36 глава.
Третий день оказался для Элианоры невыносимым. Ломка, накатывающая волнами, будто выжимала её изнутри, лишая сил и терпения. Она сидела на диване, вытянув ноги и безвольно уронив голову на спинку. Всё вокруг раздражало — и тиканье часов, и солнечные полосы на полу, и даже собственное дыхание. Ни книги, ни разговоры, ни редкие шутки Теодора не могли отвлечь её от жгучего желания достать хоть одну таблетку.
— Как же трудно... — выдохнула она почти беззвучно, сжав пальцы до побелевших костяшек.
Рядом в кресле сидел Теодор, наблюдая за ней с той самой спокойной, но тяжёлой внимательностью, от которой хотелось то злиться, то благодарить. Он крутил в пальцах сигарету, но не зажигал, будто понимал, что сейчас её это выведет.
Драко стоял у окна, скрестив руки на груди. Его лицо оставалось холодным, но взгляд то и дело скользил к Элианоре — резкий, оценивающий, будто он ждал, что она вот-вот сорвётся.
В комнате витало напряжение: тишина была гулкой, словно сама жила своей жизнью.
Элианора судорожно перебирала пальцами подол пледа, будто ткань могла заменить таблетки. Её глаза метались по комнате, зацепляясь за каждую мелочь, но ничего не приносило облегчения.
— Скучно, чёрт возьми... — пробормотала она и, откинувшись назад, закрыла глаза.
— Могу книжку почитать, — лениво отозвался Теодор, подкинув в ладони зажигалку. — Или рассказать, как я однажды чуть не взорвал кабинет Зельеварения.
Элианора открыла глаза и бросила на него раздражённый взгляд:
— Тео, от твоих историй у меня только хуже.
Он ухмыльнулся и всё же щёлкнул зажигалкой, будто проверяя её терпение.
— Значит, ты ещё можешь злиться. Уже неплохо.
Драко резко оторвался от окна:
— Ты издеваешься? Она едва держится на ногах, а ты ещё подкалываешь.
— А что мне, нянькой рядом прыгать? — Тео поднял брови, глядя на него. — Думаешь, если я буду петь ей колыбельные, ломка пройдёт?
Драко сжал губы, сдерживая резкий ответ. Его серые глаза метнули на Элианору короткий взгляд — полный злости и тревоги вперемешку.
Она, заметив это, усмехнулась и тихо сказала:
— Перестаньте.
Элианора резко поднимает ладони к лицу, прячет глаза в тёплых ладонях, зубы сжаты. Через пару секунд голос срывается — хриплый, почти дитяний:
— Чёрт, Нотт... дай мне хоть одну, пожалуйста. Одна глупая таблетка. Пожалуйста. Мне ужасно плохо.
Тишина режет воздух. Теодор отводит взгляд на секунду, потом медленно возвращает глаза к ней; в зрачках — не жестокость, а расчёт и усталость.
— Снежинка, — говорит он тихо, ровно, будто выбирает слова, — я не дам тебе этого.
Элианора рывком откидывает руки от лица, в глазах блестят слёзы, губы дрожат:
— Ты не понимаешь, — выдыхает она. — Ты не знаешь, как это. Я умру сейчас, если не приму.
Драко резко вскакивает с места, шаг делает в её сторону, голос режет:
— Это что за бред? Ты хочешь, чтобы я стоял и смотрел, как ты себя убиваешь?
Теодор встаёт тоже, сухо:
— Ты не умрёшь за пять минут. Но если я дам тебе одну, завтра ты попросишь две. Мы договорились держать тебя под контролем — не для того, чтобы смотреть, как ты себя губишь, а чтобы вытянуть.
Элианора рычит от злости и боли одновременно, слёзы катятся по щекам:
— Я сама справлюсь! — кричит она. — Я сама! Дайте мне — я верну, я поклянусь!
Её хватит отчаяния настолько силён, что в комнате на секунду все замирают: Драко сжат кулаками, Теодор побелевшие линии челюсти. Потом Теодор шаг вперёд, спокойно, но твёрдо. Он берёт её за плечи, удерживает, чтобы она не вырвалась.
— Послушай меня, — шепчет он, глаза будто светлеют. — Если ты сорвёшься сейчас, это не спасёт. Это только сделает хуже. Моя обязанность — остановить тебя. Я не позволю тебе вернуться в это.
Элианора бьётся в его хватке, губы шепчут: «Я ненавижу тебя», но в голосе — не ненависть, а мольба. Драко стоит рядом, дыхание громкое, но молчит; у него в руках её пакет с вещами, пальцы сжаты до боли.
— Тогда сделай что-нибудь, — рявкнула она, голос обрывается. — Сломай меня, если хочешь! Только дай таблетку!
Теодор крепче сжал её плечи, так что она вздрогнула, и в его голосе появилась железная твёрдость:
— Я не ломаю тебя. Я держу тебя.
— Дай мне.. — Элианора сорвалась на крик, голос срывался, охрипший, но пронзительный. Она пыталась вырваться из его хватки, била ладонями по его груди.
— Нет, — Теодор сказал твёрдо, не повышая голоса, но пальцы его сжались сильнее. — Сколько бы ты ни орала, я не дам.
— Ты ничего не понимаешь! — она почти захлебнулась от крика. — Я сдохну, Тео, я сдохну! Ты хочешь на это смотреть?!
— Я уже смотрю, — его голос был ледяным. — И именно поэтому не позволю.
Элианора ударила кулаками ему в грудь, глаза полные ярости и слёз:
— Ты хуже моего отца! Думаешь, лучше знаешь, что мне нужно?! Ты хочешь меня контролировать, как он?!
Теодор дёрнул головой, в глазах вспыхнул гнев:
— Мерлин, успокойся ты! Если бы я хотел тебя контролировать давно бы запер в комнате. Я лишь хочу, чтобы ты не сдохла от этих таблеток, глупая упрямица.
— А я хочу, чтоб хоть раз ты сделал то, что прошу! — она почти визжала, голос срывался на истерику.
— Хватит! — резко вмешался Драко. Он подошёл ближе, встал между ними, руки раздвигая обоих. Его голос не был громким, но пробивал воздух, как сталь.
Элианора обернулась к нему, слёзы текли по щекам:
— Ты тоже?! Ты тоже против меня?!
— Я — за тебя, — Драко смотрел прямо в её глаза, безжалостно спокойно. — Но я не позволю тебе снова полезть в яму, из которой мы тебя вытаскиваем. Таблетка не спасёт, Элианора. Она просто отложит боль на пару часов и убьёт тебя медленнее.
Она дёрнулась, словно хотела что-то сказать, но Драко продолжал, голос становился твёрже:
— Ты думаешь, мы мучаем тебя, запрещая? Нет. Мы держим тебя, потому что ты сама не держишь себя. Мы с Тео не твои враги. Мы — твоя последняя чёртова защита.
Элианора задыхалась, всхлипывая, пальцы дрожали. Она посмотрела сначала на Драко, потом на Теодора, и в её взгляде смешались ненависть, боль и отчаянная просьба.
— Я... не смогу, — прошептала она. — Не смогу без них.
Теодор шагнул к ней, но уже мягче. Его голос сорвался с привычной холодной ноты на почти шёпот:
— Сможешь. Потому что я рядом. И потому что он рядом.
Драко коротко кивнул, подтверждая.
Теодор резко наклонился к Элианоре, его глаза сузились, голос зазвучал низко, почти сдавленно, но в каждом слове чувствовался холодный расчёт:
— Посмотри на себя, Нора. Ты ослабла. Таблетки сделали из тебя тень самой себя. Неужели ты не видишь? — он кивнул в сторону её дрожащих рук. — Ты даже эмоции перестала прятать, всегда такая аккуратная, а сейчас рыдаешь, словно ребёнок. Думаешь, так ты сможешь осуществить свой план?
Он выдержал паузу, а потом ударил в самое больное:
— А что бы сказал твой отец, если бы увидел тебя в таком виде?
— Хватит! — Драко резко шагнул вперёд, голос его стал напряжённым, чуть сорванным. — Не неси этот бред, Теодор. Ты только сильнее загоняешь её в угол.
Но Теодор не отступил, наоборот, его слова зазвучали резче, жестче:
— Нет, Драко, я прекрасно знаю, что говорю. — Он снова посмотрел на Элианору, как хищник на добычу. — Если ты продолжишь сидеть на наркотиках, Элианора, ты проиграешь. Как побитая собака, выброшенная на улицу. Ты не докажешь ни мне, ни себе, ни кому-либо ещё, что ты сильная. Все будут видеть в тебе лишь тряпку.
Он шагнул ближе, его голос стал холоднее, почти шепотом, но от этого каждое слово резало сильнее:
— И знаешь, чем всё закончится? Волдеморт победит. И ты останешься служить ему всю жизнь, прекрасно понимая: это тот самый человек, который убил твою мать.
— Замолчи, Теодор! — сорвался Драко, его голос пронзил комнату, почти крик.
Но Элианора не услышала их ссоры. Её взгляд дрогнул, застыл где-то в пустоте. Слова Тео зацепили глубже, чем она хотела признать даже себе.
Элианора слушала, сжимая руками виски, готовая сорваться, закричать, разбить что-то об пол. Но последние слова Теодора ударили больнее, чем она могла вынести. Волдеморт. Мать.
Она резко замолкла. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только её тяжёлым дыханием. Медленно, почти механически, она подняла взгляд. Холодный, отстранённый — будто в ней что-то щёлкнуло, переклинило.
Она смотрела то на Теодора, то на Драко, и в этот миг внутри неё впервые прорезалось ясное, отрезвляющее осознание: если она не выкарабкается из этого ада, если останется слабой — она действительно проиграет.
Лицо её разгладилось, слёзы исчезли так же резко, как появились. На смену пришла жёсткость.
Драко и Теодор переглянулись. Взгляд Драко был настороженным, будто он не до конца понимал, что произошло, но чувствовал — что-то переломилось. Теодор, напротив, смотрел пристально, почти испытующе, как будто именно этого ждал.
Элианора сидела прямо, её дыхание стало ровнее. Лицо, недавно искажённое слезами и мольбой, теперь застыло в холодной маске. Глаза, сухие и блестящие, были ледяными, и в них не осталось ни капли той отчаянной девчонки, что минуту назад умоляла о таблетке.
— Я поняла. — повторила она твёрже, и её голос уже не дрожал.
В её словах не было пафоса, лишь голая решимость, от которой по спине пробежал мороз.
— Вот так ты мне нравишься больше.— произнесь Теодор
Драко, сжав губы, резко отвернулся к окну. Его плечи были напряжены, но в глубине серых глаз мелькнула тень облегчения: он видел, что истерика отступила, хотя и не знал, какой ценой.
Элианора провела ладонью по лицу, стряхивая остатки слабости, и вдруг, словно между делом, произнесла:
— Мне нужно платье к балу. И... нужно поговорить с Воландемортом.
В её голосе вновь прозвучала сталь, а во взгляде мелькнул тот самый огонёк, по которому Теодор узнавал её настоящую. Уголки его губ дрогнули, и он позволил себе лёгкую, почти довольную улыбку, словно после долгой борьбы наконец увидел знакомую искру.
— Можем сегодня наведаться в Хогсмид, — сказал он с ленивым азартом. — Подберём тебе платье. А потом — к Воландеморту.
Элианора вскинула голову, глаза блеснули. Она произнесла твёрдо, почти с вызовом:
— Сначала к Воландеморту. Вдруг меня вообще не возьмут на это задание. Зачем тогда платье?
Теодор тихо хмыкнул, будто именно такого ответа и ждал, а Драко, стоявший у окна, медленно обернулся, пристально глядя на неё. В его взгляде смешались настороженность и что-то вроде уважения: он видел, что Элианора возвращает себе контроль.