37 глава.
Элианора неторопливо оделась: тёмные джинсы, свободный свитер, длинный шарф, поверх — пальто. Каждое движение давалось ей тяжело, но вместе с тем в них чувствовалась собранность, будто ломка отступила перед новым внутренним решением. В зеркале на секунду отразилось её лицо — усталое, с лёгкой тенью под глазами, но взгляд уже был не сломленный, а упрямый, холодный, целеустремлённый.
Она спустилась вниз по лестнице. Внизу, у камина, уже ждал Теодор. Услышав её шаги, он поднял голову. Его глаза лениво скользнули по ней, задержались — и уголок губ чуть дёрнулся в знакомой усмешке.
— Ну вот, — сказал он тихо, словно отмечая её возвращение к себе. — Похоже, ты снова на ногах.
Элианора застегнула пальто, запахнув его плотнее, и, встречая его взгляд, холодно, но уверенно произнесла:
— Пойдём.
Теодор поднялся из кресла, достал из внутреннего кармана пальто небольшой предмет — старую потёртую серебряную ложку, на вид совершенно обыкновенную, но от неё будто веяло холодком магии.
— Готова? — спросил он, внимательно глядя на неё.
Элианора молча кивнула.
Он протянул руку, и она коснулась его пальцев. Их взгляды пересеклись — коротко, без слов, но в этой паузе было напряжение, словно оба понимали, к чему ведёт эта встреча.
Теодор сжал её ладонь и другой рукой коснулся портключа. В следующее мгновение мир вокруг словно сорвался в воронку: их дёрнуло вперёд, воздух вырвался из груди, и всё завертелось калейдоскопом серых всполохов.
Через секунду они тяжело приземлились на твёрдую землю. Холодный воздух обжёг лёгкие, и перед ними выросла мрачная громада особняка — высокие стены, тёмные окна, в которых плясали отсветы зелёного огня.
— Малфой-мэнор, — тихо сказал Теодор, оглядываясь.
Они стояли у подножия мрачного особняка. Сырая земля под ногами казалась ещё холоднее, чем воздух вокруг. Теодор бросил быстрый взгляд на высокие окна — где-то внутри уже витала опасная тишина, предвещающая встречу.
Элианора поправила шарф, выпрямила спину и вдруг обернулась к нему. В её глазах не было ни страха, ни слабости, только холодная решимость.
— Отец не должен нас увидеть вместе, — сказала она негромко, почти шёпотом, но с твердостью, от которой Теодор невольно сжал зубы. — Поэтому стой здесь. Я сама схожу к Волдеморту.
Он нахмурился, шагнул ближе.
— Нора... — начал, но она подняла ладонь, обрывая его.
— Нет, Тео. Так будет правильнее, — в её голосе мелькнуло что-то новое: не просьба и не каприз, а приказ. Она впервые за долгое время снова говорила так, будто знала, куда идёт. — Если отец увидит нас вместе, он заподозрит лишнее. А мне нельзя терять доверие.
Между ними повисла пауза, полная невысказанных слов. Теодор сжал кулак, но всё же кивнул.
— Если что-то пойдёт не так... — его голос прозвучал низко, почти рыком, — дай знак. Я войду, даже если придётся пройтись по ним всем.
На уголках её губ скользнула короткая усмешка.
— Именно поэтому ты останешься здесь.
Она развернулась и, не оглядываясь, зашагала к массивным дверям особняка, тёмная фигура на фоне серого неба.
Тяжёлые двери со скрипом распахнулись, и Элианора вошла в зал. Высокие своды утопали в полумраке, освещённые лишь редкими факелами. Каменные стены отбрасывали длинные тени, и каждый шаг по мраморному полу звучал гулким эхом.
Вдоль стен стояли Пожиратели смерти — кто-то с опущенной головой, кто-то с внимательным, цепким взглядом. Чёрные мантии и маски делали их похожими на живые статуи. В центре, в высоком кресле, возвышался Волдеморт. Его бледное, змеиное лицо было неподвижным, только красные глаза сверкнули, когда он заметил Элианору.
Она остановилась на середине зала, глубоко вдохнула, собрав в кулак всё самообладание, и склонила голову. Голос прозвучал тихо, но твёрдо:
— Мне нужно поговорить с вами, мой лорд.
Волдеморт чуть наклонил голову набок, изучая её, как хищник, играющий с добычей. В зале прошёл лёгкий ропот, кто-то из Пожирателей недовольно пошевелился, но тут же стих.
— Ах, Элианора... — голос Волдеморта разнёсся по залу холодным шёпотом, от которого по коже пробегал мороз. — Ты решила обратиться ко мне сама? Интересно.
Он вытянул руку, делая приглашающий жест.
— Подойди ближе. Посмотрим, что тебе так не терпится сказать.
Волдеморт поднял руку, и зал моментально замолк. Его красные глаза обвели присутствующих — взгляд, от которого многие невольно отвели глаза в пол.
— Выйдите, — холодно произнёс он.
Никто не посмел ослушаться. Пожиратели смерти молча склонили головы и один за другим заскользили к дверям. Гул шагов и шелест мантии отражался от стен, постепенно затихая. Через минуту в зале остались лишь Волдеморт и Элианора.
Тишина стала ещё тяжелее, давящей. Волдеморт слегка подался вперёд в своём кресле, опираясь на длинные бледные пальцы.
— Ну? — протянул он, и в этом «ну» сквозила угроза, будто бы сама её смелость явиться к нему могла стоить ей жизни. — Говори.
Элианора чуть приподняла подбородок, стараясь скрыть волнение, хотя сердце бешено колотилось в груди.
— Я насчёт бала, что будет через несколько дней, — твёрдо сказала она. — Хотела бы услышать ваш план лично от вас.
Губы Волдеморта изогнулись в нечто, похожее на усмешку. Он чуть наклонил голову, и его змеиные глаза сузились.
— Любопытно, — протянул он холодно. — Надо же, Малфой, ты нашла смелость заговорить о планах. Но почему же я не видел тебя на многих собраниях? Или ты думаешь, что можешь пропускать их без последствий?
Его голос звенел как яд, проникая под кожу.
Элианора сделала короткий вдох, пытаясь сохранить уверенность.
— Простите, мой Лорд, — начала она. — Я не пряталась и не ленивалась. Я действовала. Мне приходилось отлучаться, чтобы собрать сведения и закончить порученные мне дела. Возможно, я выбрала неправильное время, но... я никогда не переставала служить вам.
Она слегка наклонила голову, как бы признавая вину, но в голосе не было дрожи — только сдержанная решимость.
— Потому я и пришла к вам. Мне важно услышать от вас сам план, чтобы не ошибиться в предстоящем задании.
Волдеморт долго молчал, изучая её своим холодным, змеиным взглядом. В зале повисла напряжённая тишина, будто даже воздух боялся пошевелиться. Потом он медленно произнёс:
— Серьёзного плана нет. — Его голос был ровным, безэмоциональным. — Мы войдём в этот бал, и всё, что там есть, будет уничтожено. Люди, стены, музыка, смех — всё обратится в хаос.
Он чуть склонил голову набок, тонкие губы растянулись в неуловимой усмешке.
— Но раз уж ты явилась ко мне с таким рвением, скажи, Малфой... — он сделал паузу, словно смакуя каждое слово. — У тебя есть какой-нибудь второй вариант? Что-то, чего я ещё не предусмотрел?
Его голос прозвучал одновременно как вызов и как издёвка — проверка, готова ли она предложить хоть что-то, или её дерзость окажется пустым звуком. Волдеморт долго молчал, изучая её своим холодным, змеиным взглядом. В зале повисла напряжённая тишина, будто даже воздух боялся пошевелиться. Потом он медленно произнёс:
— Серьёзного плана нет. — Его голос был ровным, безэмоциональным. — Мы войдём в этот бал, и всё, что там есть, будет уничтожено. Люди, стены, музыка, смех — всё обратится в хаос.
Он чуть склонил голову набок, тонкие губы растянулись в неуловимой усмешке.
— Но раз уж ты явилась ко мне с таким рвением, скажи, Малфой... — он сделал паузу, словно смакуя каждое слово. — У тебя есть какой-нибудь второй вариант? Что-то, чего я ещё не предусмотрел?
Его голос прозвучал одновременно как вызов и как издёвка — проверка, готова ли она предложить хоть что-то, или её дерзость окажется пустым звуком.
Элианора выпрямилась, подбородок поднят, взгляд холодный, но в глубине глаз — тот самый азарт, который она умела скрывать, когда это было нужно.
— Есть, — тихо сказала она, и голос её отразился от каменных стен, будто прозвучал громче, чем был на самом деле. — Ворваться и всё разнести — это слишком просто. Слишком предсказуемо. Бал — это место, где у каждого будет маска, где каждый пьёт, смеётся, где нет защиты. Мы можем сделать из этого спектакль.
Она шагнула ближе, не отводя взгляда от красных глаз Лорда.
— Под видом гостей проникнуть внутрь. Распылить зелье — пусть оно свяжет им магию, ослабит тела. Пусть они начнут бояться, чувствовать, как силы уходят. — В её голосе зазвенела жёсткая насмешка. — И только потом обрушить на них наше присутствие. Не сразу смерть, а паника. Шоу, о котором будут шептать оставшиеся в живых.
Элианора наклонила голову, и её губы тронула почти безумная улыбка.
— А в конце — взрыв. Красивый, громкий, сметающий стены и превращающий их праздник в пепел.
Она замолчала, и в зале будто стало холоднее. Даже каменные стены, казалось, впитывали её слова.
Волдеморт долго молчал, словно смаковал тишину, потом протянул с ленивым, почти довольным шипением:
— Хм... красивое зрелище.
Его глаза сверкнули.
— Мне нравится твой ум, Элианора Малфой.
Волдеморт чуть склонил голову набок, его длинные пальцы заскользили по подлокотнику трона.
— И всё же... — голос прозвучал тягуче, с холодным любопытством, — есть ли у тебя ещё варианты, Элианора?
Она выдержала его взгляд. Ни дрожи, ни страха — только ледяное спокойствие.
— Конечно, — её голос прозвучал твёрже. — Второй вариант — использовать сам Бал, как ловушку. Мы можем внедрить своих людей среди музыкантов, слуг, гостей. В нужный момент они перекроют выходы, а мы — обрушим потолок зала. Всё превратится в клетку, где никто не убежит. Паника, давка, крики... и мы добиваем тех, кто выживет.
Она сделала паузу, словно смакуя картину.
— А третий вариант, — губы её тронула тень усмешки, — это отравить вино. Не сразу, не всех. Сначала несколько человек падают замертво — и остальные начинают пить страх, вместе с вином. Тогда наш приход станет для них последним ударом.
Элианора шагнула ближе, её голос стал тише, почти интимным, но от этого только страшнее:
— Что бы мы ни выбрали, главное — не просто убить. Главное — заставить их вспомнить эту ночь как ужас, от которого невозможно проснуться.
Волдеморт слушал молча, не перебивая. Его змееподобное лицо оставалось неподвижным, только красные глаза блеснули чуть ярче, когда Элианора перечислила третий вариант.
В зале повисла тишина, густая, тяжёлая.
Наконец он заговорил:
— Ты думаешь нестандартно... — голос его был шипящим, тянущимся, но в нём проскользнула едва уловимая нота удовлетворения. — Это редкость среди тех, кто мне служит.
Он медленно поднялся, его тень скользнула по стенам, и он подошёл ближе, нависая над Элианорой.
— Но слова — это только слова. Ты должна доказать, что твои идеи стоят крови. — Он задержал паузу, и каждый его звук будто впивался в воздух. — Я даю тебе выбор, Элианора. Один из твоих планов станет нашим планом.
Он наклонился ближе, так что её дыхание смешалось с его ледяным шипением.
— Выбери. И помни: твой выбор — это твоя судьба. Если твой замысел провалится, ты умрёшь первой.
Он отстранился, глядя прямо в её глаза.
— Какой из вариантов ты выбираешь?
Элианора выдержала его взгляд. Внутри всё сжалось, но лицо оставалось холодным, словно маска. Она знала: любое промедление, любая эмоция — и он увидит её слабость.
— Второй можно соединить с третьим. — отчеканила она, даже не дав себе времени на раздумья.
Слова прозвучали твёрдо, словно приговор. Ни дрожи, ни сомнения.
Волдеморт прищурился. На его тонких губах появилась тень усмешки — не радости, но удовлетворения.
— Быстрое решение... — он обошёл её по кругу, словно змея, обвивающая добычу.
Он остановился за её спиной, наклонившись к самому уху.
— Хорошо. Пусть будет такой вариант. Но теперь — это твоя ответственность. Ты поведёшь их. И если хоть что-то пойдёт не так... — его голос стал ледяным шёпотом, — я сниму с тебя шкуру по кусочку.
Элианора даже не дрогнула. Она лишь слегка кивнула.
Элианора вышла из зала, её шаги отдавались гулким эхом по мраморному полу. На душе было тяжело, но на лице оставалась та самая холодная маска, которую она только что демонстрировала перед Волдемортом.
И вдруг — знакомый голос:
— Элианора!
Она резко обернулась. Перед ней стоял Лоренцо, взъерошенный, с тревогой в глазах.
— Где ты была? — он шагнул ближе. — Я искал тебя все эти дни. Почему ты не приходила домой?
Элианора чуть приподняла подбородок, голос её звучал ровно, но в нём сквозила усталость.
— У меня были дела, Лоренцо. Я не обязана всегда быть здесь. Ты же знаешь меня.
Он всмотрелся в её лицо, как будто пытаясь найти ту самую прежнюю Элианору.
— Ты стала выглядеть... живее, — сказал он тихо. — Но всё равно не такая, как раньше. Скажи честно... у тебя проблемы?
Она на секунду задержала взгляд, затем холодно усмехнулась.
— Господи, да что ты всё печёшься обо мне? Это отвратительно, Лоренцо. Не суй свой нос туда, куда не просят.
Её слова прозвучали как удар. Она развернулась, шагнула прочь, и её пальто мягко скользнуло по каменным плитам.
— Элианора, постой! — крикнул он ей вслед, но она даже не обернулась.
Её шаги становились всё тише, пока не растворились в тёмных коридорах.
Лоренцо остался стоять один посреди коридора, чувствуя, как воздух вокруг сжимается тяжёлым грузом. Слова её резали по-живому, но вместо того чтобы оттолкнуть, они лишь сильнее вонзились в сердце.
Он провёл ладонью по лицу, пытаясь стряхнуть обиду, но внутри росло другое — невыносимое желание быть рядом, несмотря ни на что. Она могла отталкивать его, оскорблять, отрезать ледяными фразами, но именно эта недоступность притягивала его с пугающей силой.
— Чёртова ты Малфой, — прошептал он сам себе, глядя в темноту, куда ушла её фигура. — Но как же без тебя-то?
Элианора быстрым шагом вышла из замка, отталкивая от себя ощущение липкого взгляда Лоренцо. Воздух снаружи был холодным и свежим, и от этого внутри стало чуть легче.
У входа, прислонившись к каменной стене, стоял Теодор. В пальцах у него тлела сигарета.
Заметив её, он не спросил ничего лишнего, только приподнял бровь и с лёгкой усмешкой сказал:
— Ну что, Малфой, выжила?
Элианора скользнула на него взглядом, пряча усталость за ледяной маской, и ответила:
— Пойдём отсюда.
Теодор щёлкнул сигарету в сторону, стряхнув пепел, и, не отводя взгляда от её лица, добавил чуть тише:
— Ты слишком долго там задержалась.
Она не стала отвечать,просто подошла ближе.
— Нам нужно в Хогсмид. Выбирать мне платье.
Теодор медленно поднял на неё глаза, затянулся сигаретой и с преувеличенно усталым видом выдохнул дым в сторону.
— О, как же я мечтал, — протянул он с нарочитым сарказмом, — побегать с тобой по магазинчикам, как две подружечки, и выбирать платьюшки.
Элианора закатила глаза, шарф чуть сполз с её плеч, но голос остался холодным и твёрдым:
— Мерлин, Нотт, думаешь, мне самой нравится бегать по этим магазинчикам? Я не за нарядами гоняюсь. Мне нужно платье, чтобы всё выглядело идеально. План должен быть безупречным. И кроме платья... — она чуть понизила голос и прищурилась, — мне нужно ещё кое-что.
Теодор скривил губы в кривой ухмылке, медленно стряхнул с пальцев воображаемую пылинку с рукава, будто всё происходящее было для него забавной игрой.
— Ну, раз это всё ради великого плана, — протянул он лениво, почти театрально, — значит, я обязан изображать терпеливого кавалера.
Элианора метнула в него взгляд — острый, как лезвие, — но уголки её губ чуть дрогнули.
Теодор, не дождавшись её ответа, сунул руку в карман пальто и достал портключ. Он покрутил его на пальце, ухмыльнулся краем губ и бросил коротко:
— Ну что, мадемуазель, держись покрепче.
Элианора с раздражением, но без возражений коснулась предмета. В тот же миг воздух вокруг них задрожал, будто рванулся изнутри.
Они вывалились на заснеженную улочку Хогсмида. Морозный воздух резанул лёгкие, вокруг витал запах сладостей из «Сладкого королевства» и дыма от каминов. Люди спешили по своим делам, не обращая внимания на появившихся прямо посреди улицы двух молодых людей.
Теодор выпрямился, встряхнул пальто и с ленивым видом, будто они только что вышли из повозки, а не перенеслись портключом, бросил:
— Ну вот и твой рай на земле. Магазинчики, платья, бантики... настоящая пытка для мужчины.
Элианора молча поправила шарф и двинулась вперёд, не дожидаясь его комментариев.
Они свернули на боковую улочку, где между лавками с книгами и аптеками теснился старинный магазин «Madam Malkin's Elegant Wear». Над дверью висела выцветшая вывеска с золотыми буквами, а за витриной манекены застыли в причудливых позах, демонстрируя платья — лёгкие, воздушные, сияющие шелком и бархатом.
Элианора толкнула дверь, и над их головами звякнул колокольчик. В нос ударил запах ткани, магической пыли и свежих чар. Она сразу направилась к длинному ряду вешалок с вечерними нарядами, холодно и внимательно изучая каждое платье, будто это был не предмет гардероба, а оружие для предстоящей битвы.
— Вот это другое дело, — пробормотал Теодор, лениво засовывая руки в карманы. — Настоящий театр. Только не хватает фанфар.
Он остановился у манекена в светло-голубом платье с расшитыми серебром рукавами и насмешливо кивнул в её сторону:
— Представляю тебя в таком: вся сияешь, кружишься среди гостей, а потом — бац, и взрываешь половину зала. Настоящая сказка.
Элианора обернулась через плечо, глаза её блеснули холодной сталью:
— Это не маскарад, Нотт. Это работа. Платье должно скрывать нож, зелье и возможность двигаться быстро.
— О, — он приподнял брови и ухмыльнулся. — Тогда забудем про оборочки и кружево. Тебе нужен «боевой шик».
Она не ответила, лишь скользнула ладонью по бархатной ткани одного из чёрных платьев и задумчиво прикусила губу.
Теодор с ленивой ухмылкой протянул Элианоре нежно-розовое, до смешного короткое платьице с рюшами и жемчужными пуговками.
— Подумай, как ты в этом войдёшь в зал, — протянул он, прищурившись. — Все упадут замертво. Не от взрыва, а от смеха.
Элианора вырвала у него платье и повесила обратно, пробормотав сквозь зубы:
— Издеваешься надо мной, Нотт?
Он только усмехнулся.
Элианора, не обращая внимания на его подколки, скользила взглядом по рядам. Её рука тянулась исключительно к глубоким, тёмным оттенкам. Никаких ярких красок — всё, чтобы не концентрировать внимание, а раствориться в тенях.
Первым делом она сняла с вешалки короткое чёрное платье из полупрозрачной ткани. Воздух словно проходил сквозь него. Почти всё тело угадывалось под лёгкой дымкой, лишь чёрный лиф и короткие шорты снизу создавали видимость приличия.
— Ах да, — хмыкнул Тео, скользнув взглядом по наряду. — Чтобы враги сразу ослепли и забыли, зачем пришли.
Вторым она выбрала длинное платье в пол. Бархат чёрного цвета плотно облегал фигуру, а по вороту и подолу тянулся густой мех, будто ночная мгла прилипла к ткани. Оно было величественным, почти царственным, и при этом грозным.
Третье платье задержало её взгляд дольше всего. Оно выглядело так, будто его сшили из кусочков ночного неба. Ткань переливалась тусклыми серебристыми прожилками, напоминающими рисунок морозных узоров на стекле. По бокам шли разрезы, открывающие ноги при каждом шаге, а спина оставалась полностью голой, украшенная лишь тонкой сетью из чёрных кружев, будто сплетённых пауком. Подол сзади удлинялся в шлейф, тянущийся за хозяйкой, как тень.
Элианора провела пальцами по холодному блеску узоров и на мгновение задержалась, представив, как войдёт в зал в этом.
Теодор ухмыльнулся шире:
— Что ты будешь как чёрная вдова? Из белого у тебя только волосы останутся. Возьми хоть что-то другое... Белое, может? Или бордовое.
Он протянул руку и снял с вешалки платье.
Это было бордово-чёрное творение — одновременно зловещее и завораживающее. Верх был выполнен из тёмного кружева, которое, словно дым, расползалось по плечам и ключицам, переходя в полупрозрачные рукава. По талии — мягкий бархат глубокого бордового оттенка, с плавным переливом в чёрный, будто ткань выгорела в огне. Юбка начиналась с асимметричных слоёв: спереди чуть короче, открывая колени и сапоги, а сзади падала тяжёлым водопадом до самого пола, украшенная узором из тончайших чёрных перьев, будто выдернутых из крыльев ворона. На вороте — мягкий стоячий мех, обрамляющий шею, словно корона из теней.
— Вот это, — протянул Теодор, подняв платье к её лицу, — именно то. Идеально мрачно. Как будто сама Тёмная магия решила явиться на бал в твоём обличье.
Элианора выбрала к платьям пару туфель — из мягкой кожи, с высоким, но изящным каблуком. Носки слегка заострённые, на ремешках поблёскивали крошечные тёмные камни. Они выглядели так, будто созданы не для танцев, а для того, чтобы стук каблука эхом разносился по мраморному полу, возвещая о её появлении.
С туфлями в руках она скрылась за тяжёлой занавеской примерочной. Внутри воздух был чуть пыльный, пахло тканями и новой кожей. Элианора сняла пальто, джинсы, свитер, и медленно облачилась в бордово-чёрное платье, которое Теодор протянул ей. Ткань холодно скользила по коже, обвивала её фигуру, подчёркивая каждую линию. Туфли добавили рост, и она стала казаться ещё более хищной, ещё более опасной.
Она вышла из примерочной — и в тот же миг пространство вокруг будто изменилось. Люди в магазине обернулись. Даже продавщица застыла на месте, будто в зале на секунду стало тесно от её присутствия.
Теодор, стоявший, прислонившись к стене с привычной ленивой ухмылкой, на пару секунд перестал играть роль безразличного наблюдателя. Его глаза скользнули по её силуэту медленно, задерживаясь на каждой детали: на кружеве, на изгибе талии, на блеске каблуков. Взгляд стал глубже, тяжелее.
Элианора остановилась перед высоким зеркалом, чуть поправила подол платья и провела ладонью по гладкой ткани. Отражение казалось чужим и знакомым одновременно: в нём стояла девушка с гордо поднятой головой, холодная и красивая, будто созданная для того, чтобы привлекать взгляды и тут же отталкивать их.
Теодор в этот момент замер. Его обычно ленивый, насмешливый взгляд словно перестал существовать. Он смотрел на неё так, будто видел впервые — долго, внимательно, до мельчайшей детали. Ни один её жест, ни одно движение не ускользало от его глаз. Взгляд был тяжёлым, жадным, почти болезненно сосредоточенным, и в нём не было привычной маски равнодушия.
Он едва слышно выдохнул, почти шёпотом, будто слова сорвались сами, без его воли:
— Мерлин, Элианора...
Звучало так, будто он не просто смотрел на девушку в платье — он видел её всю, до самой сути, и это пробивало его сильнее, чем он ожидал.
Элианора заметила его взгляд в отражении. Он был таким прямым, таким прожигающим, что ей вдруг стало трудно дышать. На секунду она застыла, пальцы сами собой сжались на ткани платья.
— Что? — холодно спросила она, не оборачиваясь, будто хотела спрятать в зеркале мелькнувшее в её глазах волнение.
Теодор даже не шелохнулся. Его губы ещё тронула тень улыбки, но взгляд оставался серьёзным, почти болезненным.
— Ты даже не понимаешь... — тихо сказал он. — Как ты сейчас выглядишь.
Элианора чуть приподняла подбородок, будто бросая вызов. В глазах её зажёгся ледяной огонёк.
— В платье, Нотт. Всего лишь в платье.
Она резко развернулась к нему, и подол вздрогнул, словно чёрное пламя. Их взгляды столкнулись, и в её холодной усмешке проскользнуло что-то, похожее на растерянность:
— Не пялься так, а то подумаю, что ты всерьез влюбился.
Теодор дернул уголком губ, но не так, как обычно, когда хотел язвить — ухмылка вышла почти горькой.
Он сделал шаг ближе, так что расстояние между ними стало опасно коротким. От него пахло табаком и чем-то смолисто-тёплым, будто древесным дымом, и Элианора вдруг почувствовала, что воздух между ними стал тяжелее.
— Влюбился? — повторил он тихо, почти насмешливо, но в голосе сквозило что-то гораздо более острое, чем простая ирония. — Если бы всё было так просто...
Элианора вскинула подбородок ещё выше, пронзая его взглядом, но пальцы на подоле предательски сжались.
Теодор внезапно наклонился и крепко поцеловал её, не давая ни секунды на сопротивление. Его руки скользнули по её спине, а дыхание смешалось с её собственным. В следующую минуту он ловко поднял её на руки и направился прямо к примерочной, не отрывая губ от её.
Продавщица, стоявшая неподалёку и наблюдавшая сцену с недоумением, пробормотала себе под нос:
— Эти подростки совсем с ума посходили...
Элианора, ощущая тепло его тела, едва успела понять, что происходящее — сочетание дерзкой игры и того самого напряжения, которое невозможно было спрятать.
Когда Теодор осторожно опустил Элианору на пол примерочной, их лица всё ещё были близко. Он чуть отступил, чтобы дать ей пространство, но глаза его не отрывались от неё — глубокие, изучающие, будто пытались заглянуть прямо в её душу.
Теодор тихо, с едва слышимым вздохом, произнёс:
— Элианора, я сейчас сорву с тебя это платье...
Её сердце замерло на мгновение от этой простоты и силы в его голосе. Она почувствовала одновременно и тепло, и напряжение, и понимание, что его внимание — исключительно её.
Элианора резко отстранилась от него, слегка отступив к середине примерочной, словно возвращаясь в реальность. Она провела рукой по волосам, поправила платье и, сквозь легкое дыхание, сказала:
— Теодор, нам нужно идти... мы в примерочной!
Теодор на мгновение замер, как будто только сейчас понял, что они действительно в публичном месте, и слегка улыбнулся, чуть скосив глаза.
— Да, — сказал он тихо, чуть насмешливо. — Ты права.
Он отпустил её талию, но взгляд всё ещё оставался прикованным к ней, словно не мог оторваться. Элианора бросила короткий, почти раздражённый взгляд, но в уголках губ проблеснула улыбка — её смущение смешивалось с какой-то внутренней игривостью.
Теодор вышел из примерочной, оставив Элианору наедине с зеркалом и платьями. Его фигура исчезла из поля зрения, но чувство его присутствия всё ещё висело в воздухе, как лёгкий шёпот на коже.
Элианора медленно сняла выбранное платье, ощущая на себе каждую ткань, каждую деталь, словно примеряя не только наряд, но и внутреннее состояние. Она вздохнула, поправила свитер и джинсы, застегнула пальто и шарф, осторожно распуская волосы, которые слегка спутались после примерки.
Элианора и Теодор вышли из магазина, неся аккуратно упакованные пакеты с черным платьем, туфлями на каблуке и маской, которая обещала сделать образ ещё более загадочным. Улица Хогсмида встречала их холодным осенним воздухом, лёгкий ветер трепал волосы Элианоры, а запах пряностей и свежих булочек заполнял пространство вокруг.
Теодор, шагая рядом, бросил тихо, с лёгкой насмешкой на губах:
— Элианора, когда-нибудь я действительно не сдержусь.
Элианора на мгновение остановилась, приподняла бровь и усмехнулась, чувствуя, как в груди слегка учащается пульс от его слов:
— Пошли давай, — сказала она, её голос был лёгким и уверенным, но с ноткой вызова, — мне ещё кое-что нужно.
Она обвела взглядом улицу, словно проверяя, что никто не следит, и они продолжили идти вперёд, пакеты в руках слегка болтаясь от шагов, а воздух вокруг будто заряжался предчувствием предстоящего бала и её хитроумного плана.