10 глава.
Полтора часа... казалось, время растянулось, как вязкая паутина. Элианора сидела под дубом, прижимая колени к груди. Все слёзы, что она копила годами, — за отцовское равнодушие, за свою ненависть к себе, за чудовищное "убежище", которое она только что превратила в могилу, — всё вылилось наружу.
Глаза опухли, ресницы слиплись. От резких рыданий болела грудь, дыхание сбивалось. Руки так и не переставали дрожать — от ужаса, от усталости, от осознания того, что назад дороги нет.
Она подняла взгляд на тёмное небо, где за деревьями проступали первые бледные звёзды.
Элианора с усилием поднялась на ноги. Колени подгибались, руки всё ещё дрожали, но внутри что-то вновь встало на место. Слёзы были выплаканы, слабость — пережита. Теперь оставалось снова надеть маску той самой холодной, безжалостной дочери Люциуса Малфоя.
Она вытерла лицо тыльной стороной ладони, провела пальцами по спутанным волосам и глубоко вдохнула.
Шаг за шагом направилась в сторону поместья. Но она знала — Пожиратели давно уже вернулись. Малфой Мэнор снова принял в свои стены слуг Тёмного Лорда, а вместе с ними — и её отца.
Каждый шаг давался тяжело, но в голове звучала только одна мысль: «Ты должна быть сильной. Ты должна доказать, что достойна.»
Вскоре вдали показались огни поместья. Огромные окна освещали ночь, и от этого света Элианору передёрнуло: казалось, что он выставлял её наготу — её поступок, её слёзы, её слабость.
Она остановилась у ворот, обхватив себя руками, словно собиралась с духом, прежде чем переступить порог.
Когда Элианора переступила порог, в зале всё ещё царила тягучая, почти удушающая атмосфера. Пожиратели разбрелись кто куда: кто-то праздновал кровавую удачу бокалом вина, кто-то оживлённо спорил, делясь впечатлениями о сегодняшнем разгроме.
Но стоило ей войти, несколько человек обернулись. Их взгляды были разными: завистливыми, уважительными, холодно-оценочными. Её имя уже шептали в углу — дочь Люциуса, которая устроила ловушку и принесла столько смертей ради Тёмного Лорда.
Люциус стоял ближе всех к камину, беседуя с Бэллатрикс. Он заметил её первым. Его лицо не дрогнуло — лишь тонкая улыбка появилась в уголках губ, сдержанная, почти гордая.
— Элианора, — произнёс он тихо, но в зале это имя прозвучало слишком громко.
Бэллатрикс повернула голову, её глаза сверкнули, губы изогнулись в довольной усмешке.
— Ах, вот и наша маленькая героиня... — протянула она.
Несколько Пожирателей кивнули ей — знак признания, но больше похожий на холодную отметку: своих не трогаем.
Элианора опустила взгляд, ощущая, как кожа горит под этими взглядами. Внутри всё сжалось — слова Драко ещё резали душу, но рядом звучал голос отца: «Я горжусь тобой.»
— Подойди, — сказал Люциус, и это прозвучало почти как приказ.
Элианора шагнула к камину. Казалось, пол под ногами будто стал тяжелее, каждое движение отдавалось в теле гулом. Она остановилась рядом с Люциусом, не поднимая глаз.
Он смотрел на неё сверху вниз, как всегда — сдержанно, властно. Но в его лице было что-то новое: не холодное равнодушие, не раздражение... а тонкая, почти незаметная мягкость.
— Сегодня, — начал он негромко, будто проверяя, слышит ли только она или весь зал, — ты показала себя достойной имени Малфоев.
Элианора вздрогнула. Внутри что-то сжалось, словно его слова были ударом и спасением одновременно.
Люциус слегка наклонил голову, изучая её, как будто пытался прочитать всё, что она скрывает.
— Ты сделала то, на что не каждый способен. Ты превзошла даже мои ожидания.
Его ладонь легла ей на плечо — непривычный жест. Тяжёлый, властный... и в то же время тёплый.
Элианора замерла, дыхание перехватило. Она столько лет мечтала услышать признание, и теперь, когда оно прозвучало, внутри всё кричало. Перед глазами снова вспыхнула картинка — здание, взорвавшееся вместе с сотнями невинных. Крики. А потом слова Драко: «Ты чертов монстр...»
Ей хотелось сбросить его руку, закричать, что это не она, что она не такая. Но она стояла неподвижно.
Люциус наклонился чуть ближе, так, что его слова были только для неё:
— Ты гордость нашей семьи, Элианора. Не смей забывать этого.
Он отстранился так же сдержанно, как и подошёл, и вернулся к беседе с Бэллатрикс, словно ничего особенного не произошло.
А Элианора осталась стоять, с дрожащими пальцами и пустотой внутри.
Элианора выскользнула из зала. Шум голосов, звон бокалов, одобрительный смех Бэллатрикс и холодный шепот других Пожирателей всё ещё звенели в ушах, но каждый шаг по коридору становился легче.
Она свернула за угол и остановилась. Нужно было отдышаться. Грудь всё ещё сдавливала боль — от воспоминаний, от отцовских слов, от того, что она только что сделала.
И именно в этот момент из тени выступил силуэт.
— Тебе долго понадобилось, — раздался спокойный голос Теодора.
Элианора резко обернулась. Его лицо было в полумраке, но глаза — тёмные, внимательные — сверкнули.
— Ты... давно здесь? — голос у неё дрогнул.
Нотт чуть склонил голову, уголок его рта дёрнулся в кривой усмешке.
— Достаточно, чтобы понять.
Элианора сжала кулаки, прижимая их к платью.
— Ты видел... всё?
Он сделал шаг ближе. Тень от его фигуры легла на её плечи, будто придавливая.
— Взрыв, крики. Драко. Твой отец. Да. — Его голос звучал ровно, без обвинений.
Элианора отвернулась, пытаясь скрыть дрожь.
— Я ужасна, ведь так?
Тео шагнул ближе и почти шёпотом ответил:
— Вопрос не в том, что ты сделала. А в том, что это с тобой сделает дальше.
Теодор смотрел на неё слишком внимательно, слишком спокойно. Его молчание будто разрывалось тишиной в её голове. Элианора чувствовала, как слова рвутся наружу: «Ты не понимаешь, что я чувствую!» Хотела закричать, сорваться, швырнуть всё вокруг, разбить вазы, как будто их осколки могли бы заглушить её собственную боль. Хотела ударить его кулаками в грудь, а потом — уткнуться туда, разрыдаться и дать себе хоть минуту слабости.
Но ничего этого не произошло.
Вместо этого её лицо застыло. Глаза — сухие, ровные, холодные. Плечи — выпрямленные.
— Мне жаль, что ты оправдываешь меня и пытаешься найти во мне хоть что-то хорошее, — сказала она ровным, почти отстранённым голосом.
Тишина повисла между ними тяжёлым покрывалом. Теодор чуть дёрнул уголком губ, будто хотел что-то сказать, но сдержался.
Элианора не дала ему времени. Она развернулась и пошла прочь. Каблуки гулко стучали по каменному полу, и каждый её шаг отдавался в сердце ударом.