35 глава.
Новый день под присмотром.
Утро в поместье выдалось тихим. Сквозь плотные шторы пробивался мягкий свет, окрашивая комнату в золотистые оттенки. Элианора медленно открыла глаза, чувствуя усталость, но вместе с тем — редкое спокойствие.
Рядом с ней лежал Теодор. Его дыхание было ровным, глубоким, кудри беспорядочно рассыпались по подушке, а губы чуть приоткрылись во сне. Он выглядел иначе, чем обычно: не холодным, не отстранённым — почти уязвимым.
Элианора повернулась на бок, подперев голову рукой, и какое-то время просто смотрела на него. Её взгляд скользил по линии скулы, по чуть дрогнувшим ресницам, по рукам, которые во сне казались менее жесткими, чем наяву.
Она едва заметно улыбнулась. В такие моменты ей казалось, что весь мир снаружи исчезает: нет отца, нет войны, нет ломки и таблеток — только этот странный покой и он рядом.
Пальцы невольно потянулись к его волосам, словно хотелось коснуться, но она остановилась в сантиметре, испугавшись, что он проснётся и поймает её на этой слабости.
Но Теодор шевельнулся, его плечи напряглись, и веки дрогнули. Он начал медленно приходить в себя.
Теодор слегка пошевелился, нахмурил брови, будто боролся с желанием ещё поспать. Потом глубоко вдохнул, губы дрогнули, и он открыл глаза. Несколько секунд он моргал, привыкая к свету, а затем его взгляд наткнулся на Элианору.
Она не успела отвернуться — их глаза встретились. Её сердце болезненно кольнуло: будто он поймал её за чем-то запретным.
Теодор прищурился, лениво, сонно, и уголки его губ чуть приподнялись.
— Ты давно на меня так смотришь? — хрипло, сипловато спросил он утренним голосом.
Элианора быстро отдёрнула руку, словно её поймали на краже, и выдавила насмешку:
— Не льсти себе, Нотт. Я просто проверяла, дышишь ли ты.
Он усмехнулся, качнув головой и не отводя взгляда.
— Ну, теперь ты точно знаешь, что дышу, — произнёс он тихо, почти шепотом, и медленно протянул руку, запутавшись пальцами в её волосах.
Её лицо вспыхнуло, но она попыталась сохранить холодную маску.
Теодор приподнялся на локте, волосы упали на его лоб, а глаза смотрели прямо в неё — без привычной холодности, без колких слов. Взгляд был слишком тёплым, слишком внимательным.
Элианора сжала пальцы в кулак, будто хотела оттолкнуть его или хотя бы удержать себя от того, чтобы потянуться навстречу. Но тело предало её: дыхание стало неровным, сердце колотилось так, что она боялась, что он это услышит.
Теодор медленно провёл пальцами по её щеке, задержавшись у подбородка.
— Холодная, — тихо произнёс он, — но только снаружи.
Он склонился ниже, и его губы почти коснулись её виска, потом скользнули к уху. Его дыхание обожгло кожу.
— Я всё равно знаю, как ты дрожишь.
Элианора резко повернулась к нему, собираясь что-то язвительное сказать, но он не дал ей — его губы накрыли её губы. Поцелуй вышел мягче, чем вчера — не злой, не жёсткий. Теплый, тягучий, будто он никуда не спешил.
Она замерла на секунду, но вместо того чтобы оттолкнуть, сама потянулась ближе, зацепившись рукой за его рубашку.
Теодор чуть усмехнулся сквозь поцелуй, чувствуя её ответ, и прошептал едва слышно:
— Вот и вся твоя ненависть.
Элианора улыбнулась — тонко, почти незаметно, будто сама себе, и снова опустилась на подушку. Глаза её уставились в потолок, в узоры теней от утреннего света, а губы дрогнули, сложившись в слова:
— У меня ломка, Тео...
Голос прозвучал хрипло, словно сорванный ночными криками или слишком долгим молчанием. Она не смотрела на него — боялась встретить его взгляд, боялась увидеть в нём жалость или злость. Ей хотелось казаться сильной, но тело предавало: лёгкая дрожь пробегала по пальцам, виски стягивало, в груди гулко билось сердце.
Теодор медленно повернулся на бок, смотря на неё. Его глаза были спокойными, но слишком внимательными, будто он видел всё то, что она пыталась скрыть.
— Я знаю, — тихо ответил он, и в голосе не было ни осуждения, ни насмешки. Только усталое понимание.
Теодор какое-то время молчал, будто обдумывал её слова. Потом протянул руку и, не дотрагиваясь, чуть приблизил пальцы к её щеке — как будто проверял, не оттолкнёт ли.
— Переживёшь, — тихо сказал он. — Со мной легче будет. Не таблетки нужны, Элианора. Ты сама сильнее, чем думаешь. Просто... дай себе время.
Она повернула голову и встретилась с его взглядом. Он не отвёл глаз, и в этом упорстве было что-то новое — не привычная холодность, а странная забота, почти нежность.
Теодор вдруг усмехнулся уголком губ и добавил так буднично, словно между прочим:
— И зови меня так почаще...
Элианора нахмурилась, не сразу поняв, о чём он.
— Как? — спросила она настороженно.
Он чуть склонил голову, кудри упали на глаза, и в голосе мелькнула мягкость, которой она раньше не слышала:
— Тео.
Слово повисло в воздухе, словно испытание.
Элианора прищурилась, будто хотела разглядеть в нём скрытый подвох. Потом медленно улыбнулась, насмешливо, но мягко:
— Тео, значит?.. Ну ладно. — произнесла она с таким видом, будто делала одолжение.
Она снова уткнулась в подушку, но уголки губ всё ещё тянулись вверх.
Теодор чуть заметно усмехнулся, будто удовлетворённый её ответом.
Элианора с тихим вздохом перевернулась на бок, прижимая к себе подушку, как будто это была последняя опора во всём мире. Глаза её ещё немного сонные, ресницы слиплись, волосы растрёпаны — и в этом было что-то по-настоящему живое.
Теодор, не открывая толком глаз, нащупал рукой пачку сигарет на тумбочке. Сел на край кровати, зевнул, потянулся и щёлкнул зажигалкой. Дым лениво пополз по комнате.
Элианора, уткнувшись носом в подушку, пробормотала сквозь сонное недовольство:
— Даже утром?
— А ты что хотела? — он выдохнул дым и скосил взгляд на неё. — Это моё «доброе утро».
Она прищурилась, чуть приподнялась на локте и лениво протянула руку:
— Дай сюда.
Он хмыкнул, сделал ещё одну затяжку и протянул ей сигарету, глядя, как она осторожно берёт её кончиками пальцев.
Элианора затянулась, закашлялась и засмеялась, будто сама над собой.
— Чёрт, как будто в первый раз... — прошептала она, снова вцепляясь в подушку.
Теодор наблюдал за ней, слегка склонив голову, с той самой полуироничной теплотой.
— С каких пор тебе стали нравиться мои сигареты, Нора?
Он специально выделил её имя, чуть тянул слова, будто проверяя её реакцию.
Элианора, уткнувшись в потолок, фыркнула:
— Не льсти себе. Просто других нет.
Но даже в её голосе проскользнуло нечто мягкое, и от этого «Нора» зазвучало ещё громче.
Элианора, не отводя взгляда от потолка, нахмурилась и тихо спросила:
— Драко ведь ушёл?
Теодор, сидя у изголовья, сделал медленную затяжку. Дым лениво поднялся вверх, клубами растворяясь в утреннем воздухе. Он кивнул, не сразу отвечая, будто хотел дать ей немного времени на осознание.
— Ушёл, — наконец сказал он спокойно. — Вернётся скоро... с информацией, что там в Малфой Мэноре происходит.
В комнате воцарилась короткая пауза — слишком тихая, наполненная только их дыханием и тлеющим сигаретным дымом.
Элианора медленно повернула голову, скосив взгляд на сигарету в пальцах Теодора. Губы у неё пересохли, и она едва заметно облизнула их, будто это могло унять нарастающую жажду.
Тонкая дрожь прошла по её руке, когда она протянула её к нему — неловко, словно чужая конечность. Пальцы чуть подрагивали, выдавая ломку, которую она изо всех сил пыталась скрыть.
— Дай... — хрипло выдохнула она, и голос её прозвучал так, будто каждый звук царапал горло.
Теодор опустил взгляд на её руку, задержавшись на дрожащих пальцах. В его лице мелькнуло что-то болезненно-тёплое, смесь сочувствия и жёсткости, как у человека, который готов дать, но знает цену слабости.
Теодор чуть прищурился, заметив, как её дрожащие пальцы всё ближе тянутся к сигарете. Но вместо того чтобы уступить, он лениво отстранил руку, поднимая сигарету чуть выше и делая новую затяжку — медленно, демонстративно.
— Не всё так просто, Нора, — протянул он с кривой усмешкой, выпуская дым в сторону.
Элианора раздражённо фыркнула. Дрожь в теле только сильнее раздражала её, и в какой-то момент она резко подалась вперёд. Поднявшись, почти повалила его на подушки, залезла сверху и упёрлась ладонями в его грудь.
— Отдай, — прохрипела она, наклоняясь ближе, так что их дыхания почти смешались.
Теодор не шелохнулся — только ухмылка стала шире. Сигарета по-прежнему была зажата в его пальцах, чуть в стороне, будто нарочно выставленная приманка. Его спокойствие выводило её из себя ещё сильнее, чем ломка.
Элианора резко рванулась за сигаретой, пальцы едва не коснулись фильтра, но Теодор мгновенно отдёрнул руку в сторону. Она зашипела от злости и вжалась сильнее в его грудь, волосы упали на его лицо.
— Тео, — прошипела она сквозь зубы, — не издевайся.
Он смотрел на неё снизу вверх, глаза чуть прищурены, губы изогнуты в едва заметной ухмылке. Он специально держал сигарету чуть выше её головы, так, что ей приходилось почти прижиматься к нему всем телом, чтобы дотянуться.
— Ты меня просишь или требуешь? — его голос был ленивым, но в нём сквозило насмешливое тепло.
Элианора сжала зубы, резко схватила его за запястье и попыталась вырвать сигарету. Теодор позволил пальцам ослабнуть ровно настолько, чтобы она почти почувствовала победу — но тут же легко перехватил её кисть и прижал к своей груди.
— Горячая какая, — тихо выдохнул он, глядя прямо в её глаза. — А ради чего? Ради отвратительной шоколадной сигареты?
Она дёрнулась, сжав губы, и снова попыталась дотянуться второй рукой. Но он с лёгкостью перехватил и её, удержав обе её руки у себя на груди. Теперь она буквально нависала над ним, дыхание рваное, глаза полные злости и упрямства.
Теодор смотрел на неё снизу — глаза Элианоры метали искры, дыхание сбивалось, руки пытались вырваться из его удержания. На её лице — злость, усталость, ломка, и в то же время что-то ещё, что он прекрасно умел читать в её взгляде.
Он внезапно разжал её запястья и, прежде чем она успела воспользоваться этим, резко поднял руки к её лицу. Его ладони мягко, но настойчиво обхватили её щеки, большие пальцы скользнули к скулам. Элианора замерла, прикусив губу, будто хотела что-то сказать, но не успела.
Одним движением он перевернул их, заставив её оказаться под ним. Волосы Элианоры рассыпались по подушке, глаза расширились, а губы приоткрылись от неожиданности.
И прежде чем она смогла что-то ответить или снова дернуться за сигаретой, Теодор накрыл её губы своими. Поцелуй был резким, властным, но не жестоким. В нём чувствовалась вся его сдержанная злость и нежность одновременно. Элианора на миг застыла, но вскоре её руки, только что сопротивлявшиеся, потянулись к его плечам, будто сдаваясь этому моменту.
Теодор медленно отстранился, оставив на её губах лёгкий привкус сигареты и тепла. Взгляд его всё ещё был цепким, будто он пытался прочитать каждую её мысль. Но вместо слов он протянул ей зажатую в пальцах сигарету.
— На, — тихо сказал он, позволяя ей взять её.
Элианора лениво вытянула руку, забрала сигарету и усмехнулась сквозь дым, будто ни о чём не заботилась, хотя глаза её всё ещё горели после поцелуя.
Теодор поднялся с кровати, движения его были размеренными и спокойными, словно он хотел спрятать всю ту бурю, что только что бушевала в нём. Он натянул футболку через голову, пряча худое тело, на котором едва заметно перекатывались мышцы.
— Попрошу эльфа сделать завтрак, — сказал он обыденно, поправляя ткань на плечах. Его голос был чуть хриплым, будто он ещё не до конца пришёл в себя. — Долго не лежи. Скоро Драко придёт.
Он бросил на неё короткий взгляд поверх плеча — тёплый, но строгий, — и направился к двери.
Элианора уставилась ему в спину, медленно выдыхая дым. Щёки всё ещё горели от его поцелуев, а теперь он, словно ничего и не было, просто натянул футболку и заговорил о завтраке.
Её будто обдало холодом.
— Серьёзно?.. — пробормотала она себе под нос, прищурившись.
Сигарета дрожала в её пальцах, но уже не от ломки — от раздражения. Он поцеловал её так, будто мир рушился, будто в ней было всё, что ему нужно, а теперь стоит спокойно и говорит о завтраке, о Драко, словно она для него обычная гостья в доме.
Элианора откинулась на подушки, резко затянулась и выпустила густое облако дыма к потолку. На лице мелькнула кривая усмешка, горькая и обиженная.
— Вот так всегда, — прошептала она едва слышно, закатывая глаза.
Элианора резко села, сбросив одеяло, и, скривившись от ломоты в теле, поднялась с кровати. Ноги будто налились свинцом, но злость гнала её вперёд. Она щёлкнула пальцами, туша сигарету в пепельнице, и поспешно натянула на плечи кардиган, который валялся рядом.
Шаги отдавались гулко по полу, когда она спустилась вниз. На кухне уже слышался тихий голос Теодора — он отдавал распоряжения эльфу, его тон был спокойным, деловым, почти отстранённым.
Элианора остановилась в дверях, сложив руки на груди, наблюдая за ним. Слишком спокойный, слишком невозмутимый, будто минуту назад не прижимал её к себе так, что у неё до сих пор дрожали губы.
— Ты серьёзно? — прохрипела она, привлекая его внимание. — Просто свалил?
Теодор медленно обернулся, так и не отпуская чашку, которую держал в руках. Его взгляд скользнул по ней — растрёпанные волосы, усталое лицо, слишком острые плечи под тонкой тканью кардигана. Он вздохнул, криво усмехнувшись:
— А что ты хотела, Нора? — его голос был низкий, усталый, но твёрдый.
Он поставил чашку на стол и шагнул к ней ближе.
— Если хочешь злиться — злись, — продолжил он спокойно. — Но ты сама должна понять: мне нужно, чтобы ты хоть иногда ела, а не только травилась сигаретами и таблетками.
Он чуть склонил голову, глядя прямо ей в глаза, и уголок его губ дёрнулся, как будто он боролся между усмешкой и раздражением.
Элианора закатила глаза, резким движением откинула прядь волос за плечо и прохрипела, голосом, в котором звучало раздражение, смешанное с усталостью:
— Ой да при чём здесь завтрак? — она бросила в его сторону, скрестив руки на груди. — Я бы в любом случае поела.
Она шагнула ближе, уперлась ладонью в спинку ближайшего стула и чуть наклонилась вперёд, будто готовая уколоть его сильнее.
— Ты просто прервал момент, Тео, — её глаза сузились, в них мелькнуло что-то колкое и уязвлённое. — Свалил, как будто это было важнее.
Она выпрямилась и отвернулась, поджав губы, словно боялась, что голос дрогнет, и тогда он заметит, насколько на самом деле её задел его уход.
Теодор остановился посреди кухни, скользнул по ней взглядом, и уголки его губ чуть дрогнули. Он затянул паузу — специально, будто наслаждаясь её вспышкой раздражения, — и только потом усмехнулся, тихо, лениво:
— Значит, момент, да? — протянул он с лёгкой насмешкой, наклоняя голову. — Интересно... я, оказывается, умею прерывать то, что тебе нравится.
Он сделал пару шагов ближе, опираясь ладонью о край стола, так что расстояние между ними стало почти неуловимым. Его глаза блеснули игриво-холодным светом.
— Ты хочешь продолжить тот поцелуй?
Он улыбнулся чуть шире, глядя на неё так, будто дразнил, испытывал её терпение.
Элианора дернула уголком губ, изобразив насмешливую усмешку, хотя в глазах у неё мелькнула искра смущения.
— Мерлин, Тео, — протянула она, скрестив руки на груди, — не льсти себе. Думаешь, я ночами не сплю, мечтая продолжить твои поцелуи?
Она сделала шаг ближе, почти вплотную, её голос зазвучал тише.
— Но если уж ты сам так спрашиваешь... значит, не я одна об этом думала?
Её брови приподнялись, взгляд скользнул по его губам, и она едва заметно улыбнулась, как будто специально провоцировала его.
Он смотрел на неё всего пару секунд — и этих секунд хватило, чтобы в глазах Теодора вспыхнуло то самое опасное выражение, после которого Элианора понимала: отступать поздно.
Он резко схватил её за запястье, рванул к себе так, что их тела соприкоснулись.
Не дав ей времени на ответ, Теодор жёстко поцеловал её, не оставляя пространства для игры или иронии. Его ладонь скользнула к её затылку, удерживая, не позволяя отстраниться.
Элианора, вместо того чтобы оттолкнуть, только сильнее вцепилась пальцами в его футболку, чувствуя, как в груди рвётся то ли злость, то ли желание.
Когда он отстранился на секунду, его голос прозвучал низко, почти рыком:
— В следующий раз не пытайся меня дразнить, Снежинка.
Элианора, будто ничего не произошло, с лёгкой демонстративной усталостью закатила глаза и прошла к столу.
Она села на край стула, закинув ногу на ногу, и взяла со стола салфетку, даже не удостоив Теодора взглядом.
В этот момент маленький эльф бесшумно появился рядом, опустив голову и дрожащими руками поставил перед ней тарелку — тёплое блюдо, ещё источающее пар.
Элианора лениво повернула голову, посмотрела на еду, потом на эльфа и чуть приподняла бровь, словно проверяя, всё ли сделано идеально.
— Спасибо.
А потом взяла вилку, сделала первый укус и заметила, что Теодор всё это время смотрит на неё.
Элианора уставилась на тарелку, но каждый кусок казался ей тяжелым, словно камень. Она пыталась есть, но в горле всё застревало, желудок будто отказывался принимать пищу. Казалось, организм сам восставал против неё — еда была ему не нужна. Он требовал совсем другого. Таблетки.
Она опустила вилку, пальцы дрогнули. В голове стучало навязчивое: «Прими. Прими, и всё станет легче...»
Она провела рукой по лицу, как будто пытаясь стереть нарастающее отчаяние, и тихо выдохнула.
Теодор всё это время наблюдал, как она еле двигает вилкой по тарелке, и нахмурился.
Элианора сидела за столом, едва касаясь вилкой еды, будто просто перекладывала её с одного края тарелки на другой. Лицо бледное, губы пересохшие, взгляд стеклянный. Она так и не смогла проглотить ни кусочка — организм будто кричал изнутри: «Не это. Дай мне другое. Дай то, к чему я привык...»
Теодор, до этого молча наблюдавший за ней, медленно отложил сигарету в пепельницу и наклонился ближе. Его взгляд был внимательным, холодно-острым, но в то же время тревожным.
— Снежинка,— тихо произнёс он, почти шёпотомя
Элианора напряглась, пальцы сильнее сжали вилку, но она не ответила.
Теодор хотел продолжить, но вдруг в коридоре послышались шаги. Тяжёлые, уверенные. И уже через секунду в столовой появился Драко.
Он остановился на пороге, окинул взглядом картину: Элианора с пустым лицом и нетронутой едой, Теодор, наклонившийся к ней, и напряжение, что витало в воздухе.
Драко сделал пару шагов вперёд, его глаза тут же зацепились за тарелку перед Элианорой. Почти нетронутая еда, вилку она держала так крепко, словно боялась выпустить, а сама сидела, словно в тисках.
Он нахмурился и повернул голову к Теодору:
— Что с ней? — голос резкий, но под ним угадывалась тревога.
Элианора быстро отвела взгляд, будто хотела спрятать глаза. Теодор медленно поднялся со стула, выпрямился и, затягиваясь, ответил слишком спокойно:
— Она просто не голодна.
— Не голодна? — Драко шагнул ближе, и его тон стал резче. — Издеваешься?
Взгляд его скользнул по дрожащим пальцам Элианоры, по её бледности.
— Сколько ты уже не ела нормально? — тихо спросил он, обращаясь уже к ней.
Элианора только сильнее сжала вилку и выдавила с усмешкой, в которой больше было защиты, чем настоящего флирта:
— Ты что, решил меня на допрос посадить, Драко?
Драко резко бросил взгляд на Теодора, глаза сверкают раздражением:
— Какого хера ты не следишь за ней так, как надо? — голос прозвучал громче, чем он хотел.
Теодор лениво выдохнул дым, опёрся локтем о спинку стула и, не спеша, отозвался:
— Ты че вскипятился? Мне что, эти куски в рот ей совать? — интонация нарочито спокойная, почти насмешливая.
Элианора сидела между ними, её губы дрогнули в полуулыбке — как будто происходящее было спектаклем для неё одной.
Драко сжал кулаки, его голос стал низким, колючим:
— Ты сам взял ответственность за нее.
Элианора наконец оторвалась от тарелки, толкнула вилку в сторону и, склонив голову, усмехнулась:
— Что за цирк вы устроили? Я сейчас действительно подумал, что вам не наплевать на меня.
Она обвела их взглядом: сначала Драко — напряжённый, сжатый, будто готов сорваться, потом Теодор — тот даже не шелохнулся, лишь уголок губ дёрнулся в улыбке.
— Расслабьтесь, — добавила она с демонстративной ленцой. — Я ещё не настолько беспомощна, чтобы помереть над тарелкой.
Элианора лениво повела плечом, словно сбрасывая напряжение, и, скривив губы в полуулыбке, перевела разговор:
— Драко, лучше расскажи, что там у нас в Малфой Мэноре?
Малфой помедлил, но всё же заговорил сухо, будто каждое слово отдавалось у него внутри камнем:
— Грядёт какой-то бал. Празднество или приём... Но для нас это лишь предлог. Пожиратели собираются явиться туда и устроить резню.
Элианора приподняла брови, в глазах мелькнул озорной огонёк:
— Бал... звучит заманчиво. Что ж, у меня появился стимул поскорее встать на ноги. Хочу развлечься. Когда это?
Драко мрачно сжал челюсть:
— Через неделю.
Теодор, сидевший чуть в стороне, откинулся на спинку стула и лениво усмехнулся, скользнув по Элианоре взглядом, в котором сквозило насмешливое тепло:
— Интересно будет понаблюдать, как ты в платье попытаешься устроить засаду...
Он сделал паузу, будто нарочно смакуя картину в своей голове, и едва заметно качнул головой. В уголках губ играла ухмылка, но глаза выдали больше — смесь иронии и какой-то скрытой заботы.