
Что-то приближалось. Что-то гораздо большее, чем визит важной персоны.
И каждый раз, когда эта мысль приходила, его взгляд снова и снова возвращался к Тэхену.
После его слов зал будто задержал дыхание. Ещё мгновение назад сотни голосов гудели, переплетаясь и роясь, но теперь стояла тяжёлая, выжидающая тишина. В ней слышался только звук собственного дыхания и далёкое эхо, всё ещё гулявшее под сводами.
Чонгук позволил этой тишине постоять. Он знал. Чем дольше молчание, тем сильнее их внимание приковано к нему. Он медленно выпрямился, руки за спиной, взгляд твёрдый, и, выдержав паузу, отрезал низким голосом:
— Начать тренировку.
Эти слова упали, как приказ, от которого не существует отговорок.
Толпа дрогнула. Ученики начали подниматься, шумно сдвигая лавки, кто-то поправлял куртки, кто-то натягивал перчатки, кто-то быстро завязывал шнурки, торопливо, будто в этих движениях можно было спрятать напряжение. Несколько секунд назад их губы были заняты сплетнями, но теперь всё заменилось механическими, отточенными действиями.
Шаги загремели по полу, маты разложили в центре зала, металлический звон от перекладин отразился эхом. Гул возвращался, но уже другой – упорядоченный, рабочий, с примесью дисциплины. Вдохи становились рванее, слышались первые удары по снарядам, хлопки ладоней о ладони, команды от старших учеников, подхваченные остальными.
Чонгук наблюдал за этим, стоя на возвышении. Его глаза скользили по залу, по каждой фигуре, по каждому движению. Всё должно быть идеально. Завтра не будет права на ошибку.
Но его внимание раз за разом возвращалось к одному.
Тэхен.
Он не спешил. Пока остальные уже включались в тренировку, Тэхен сидел на краю скамьи, чуть наклонив голову, будто слушал какой-то свой собственный внутренний ритм. Его пальцы лениво барабанили по деревянной поверхности, и в этом спокойствии было что-то вызывающее. Он не сопротивлялся, не отказывался, не спорил, но в каждом его движении чувствовалась тишина, которая шла вразрез с общей суетой.
Чонгук сжал челюсти, будто отгонял лишние мысли. Он спустился с возвышения, его шаги звучали тяжёлыми, но уверенными, и начал идти сквозь толпу. Ученики расступались, чувствуя его присутствие, и звуки зала на мгновения приглушались, когда он проходил мимо.
Гук остановился прямо перед Тэхеном. Некоторое время молчал, будто обдумывал каждое движение. Его взгляд был прямым, тяжёлым, но в глубине глаз пряталось что-то ещё, то ли сомнение, то ли невольная мягкость, которую он не хотел показывать.
Тэхен поднял на него глаза. Они встретились, и в этой тишине между ними не было ни гулких ударов по снарядам, ни шагов, ни команд. Было только ощущение, что весь зал отступил на второй план, оставив их двоих в собственном пространстве.
Чонгук медленно вдохнул, сдерживая всё, что хотел сказать и чего не должен был говорить. Слова прозвучали негромко, но отчётливо, без возможности ослушаться:
— Ты освобождён от тренировок. Три дня.
Он не добавил объяснений.
Мир вокруг продолжал шуметь, кто-то отрабатывал удары, кто-то падал на маты, слышался гул команд, но это было далеко. Всё внимание сжалось до этих слов, до того, как они повисли в воздухе, и до взгляда, в котором столкнулись две силы.
Старший посмотрел на него чуть дольше, чем позволяла дисциплина. И только потом резко развернулся, отдавая ещё несколько распоряжений другим студентам. Его шаги снова гремели по залу, но внутри нарастало ощущение, что именно это решение – освободить Тэхена станет для него испытанием куда большим, чем любые тренировки.
Младший слушается,покидая тренировочный зал. Он знал,что ночью все равно столкнутся,и все равно у него будет тренировка,однако немного другая..
_______
Ожидание второй тренировки не ощущалось настолько волнительно, как ожидание первой. Шок сменился тягучим, фоновым беспокойством – как надоедливый комар, которого уже не боишься, но чьё жужжание мешает сосредоточиться. И личность Чона, тот живой источник тревог Кима, тоже постепенно теряла в его глазах образ абсолютного, беспричинного зла. Он всё ещё видел в нём строгого и требовательного наставника, человека, чьё одобрение нужно было заслужить тяжёлым трудом, но уже не бездушного тирана, жаждущего его унизить.
И всё же, несмотря на эту робкую уверенность, старые привычки сработали безошибочно. Тэхен вновь решил, что прийти раньше – будет верным, проверенным решением. В этом ритуале была своя магия, свой успокаивающий ритм, пустой зал, тишина, возможность мысленно подготовить не только тело, но и разум к предстоящему испытанию.
Чонгук не заставил себя долго ждать. Точность была его вторым именем, отточенной годами бескомпромиссной дисциплины. Едва Тэхен успел как следует прочувствовать гнетущую тишину пустого зала, сделать несколько неуверенных разминочных движений и поймать себя на мысли, что, возможно, сегодня всё будет иначе, как чёткий, уверенный шаг прозвучал в коридоре.
Он вошёл не просто вовремя – появился ровно в ту самую секунду, когда время, отведённое на ожидание, истекло. Без минуты промедления, без секунды опоздания. Его появление не было внезапным или грубым, но в нём чувствовалась неумолимая сила порядка, того самого, которому Чонгук подчинял всю свою жизнь и теперь требовал от других. Дверь открылась без скрипа, впуская его собранную, энергичную фигуру. Он не выглядел спешащим или запыхавшимся; он просто возник на пороге, свежий, сконцентрированный и готовый к работе. Его взгляд, быстрый и оценивающий, сразу же отыскал Тэхена в пространстве зала, и в его глазах на долю секунды мелькнуло облегчение, что тэхен уже тут. Его кивок был краток и деловит – не похвала, а констатация факта. «Ты здесь. Я здесь. Значит, начинаем».
Чонгук проходит в глубину зала, оставляет на полу возле стены бутылку с водой и подходит к солдату.
– Начнем? Сначала разминка.
Тэхен кивает в согласии. После тщательной разминки дальнейшая часть тренировки действительно далась заметно ему легче, Чонгук действительно знает что делает. Мышцы разогретые и наполненные кровью, слушались лучше, тело стало более податливым и отзывчивым, а дыхание уже не сбивалось после первого же подхода.
Самым неожиданным для Тэхена стал тот факт, что всю разминку Чонгук выполнял вместе с ним. Он не стоял в стороне со свистком и секундомером, холодно наблюдая за его мучениями. Он вставал рядом и показывал то, что нужно делать – четко, энергично, с идеальной техникой, подавая безмолвный пример. Каждое упражнение, каждое растягивающее движение он сопровождал лаконичными, но точными комментариями.
«Глубже вдох. Чувствуешь, как тянется бок?» «Здесь важно не количество,а амплитуда. Делай медленнее, но правильно». «Почувствуй опору,распредели вес».
И Тэхен, следя за ним краем глаза, старался не просто механически повторять, а копировать его манеру – собранную, сконцентрированную, наполненную осознанным усилием. Это уже не было чувством, что за тобой просто наблюдают и судят. Это было чувство, что тебя ведут. И в этой ведомости, в этом разделенном усилии скрывалось зерно нового, странного чувства – не страха, а чего то другого.
После тщательной разминки, когда тело лишь начало привыкать к послушанию, наступало самое ненавистное время — растяжка. То, что Тэхен на дух не переносил. Если разминка была трудной, но понятной, то растяжка казалась ему чистой пыткой, бессмысленным и жестоким актом насилия над собственным телом.
Его гибкость была просто ужасной. Каждая связка, каждое мышечное волокно, казалось, намертво сплелись между собой. И каждый раз, когда он пытался сделать хоть что-то, выходящее за рамки привычной амплитуды, тело отвечало ему резким, огненным протестом.
______
Ночь прошла так, словно её и не было. Чонгук почти не сомкнул глаз. Его сон был рваным, наполненным чужими голосами и обрывками образов. В голове всё время звучали слова директора, словно отзвуки ударов в пустом коридоре. Когда первые лучи света пробились сквозь высокие окна, Чонгук уже сидел на кровати, сжав руки в замок, и чувствовал, как под кожей гудит нервное напряжение.
За окном утро было другим. Оно не принесло обычной тишины и свежести. Наоборот, в воздухе висела плотная, вязкая тревога, которую чувствовал каждый. Словно сама академия знала. Сегодня – день, который что-то изменит.
Коридоры, обычно шумные и беспорядочные в это время, были необычайно собранными. Студенты двигались быстро и сосредоточенно, их шаги отдавались в стенах строгим ритмом. Разговоры звучали вполголоса, шёпотом, как громкий звук мог вызвать беду. Даже смех, легкий и рассыпчатый, исчез, на его месте остались короткие взгляды и напряжённые жесты.
Чонгук шёл по этим коридорам и чувствовал на себе взгляды. Никто не решался остановить его, но каждый встречный будто ждал от него знака, слова, подтверждения, что всё под контролем. Он не подавал виду, что сам ощущает эту тяжесть, но внутри его настойчиво точило странное чувство.
В столовой тоже царила необычная атмосфера. Металлический звон посуды казался громче, чем обычно, а запах еды резче. Ученики ели быстро, не поднимая глаз, словно обряд, который нужно пройти, а не насладиться. Весь зал жил одним ожиданием.
Даже преподаватели выглядели напряжёнными. Их движения были строже, чем обычно, а голоса — тверже. Словно весь состав академии носил невидимую броню, но каждый понимал,что эта броня тонка, и малейшая ошибка способна её расколоть.
Когда час приблизился к середине утра, воздух словно стал гуще. Люди начинали собираться в зале — всё шло к тому моменту, когда приедет та самая важная персона, ради которой они готовились, ради которой все взгляды должны были быть безупречны, движения – отточенными, а дисциплина – абсолютной.
Но чем ближе было время, тем отчётливее Чонгук чувствовал то странное, тянущее ощущение. Словно всё это только поверхность. Будто настоящий смысл этого дня ещё скрыт за тенью. И почему-то, несмотря на весь шум и оживление, его взгляд невольно искал одного человека.
Тэхена.
_______
Pov: Jimin
Утро в академии началось как всегда слишком резко. Звон колокола, перекличка голосов в коридорах, топот десятков пар ботинок по полу. Но для Чимина этот ритм был чуждый. Он вновь опоздал.
Пак выскочил из комнаты, торопливо застёгивая ремень, кусая губы от злости и матерясь себе под нос.
— Verdammt..scheiße.. – немецкие слова рвались наружу, тяжёлые, резкие, будто ножи, царапая воздух.
Шаги отдавались громом в пустом коридоре. Чимин бежал так быстро, что дыхание сбивалось, грудь обжигало изнутри, и каждый новый поворот казался вечным врагом. Он знал, что опоздание будет стоить ему слишком многого. Поэтому злость копилась и росла, как яд, готовый вырваться в любую секунду.
Он не заметил его сразу. Высокая фигура появилась будто из ниоткуда, преградив путь так внезапно, что избежать столкновения было невозможно. Чимин налетел на него всем телом, и сила удара отозвалась болью в груди и резкой отдачей в спину, когда он отшатнулся назад.
— Ты че, широкий?! — выкрикнул он на автомате, голос сорвался на яростный крик. — Не стой у меня на пути, блять!
Эти слова раскололи утреннюю тишину, как удар стекла об камень. Чимин поднял глаза и увидел.
Высокий мужчина стоял перед ним неподвижно. Его плечи перекрывали половину коридора, а тень падала так, что свет из окон будто исчезал. Лицо было резкое, спокойное в своей злости – и глаза..холодные, тёмные, смотрели на Чимина с такой силой, что казалось, воздух между ними начал густеть.
— Повтори, – произнёс он низким голосом, глухо, будто из глубины груди. Не было в этом вопроса, лишь угроза.
Чимин фыркнул, губы дёрнулись в усмешке, глупой, защитной, но слишком поздно. Мужчина шагнул вперёд, и мир рухнул.
Чимина резко впечатали в стену. Камень ударил в лопатки холодом и болью, дыхание вырвалось рваным хрипом. Сильная рука навалилась на его грудь, прижимая, лишая возможности пошевелиться. Вторая – тяжёлая, уверенная, скользнула вниз и обвилась вокруг талии, прижав его так близко, что Чимин почувствовал жар чужого тела.
Он дёрнулся, но хватка была безжалостной.
— Lass mich los, du Bastard! –
выкрикнул он, срываясь на немецкий, в бешенстве и отчаянии.
Мужчина хрипло засмеялся. Смех был злым, грубым, будто он не просто слышал ругательства, а впитывал их, наслаждаясь каждым звуком. Его дыхание скользнуло по лицу Чимина, обжигая запахом табака и металла.
— Ты кусаешься, маленький, –
сказал он, и голос был насмешливым, но в нём слышалась раздражённая жёсткость. – Думаешь, такие слова могут меня задеть?
Его пальцы сжали талию сильнее, и Чимин вскинул голову, яростно глядя прямо в глаза. Внутри всё кипело, грудь вздымалась от рваного дыхания, и злость требовала выхода.
— Halt endlich die Klappe, du Dreckskerl! – он почти прорычал это, выталкивая слова с силой, будто они могли пробить чужое тело.
Ответом снова был смех. Громкий, слишком уверенный, разрезающий напряжение, но только ещё сильнее давящий на Чимина. Мужчина наклонился ближе, так, что между их лицами осталось несколько сантиметров, и произнёс тихо, с тенью издёвки.
— Я всё понимаю. Германия, говоришь? –угол его губ дёрнулся. — Видно сразу..кровь горячая, язык острый.
Его взгляд скользнул вниз, по лицу Чимина, к шее, задержался на прикушенной губе. Он говорил медленно, смакуя каждое слово, будто вбивая их прямо под кожу:
— Колючий,дерзкий. Немецкая сучка.
Его пальцы чуть сжали бок, заставив Чимина втянуть дыхание, а глаза блеснули – в них был вызов, открытый и наглый.
Тяжесть его тела не отпускала. Коридор будто сузился, и весь мир свёлся к этой точке. Холодная стена за спиной, горячее дыхание напротив, сильные пальцы, вцепившиеся в талию, и чужие глаза, которые прожигали насквозь.
Намджун медленно наклонился. Его взгляд опустился к губам Чимина – внимательный, оценивающий, почти жадный. Он задержался на приоткрытых губах, обвёл их взглядом, словно примеряя вкусить ли, коснуться, проверить, так ли дерзок этот мальчишка, как его язык.
Его дыхание скользнуло по щеке, по подбородку, задевая кожу, будто случайный поцелуй воздуха. Чимин чувствовал, как каждая секунда растягивается в вечность. Чужая тень ложилась на его лицо, а напряжение между ними дрожало, будто натянутая струна, готовая оборваться.
– Что? – хрипло, с едва заметной насмешкой прошептал Намджун, приближаясь так, что уголки их губ почти коснулись. – Перестал огрызаться?
Чимин замер. Его глаза вспыхнули, дыхание сбилось. Он видел уверенность Намджуна – тот был абсолютно убеждён в своей власти, в том, что Чимин сейчас поддастся, дрогнет, опустит глаза. Слишком самоуверенный.
И именно в этот момент Чимин решил ударить.
Резко, резко – колено взметнулось вверх, точно, метко, в самую уязвимую точку. Удар пришёлся с такой силой, что воздух прорезал глухой звук, а губы Намджуна, уже почти касавшиеся его, скривились в сдавленном рыке.
Чимин использовал мгновение. Он вывернулся, скользнул из хватки, оттолкнул его грудью и сорвался с места, как сжатая пружина.
Его шаги гулко разносились по коридору, сердце колотилось в ушах, а дыхание рвалось крикливым смехом и яростью. Он не оглянулся. Не дал себе ни секунды посмотреть, что с ним, как тот там остался.
Только шепнул себе под нос, всё ещё на немецком, тяжело и торжествующе.
— So ein Arschloch..
И растворился за углом, оставив Намджуна в ярости и боли, но с горящими глазами, в которых, несмотря на всё, полыхал интерес.
The end of the Pov
____________
После изматывающей ночной тренировки с Тэхёном и короткого возвращения в комнату оставалось ещё пара часов до подъёма. Но они не принесли облегчения. Чонгук провёл их в мучительной полудрёме, на грани сознания и забытья, отчаянно хватаясь за сон, который раз за разом ускользал. Его тело ныло, веки были тяжёлыми, как свинцовые ставни, а в висках отдавался глухой, монотонный стук. Когда будильник оглушительно затрещал, объявляя подъём, он поднялся с койки с ощущением, что и не ложился вовсе. Вода из под крана в умывальнике не освежила, а лишь на мгновение оттянула обморок, не в силах смыть свинцовую тяжесть в каждой мышце. Едва Чон успел натянуть форму, как его вызвали к директору академии. Директор, суровый мужчина с проседью на висках, говорил кратко и по делу.
На утренней перекличке будет присутствовать высокое начальство из комиссии. И единственное, что требуется от генерала Чона – идеально построить ребят и не ударить в грязь лицом.
– Никаких ошибок, ясно? – отчеканил он. Чонгук лишь чётко кивнул, ясно понимая свою задачу.
___
Чонгук зашёл в спортивный зал последним. Он шёл, уставясь в прямо перед собой, видя все, что происходит вокруг. Но даже это не мешало ему целиком сосредоточиться на внутреннем мантре:
«Построить роту. Смирно. Равнение. Молчание».
– Рота, построиться.
Парни, уже наученные и обстрелянные, среагировали мгновенно. Суета сменилась чёткими, отлаженными движениями. Стук сапог, шуршание подошв по паркету, последние исправления строя – и вот уже перед ним выстроилась безукоризненно ровная шеренга. Наступила тишина.
Чонгук сделал глубокий вдох, расправил плечи.
– Рота, смирно! – его голос, хрипловатый от недосыпа, прозвучал твёрдо и громко, разносясь под сводами зала.
И тут, отдав честь и замершись по стойке «смирно», он отступил на два шага назад, чётко следуя уставу. Он знал, что сзади, в нескольких метрах, стоит тот самый важный человек, чей приезд переполошил всю академию. Но кем бы он ни был – генералом, членом министерства, – Чонгук стоял безупречно ровно, с гордо поднятой головой, взгляд уставлен впереди себя, смотря на лица парней с роты. Он чувствовал на себе тяжёлый, изучающий взгляд, ощущал его почти физически, как прикосновение.
Тишину разрезали чёткие, уверенные шаги. Из-за его спины вышел человек. Не полный и старый начальник в летах, а молодой, высокий мужчина. Его форма сидела безукоризненно, а во взгляде читался холодный, аналитический ум.
– Член специальной комиссии, капитан Ким Намджун, – представился он. Его голос был низким, бархатным, но в нём чувствовалась сталь. Он обвёл взглядом замершую роту, и кажется, за секунду успел оценить и запомнить каждого. — Я пробуду здесь, с вами, следующие три месяца. Я прибыл сюда не для инспекции. Я здесь, чтобы отобрать лучших из лучших. Тех, кто достоин продолжить обучение в военной академии Сен-Сир во Франции. Это ваш шанс. Покажите, на что вы способны.
Его слова повисли в воздухе, тяжёлые и многообещающие. И в сердце Чонгука, несмотря на адскую усталость, что-то дрогнуло и зажглось.
Это был настоящий Намджун. Живой. Дышащий. Мир сузился до точки. До одного лица. Перед ним, и правда, стоял Намджун.
Не призрак, не тень - живой, дышащий человек в форме капитана. Его черты стали резче, во взгляде появилась неизвестная прежде тяжесть, но это был он. Тот самый Намджун, с которым они вместе прошли много боёв. Тот, чью смерть..
Это галлюцинация, - промелькнула первая, спасительная мысль. От усталости. От постоянного напряжения. Он не может быть здесь.
Чонгук моргнул, ожидая, что видение исчезнет. Но нет - Намджун стоял все так же твердо, его новая форма идеально сидел на плечах, а в глазах читалась холодная официальность.
Но он мертв. Чонгук искал его после боя. Весь перепаханный снарядами участок обошел. В памяти всплыло залитое дождем поле, грязь, прилипающая к сапогам, и пустота. Страшная, всепоглощающая пустота.
А потом тот солдат.. он сказал... Чонгук почти физически ощутил то давнее отчаяние, когда оборванный, перепачканный сажей боец сквозь слезы выдохнул: "..лейтенант нашел тело полковника. он погиб, защищая родину.."
Ким Намджун заканчивает свое объявление, Чон чувствует как он держится, он все также волнуется, как в то время когда они сражались бок о бок. Глубоко в душе что то сильно сжимается,Гук из последних сил стоит там,выслушивая конец текста, и как все хлопают.
После окончания - следует объявление за объявлением,что сегодня тренировки отменяются, ведь важной персоне нужно отдохнуть, глянуть саму академию.
Все ученики мигом покидают зал. Их довольным лицам явно не хочется быть в огромном зале,где только и пахнет тренировками.
Генерал Чон стоит как вкопанный. В голове раздается щелчок, он смотрит на полковника холодным,грубым взглядом.
– За мной. Не тут. – Выкидывает он резко в его сторону,и покидает помещение,держа курс именно в одном направлении.
__________
Комната Чонгука встретила их тихой, мягкой тьмой. Лампа на столе едва освещала пространство, бросая длинные тени на стены. Воздух был тяжёлым, пропитанным смесью усталости, тревоги и облегчения. Каждый звук – шорох ткани, скрип пола под ботинками, дыхание казался гулким и отчётливым.
Чонгук встал посреди комнаты, плечи его были напряжены, руки сомкнуты в замок, но глаза не отрывались от Намджуна. Полковник замедленно подошёл, его шаги были осторожными, аккуратными,будто он боялся разбудить какого то дикого зверя. Когда они встретились глазами, обоим стало ясно. Всё, что они пережили, всё это время, как тяжелый груз, который наконец можно положить.
Чонгук протянул руки. Намджун приблизился, и их тела встретились в крепком, почти цепком объятии. Оно было не просто дружеским, оно было необходимым, жизненно важным. Сила рук Чонгука, тепло тела, плотный контакт, это говорило о доверии, о том, что они оба живы, что всё ещё рядом.
В первые мгновения оба стояли в тишине. Лёгкая дрожь пробегала по спинам, грудь вздымалась от неровного дыхания. Слёзы выступили в уголках глаз, но они не позволяли им литься свободно, слишком дисциплинированны, слишком закалены, чтобы показать слабость. Они просто стояли так, держась друг за друга, ощущая пульс и дыхание, позволяя себе почувствовать, что мир снова существует.
— Почему.. ты не появлялся? – тихо спросил Чонгук, сжав губы. Его голос был едва слышным, но в нём слышалась вся боль от потерянного времени.
Намджун слегка отстранился, но не полностью. Его пальцы сжали плечи Чонгука, взгляд был усталым, но открытым.
– У меня было секретное задание в другой стране, – произнёс он ровно, спокойно, но каждое слово было словно вырезано из железа. – Мне пришлось скрыть всё..и тебя тоже. Чтобы миссия удалась, мне пришлось притворяться мёртвым.
Чонгук почувствовал, как внутри что-то сжалось, смесь облегчения, ярости и боли. Он резко втянул воздух, почувствовав, как сердце сжимается от того, что они оба пережили.
— Я думал.. – голос дрожал, но он быстро подавил это. – Я думал, что потерял тебя.
Намджун снова приблизился, и их лбы встретились. Дыхание стало общим, горячим, ровным, и в этом тесном контакте каждый мог услышать и прочувствовать тревогу, усталость и облегчение другого.
– Я знал, что ты поймёшь, – прошептал полковник, и в этом шёпоте была не только просьба о понимании, но и тихое обещание, что больше секреты не будут разделять их.
Ночь растянулась вокруг, и они говорили. Медленно, осторожно, позволяя себе вспоминать все моменты разлуки, обсудить ошибки, миссии, недопонимания, всё то, что сдерживали в себе. Иногда смех вырывался тихим, почти робким, как будто боялся разлить слишком много эмоций. Иногда тишина становилась плотной, давящей, и они просто сидели, обнявшись, позволяя друг другу быть рядом без слов.
Чонгук поправлял волосы Намджуна, поглаживая спину, ощущая каждую мышцу, каждое движение, словно запоминая их. Намджун, в ответ, осторожно провёл рукой по плечу Чонгука, задерживая взгляд на лице, будто хотел убедиться. Этот человек рядом, жив и настоящий.
Они смеялись тихо, иногда сухо, иногда горько, вспоминая нелепые моменты, которые произошли за время разлуки, смешивая шутки с воспоминаниями о тяжелых миссиях. Слёзы появлялись вновь, чуть больше, едва заметные, вытирались ладонью или плечом другого, и каждая из них была маленькой победой над страхом и временем.
Часами они обсуждали всё, что накопилось. От секретных операций до самых простых мелочей, и каждое слово укрепляло доверие. Ночь уходила, постепенно растворяясь в первых лучах рассвета, когда сквозь занавески в комнату просочился мягкий свет.
Они сидели рядом, плечо к плечу, осознавая,что долгие месяцы, которые казались потерянными, теперь превратились в ночь откровений. Они пережили невозможное, и, несмотря на звания и долг, наконец могли быть просто людьми рядом, живыми, доверяющими.
И в этом тихом, почти священном утре, Чонгук почувствовал, мир снова существует, а вместе с ним и надежда, и тепло, и возможность быть рядом без страха.