41 глава.
Эльф вывалил на пол целую гору пузырьков — зелья в разноцветных стеклянных флаконах, некоторые даже без подписей, с пробками, залитыми воском.
— Госпожа... вот всё, что у нас было... — пролепетал он.
Элианора даже не посмотрела на него. Одним резким движением она схватила первый попавшийся пузырёк с густой алой жидкостью. Сорвала пробку зубами, выплеснула на ладонь пару капель, вдохнула запах — кровь феникса. Не чистая, но с примесью. Подойдёт.
— Подержи его, — холодно бросила она Драко.
Драко опустился рядом, прижал Тео за плечи, удерживая, чтобы тот не запрокинулся. Элианора дрожащими руками разжала его губы и влила первую дозу прямо в горло. Теодор захрипел, едва не захлебнувшись, но глоток всё же прошёл.
— Ещё, — прошептала она, не замечая, как сжимает пузырёк так, что стекло трескается в её пальцах.
Она схватила следующее зелье — густо-зелёное, с блестящими частицами. Драко хотел что-то сказать, но Элианора метнула на него такой взгляд, что он замолчал.
— Я знаю, что делаю.
Осторожно влила зелёное, вытерла уголки его рта тыльной стороной ладони, наклонилась ближе:
— Что же ты вечно попадаешь в руки монстра...
Она шептала почти яростно, будто эти слова должны удержать его сильнее, чем любые зелья.
Руки её дрожали всё больше — то ли от напряжения, то ли от того, что на самом деле страх поднимался изнутри, перекрывая кислород.
Астория и Пенси прижались к стене, молча наблюдая, как маска холодной, недосягаемой Элианоры рушится прямо у них на глазах.
В этот миг Теодор чуть дёрнулся. Его веки дрогнули, губы едва заметно шевельнулись, и из горла вырвался сиплый звук, почти неслышный:
— Снежинка...
Она затаила дыхание и наклонилась вплотную, прижимая ладонь к его груди, проверяя ритм сердца. Оно билось — слабо, но чаще, чем минуту назад.
— Вот так, — прошептала она. — Вот так, Тео. Дыши.
Драко отвернулся, чтобы не показать, как и его сдавило в груди.
Элианора почувствовала, что сердце Тео всё-таки держится, хоть и рвётся через боль. Этого было достаточно, чтобы упрямо продолжать.
Она резко подняла голову, посмотрела на остальных — взглядом, от которого Астория дёрнулась, а Пенси чуть не вскрикнула.
— Вон. Все. — Голос прозвучал сталью. — Сейчас же.
— Но... — начала Астория.
— Я сказала выйдите.
Драко медлил дольше всех. Он задержал на ней взгляд, словно хотел что-то возразить, но в конце концов поднялся и вышел, плотно прикрыв дверь.
Они остались вдвоём.
Пальцы её дрожали, когда она расстёгивала пуговицы рубашки Теодора, пропитанные кровью и потом. Ткань прилипла к ранам, и когда она сорвала её, он едва слышно застонал.
— Потерпи, любимый, — прошептала она, прижимая губы к его виску.
Под тканью открылась страшная картина: рваные порезы, следы тёмных проклятий, ожоги, будто его тело кто-то медленно мучил. У Элианоры потемнело в глазах, но она заставила себя не отвести взгляда.
Она достала пузырёк с серебристым зельем, обмакнула чистую ткань и осторожно начала промывать раны. Каждое движение отдавалось эхом в её груди, словно боль Тео жгла и её.
Она аккуратно закрыла самые глубокие разрывы заклинанием, замазывая их густым целебным бальзамом из другого флакона. Когда кожа под её руками чуть-чуть стянулась, она ощутила, что дыхание Теодора стало ровнее.
Она сидела так, пока его грудь медленно поднималась и опускалась, пока слабый румянец не вернулся на его щёки.
И только тогда позволила себе закрыть глаза — всего на секунду — и выдохнуть, будто впервые за всё время.
Тео зашевелился — сначала едва заметно: пальцы слабо дёрнулись, словно хватаясь за невидимую нить. Элианора мгновенно наклонилась, её ладонь скользнула к его руке, и он будто нашёл опору, вцепившись в неё слабыми пальцами.
Его веки дрогнули, приоткрылись, и в щёлке показались серые глаза, мутные от боли и слабости. Он моргнул, пытаясь сфокусироваться, и наконец различил её лицо — слишком близкое, слишком напряжённое, но до боли родное.
— Я здесь, Тео, — её голос был удивительно мягким. — Здесь.
Он попытался улыбнуться, но вышло криво. Слабый, полураспавшийся жест, и всё же в нём было больше, чем во всех словах.
— Ты... плакала? — едва слышно выдохнул он.
Элианора фыркнула, вытирая уголки глаз тыльной стороной ладони, всё ещё держа его за руку.
— Нет. Это зелье щиплет, вот и всё.
Он смотрел на неё так, будто только она держала его в этом мире. Его губы дрогнули, и он прошептал:
— Врешь..
Дверь резко распахнулась — с гулом, будто сама тишина разорвалась. Первым вбежал Драко, тяжело дыша, за ним мелькнули Астория и Пенси. Они замерли на пороге.
Элианора, склонившаяся над Теодором, обернулась на шум. Тео лежал без рубашки, кожа его была иссечена следами когтей, изранена и перевязана наскоро. Свет от камина ложился на его бледное тело, подчеркивая каждую линию костей и синеву под ребрами.
Астория ойкнула и тут же резко отвернулась, прикрыв ладонью глаза. Пенси сделала то же самое, но куда громче, закатив глаза:
— Господи, Элианора! Ты могла хоть простынёй его накрыть!
Драко же не отвёл взгляда. Его глаза метнулись от Теодора к сестре, а потом обратно — и в них смешались ярость, тревога и какая-то странная ревнивая горечь.
Элианора нахмурилась, вставая.
— Если вас тошнит от вида крови и ран — дверь там. — Она кивнула на выход. — Здесь не театр.
— Да мы-то... — Пенси замялась, но замолчала, всё же отворачиваясь обратно к стене.
— Гребанный монстр... — буркнул Драко, сжав кулаки так, что белели суставы. Его голос был как камень, тяжёлый и холодный; глаза метали молнии по комнате, не находя покоя. — Он прошёл сквозь стены, как через бумагу. Кто-то дал ему волю — и он пошёл рубить своих же. Чёрт побери, это уже не просто оружие. Это какая-то безумная сила.
Элианора не отводила взгляда от Теодора. Под её пальцами повязки поблёскивали в свете камина; в каждом их движении чувствовалась уверенность, даже когда руки дрожали. Она подняла голову и ответила спокойно — слишком спокойно для того, что происходило вокруг:
— Самое главное, — сказала она, и в голосе слышалась стальная уверенность, — что внутри этого монстра — человек.
Комната будто сжалась от её слов. В их мелодии не было ужаса — была цель. Как будто сама мысль о цели давала ей силы.
— Мне нужно больше информации о нём, — продолжила она, вставая и расправляя платье. — Я нашла книгу о странных существах — там есть глава про... Моракуса. Там описано, что превращение управляется эмоциями, что в начале человек не может контролировать зверя, а с опытом учится владеть им. Кто то среди нас и является этим монстром
— Как узнаю, кто является этим монстром, — сказала Элианора ровно, шагнув к окну и глядя в тёмную высь двора Ноттов, — я безжалостно и мучительно убью его.
Элианора твёрдо:
— Так, ладно. Все выйдите. Теодору нужно отдохнуть и выспаться.
Драко с насмешкой:
— От тебя ему тоже стоило бы отдохнуть.
Элианора фыркнула:
— Не выделывайся. Я всё равно выйду, только позже вас.
Драко ухмыльнулся, лениво пожал плечами и первым покинул комнату.
Когда за дверью стихли шаги Драко, Пенси и Астории,в комнате повисла тишина.
Элианора развернулась к Теодору — тот лежал, бледный, измученный, глаза усталые, но уголки губ всё равно тянулись в едва заметной улыбке.
Она нахмурилась, сложив руки на груди:
— Чего ты улыбаешься? Тебя, на минутку, только что монстр едва не растерзал.
Теодор повернул голову, встретив её взгляд. Голос его был хриплым, но в нём звучала теплая усмешка:
— Ты назвала меня любимым.
Сердце Элианоры на миг пропустило удар. Она застыла, словно её приковали к полу. Щёки вспыхнули румянцем, дыхание стало сбивчивым. Она неловко провела рукой по волосам, словно ища, куда спрятать дрожь в пальцах.
— Э... Чего? Тебе показалось, — выдавила она, стараясь сделать голос твёрдым, но он всё равно предательски дрогнул.
Теодор чуть приподнял уголок губ, глаза его затуманились от усталости, но в этом взгляде была такая нежность, что Элианора поспешно отвела глаза. В комнате витало напряжение — будто само пространство знало: это признание не было случайностью.
Элианора отвернулась, делая вид, что рассматривает графин с водой на тумбочке. Она пыталась вернуть себе спокойствие, но сердце стучало так громко, что ей казалось — Теодор наверняка слышит.
— Я серьёзно, — упрямо пробормотала она, не глядя на него. — Тебе показалось. У тебя галлюцинации от потери крови.
Теодор тихо усмехнулся, с усилием пошевелив рукой.
— Галлюцинации не бывают такими милыми.
Элианора резко повернулась, готовая возмутиться, но слова застряли в горле. Его глаза смотрели прямо в неё — уставшие, но тёплые, с какой-то новой для неё уязвимостью. Он был искренен, и это пугало сильнее любого монстра.
Она подошла ближе, машинально поправила одеяло на его груди, стараясь, чтобы жест выглядел равнодушным, почти механическим. Но пальцы задержались чуть дольше, чем нужно, касаясь ткани.
— Тебе нужно спать, — наконец выдохнула она, стараясь спрятать дрожь в голосе. — Вот и всё.
Теодор закрыл глаза, но на губах осталась слабая улыбка.
— Посиди рядом.
Элианора застыла, глядя на него, и впервые позволила себе маленькую, почти незаметную улыбку.
Элианора опустилась на край дивана
осторожно, чтобы не потревожить его. Одну руку она скользнула в его тёмные кудри, пальцы медленно и бережно массировали кожу головы. Теодор прикрыл глаза, и в эту минуту он был похож не на упрямого Нотта, а на уставшего котёнка, который наконец позволил себе расслабиться рядом с тем, кому доверяет. Его дыхание становилось всё ровнее, а на губах блуждала едва заметная улыбка.
— Спасибо... — прошептал он почти на выдохе, словно боялся, что голос его разбудит.
Элианора нахмурилась и наклонилась чуть ближе:
— Что?
Теодор открыл глаза лишь на миг, устало, но серьёзно:
— Ты... считай спасла меня.
Элианора усмехнулась, качнув головой, но в её взгляде теплилось что-то мягкое:
— Не стоит называть меня героиней. Спи уже.
Она убрала выбившуюся прядь с его лба и продолжила медленно перебирать его волосы. Теодор позволил себе полностью утонуть в её прикосновениях и вскоре погрузился в сон, а Элианора осталась рядом, слушая его ровное дыхание и впервые чувствуя странное спокойствие.
Элианора заметила, как дыхание Теодора стало ровным и глубоким. Его лицо, обычно закрытое маской иронии или холодности, теперь выглядело совсем другим — спокойным, почти беззащитным. Она позволила себе на секунду задержать взгляд на его чертах и тихо вздохнула.
Она хотела подняться, вернуться к остальным — к привычной атмосфере язвительных шуток, шумных разговоров и безопасного равнодушия. Но что-то удерживало её здесь. Будто невидимая нить тянула обратно, к нему.
Её пальцы всё ещё запутывались в его кудрях, и от этого прикосновения внутри поднималось странное тепло. Она нахмурилась, стараясь отогнать лишние мысли. Глупости... просто усталость, просто жалость, — убеждала себя. Но сердце почему-то било сильнее.
Элианора тихо опустилась обратно на стул, подперев подбородок рукой. Её взгляд вновь скользнул по Теодору — и в груди шевельнулось то самое чувство, которое она пыталась заглушить шутками и упрямством.
Она осталась.
Элианора сидела так уже довольно долго. Время словно замедлилось — она не замечала, как минуты сменяют друг друга. Просто смотрела на Теодора, на его расслабленное лицо, и продолжала медленно перебирать пальцами его кудряшки. В этом занятии было что-то удивительно умиротворяющее — словно через её прикосновения он спал крепче, а она сама становилась спокойнее.
Дверь палаты тихо приоткрылась, и в комнату скользнули Астория и Пенси.
— Эли? — позвала шёпотом Астория, но, заметив картину, замерла с приоткрытым ртом.
Пенси тоже остановилась, а затем приподняла бровь, и уголки её губ тут же дрогнули в насмешливой улыбке.
— Вот это да... — протянула она почти беззвучно, но с таким видом, что Элианора моментально отдёрнула руку от волос Теодора, будто обожглась.
Щёки Элианоры вспыхнули, она резко поднялась, стараясь выглядеть холодной и собранной.
— Что вы тут стоите, как призраки? — прошипела она, скрещивая руки на груди. — Хотите, чтобы я инфаркт схватила?
Астория виновато опустила глаза, но в её взгляде светилась тёплая улыбка. Пенси же едва сдерживала смешок.
— Мы просто... хотели позвать тебя, — протянула она с откровенной насмешкой. — Но, кажется, мешаем.
Элианора фыркнула и отвернулась, но сердце её всё ещё бешено колотилось.
Элианора уже хотела что-то резко ответить Пенси, когда вдруг Теодор во сне пошевелился. Его лицо чуть нахмурилось, он тихо вздохнул и едва слышно прошептал:
— ...Эли...
Тишина в комнате стала оглушительной.
Элианора застыла, словно её парализовало. Щёки вспыхнули ещё ярче, дыхание сбилось. Пенси ахнула и тут же зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться в голос. В её глазах плясали дьявольские искорки.
— О, Мерлин, — выдохнула она шёпотом. — Даже во сне зовёт тебя.
Астория прикрыла губы ладонью, но её улыбку всё равно было видно. Она смотрела на Элианору мягко, почти с нежностью, как на человека, которого только что поймали с головой в собственных чувствах.
Элианора же судорожно поправила мантию, будто это могло вернуть ей хладнокровие.
— Он бредит, — отрезала она, слишком быстро и слишком громко. — Ему чудится всякая чушь.
— Конечно, конечно, — протянула Пенси, с трудом сдерживая смех. — Чистая случайность.
Элианора резко поднялась с дивана, шагнула к девочкам и буквально вытолкала их в коридор. Дверь за её спиной громко щёлкнула, отрезая их от спящего Теодора.
Она скрестила руки на груди, подняв подбородок чуть выше, чем нужно, и ледяным голосом бросила:
— Даже не начинайте. Он бредил, ничего такого не было.
Пенси, не скрывая ухмылки, прижалась плечом к стене и скользнула взглядом по Элианоре с головы до ног.
— Бредил, говоришь? Очень... романтично бредит.
Астория тоже едва сдерживала улыбку, но попыталась смягчить тон:
— Эли, мы ничего плохого не имеем в виду. Просто... это выглядело мило.
— Милo? — Элианора резко выдохнула, нахмурившись. — Вы вообще слышите себя? Это не ваше дело. Что вам вообще надо было?
Пенси сложила руки за спиной и прищурилась.
— Так-то мы пришли ни с чем... Но теперь, — она выразительно сделала паузу, — теперь нужны объяснения. Что между тобой и Теодором?
Элианора прищурилась в ответ, голос её стал холодным и колким:
— Между мной и Ноттом ровно ничего. И вам, к вашему счастью, знать об этом не обязательно.
Слова прозвучали резко, но внутри она сама чувствовала, что звучит скорее как человек, которого застукали на месте преступления.
Астория с Пенси переглянулись: одна — с мягкой, понимающей улыбкой, другая — с ехидной ухмылкой.
Пенси хитро прищурилась, её голос прозвучал с ядовитой насмешкой:
— Наш холодный лёд всё-таки подтаял перед Теодором?
Элианора закатила глаза и резко вскинула подбородок:
— Боже, Пенси, какую же чушь ты несёшь. Сейчас вообще-то война идёт, а ты рассуждаешь о романтике, как девчонка с любовного романа. Я, конечно, знала, что у тебя с фантазией перебор, но чтобы до такой степени...
Она произнесла это холодно и отрывисто, словно хлестнула словами, а в конце нарочито фыркнула, давая понять, что разговор считает закрытым.
Пенси приподняла бровь, усмехнувшись, но на этот раз не стала сразу отвечать — ей и так было достаточно реакции подруги.
Элианора холодно бросила:
— Мы с вами не подружки, чтобы сплетничать о мальчиках.
Астория прикусила губу и опустила взгляд, будто хотела что-то сказать, но промолчала.
Пенси скрестила руки на груди и шагнула чуть ближе, не сводя взгляда с Элианоры:
— Элианора, может хватит играть в ледяную королеву?
Элианора нахмурилась, глаза её сверкнули, но Пенси не остановилась, её голос звучал твёрдо:
— Отталкивать людей не делает тебя сильнее. Это лишь видимость. Настоящая сила — уметь доверять и держаться вместе. А то, что ты называешь независимостью, на самом деле — страх быть слабой рядом с другими.
Элианора сжала челюсть, но Пенси продолжила, почти шепотом, но так, что слова резанули сильнее:
— Останешься одна — и эта броня, которой ты так гордишься, станет твоей клеткой. Со временем ты и правда останешься никому не нужной. И, поверь, умирать в одиночестве — не признак силы, а признак того, что ты так и не смогла впустить в жизнь никого.
В коридоре повисла тяжёлая тишина. Астория неловко переминалась с ноги на ногу, а Элианора стояла неподвижно, с каменным лицом, но сжатые кулаки выдавали её внутреннее напряжение.
Элианора резко вскинула голову, голос её звучал ровно, почти ледяно:
— Дело не в том, что я не хочу друзей. А в том, что я не хочу таких друзей, как вы.
Она выдержала паузу, глядя то на Пенси, то на Асторию, и добавила:
— Мы разные. Мы с вами не друзья.
Слова прозвучали жёстко, но внутри у неё всё сжалось. Пенси попала в цель — ранила туда, куда Элианора не позволяла никому заглядывать. Она слишком хорошо знала, каково это — наблюдать со стороны чужую дружбу, завидовать, но никогда не быть частью этого круга. И сколько бы она ни делала вид, что ей всё равно, сердце всё равно каждый раз ныло.
На лице Элианоры не дрогнул ни один мускул, но руки были сжаты в кулаки, а взгляд стал жёстче, чем обычно.
Тут осторожно вмешалась Астория. Она подняла глаза и шагнула ближе, её голос звучал мягко, почти шепотом:
— Может, ты и права... мы разные. Но это не значит, что мы должны быть врагами.
Она слегка улыбнулась, без насмешки, искренне:
— Я не претендую называться твоей «лучшей подружкой», как ты думаешь. Но... ты можешь позволить нам быть рядом. Хоть немного.
Пенси фыркнула, но замолчала, скользнув взглядом на Асторию — даже она понимала, что тон девочки слишком искренний, чтобы перебить его язвами.
Элианора же стояла молча, не находя, что ответить: холодная маска треснула, но показать это она не могла.
Элианора на секунду замолчала. Мысли закружились, как рой разъярённых птиц. Зачем она всё время отталкивает людей?
Ответ всплыл сам собой — голос её отца, холодный, строгий, безжалостный.
«Люди предают. Все вокруг — враги. Даже те, кто улыбается тебе сегодня, завтра могут вонзить нож в спину. Не надейся ни на кого, кроме себя.»
Эти слова въелись в неё так глубоко, что стали её щитом, её бронёй. Она смотрела на Пенси и Асторию и вдруг ясно представила, как они тоже могут её использовать. Как однажды легко отвернутся, когда она станет невыгодной.
И всё же... в голове вспыхнул вопрос, от которого кровь застыла в жилах:
Тогда почему она доверилась Теодору?..
Почему позволила себе быть рядом с ним без этой вечной холодной маски? Почему держала его за руку, гладила его волосы, будто это самое естественное на свете?
Элианора застыла, почти испугавшись собственных мыслей.
В этот момент Астория несмело коснулась её плеча. Лёгкое, осторожное прикосновение, словно она боялась спугнуть её.
Элианора подняла голову. Её глаза блеснули чем-то новым, но голос она всё же удержала ровным:
— Задумалась...
Астория чуть сильнее сжала её плечо, заставив Элианору вновь опустить взгляд на неё. Голос девочки был тихим, но уверенным, наполненным теплом:
— Поверь, мы тебе не враги, Элианора...
Она на секунду замолчала, будто подбирала слова, и добавила:
— Иногда враг сидит только у тебя в голове. Мы не хотим причинить тебе боль. Наоборот — мы рядом, даже если ты не готова это принять.
Элианора прищурилась, словно пытаясь прочитать, есть ли во всём этом подвох. Но глаза Астории светились искренностью — без хитрости, без желания высмеять.
И от этого внутри Элианоры что-то болезненно кольнуло. Она так привыкла ожидать удара в спину, что не знала, как реагировать, когда кто-то просто протягивал ей руку.
Элианора чуть приподняла подбородок, словно хотела спрятать смятение за привычной маской равнодушия.
— Посмотрим... — тихо произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал отстранённо.
Но в её тоне не было ни привычной колкости, ни яда. Словно она сама позволила себе эту маленькую уступку — настолько крошечную, что её легко было принять за равнодушие.
Астория и Пенси обменялись быстрым взглядом: они поняли. Для Элианоры это было равносильно признанию — она не отвергла их.
И в воздухе повисло то редкое ощущение, когда ледяная стена дала крохотную трещину.
— Мне нужно подышать свежим воздухом.
И Элианора ушла прочь, не дожидаясь ответа.
Коридор показался ей душным, и только на улице она смогла вдохнуть по-настоящему.
Холодный воздух осеннего вечера коснулся кожи, напоминая, что мир всё ещё существует за пределами этих стен. Она достала из кармана пачку вишнёвых сигарет, щёлкнула зажигалкой и прикурила.
Горьковато-сладкий дым смешался с ароматом ночи. Элианора опустилась на каменные ступени, подтянула колени к груди и задумчиво посмотрела на двор.
Каждая затяжка будто помогала удержать равновесие. Мысли мешались: слова Пенси, мягкость Астории, лицо Теодора... В груди было ощущение, будто она больше не понимает, кто она и чего хочет — от себя, от других, от этой чертовой войны.
Она закрыла глаза, позволив ветру трепать волосы.
— Друзья... — почти беззвучно повторила она себе. Слово прозвучало непривычно, чуждо, словно из другого мира.
Но почему-то не оттолкнуло.