19 глава.
Элианора закрыла за собой дверь, задержав дыхание на секунду, словно боялась, что скрип петель разбудит весь дом. Тени от рассвета уже мягко ложились в коридоре, воздух казался прохладным и неподвижным. Она шагнула босыми ногами на холодный пол, поправила капюшон мантии, чтобы скрыть лицо, и медленно пошла вниз по лестнице. Каждое её движение было отточено — лёгкое, осторожное, как у человека, который больше не хотел, чтобы его заметили.
На первом этаже царила полутьма, редкий свет пробивался через узкие окна. Она свернула в сторону холла, и тут заметила фигуру. Теодор. Он стоял, прислонившись плечом к стене, с задумчивым, почти отрешённым выражением лица. Его пальцы играли с зажжённой сигаретой, огонёк которой в полумраке мерцал, как крохотная искра.
Элианора попыталась пройти мимо, но внезапно его рука метнулась вперёд и крепко схватила её за запястье. Тепло его ладони и резкость движения заставили её резко остановиться.
— Ты как? — тихо, но неожиданно серьёзно спросил он.
Элианора опешила. Несколько секунд она смотрела на него, не понимая, откуда в его голосе взялась эта мягкость. Словно не Тео, её вечный соперник, а кто-то чужой заглянул в её душу. Но тут же в ней вспыхнула защита.
Она резко выдохнула, вырвав запястье из его руки, и фыркнула:
— Не делай вид, что тебя и вправду это интересует.
Слова прозвучали колко, как нож, и отрезали между ними всё, что могло бы стать началом разговора.
Тео чуть прищурился, затянулся сигаретой и, выпуская дым, тихо усмехнулся — но в этой усмешке было больше горечи, чем насмешки.
Теодор задержал на ней взгляд чуть дольше обычного, будто пытался рассмотреть за этой колкой маской хоть тень её настоящих эмоций. Его губы дёрнулись в кривой усмешке, но глаза оставались тёмными и серьёзными.
Он сделал последнюю затяжку, бросил окурок на каменный пол и раздавил его каблуком.
— Знаешь, — медленно произнёс он, голос его был низким, почти шёпотом, — ты можешь сколько угодно притворяться, что тебя это не задевает... что тебе плевать, кто рядом и кто пытается протянуть руку. Но... — он чуть склонил голову, в его взгляде мелькнуло что-то острое, словно вызов, — врать себе ты не умеешь, Элианора.
Теодор выпрямился, оттолкнувшись от стены, но уходить не спешил. Его глаза по-прежнему были прикованы к ней, будто он вызывал её на поединок не палочкой, а словами.
— В итоге ты сама не понимаешь, кого отталкиваешь — врагов или тех, кто мог бы стать ближе, — сказал он твёрдо, и на этот раз не собирался отступать.
Элианора стиснула зубы, прищурилась и резко ответила:
— Лучше уж оттолкнуть всех, чем дать кому-то шанс уничтожить меня. Я слишком хорошо знаю цену доверия.
Она шагнула к нему ближе, почти в упор, и прошептала холодно:
— Так что не строй из себя спасителя, Теодор. Я не из тех, кого нужно спасать.
Его губы тронула усмешка, но в глазах зажглось то самое странное пламя — смесь злости и интереса. Он не шелохнулся, не отступил, словно проверял, сколько она выдержит этого напряжения.
Элианора и Теодор стояли так близко, что в воздухе между ними можно было ощутить гулкое напряжение.
— Не из тех, кого нужно спасать? — его голос стал низким, насмешливым. — Вот только твои глаза орут об обратном.
Элианора фыркнула, но сердце болезненно дёрнулось.
— Ты ничего не знаешь обо мне. Даже пытаться не стоит.
— Ошибаешься, — прервал он резко, наклонившись чуть ближе, почти заглядывая в самую глубину её глаз. — Я знаю достаточно. Я видел, как ты смотришь на людей, которых сама же приговорила к смерти. Я видел, как ты держишься за маску, чтобы не разлететься на куски. Ты ненавидишь и себя, и каждого вокруг.
Элианора побледнела, но не позволила себе дрогнуть.
— А ты, Теодор? Ты ведь ничем не лучше. Ты играешь в хладнокровного и умного, а на деле ты такой же — гниёшь изнутри. Ты тоже одержим властью, как все они. Ты тоже хочешь понравиться Темному Лорду, стать выше других. Тебя это сожрёт, точно так же, как сожрало меня.
Его усмешка исчезла. Он смотрел на неё молча, долго, пока тишина между ними не стала почти невыносимой.
И вдруг, неожиданно, он произнёс тихо, но так, что её кольнуло в сердце:
— Может, поэтому я и не могу от тебя оторваться.
Элианора замерла. Внутри всё перевернулось — злость, растерянность, боль и что-то ещё, чего она сама себе не хотела признавать.
Элианора сжала кулаки, её голос дрожал от злости и усталости:
— Ты больной, Тео, — прошипела она, будто выплёвывая каждое слово. — Я не твоя слабость. И уж точно не твой якорь.
Она отвернулась, но он не отпустил её запястья, чуть сильнее сжав, заставив снова встретиться взглядом.
— И хватит следить за мной и за каждым моим движением, пытаясь понять меня. Ты никогда не поймёшь меня.
На губах Тео появилась кривая ухмылка. Он чуть склонил голову, и в его взгляде мелькнуло то самое — опасное, тянущее, будто игра, но в то же время слишком личное.
— Никогда? — протянул он, и его голос зазвучал мягче, почти шёпотом. — Знаешь, когда девушка так яростно кричит «никогда» — это обычно означает, что она боится, что кто-то всё-таки сможет.
Элианора нахмурилась, сердце дёрнулось, но она резко вырвала руку.
— Ты идиот, Нотт, — процедила она, делая шаг назад, но он, словно нарочно, наклонился ближе, так что между ними оставалось всего несколько сантиметров.
— Может быть, — шепнул он, и уголки его губ изогнулись.
Теодор замолчал, его взгляд на мгновение опустился на её губы, и что-то хищное мелькнуло в глазах. Элианора даже не успела отреагировать, как он резко дёрнул её за руку, развернув к стене.
Она вскрикнула от неожиданности и ударилась спиной о холодный камень. Его ладонь крепко прижала её запястье к стене, лишая возможности вырваться.
Теодор наклонился так близко, что она чувствовала его дыхание на коже. Его голос прозвучал низко, почти рыча:
— Вот так, — он усмехнулся, обжигая её взглядом. — Сейчас ты похожа на настоящую Элианору, а не на ледяную куклу.
Её сердце бешено заколотилось. Гнев и паника боролись с какой-то странной, неуместной дрожью внутри. Она попыталась вырваться, но он ещё сильнее прижал её руку, вторую опустив рядом с её лицом, блокируя отступление.
— Отпусти... — прошипела она, голос дрогнул, но в глазах всё ещё пылал вызов.
— Или что? — тихо усмехнулся Теодор, наклоняясь ещё ближе. — Ты закричишь? Поднимешь шум? Не поверю. Ты слишком боишься показать, что я задел тебя сильнее, чем ты готова признать.
Их лица разделяло уже почти ничего.
Её дыхание сбилось, но она упрямо молчала, вцепившись взглядом в его глаза. Теодор медленно склонился ближе, его голос звучал тягуче, почти шёпотом, но каждое слово резало её, как лезвие:
— Признай, Элианора... тебе нравится, когда я уделяю тебе внимание.
Она дёрнула запястьем, но он крепче прижал её к стене. В его глазах играла насмешка, но под ней пряталась тёмная искра, слишком опасная, чтобы её игнорировать.
— Ты так отчаянно пытаешься ненавидеть меня, — он наклонился к её уху, дыхание обожгло кожу, — только чтобы не разбить свою ледяную маску... и не показать свои истинные чувства.
Её сердце стучало в груди, гулко и больно. Она хотела закричать на него, ударить, но вместо этого замерла, не в силах оторвать взгляд.
Теодор скользнул глазами по её лицу и ухмыльнулся:
— Я знаю, что тебя тоже тянет ко мне. Мы мыслим одинаково. Мы двигаемся одинаково.
Он произнёс это так уверенно, будто утверждал неоспоримую истину.
Элианора хотела вырваться, но пальцы не слушались, словно он вытянул из неё всю силу. Его слова больно резали по внутренней стене, которую она так долго строила, и часть этой стены начала осыпаться прямо сейчас, под его пристальным взглядом.
Она открыла рот, чтобы сказать что-то язвительное, чтобы, как всегда, поставить его на место... но вместо слов сорвался лишь прерывистый выдох. Сердце колотилось так громко, что казалось — он слышит его удары.
Теодор уловил её заминку. Его губы тронула самодовольная, почти хищная улыбка. Он склонился ещё ближе, так, что расстояние между ними стало почти невыносимым.
— Вот видишь, — прошептал он, его голос звучал обволакивающе, — ты молчишь. Значит, я прав.
Её взгляд метнулся вниз, на его губы, и это было предательством её самой.
Он придвинулся ещё ближе, так что его дыхание обжигало её кожу. Между ними остались какие-то сантиметры — одно неловкое движение, и он бы коснулся её губ.
Элианора замерла. В груди всё перепуталось: злость, страх, предательское влечение. Она чувствовала, как её пальцы дрожат в его хватке.
Теодор чуть наклонил голову, его губы почти коснулись её — и в этот миг что-то внутри неё щёлкнуло.
— Нет! — выдохнула она, резко оттолкнув его обеими руками.
Он качнулся назад, но удержался, и в его глазах вспыхнул огонёк — смесь раздражения и интереса.
Элианора прижала ладонь к груди, словно пыталась унять бешеный ритм сердца.
— Никогда больше не смей так делать.
Её слова прозвучали твёрдо, но сама она знала: маска снова дала трещину, и он это заметил.
Теодор чуть приподнял бровь, глядя на неё так, будто её резкий отпор был для него лишь игрой. На губах появилась насмешливая ухмылка.
— Вот как? — протянул он тихо, — а я-то думал, ты смелее.
Элианора вскинула голову, стараясь, чтобы её лицо оставалось холодным, каменным. Только глаза выдавали внутренний шторм.
— Смелее? — прошипела она, скрестив руки на груди, будто отгораживаясь. — Ты просто жалкий самоуверенный ублюдок, который думает, что любое внимание к нему — это подарок судьбы.
Она шагнула ближе сама, глядя ему прямо в глаза.
— Слушай внимательно, Нотт. Ты для меня — ничего. Пустое место. И если ты ещё раз посмеешь прижать меня к стене, я тебе клянусь, я сломаю тебе руку так, что никакое зелье не спасёт.
Она говорила хладнокровно, будто каждое слово было острым лезвием.
Но Теодор не отстранился. Его глаза блеснули — будто её злость его только больше подзадорила.
— Именно поэтому ты мне и нравишься.
Элианора почувствовала, как к щекам прилила кровь, но удержала лицо холодным, словно мрамор.
— Иди к чёрту, Тео, — бросила она. — Я не твоя игрушка.
Её глаза сузились, голос зазвучал жёстко, с металлическими нотами:
— Не пытайся увидеть мои эмоции. Я знаю, что главная твоя цель — сломить меня. — Она почти плевала этими словами, будто они были ядом. — Думаешь, я не понимаю, что всё это — твоя игра? Что все твои ухмылки и провокации — лишь способ вытащить меня из равновесия и стать правой рукой Тёмного Лорда?
Теодор чуть наклонил голову, и уголок его губ медленно дрогнул в усмешке. Он не спорил. Не отрицал. Он позволил её обвинению повиснуть в воздухе — и этим лишь усилил напряжение.
— Может быть, — тихо произнёс он, скользнув взглядом по её лицу. — А может, я просто хочу, чтобы твоя маска наконец треснула. Чтобы увидеть, какая ты на самом деле.
Он приблизился ещё сильнее, их дыхания почти смешались.
— И, признаюсь, Ли, — голос стал чуть ниже, теплее, — меня чертовски заводит, что ты всё ещё пытаешься держать эту холодность, вместо того чтобы признать очевидное.
Элианора резко выпрямилась, с силой оттолкнув его грудь так, что между ними образовалось пространство. Её глаза метнули холодный, почти ледяной взгляд:
— Очевидное? — процедила она. — Очевидное в том, что ты — жалкий игрок, Нотт. Ты тратишь силы на то, чтобы сломить меня, потому что сам слишком слаб, чтобы победить честно.
Она поправила капюшон, будто ставя невидимую стену между ними, и добавила ещё тише, но с такой сталью в голосе, что каждое слово звучало как заклинание:
— Запомни, Теодор. Я не твоя цель. Я твой приговор.
И не дожидаясь ответа, развернулась и быстро пошла по коридору, её шаги отдавались гулким эхом, оставляя после себя лишь запах табака и ощущение ледяного холода.
Теодор остался стоять, чуть усмехнувшись, но в глазах мелькнула тень раздражения.
***
Ночь накрыла особняк тихой, вязкой тишиной. Тёмные коридоры были пусты, лишь редкие шаги скользили по полу где-то вдали. Элианора осторожно поднялась по лестнице, стараясь не издавать ни единого лишнего звука. Дверь её комнаты закрылась за спиной мягким щелчком.
Сняв мантию, девушка села у окна. Лунный свет ложился на её лицо, подчеркивая усталость и тревогу. Она смотрела на сад, скрытый в полумраке, и в тишине слушала, как за стенами скрипят балки и где-то шепчется ветер.
Часы тянулись медленно. Она прислушивалась к дому, ждала момента, когда все окончательно уснут. Сердце колотилось сильнее, чем хотелось бы.
И наконец, лёгкий звук — тихое щёлк — раздался у двери. Добби появился, едва слышно переместившись в её комнату. Его глаза блестели в темноте, а в руках он держал свёрток.
— Мисс Элианора, всё готово, — прошептал эльф. — Они ждут вас.
Элианора накинула лёгкий тёмный плащ, прикрыв голову капюшоном. Добби поднял руку, призывая её следовать за ним. Они двигались через коридоры, скользя вдоль стен, обходя заклинания охраны. Временами эльф поднимал ладонь, останавливая её — где-то за углом проходил охранник или хлопнула дверь.
Тишина была густой, как будто весь дом замер. Лишь её дыхание и тихие шорохи маленьких босых стоп Добби нарушали гнетущую атмосферу.
Они спустились вниз, к чёрному ходу, который редко использовался. Эльф шептал заклинания, и двери сами приоткрывались, едва слышно скрипя.
На улице стояла предрассветная мгла, влажная, прохладная. Воздух был свеж, с запахом сырой травы. Они быстро отошли от сада, оставив позади темные очертания поместья.
Добби ускорил шаг, оглядываясь, пока они не оказались на пустоши, где не было патрулей и чары особняка уже не действовали.
— Здесь можно, — прошептал эльф, протягивая ей руку. — Добби перенесёт мисс Элианору к встрече.
Добби крепко взял её за руку. Его маленькие пальцы обхватили её запястье, и в ту же секунду Элианора ощутила, как воздух вокруг смялся, будто их проглотила пустота. В ушах зазвенело, грудь сдавило, и мир разорвался на миллионы искр.
Через мгновение всё стихло.