8 глава.
Красные глаза Волан-де-Морта медленно скользнули по залу, и на краткий миг остановились на Элианоре. Ей показалось, что взгляд пронзает насквозь, словно змеиный яд разливается по венам. Она невольно задержала дыхание, стараясь не выдать себя, не показать ни страха, ни решимости.
Темный Лорд чуть приподнял голову, и в зале снова раздался его холодный, лишённый эмоций голос:
— С этого дня вы все будете жить здесь.
Его слова упали тяжёлым камнем, и по рядам прошёл едва заметный шорох — то ли удивления, то ли ужаса.
— Для подростков, — он выделил слово с презрением, — вход в Хогвартс будет возможен только по моему приказу, для выполнения заданий.
Он медленно провёл пальцами по древней рукояти своей палочки, как будто подчёркивал окончательность сказанного.
— Возвращаться к учёбе вам не нужно. Школа — для слабых. Для детей. А вы будете служить делу, которое выше вас самих.
Некоторые пожиратели преклонили головы ещё ниже. Кто-то из подростков — как Драко — заметно напрягся, сжав зубы. А у Элианоры внутри снова всё похолодело.
Теперь они в ловушке. Ни пути назад, ни надежды на свободу. Только игра — опасная, смертельная игра, в которую она обязана выиграть.
Элианора, стараясь держать спину прямой и лицо спокойным, скользила взглядом по рядам пожирателей. Чёрные мантии, холодные маски, приглушённое дыхание — всё сливалось в одно бесконечное море мрака. Но вдруг её глаза зацепились за знакомое лицо.
Мистер Паркинсон.
Отец Пенси стоял рядом с группой влиятельных сторонников, гордый, словно сам факт его присутствия подтверждал право семьи на особое место в кругу Темного Лорда. Его губы были поджаты, взгляд строг, но в нем светилось удовлетворение.
И в этот миг в голове Элианоры пронеслась мысль, словно молния:
«А Пенси сможет стать пожирателем...»
Гулкая тишина зала пронзилась сиплым голосом Воландеморта:
— Завтра мы с вами отправляемся уничтожать прилавки, — он произнёс это почти лениво, будто речь шла о пустяке, но в его голосе слышалась стальная угроза.
Он сделал паузу, обвёл взглядом своих последователей — и уголки его тонких губ поползли вверх в зловещей насмешке.
— А дальше... — продолжил он, вытянув слова, словно смакуя каждую букву. — Дальше можно уничтожить и сам Хогвартс!
В зале раздался сухой, резкий смех. Смех Воландеморта. Он катился гулом по стенам, эхом отражаясь в сердце каждого, кто стоял перед ним. Пожиратели смертоносно оживились, кто-то усмехнулся, кто-то одобрительно склонил голову, а у кого-то взгляд загорелся фанатичной преданностью.
Элианора же почувствовала, как холод пробежал по её коже. Внутри у неё смешались ужас и странный азарт.
Элианора успела мельком окинуть взглядом ближайших к себе.
Теодор Нотт скрестил руки на груди, лицо холодное, но глаза чуть сузились ,в них пряталась тревога и раздражение. Он понимал, что Волан-де-Морт проверяет каждого, и что слова о Хогвартсе — не просто угроза, а вызов.
Драко Малфой напротив чуть скривился. Он стиснул зубы и опустил взгляд — привычная маска хладнокровия скрывала страх за сестру.
Лоренцо Беркшир же напротив напрягся и едва заметно сжал кулаки.
Элианора отошла в угол зала, встала спиной к стене и закрыла глаза. Внутри неё бушевала смесь холодной решимости и едва сдерживаемого напряжения.
Она мысленно прогоняла каждый шаг:
— Как действовать среди пожирателей, чтобы никто не усомнился в её преданности.
— Как выполнять задания точно и без ошибок, ведь малейшая промашка будет смертельной.
— Как в глазах Темного Лорда показаться достаточно готовой, для звания «Правая рука».
Каждое движение, каждая пауза, каждое слово — всё должно быть продумано. Элианора словно расставляла шахматные фигуры на невидимой доске, предугадывая ходы всех вокруг.
Теодор медленно вышел из тени, почти бесшумно ступая по холодному каменному полу зала. Его черный плащ слегка развевался, а взгляд — ледяной, пронзающий — сразу остановился на Элианоре. Он подошёл на пару шагов ближе, словно сознательно сокращая пространство между ними, и скрестил руки на груди.
— Думаешь, как стать правой рукой Темного Лорда? — его голос был спокойным, но колким, с лёгкой усмешкой, будто он уже предугадывал её внутренние мысли.
Элианора нахмурилась, в голове мигом пронеслось: «Откуда он...?» Она не ожидала его здесь, в этом месте, и на мгновение растерялась, стараясь скрыть эмоции.
Теодор усмехнулся, видя её замешательство:
— Можешь не мечтать. Место будет моё.
Его взгляд остался прикован к ней, холодный и уверенный, словно вызов, который она ещё не готова принять. Элианора почувствовала, как привычная маска хладнокровия чуть дрогнула, но она мгновенно сжала плечи и выпрямилась, не показывая слабости.
Элианора сжала зубы, ледяной взгляд прикован к Теодору.
— Место твоё? — холодно переспросила она, тонко насмешливо. — Не думаю, что Темный Лорд отдаст его тому, кто только умеет смотреть свысока и строить из себя идеального смертоносного ученика.
Теодор фыркнул, улыбка играла на губах:
— А ты думаешь, что твоя холодная маска и «хитроумные» планы впечатлят кого-то кроме тебя самой?
— Лучше холодная маска, чем слюнтяйское желание казаться хорошей. — резко ответила Элианора, шагнув на полшага ближе, не отводя взгляда.
— Слыхала когда-нибудь про настоящую силу, Малфой? — его тон стал чуть ниже, вызывающе, — не ту, что на показ, а ту, что держит тебя в руках даже тогда, когда ты сама думаешь, что контролируешь всё?
Элианора усмехнулась, но дрожь в груди она тщательно скрывала:
— Да, знаю. И я покажу, кто управляет игрой, Нотт. Не ты.
Их взгляды столкнулись, холодные и колкие, как лезвия, готовые вспарывать друг другу любую слабину. Словно весь зал исчез, остались только они и эта невидимая дуэль — дуэль, где каждый пытался обвести другого вокруг пальца, не дать себе показаться уязвимым.
Теодор шагнул чуть ближе, почти касаясь её плеча, и его холодный взгляд пронзал Элианору насквозь. Его голос был тихим, но предельно острым, словно лезвие:
— Интересно, как ты будешь завтра сражаться после побоев... — он сделал паузу, и на мгновение Элианора приготовилась к привычной колкости, собираясь резко ответить, — ...которые нанес тебе отец.
Элианора замерла. Сердце дрогнуло, и дыхание словно застыло в груди. Ледяное лицо, привычная маска хладнокровия, вдруг стало трещать. Она не понимала, как он мог узнать. Каждый мускул на лице натянулся, глаза чуть расширились, а губы непроизвольно поджались.
Внутри неё всё бурлило: шок, страх, ярость и отчаяние смешались в едком коктейле эмоций. Она сжала кулаки, стараясь вернуть себе привычное спокойствие, но ледяная холодность, которой она так дорожила, вдруг стала хрупкой и уязвимой.
— Откуда... — только и смогла выдохнуть она сквозь зубы, стараясь держать голос ровным.
Элианора глубоко вздохнула, сжала кулаки, но привычный ледяной взгляд вернулся на её лицо.
— В твоей семье всё плохо, вот и лезешь в чужие, — холодно сказала она, колко, сдерживая эмоции.
Элианора шагнула назад, словно вычерчивая невидимую границу между ними:
— Не подходи ко мне больше никогда. Тебе это ясно? — её голос был тихим, но каждое слово било точно в цель.
Теодор лишь усмехнулся, опираясь спиной о стену:
— Не забывай, нам ещё придётся работать вместе. И, возможно, я стану правой рукой, кем-то выше тебя. И тогда ты уже будешь выполнять мои приказы.
Элианора лишь фыркнула, лёгкая усмешка скользнула по её губам:
— Не дождёшься.
Их взгляды столкнулись снова — ледяные, напряжённые, полные ненависти и вызова. Никто из них не делал ни шага назад, словно весь мир вокруг исчезал, оставляя только эту невидимую дуэль, где каждое слово было ударом, каждое движение — проверкой силы.
Внезапно рядом с ними появился Драко. Он заметил напряжённость, скованность в движениях Элианоры и холодный блеск в глазах Теодора. Его губы сжались в тонкой линии, и он быстро оценил ситуацию.
— Пошли, Теодор. — сказал он тихо, но с лёгкой угрозой в голосе
Теодор скрестил руки, фыркнул, но Драко не дал ему и шанса. С силой за плечо подтолкнув его, Драко направился прочь, держа его под контролем.
Перед уходом Драко бросил Элианоре взгляд — быстрый, насыщенный пониманием и тревогой. В его глазах читалась забота, смешанная с раздражением, будто он одновременно хотел защитить и осадить её. Элианора, сохранив ледяное лицо, лишь кивнула в ответ, зная, что внутри Драко всё понял.
Элианора быстрым шагом направлялась к своей комнате. Коридоры поместья тонули в полумраке, каменные стены давили холодом, а её собственные мысли только сильнее отравляли тишину. Она сжала кулаки, пытаясь вытеснить из головы слова Теодора.
Подойдя к дверям, она остановилась. Сквозь приоткрытую щель слышался какой-то тихий скрип и лёгкое постукивание. Толкнув дверь, Элианора увидела знакомую маленькую фигурку.
Добби, в своей поношенной наволочке, суетливо хлопотал возле её кровати — аккуратно расправлял простыни, складывал книги, которые она оставила на столе, и даже пытался протереть пыль с комода своим собственным рукавом.
Эльф вздрогнул, когда заметил её.
— Мисс Элианора! — пискнул он, глаза-лампочки вспыхнули испугом и преданностью одновременно. — Добби не хотел мешать! Добби только... только хотел, чтобы у мисс была чистая комната...
Он виновато замахал длинными руками, словно оправдывался перед строгим учителем.
Элианора застыла на пороге. В её сердце на миг кольнуло странное чувство — смесь раздражения и жалости.
Элианора остановилась на пороге, внимательно глядя на Добби. Внутри всё ещё бурлили злость и обида, но почему-то на этого маленького эльфа она не могла вылить их.
— Ты не мешаешь, Добби, — сказала она неожиданно мягко, хотя губы так и не сложились в улыбку. Голос прозвучал ровнее, чем она ожидала. — Спасибо, что заботишься.
Эльф просиял, уши его затрепетали. Он засуетился ещё сильнее, поставил книги стопкой, словно хотел доказать, что его помощь бесценна.
— Добби счастлив, что мисс Элианора говорит с ним так... так добро. Добби будет всегда помогать... даже если вокруг будет Теодор Нотт...
Элианора резко подняла взгляд. Сердце болезненно сжалось, а в голове пронеслось: «Откуда он?..»
Она медленно повернула голову — и только теперь заметила, что тень в коридоре позади неё будто шевельнулась.
Там стоял Теодор. Спокойный, с привычно усмешкой на губах, словно всё это время он ждал момента, когда она его заметит.
Теодор оттолкнулся плечом от стены, где до этого почти сливался с тенью. На лице у него играла лёгкая, почти лениво-хищная улыбка. Голос прозвучал мягко, но в каждом слове сквозила насмешка:
— Какая трогательная картина... — протянул он, чуть приподняв бровь. — Ты, ледяная Элианора, и какой-то эльф. Мило щебечешь с ним, словно добрая хозяйка. Не думал, что у тебя вообще есть нежность в запасе.
Он сделал шаг ближе, в глазах сверкнула насмешка, почти злая.
— Или ты приберегаешь её только для тех, кто слабее и не сможет ответить?
Его тон был издевательски тёплым, но за этой теплотой чувствовался холодный укол, будто он специально хотел напомнить ей о маске, которую она обычно носит, и о том, как нелепо выглядела сейчас.
— Забавно, — произнесла она колко, чуть прищурившись. — Ты, кажется, путаешь меня с кем-то, кого можно задеть словами.
Она выпрямила спину, в её голосе зазвенела сталь.
— И вообще, — добавила, отчётливо чеканя каждое слово, — что ты здесь забыл? Преследуешь меня в моём же доме?
Она сделала едва заметный шаг вперёд, словно отсекая его от пространства за её спиной, и губы изогнулись в тонкой, насмешливой полуулыбке.
Теодор чуть склонил голову набок, лениво скользя по ней взглядом — от холодных глаз до напряжённых плеч. Его губы изогнулись в самодовольной усмешке.
— Преследую? — протянул он с лёгкой насмешкой. — Не льсти себе, Элианора. Просто ты слишком шумно думаешь, даже стены взывают поделиться твоими секретами.
Он сделал шаг ближе, не нарушая границ, но так, чтобы его присутствие ощущалось почти физически.
— Или тебе просто нравится, что я рядом? — вкрадчиво добавил он, словно проверяя, сорвётся ли с её лица ледяная маска.
Элианора издала короткий смешок, но в её тоне сквозило жало:
— Хочешь, чтобы я сказала «да»? Ты бы от счастья растаял.
Теодор чуть наклонился вперёд, понизив голос, как будто делился тайной:
— Осторожнее, Элианора. С каждым твоим словом мне всё интереснее играть с тобой.
А она, удерживая холодный тон, ответила колко:
— Играй лучше сам с собой. Мне незачем тратить время на тех, кто воображает, будто может меня задеть.
Его усмешка только стала шире.
— Вот именно, — сказал он легко, с оттенком флирта. — Ты тратишь время. На меня.
Теодор сделал шаг ближе, голос его стал мягче, но от этого только опаснее:
— Ты не злишься на меня, Элианора. Ты злишься на то, что я вижу тебя насквозь.
Она резко отозвалась:
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— Знаю больше, чем ты сама готова признать, — он склонился к ней ближе, почти касаясь её дыхания. Его усмешка превратилась в тихую издёвку.
Элианора замерла. На секунду сердце предательски сбилось с ритма. Она постаралась удержать холодное выражение лица, но пальцы на руках сжались слишком сильно.
Она прошептала, глядя ему прямо в глаза:
— Ненавижу тебя.
Сделала три быстрых шага назад и, не выдержав, со всей силы хлопнула дверью прямо перед его самодовольным лицом.
Элианора прислонилась к двери, тяжело выдохнув, словно только что вышла из дуэли. Она закрыла глаза, но, обернувшись, заметила в углу — Добби. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, уши опустились, а глаза расширились так, будто он видел нечто невозможное.
— Ты всё это время... здесь был? — голос её дрогнул.
Добби жалобно кивнул, заламывая пальцы.
— Добби... Добби не хотел слушать, мисс Элианора, правда! Но уши эльфа большие, и они всё слышат...
Она нахмурилась, но не сказала ни слова, только отвернулась.
Эльф же вдруг, тихо, почти шёпотом добавил:
— Добби думает... мистер Теодор не только злые слова говорит. Добби слышит другое... что-то, что он прячет.
Элианора резко посмотрела на него, глаза её блеснули холодом, будто ножом.
— Замолчи. — Голос её был ледяным.
Элианора медленно выдохнула и посмотрела на Добби уже не так холодно, как мгновение назад. Она мягко улыбнулась уголками губ, хоть и чувствовала, что улыбка выходит натянутой.
— Добби, иди, пожалуйста, займись своими делами, — сказала она спокойным, почти ласковым голосом. — Мне нужно побыть одной.
Эльф тут же закивал, облегчённо утирая рукавом глаза.
— Да-да, мисс Элианора... Добби всегда будет рядом, если понадобится.
Он ещё раз взглянул на неё снизу вверх — взглядом, полным понимания, но ничего больше не сказал. Через мгновение хлопнул в ладоши, и воздух тихо щёлкнул — эльф исчез.
Элианора села за письменный стол, покрытый аккуратно разложенными книгами и пергаментами. Лёгкое дрожание пальцев выдало в ней усталость, но она тут же сжала руку в кулак и выдохнула — собравшись, потянулась к кожаному дневнику, спрятанному под стопкой бумаг.
Она раскрыла его, провела ладонью по гладкой странице, будто проверяя, выдержит ли бумага вес её мыслей. Чернила легли резко, будто удары:
«Я должна стать правой рукой. Я сделаю всё, чтобы это случилось. Сегодня он снова заговорил об этом — Теодор. Думает, что сможет обогнать меня, но он ошибается. Я буду той, кто окажется ближе всех к Тёмному Лорду.»
Перо чуть дрогнуло в её руке, и почерк стал неровнее.
Перо чуть дрогнуло в её руке, и почерк стал неровнее.
«А отец... Как он смеет? Сколько можно терпеть его удары, его презрение... Я не слабая. Я докажу это. Никогда больше не позволю ему ломать меня.»
Чернила растеклись на слове «никому» — капля упала с пера, оставив тёмное пятно, будто отметку на сердце.
Элианора быстро вытерла его краем рукава, будто стирая саму мысль, и резко захлопнула дневник.
Элианора подняла взгляд от дневника, и взгляд зацепился за рамку в углу стола. Фотография. Та, что всегда стояла здесь, будто немой укор.
На снимке — она сама, ещё маленькая, рядом с Драко. Их мама, нежно обнявшая обоих, улыбалась мягкой улыбкой. И отец... Стоял чуть в стороне, строгий, холодный, но всё же рядом.
Элианора замерла. Долго смотрела в эти лица, будто пытаясь вытащить из памяти хоть тёплый осколок, но вместо тепла внутри нарастала тяжесть. В груди сжималось так сильно, что дышать становилось трудно.
Пальцы побелели от напряжения, сжимающие край стола. Ещё миг — и она не выдержала. Резким движением смахнула рамку, и та с глухим стуком ударилась о пол. Стекло треснуло, разлетевшись на мелкие осколки.
Элианора резко отодвинулась назад, словно сама испугалась собственного поступка, но взгляд её оставался ледяным.
Элианора сидела несколько секунд неподвижно, словно звук разбившегося стекла всё ещё гудел в ушах. В груди боролось два чувства — желание стереть это прошлое и боль от того, что оно всё равно было частью её.
Она медленно поднялась и опустилась на колени. Пальцы осторожно коснулись края фотографии — на ней мама всё так же улыбалась, не замечая ни трещины, ни того, что рамка разбита.
Элианора провела ладонью по её лицу, будто пытаясь ощутить хоть тень тепла. А потом резко отвернулась и сжала фото так сильно, что ногти впились в бумагу.
— Ради мамы, — тихо выдохнула она, едва слышно.
Она поднялась, достала из ящика стола маленькую шкатулку и аккуратно положила туда фотографию, избегая смотреть на лицо отца. Закрыла крышку с глухим щелчком — будто запечатывая в себе всё, что не готова показывать миру.