12 глава.
Лестница в главный зал казалась бесконечной. Каждый шаг отдавался в висках тяжёлым эхом, возвращая её из хрупкого мира утреннего сада обратно в суровую реальность Малфой-Мэнора.
Зал был полон. Пожиратели Смерти, словно стая воронов, сгрудились у массивного стола, их низкие голоса сливались в угрожающий гул.
Элианора спустилась вниз, стараясь держать спину прямо, а взгляд — холодным и отстранённым. Маска была надета вновь.
И тут она увидела его.
Драко стоял в стороне от всех, прислонившись к мраморной колонне. Он смотрел не на собравшихся, а в тёмное окно, будто пытаясь разглядеть в отражении что-то, что осталось снаружи. Его поза, опущенные плечи кричали о таком отчаянии и неприятии, что у Элианоры на мгновение перехватило дыхание.
Она медленно подошла к нему, чувствуя, как на неё устремляются взгляды.
— Драко, — её голос прозвучал тише, чем она планировала, почти шёпотом, предназначенным только для него.
Он медленно повернул голову. Его глаза, обычно светлые и насмешливые, были пустыми и усталыми. В них не было ни злобы, ни ненависти. Лишь разочарование. Он смотрел на неё, но словно не видел сестру. Он видел то, что она совершила.
— Драко, послушай меня, прошу, — сказала она, и в её голосе, обычно таком железном, прозвучала трещина. Немая мольба, которую никто, кроме него, не услышал бы.
Он отвёл взгляд. Пальцы сжали ножку бокала так, что костяшки побелели. Он глубоко, с усилием вдохнул, будто воздух в этом зале был для него отравлен.
— Давай не сейчас, — выдохнул он. В этих словах не было злости. Только бесконечная усталость и непреодолимая пропасть. — Просто... не сейчас.
Не дожидаясь ответа, он оттолкнулся от колонны, поставил бокал на ближайший стол и молча пошёл прочь, оставив её одну в центре зала, под пристальными взглядами Пожирателей.
И сквозь этот гам, сквозь адский хор, из её губ вырвался едва слышный, сорвавшийся шёпот, полный такой горькой, беспомощной ярости на саму себя, что слово прозвучало не как ругательство, а как приговор.
— Чёрт...
Элианора ещё секунду стояла в зале, ощущая, как на неё липнет каждая пара чужих глаз. Пожиратели переглядывались, кто-то усмехался, кто-то шептался.
Собравшись, она выпрямилась, лицо снова застыло в холодной маске. Медленно, почти демонстративно она прошла мимо них, не удостоив ни одного взглядом.
В коридоре тишина обрушилась на неё тяжёлым гнётом. Элианора остановилась, прижалась спиной к стене и глубоко вдохнула. Внутри всё разрывалось от противоречий: разочарование Драко, похвала отца, собственная ненависть к себе.
И тут раздался тихий голос за её спиной:
— Ты хорошо играешь.
Она резко обернулась. В тени колонны стоял Теодор. Без маски. Его взгляд был пронзительным, слишком внимательным, будто он видел её насквозь.
— Но знаешь, — продолжил он, медленно выходя из тени, — маска начинает трескаться. И это заметил не только я.
Элианора сжала губы, готовая отрезать колкой фразой, но он поднял руку, не давая ей заговорить.
— Хочешь быть правой рукой Тёмного Лорда? Тогда тебе придётся научиться убивать не только других... но и себя. — Его слова звучали почти шёпотом, но в них была сталь.
На миг ей показалось, что он не издевался, не играл. Он говорил то, что сам давно понял.
Элианора холодно посмотрела на него, сделала шаг ближе и прошипела:
— Ты меня недооцениваешь.
— Возможно, — усмехнулся Тео, но в его глазах промелькнуло что-то другое. — Но вот твой брат... он уже перестал верить тебе.
Элианора замерла, и сердце болезненно сжалось. Теодор сделал шаг в сторону, как будто собирался уйти, но бросил через плечо:
— Береги свою маску, Малфой. Она твой единственный щит.
И исчез в коридоре, оставив её одну с этим ядом в сердце.
Коридор снова погрузился в тишину, но слова Теодора не отпускали её.
"Твой брат перестал верить тебе."
Они застряли в голове, будто раскалённые гвозди, и каждый раз, когда она пыталась вытолкнуть их, они вонзались глубже.
Элианора дошла до своей комнаты почти на автомате, закрыла за собой дверь и тут же осела на пол. Её руки дрожали. Она уткнулась лбом в колени, пытаясь не дать слезам вырваться наружу.
"Я же всё делаю правильно... Я же ради этого живу. Ради плана. Ради того, чтобы убить монстра. Чтобы хоть что-то изменить."
Но вместо облегчения — пустота. В груди было так больно, будто кто-то сжал сердце ледяной рукой.
Она вспомнила глаза Ребекки. Вспомнила, как Драко сказал: "Ты чертов монстр." И как Люциус впервые за всю жизнь произнёс: "Я горжусь тобой."
Слишком противоположные голоса. Слишком разные стороны.
Кого слушать? Что считать правдой?
Элианора вскочила, как будто её обожгло. На столе по-прежнему лежал её дневник. Она сорвала его с поверхности, открыла чистую страницу и, не раздумывая, начала писать.
Пальцы судорожно скользили по перу, буквы рвались, линии ломались:
"Я теряю себя. Я не знаю, кто я. Сестра или чудовище? Дочь или предатель? Правильного ответа нет. Я сделала выбор. Но если этот выбор превратит меня в того, кого я ненавижу... я не выдержу."
Чернила размылись от капли. Элианора отшвырнула дневник и резко развернулась к зеркалу.
Отражение встретило её холодным, чужим взглядом. Она не видела там себя. Лишь пустую оболочку, которая учится улыбаться и убивать.
Её дыхание сбилось, в груди всё сжалось, и она почти закричала — но в последний момент прикусила губу до крови.
Она закрыла глаза, глубоко вдохнула и снова натянула маску.
Элианора спустилась на несколько ступеней вниз, но остановилась, услышав приглушённые голоса.
— ...монстр, — донеслось из-за арки. Голос был низкий, сиплый, принадлежал Рабастану.
— Сегодня, — откликнулся другой. — Он собирается напасть на Министерство.
Дальше речь разорвалась на куски: «силы», «пленники», «страх», «воля Лорда». Элианора не улавливала всего, но хватило и обрывков.
Кровь застучала в висках.
"Министерство... Сегодня... Он будет там."
Вот он, шанс. Шанс увидеть его. Шанс убедиться, что её решение — верное.
Ей необходимо было взглянуть на монстра своими глазами.
Элианора развернулась и почти бегом поднялась обратно к себе. В комнате она захлопнула дверь, прислонилась к ней и прикрыла глаза.
Она бросилась к шкафу, схватила плащ, спрятала палочку за рукав.
Элианора знала: если кто-то из Пожирателей узнает, что она осмелилась появиться в Министерстве без приказа, — ей конец. Даже собственные родители не спасут, наоборот, осудят.
"Но я должна увидеть его..."
***
Её пальцы коснулись изящной трости Люциуса, оставленной у входа в библиотеку. Внутри, в набалдашнике, хранился редкий артефакт — крошечный диск-портключ, которым пользовался отец для внезапных визитов в Министерство. Никто не должен был знать о нём.
Она дрожащей рукой повернула диск, и воздух вокруг словно задрожал. Перед глазами потемнело — и в следующий миг её тело сдавило, будто тянуло сквозь игольное ушко.
Когда всё стихло, Элианора оказалась в тёмном закутке мраморного коридора. Министерство Магии.
Здесь пахло холодным камнем и страхом. Где-то вдали слышались шаги патрулирующих Авроров
Она натянула капюшон и пошла вдоль стены, стараясь держаться в тени. Каждый поворот казался смертельно опасным. Каждое эхо шагов отдавалось тревогой.
И вдруг — гром. Взрыв. Каменные стены задрожали. В воздухе раздался рев, похожий на шёпот ста голосов одновременно. Люди закричали, замелькали огни заклинаний.
Элианора замерла.
Она прижалась к холодной стене, чувствуя, как сердце готово вырваться из груди. Из дыма, клубившегося в центральном зале Министерства, он вышел.
Монстр.
Высокий — выше любого человека в зале. Его фигура казалась вытянутой и непропорциональной, словно чьи-то кошмары натянули кожу на чужой скелет. Шагал он медленно, но каждый удар его ступней по мрамору отзывался в груди у всех присутствующих.
Лицо... если это можно было назвать лицом.
Оно будто постоянно менялось: то тянулось в беззвучный крик, то расплывалось в мертвенно-белую маску, то вытягивалось, словно его раздирали изнутри. Глаза — две зияющие бездны, не отражающие света. В них не было ни зрачков, ни белков — лишь абсолютная пустота.
Из его рта вырывалось дыхание — холодное, будто из глубин склепа. Каждый выдох шёл клубами пара, и где он проходил, мрамор покрывался инеем.
Пальцы — длинные, костлявые, черные у самых кончиков, словно обожжённые. Когда он проводил рукой по воздуху, в следе оставались тени, которые не исчезали. Они шевелились, как живые, и тянулись к тем, кто оказывался рядом.
И стоило ему поднять голову, как по залу прошёл стон — люди, даже сильные Авроры, опускали палочки, закрывали уши, дрожали. Казалось, сама реальность вокруг него искажалась.
Элианора не могла оторвать взгляда.
Пустые, бездонные глаза монстра, в которых утонул бы любой другой, не свели её с ума. Наоборот — в этих черных провалах она вдруг увидела... величие. Не хаос и безумие, а силу, неподвластную ни страху, ни смерти.
Грудь её тяжело вздымалась, но губы, сами по себе, дрогнули в странной, невозможной улыбке. Тонкой, почти детской. Она улыбалась тому, что пугало весь зал до криков и истерики.
И в эту секунду весь шум вокруг, все стоны, удары, крики ауроров перестали существовать. Был только он. Монстр. И её сердце, стучащее слишком громко.
И когда его взгляд — если это вообще можно было назвать взглядом — задержался на ней, в груди Элианоры словно вспыхнул огонь.
Восхищение.
Монстр вдруг рванулся, и всё пространство вокруг него взорвалось хаосом. Гулкие удары каменных колонн о пол, треск разбитого стекла, крики ауроров, которых он отбрасывал одним движением своей чудовищной руки. Его рев раскатился по залу, сотрясая стены Министерства так, будто здание вот-вот рухнет.
Он крушил всё, что попадалось на пути: двери летели с петель, факелы гасли, мраморные плиты раскалывались от его ударов. Он был не просто чудовищем — воплощением самой стихии разрушения, безумной силы, которой невозможно противостоять.
Элианора стояла неподвижно. Вокруг нее люди в панике бежали, падали, кричали, но она словно окаменела.
Её глаза блестели, в уголках губ играла тень улыбки. Она смотрела, как чудовище рушит всё, и в этом безумном, смертельном вихре видела... красоту.
Элианора позволила незнакомцу оттащить себя в сторону, его пальцы больно сжали её запястье, вырывая из оцепенения.
— Ты что, с ума сошла? Чего стоишь?! — выкрикнул он, глаза его метались от ужаса.
Она моргнула, быстро накидывая на лицо маску испуга:
— Я... испугалась. Застыла, — соврала ровно, но голос дрогнул достаточно убедительно.
Он не стал уточнять — лишь оттолкнул её к толпе, что пыталась пробиться к выходу.
Но Элианора, воспользовавшись замешательством, натянула капюшон на лицо и, скрывшись за чужими спинами, скользнула прочь от людского потока. Сердце бешено билось, но не от страха. Её разум был ясен, холоден, сосредоточен. Она зафиксировала каждую деталь — рост монстра, его походку, движение плеч, даже то, как изгибалась кожа на его уродливом лице, когда он издавал звериный рев.
Она свернула за массивный угол разрушенного коридора и застыла в тени. Перед её глазами вновь развернулась жуткая картина. Монстр поднимал авроров, словно кукол, и швырял их в стены. Его кулаки пробивали мрамор, как будто это была глина. Пыль и обломки кружились в воздухе.
Элианора, замершая в тени, почти перестала дышать. И вдруг перед её глазами разыгралось зрелище, от которого кровь похолодела в жилах.
Монстр, казавшийся уже воплощением самой ярости, резко схватил Аврора за горло. Его пальцы с хрустом вонзились в плоть, но это было лишь начало. В воздухе между ними вспыхнули тонкие искры — голубые, тянущиеся, как рваные нити. Магия. Живая, пульсирующая магия начала вырываться из тела человека, как дым из растрескавшегося сосуда.
Аврор бился, кричал, но крик быстро перешёл в сиплый хрип. Его палочка выскользнула из пальцев, упала на пол и покатилась к ногам монстра.
Элианора видела, как его кожа становится бледнее, как глаза закатываются, словно свет внутри них угасает. Монстр же жадно втягивал магию, словно наслаждался её вкусом. Его грудь вздымалась всё выше, а глаза горели багровым светом, будто он впитывал силу и становился ещё более неуязвимым.
Элианора прижала ладонь к губам. Она должна была отвернуться. Она должна была сбежать. Но вместо этого — застыла, не в силах отвести взгляд.
Он почувствовал её взгляд.
Его взгляд пронзал её насквозь — долгий, тягучий, словно время замедлилось, а шум вокруг перестал существовать. Эти глаза не были просто глазами зверя — они будто знали, кто она. В них мелькнула тень узнавания, как если бы он уже видел её когда-то, давно.
Элианора не дышала, сердце стучало так громко, что, казалось, вот-вот выдаст её укрытие. Она ждала удара, ждала, что он шагнёт к ней, протянет руку, высосет жизнь так же, как из того несчастного Аврора.
Но... ничего не произошло.
Монстр задержался ещё мгновение, будто решая что-то, а потом медленно отвернул голову. Его плечи напряглись, и он рванулся вперёд, обрушивая хаос на другое крыло зала. Словно Элианоры вовсе не существовало. Словно он сознательно пощадил её.
Элианора стояла, прижимая ладонь к груди, ощущая, как ребра болезненно ноют от бешеного биения сердца. В её голове роились мысли: Почему? Почему он не тронул меня?
Полутёмный коридор Министерства был залит мерцающими отблесками магических всполохов — то ли от заклинаний, то ли от разрывающихся чар. Элианора шла осторожно, тень капюшона скрывала её лицо, шаги отдавались сухим эхом по мраморному полу. Она старалась не думать о монстре, хотя его образ, его глаза всё ещё горели в голове, выжигая спокойствие изнутри.
И вдруг она остановилась.
Впереди, у стены, чья-то фигура ссутулилась, словно тело больше не слушалось. Хриплый кашель прорезал тишину коридора, такой надрывный, что казалось — каждое движение воздуха приносило боль.
Элианора сжала пальцы. Всё внутри кричало: Уйди, пройди мимо, это не твоё дело. Но ноги сами шагнули ближе.
— Эй?.. — её голос прозвучал почти неслышно, будто чужой.
Фигура пошевелилась. Медленно подняла голову.
Свет упал на лицо.
— Теодор?.. — дыхание застряло у неё в горле.
Губы Нотта были искусаны до крови, дыхание рваное, в глазах мелькала боль и злость. Он пытался что-то сказать, но кашель снова согнул его пополам.
Теодор, тяжело хрипя, приподнял голову, губы в крови растянулись в болезненной усмешке:
— Какого черта ты здесь забыла, Малфой?
Элианора вскинула подбородок, ирония проскользнула даже в её голосе:
— Лучше спроси, что ты тут делаешь. И почему сидишь, словно при смерти? Монстр что-то с тобой сделал?
Она не выдержала, шагнула ближе и опустилась рядом, хотя пальцы дрожали.
— Он отбросил меня, — Теодор дернул плечом, будто хотел встать, но снова осел у стены. — Я влетел в осколки стекла. Но кашель... — он глухо усмехнулся, — не из-за этого.
Элианора прищурилась, в голосе прорезалось раздражение:
— Тогда из-за чего?
Тео повернул к ней лицо, полное презрения:
— Тебя это не касается. Убирайся.
Её губы дрогнули, но она сдержалась, и холод прорезал каждое слово:
— Значит, я должна уйти и оставить тебя тут подыхать? Чтобы потом, когда все узнают, что я видела, как ты умирал, и даже не попыталась помочь, меня сочли предательницей?
Её голос сорвался на шипение, и они оба на секунду уставились друг другу в глаза, ненавидя — но не отводя взгляда.
Теодор резко опёрся ладонью о холодный пол и попытался подняться. Сначала ему даже удалось встать на ноги, но уже через мгновение дыхание перехватило, и он закашлялся так сильно, что согнулся пополам. Его качнуло, и он едва не рухнул обратно на осколки стекла.
Элианора, чертыхнувшись сквозь зубы, всё же подхватила его за руку, не давая рухнуть. Её пальцы сжали его локоть, удерживая от падения.
— Чёрт возьми, Нотт, — процедила она, стараясь сохранить холод, хотя в груди всё горело тревогой. — Ты сейчас вырубишься прямо здесь.
Теодор поднял на неё глаза, в которых всё ещё плескалась ненависть, но в этой ненависти теперь читалась и беспомощность. Его губы искривила слабая усмешка:
— Что, решила поиграть в спасительницу? Не идёт тебе эта роль, Малфой.
Элианора стиснула зубы, удерживая его крепче, чем нужно было.
— Не льсти себе. Просто не хочу объяснять потом, почему наш великий Нотт сдох, пока я стояла рядом.
Он кашлянул снова, но уже тише, и прошипел почти в ухо:
— Ты ненавидишь меня не меньше, чем я тебя. Так зачем?
Элианора отвела взгляд, чувствуя, что слишком близко к нему наклонилась.
— Потому что я не дам тебе сдохнуть здесь, — её голос прозвучал жестко. — Я не хочу, чтобы на мне висел твой труп.
Она рывком подняла его на ноги, и он, пошатываясь, оказался почти у неё на плече, тяжело опираясь, хоть и пытался скрыть это.
Элианора подхватила Теодора крепче, чувствуя, как его вес всё сильнее давит на её плечо. Он пытался сохранять надменность, но каждая попытка втянуть воздух сопровождалась хрипом и коротким, сдержанным кашлем.
— Ты только не думай, что я рад твоей заботе, — пробормотал он, с трудом удерживая равновесие.
— Да мне плевать, — холодно отрезала она, хотя внутри всё клокотало.
Она сунула руку в карман мантии и достала порт-ключ.
Теодор заметил блеск в её пальцах и усмехнулся сквозь кашель:
— Конечно... у Малфоев всегда припрятан запасной выход.
Элианора метнула в него взгляд, холодный, острый, как лезвие:
— Заткнись, Нотт. Если хочешь сдохнуть здесь — могу оставить.
Она подняла порт-ключ, ощущая, как в воздухе вокруг него зазвенела магия. Теодор лишь криво ухмыльнулся, но пальцы его всё же сомкнулись на её запястье, признавая: выхода другого нет.
И в следующую секунду мир вокруг них разорвался, смяв звуки разрушенного Министерства, и потянул их в безжалостную пустоту переноса.
Они рухнули прямо на холодный каменный пол коридора Малфой Мэнора. Тело Теодора едва держалось, и он сразу закашлялся так, что по стенам отразился его сдавленный хрип.
Из-за угла уже слышались шаги, низкие голоса — пожиратели возвращались.
Элианора похолодела. Ей не хватало только того, чтобы их застали вместе — израненного Нотта и её, тащащую его как пленника.
— Чёрт, — прошипела она, резко поднимаясь. Схватив Теодора за руку, она рванула ближайшую дверь. Скрип петель прозвучал слишком громко, но выбора не было.
Она втолкнула его внутрь, сама юркнула следом и с силой прикрыла дверь. Пространство оказалось тесным и душным — крохотная кладовка, заваленная ящиками и тряпками.
Теодор ударился плечом о стену, поморщился и процедил сквозь зубы:
— Чёрт возьми, Малфой... ты всегда находишь самые "удобные" места.
— А ты всегда умудряешься умирать в самый неподходящий момент, — огрызнулась она, стараясь дышать тише.
Снаружи шаги становились ближе. Один из пожирателей пробормотал:
— Я точно слышал шум...
Элианора прижала ладонь к губам Теодора, предупреждающе глядя в его тёмные глаза.
Он хотел что-то сказать — и, кажется, обозвать её — но замер.
Элианора стояла, почти не дыша, чувствуя, как сердце грохочет в ушах. Она вцепилась в его рубашку, прижимаясь так близко, что между ними не оставалось и дыхания. Её ладонь по-прежнему закрывала ему рот, кожа под пальцами была горячей и влажной от его дыхания.
Теодор не двигался. Даже его кашель будто на миг стих. Лишь его глаза — тёмные, злые, настороженные — смотрели прямо в неё.
За дверью шаги замедлились. Кто-то остановился прямо напротив, и на секунду Элианоре показалось, что сейчас щёлкнет ручка, и дверь распахнётся. Но потом голоса снова отдалились. Металл шпор зазвенел на мраморном полу, и звуки шагов постепенно стихли.
Она не убрала руку сразу. Всё её тело было напряжено, как струна. Только когда тишина окончательно накрыла кладовку, Элианора позволила себе медленно убрать ладонь.
Теодор хрипло втянул воздух, всё ещё глядя на неё так, словно хотел одновременно убить и рассмеяться:
— Если ты собиралась меня задушить, Малфой, могла бы предупредить...
В темноте, в тесном воздухе кладовки, их дыхание смешивалось.
Теодор первым нарушил тишину, его голос был хриплым, но злым:
— Какого чёрта ты вообще там делала? — он сузил глаза, будто пытался прожечь её насквозь. — Ты так и не ответила.
Элианора мгновенно вспыхнула:
— А ты какого хера там забыл?! — её голос сорвался на резкий шёпот, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Может, для начала объяснишься сам?
— Я спросил первым, — процедил Нотт, склонившись чуть ближе, чтобы не повышать голос, но от этого его слова прозвучали ещё угрожающе. — Отвечай.
— А я не собираюсь. — её подбородок взлетел вверх, глаза сверкнули. — Если думаешь, что я буду выкладывать тебе правду только потому, что ты сидишь тут, кашляешь и корчишь из себя героя — забудь.
— Я из себя никого не корчу.— он сжал кулак, и в полутьме его голос дрогнул, срываясь на гнев. — Я хотя бы знаю, зачем пришёл туда. А ты вечно суёшься, куда не просят.
Она замерла, её дыхание сбилось. Но вместо ответа с вызовом произнесла:
— Тогда сначала ответь ты, Нотт. Зачем ты был там?
Они стояли так близко, что почти касались лбами. Элианора и Теодор срывались на злые шёпоты, которые уже превращались в громкий спор — едва ли не крики.
— Ты невыносимая! — прошипел Нотт, так что его дыхание обжигало её кожу.
— Зато честная! В отличие от тебя! — Элианора сжала кулаки.
И тут — шаги. Сначала гулкие, тяжёлые. Потом прямо рядом с дверью.
Оба одновременно замерли, обменявшись взглядом: паника и злость перемешались.
Щёлк! — железный звук засовов. Дверь кладовки распахнулась.