3 глава.
Элианора посмотрела на Лоренцо в последний раз.
— Увидимся позже, — холодно бросила она, словно обрывая разговор.
Не дожидаясь ответа, развернулась и направилась к гостиной.
В камине тихо потрескивал зелёный огонь, отбрасывая на стены тени. В креслах и на диванах сидели слизеринцы — кто-то лениво листал учебники, кто-то обсуждал последние слухи, а кто-то просто наблюдал за входящими.
Она прошла сквозь гостиную, не удостоив никого лишним взглядом. Лишь краем глаза уловила, как кто-то из младших слизеринцев торопливо отводит взгляд, встретившись с её глазами.
Поднявшись по лестнице, она направилась в свою комнату. Её шаги отдавались чётким эхом, словно подчёркивая решимость.
Элианора села за свой стол. Тяжёлая зелёная штора была чуть приоткрыта, пропуская холодный свет из подводного окна. В её комнате царила тишина, лишь перо, лежащее рядом с чернильницей, напоминало о предстоящем разговоре с самой собой.
Она достала дневник — старый, с потёртой кожаной обложкой. Её пальцы привычно скользнули по царапинам на обложке: здесь, на третьем курсе, она впервые попыталась понять себя. Тогда она чувствовала себя потерянной — не понимала, чего хочет, что чувствует. Этот дневник стал единственным местом, где она могла быть честной.
Драко когда-то случайно заметил его. Усмехнулся и сказал что-то вроде: «Сентиментально, Эли. Неужели у тебя нет других дел?» — но ей было всё равно. В этом дневнике она могла быть не холодной ироничной слизеринкой, а собой.
Она обмакнула перо в чернила и медленно вывела первые слова.
«Сегодня Лоренцо показал мне Метку. Я думала, что это будет просто... но я почувствовала не отвращение и не ужас. Скорее... усталость. Всё вокруг становится слишком предсказуемым. Каждый выбирает сторону не потому, что хочет, а потому что боится. Разве это и есть сила?»
Перо скользило по бумаге, будто само выплёвывая её мысли.
«Мама зовёт меня домой. Слишком очевидно, для чего. Я знаю, что отец попытается склонить меня к принятию Метки. А я... я сама сказала Лоренцо, что приму её. Но правда ли я этого хочу? Или я просто хочу добраться до истины? До того монстра, которого все боятся.»
Она замерла, задумавшись, потом добавила резким росчерком:
«Я не хочу быть чьей-то пешкой. Даже если придётся носить Метку, я буду использовать её для себя. Чтобы получить ответы. Чтобы понять, что это за чудовище, и почему его боится даже мой отец.»
Чернила чуть расплылись на последней строке. Элианора откинулась на спинку кресла, уставившись в окно.
Элианора отложила перо и закрыла дневник, аккуратно положив ладонь на обложку, будто удерживая внутри все написанные слова. Вздохнув, она оперлась локтями о стол, спрятала лицо в ладонях. Тишина её комнаты казалась слишком густой, и мысли снова поползли, одна за другой.
«Золотая троица...» — вдруг мелькнуло у неё в голове.
Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли. Их не было видно уже давно. Ни на коридорах, ни в библиотеке, ни даже на уроках.
Она медленно подняла голову, прищурившись.
«Они всегда были там, где творилось что-то важное. А теперь — исчезли. Даже преподаватели ведут себя так, будто их отсутствие никого не удивляет...»
Элианора сжала губы в тонкую линию.
«Что, если их исчезновение связано с монстром? С Воландемортом? Или... они знают то, чего не знаю я?»
На секунду её холодное выражение сменилось чем-то вроде азартного любопытства.
«Если Поттер что-то задумал — значит, за этим стоит след. И, возможно, именно он выведет меня к ответам, которых не скажет ни Лоренцо, ни даже мой отец.»
Она резко встала, начав расхаживать по комнате.
Элианора сидела на кровати, ссутулившись, в её голове все еще метались обрывки мыслей: про метку, про троицу, про монстра.
Дверь скрипнула, и в комнату зашли Пенси Паркинсон и Астория Гринграсс.
— Опять сидишь со своим дневником? — язвительно бросила Пенси, бросив на неё взгляд из-под длинных ресниц. Она скинула мантию на кровать и с видом хозяйки принялась поправлять волосы у зеркала.
Астория же улыбнулась мягче:
— Ты выглядишь уставшей, Элианора. Всё в порядке?
Элианора чуть приподняла голову, посмотрела на них холодным, но усталым взглядом.
— В порядке.
Пенси фыркнула:
— Думаешь? О чём на этот раз?
Астория села на край её кровати, тихо глядя на неё:
— Ты ведь правда чем-то обеспокоена. Это связано с тем, что творится в школе? С этими случаями... — она понизила голос, — когда люди теряют магию?
Элианора прищурилась, рассматривая младшую Гринграсс.
«Слишком наблюдательная...»
Она медленно улыбнулась уголком губ:
— А если и связано?
Пенси резко повернулась от зеркала:
— Только не говори, что ты реально хочешь соваться в эти дела. Это смертельно опасно!
— Думаешь опасность меня остановит?
Пенси и Астория уселись напротив — одна, как всегда, с вызовом в глазах, другая — с осторожным интересом.
— Ты знала, — первой заговорила Пенси, переплетая пальцы на коленях, — что скоро некоторые семьи будут официально представлены на Совете у Тёмного Лорда? — в её голосе звучала гордость и скрытая тревога.
Элианора едва заметно приподняла бровь.
— И ты, конечно, думаешь, что это честь?
— А разве нет? — Пенси вскинула подбородок. — Наши семьи веками доказывали преданность. Это... будущее.
Астория посмотрела на неё, потом перевела взгляд на Элианору:
— Но не все в восторге. — Она говорила мягко, но в её глазах блеснула сталь. — Я слышала, что некоторые... дети чистокровных стараются отказаться.
Элианора тихо усмехнулась.
Повисла тишина. Пенси и Астория смотрели на неё пристально, как будто ждали чего-то.
— А ты? — наконец спросила Пенси, щурясь. — Что ты выберешь, Элианора? Если придёт день... примешь ли ты Метку?
Элианора положила перо обратно в чернильницу и наклонилась вперёд. Её голос зазвучал почти шёпотом, но каждое слово было острым, как лезвие:
— А если я приму её... будете ли вы смотреть на меня так же?
Пенси ухмыльнулась уголком губ, но в её взгляде мелькнула тень страха.
Астория же, наоборот, слегка побледнела и тихо ответила:
— Это будет значить, что ты выбрала сторону. Но не факт, что она действительно твоя.
Элианора сидела с привычной маской безразличия, играя пальцами с краем дневника. Но слова Пенси пронзили её, как нож.
— Не боишься? — голос Пенси звучал почти насмешливо. — Воландеморт пару недель назад убил мать Теодора.
Элианора резко перестала двигаться. Казалось, воздух вокруг неё сгустился.
— Что?
Астория вскинула глаза на Пенси, словно та сказала лишнее. Но Пенси только откинулась назад, довольная произведённым эффектом.
В голове Элианоры слова эхом повторялись снова и снова: мать Теодора... убил...
Она вспомнила, как Тео всегда молчал, когда речь заходила о его семье. Как в его взгляде жила какая-то холодная, прожигающая боль.
Вот почему он... вот почему он избегал этой темы...
Элианора опустила взгляд, чувствуя, как внутри всё переворачивается. На секунду в груди вспыхнуло что-то похожее на ужас, но быстро сменилось холодной решимостью.
Она подняла глаза на Пенси и Асторию.
— Вы уверены в этом? — голос её был тихим, но напряжённым, как натянутая струна.
— Все знают, — пожала плечами Пенси, хотя теперь её уверенность казалась чуть наигранной. — Её смерть стала... уроком для других.
Элианора долго молчала, её взгляд был прикован к полу. Но в глазах уже не было растерянности — только ледяной блеск.
— Значит, он убивает даже своих, — сказала она наконец, и в её голосе слышалось что-то новое, опасное. — Хорошо... очень хорошо.
Пенси нахмурилась.
— Ты звучишь так, будто это радует тебя.
— Нет. Это просто значит, что я узнала его слабость.
Элианора поднялась с кровати резким движением, словно отталкивая от себя саму атмосферу комнаты. Ей было тяжело дышать рядом с Пенси и Асторией — их любопытные взгляды, пересуды, пустые слова. Она не могла. Просто не могла.
Дневник остался лежать на подушке, перо медленно скатилось на пол. Элианора не стала поднимать.
Она открыла дверь и вышла в коридор. Каменные стены Слизерина встретили её холодом, но внутри было ещё холоднее. Шаги гулко отдавались, хотя она старалась идти тихо.
Мысли рвали её изнутри.
Теодор... Его мать...
Образ Тео вставал перед глазами: его вечная сдержанность, отстранённость, глаза, в которых скрывалась боль, о которой он никогда не говорил.
И сейчас она почти чувствовала эту боль на себе. Словно сердце разрывалось, будто это с ней самой случилось.
Но вместе с этим внутри поднимался другой голос — резкий, колючий, холодный.
Ты глупая. Это не твоя забота. Не твоя битва. Ты не должна чувствовать этого. Не должна позволять себе.
Элианора остановилась посреди коридора, прислонилась к стене. Её ладони сжались в кулаки, ногти впились в кожу.
— Чёрт, — прошептала она едва слышно, чувствуя, как грудь сдавливает тяжесть, от которой невозможно избавиться.
Но уйти от этой мысли она уже не могла.
Элианора шла быстрым шагом по коридору, не замечая ни студентов, ни портретов, которые бросали на неё косые взгляды. Мысли крутились вокруг Тео, вокруг отца, вокруг метки, которая словно уже жгла её кожу, хотя ещё не была выжжена.
Она резко свернула и вошла в ближайший туалет. Дверь закрылась за её спиной с гулким эхом, и тишина накрыла её, словно плотная ткань.
Элианора глубоко вдохнула, прижалась спиной к холодной стене. На секунду закрыла глаза.
— Наплевать, — прошептала она самой себе. — Я всё равно должна идти.
Рука скользнула в карман мантии. Пальцы обхватили гладкую, чуть прохладную поверхность. Она достала небольшой декоративный череп — странный, мрачный и в то же время изящный. Его пустые глазницы казались живыми, словно в них теплилась тень.
Элианора провела пальцем по линии челюсти черепа. Сердце в груди билось всё сильнее, как будто предчувствовало.
Она выпрямилась, в последний раз оглядела пустой туалет. Тусклые факелы отражались в влажной плитке. Никого. Никто не узнает.
Она крепче сжала портключ.
Мгновение — и мир вокруг её тела дёрнулся. Грудь сдавило, уши заложило, всё закрутилось в бешеном вихре. Каменные стены Хогвартса исчезли, растворились в тумане.
Элианора почувствовала, как её утягивает вперёд, и стиснула зубы, чтобы не закричать.
Через несколько секунд её ноги ударились о мраморный пол. Она пошатнулась, едва удержав равновесие. Воздух был другой — тяжелее, пахнущий дымом и чем-то металлическим.
Она подняла глаза. Перед ней возвышался особняк её семьи. Высокие колонны, чёрные драпировки на окнах, огонь в канделябрах. Всё было слишком знакомо и слишком чуждо.
Она вернулась домой.
Ветер тронул её волосы, когда она стояла на каменных ступенях особняка. Огромные двери с узором змей отворились сами собой — на мгновение показалось, будто дом сам выдохнул ей навстречу.
В холле было светло, но свет этот казался холодным, будто исходил не от факелов, а от льда.
Первой к ней вышла мать. Вся такая же изящная, в длинном тёмном платье, с тонкой улыбкой на лице. Но глаза... Элианора сразу заметила. В них была усталость, сдержанная боль, скрытая глубоко, чтобы никто, кроме дочери, не увидел.
— Эли, милая, — мать протянула к ней руки и крепко обняла, словно боялась отпустить. — Ты приехала.
Элианора вдохнула запах её духов, лёгкий, знакомый с детства, и сердце болезненно сжалось.
Но тут раздался другой звук — размеренные, тяжёлые шаги. В коридор вошёл отец. Высокий, статный, с холодным взглядом. Его лицо не дрогнуло, когда он увидел дочь. Ни тени улыбки, ни намёка на радость.
— Наконец-то, — произнёс он, ровно, сухо, будто констатировал факт.
Элианора заметила, как его взгляд скользнул по ней — оценивающий, строгий, но совершенно без эмоций. Будто смотрел не на дочь, а на ученицу, которая должна оправдать ожидания.
— Проходи, — он слегка кивнул в сторону столовой. — Вечером нам нужно многое обсудить.
Мать, всё ещё держа ладонь Элианоры в своей, бросила на мужа быстрый укоряющий взгляд, но ничего не сказала. Только чуть сжала руку дочери, словно хотела передать ей: держись, я рядом.
Элианора, стиснув зубы, кивнула.
Когда Элианора шагнула в гостиную, время будто остановилось.
Тяжёлые портьеры были задернуты, и комната утопала в полумраке, освещённая лишь слабым пламенем свечей. Воздух был густым, пропитанным чем-то липким, будто сама тьма висела в нём клубами.
На диванах и креслах сидели мужчины и женщины в чёрных мантиях, их лица скрывали маски. Их дыхание, тяжёлое и неровное, будто отражало присутствие в комнате главного.
И он действительно был там.
На высоком кресле у камина сидел Тёмный Лорд. Его бледное лицо с ноздреватыми щелями вместо носа было обращено к двери, словно он знал, что она войдёт именно в этот момент. Красные глаза горели алым светом, и при их взгляде сердце Элианоры болезненно ёкнуло.
— Ах, — голос Волдеморта прозвучал холодно и одновременно обволакивающе. — Наша гостья наконец вернулась домой.
Пожиратели повернули головы к ней. В комнате поднялся шёпот, но он мгновенно стих, когда Тёмный Лорд чуть поднял руку.
Отец Элианоры стоял рядом, гордо выпрямившись, словно представляя свою дочь на суд. Мать замерла у двери, её руки дрожали так, что она спрятала их в складках платья.
Элианора сделала шаг вперёд. Внутри всё сжималось от ужаса, но лицо оставалось спокойным. Она знала: любая слабость — приговор.
— Подойди ближе, — Волдеморт слегка наклонил голову. В его голосе не было крика, но это прозвучало так, будто отказаться невозможно.
Она приблизилась. Шаг. Ещё шаг.
Элианора сделала ещё один шаг вперёд и замерла в нескольких метрах от кресла Тёмного Лорда. Его глаза, алые и немигающие, словно прожигали её изнутри.
— Итак... — протянул он, сцепив длинные бледные пальцы. — Дочь достойного слуги. Скажи мне, Элианора, — его голос был тихим, но в этой тишине звучал страшнее любого крика, — почему ты решила явиться сюда сегодня?
Она почувствовала, как её горло пересохло.
— Пришла доказать свою верность. — сказала она с уверенностью в голосе, но это было вранье. Она даже не знала о том, что Темный лорд здесь.
На секунду в уголках губ Волдеморта появилось нечто, отдалённо похожее на усмешку.
— Верность, — повторил он, смакуя слово. — Слова пусты. Меня интересуют поступки.
Он подался чуть вперёд.
— Что ты думаешь о тех, кто отвернулся от меня? О предателях... о тех, кто всё ещё цепляется за свет?
Элианора вдохнула. Ответ должен быть идеальным.
— Они слабы, — произнесла она ровно. — Слепы и жалки. Они ещё не понимают, что их конец близок.
Слова повисли в воздухе. Несколько пожирателей одобрительно зашевелились. Но в этот момент Элианора почувствовала тяжёлый взгляд отца. Он стоял чуть позади неё, его глаза сверкали холодом, предупреждая: осторожнее.
Волдеморт не спускал с неё глаз.
— Хм... смелое заявление. Но скажи мне, дитя, — голос стал ледяным, пронзающим, — что для тебя важнее? Семья... или преданность мне?
Мать едва заметно дёрнулась, будто от удара. Отец напрягся ещё сильнее.
Элианора понимала: одно неверное слово — и всё закончено.
Элианора замерла, словно у неё перехватило дыхание. Внутри всё сжалось: сердце колотилось так громко, что казалось, его слышат все в комнате. Вопрос был смертельно опасным — любое слово могло стать приговором.
Она наклонила голову, опустив глаза в пол, изображая покорность:
— Лорд... моя семья — это лишь часть меня. Но Вы — моя судьба. Без Вас у семьи не будет будущего.
Она нарочно произнесла каждое слово медленно, подчёркнуто спокойно, будто заранее обдуманно.
Повисла пауза. Волдеморт смотрел на неё, не мигая, в его взгляде читался холодный интерес. Несколько пожирателей смерили её оценивающими взглядами, кто-то даже одобрительно кивнул.
Отец чуть расслабил плечи, но его взгляд оставался колючим, будто он готов был распять её за малейшую ошибку. Мать же едва заметно улыбнулась, и в этой улыбке было столько облегчения и боли одновременно, что Элианора на миг отвела от неё глаза, чтобы не дрогнуть.
Волдеморт тихо рассмеялся — смехом, от которого по коже пробежали мурашки.
— Хм... умна. И научилась отвечать правильно. — Его пальцы чуть постучали по подлокотнику кресла. — Посмотрим, сумеешь ли ты доказать это не только словами.
И он склонился к ней чуть ближе, алые глаза блеснули:
— У меня для тебя будет задание.
Элианора произнесла это тихо, но в голосе проскользнула сталь — та самая, которая могла стоить ей жизни.
— Почему это я должна выполнять задание, все еще находясь без метки? — слова повисли в воздухе, будто натянутый канат.
Комната будто похолодела. Несколько пожирателей смерили её злобными, почти недоумёнными взглядами. «Как она смеет так говорить с самим Темным Лордом?» — читалось в их глазах.
Отец резко повернул голову к ней. Его взгляд был острее ножа, тёмные глаза сверкнули такой яростью, что Элианора почувствовала, будто он готов встать и ударить её прямо при всех. Челюсть Малфоя напряглась, пальцы сжались в кулак. Он едва удержался от того, чтобы не сорваться и не закричать, но каждый мускул в его лице дрожал от злобы.
Мать, сидевшая чуть в стороне, замерла. Её улыбка погасла, губы сжались в тонкую линию. Она знала, что дочь играет с огнём.
Элианора же заставила себя держать осанку. Внутри всё кричало — беги, молчи, не перечь! Но её разум был холоден: она знала, что в любом случае у неё не было выбора. Род Малфоев уже заклеймен служением. Она всё равно будет одной из них, пожирателем, игрушкой в чужих руках. Всё, что она могла — это вырвать хоть тень свободы. Хоть иллюзию, что её голос ещё принадлежит ей.
Всё это унижение... всё это лицемерие — лишь ради ответов. Ради правды. Ради поиска того монстра.
Волдеморт не сразу ответил. Он смотрел на неё пристально, с тем холодным любопытством, которое обжигало сильнее проклятий. Его губы медленно изогнулись в тонкой, зловещей усмешке.
— Смелая, — протянул он почти шепотом, и от этого слова стало только страшнее. — И глупая.
В комнате раздался тихий смешок одного из пожирателей. Но Волдеморт поднял руку — и смех сразу стих.
— Ты права в одном, девочка, — сказал он наконец. — У тебя нет выбора. Никогда не было. И не будет.
Он чуть склонил голову набок, его взгляд прожигал её насквозь.
— Но если ты хочешь метку... если хочешь доказать, что стоишь её, — ты её получишь. И задание вместе с ней.
Элианора почувствовала, как по спине пробежал холодный пот. Её отец чуть заметно выдохнул, но взгляд его оставался мрачным, полным ненависти.
Темный Лорд медленно поднялся из кресла. Его фигура вытянулась, словно тень, заполнившая всю гостиную. Элианора невольно сжала пальцы в кулак, но взгляд не отвела.
— Раз ты так жаждешь доказать свою силу, — произнёс он тихим, но проникающим в самую кость голосом, — ты её докажешь.
Он сделал шаг вперёд, и пол под его шагами будто застонал.
— Найдешь в Хогвартсе грязнокровку. Любого магглорожденного ученика.
Элианора почувствовала, как её сердце с силой ударило о рёбра.
— Ты убьёшь её, — Волдеморт склонил голову набок, будто наблюдал за любопытным зверьком в клетке. — Без пощады. Без колебаний. И только тогда ты заслужишь метку.
За её спиной кто-то из пожирателей коротко усмехнулся. Отец молча смотрел на неё, его взгляд прожигал кожу: Не вздумай ослушаться. Не позорь меня.
А у матери в глазах мелькнуло что-то похожее на боль. Она опустила взгляд, будто не могла выдержать картины.
Элианора стояла неподвижно. Внутри её будто разрывали две силы: одна — требовала подчиниться, выжить, сыграть роль. Другая — кричала, что это неправильно, что кровь не должна орошать её руки.
Темный Лорд приблизился так близко, что его шёпот обжёг её ухо:
— Принесёшь мне её смерть, или твоя жизнь будет её заменой.
И его холодные, змеиные глаза блеснули мертвым светом.
Ледяной зал, наполненный шепотом плащей и сухим шипением Темного Лорда, остался позади. Элианора сделала слабый кивок, словно едва удерживая маску равнодушия на лице, — и этого хватило. Лорд Волдеморт отвернулся, его интерес был удовлетворён.
Люциус шагнул вперёд почти сразу, его длинные пальцы стиснули её предплечье так крепко, что она едва не вскрикнула. Его хватка была не отцовской — а чужой, жестокой, как у надсмотрщика, уводящего пленника.
Он тащил её по узким коридорам особняка, и стены будто сжимались, отражая их шаги. Элианора пыталась не смотреть на него, не дать ему удовольствия видеть её боль. Но каждый его рывок отдавался в плече резкой болью.
Они вошли в комнату. Люциус не потрудился ни слова сказать — только толкнул её сильнее, и она, потеряв равновесие, упала на холодный мраморный пол. Камень ударил в колени, ладони соскользнули, и мгновение она лежала, тяжело дыша, чувствуя, как по коже пробегает дрожь.
Люциус навис над ней, холодный и отрешённый. Его лицо было бесстрастной маской, только глаза горели презрением.
— Ты смеешь торговаться с Темным Лордом? — его голос был ядовит, каждое слово падало, как удар. — Смеешь сомневаться в его приказах?
Элианора подняла голову. В горле стоял ком, но она заставила себя встретить его взгляд.
Она только успела вдохнуть, как резкий голос, наполненный льдом и презрением, пронзил пространство:
— Crucio!
Боль обрушилась на неё мгновенно, как тысяча острых игл, вонзающихся в тело. Сначала дыхание перехватило, потом лёгкие будто загорелись, каждая клеточка кожи, каждая жилка внутри кричала. Элианора выгнулась дугой, пальцы царапнули пол, оставив красные полосы на коже, но крик всё равно сорвался с её губ.
Она чувствовала, как будто всё её тело ломают изнутри, кости трещат, мышцы рвутся. Мир сжался в одну бесконечную пытку.
Когда заклинание прекратилось, она рухнула на пол, задыхаясь, срываясь на судорожные вдохи. Волосы упали на лицо, прилипли к мокрому от пота лбу.
Люциус стоял над ней, глядя сверху вниз. Его лицо оставалось холодным, равнодушным, только лёгкая тень презрения читалась в прищуренных глазах.
— Запомни, — его голос был низким и твердым. — Ты Малфой. Ты не имеешь права спорить с Темным Лордом. Твои мысли — ничто. Твои желания — ничто.
Элианора хотела ответить, хотела бросить ему в лицо хоть слово, хоть искру ненависти, но губы лишь дрожали, а тело не слушалось.
И тогда он произнёс заклинание ещё раз.
— Crucio!
Боль накрыла её сильнее, чем прежде. Она заскрипела зубами, стараясь не закричать — но крик всё равно вырвался. Слёзы обожгли глаза, и она впервые за долгое время ощутила настоящий страх.
Люциус снял заклятие лишь тогда, когда она почти перестала двигаться. Он оставил её на полу, тяжело дышащую, с дрожащим телом и пустотой в глазах.
И только уходя, бросил через плечо:
— Учись держать лицо. Иначе ты погибнешь быстрее, чем думаешь.
Элианора лежала на холодном каменном полу. Тело трясло от боли, мышцы сводило судорогами, но глаза оставались сухими. Она дышала тяжело, сквозь стиснутые зубы, ощущая, как каждая клеточка её тела всё ещё горит от отголосков «Круцио».
Она слышала, как каблуки отца гулко отстукивают по полу. Он остановился у двери, бросил последнее ледяное:
— Запомни. Слабость здесь не прощают.
Дверь захлопнулась.
Тишина обрушилась, но она не пошевелилась сразу. Несколько секунд Элианора лежала, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Не крик, не рыдание — только хриплый, упрямый вдох.
Пальцы медленно сжались в кулак. Она поднялась — сначала на колени, потом, опираясь о стену, на ноги. Слабость била по суставам, но она не позволила себе упасть снова.
Лицо было всё тем же — холодным, отрешённым. Ни слезинки, ни дрожи. Только жёсткая пустота во взгляде.
«Ты хотел сломить меня, отец? — подумала она. — Не выйдет. Ни у тебя, ни у него.»
Она провела ладонью по щеке, стирая след крови от прикушенной губы. Смотрела прямо, в пустоту комнаты — и в её глазах не было ни страха, ни боли. Только сталь.
Элианора с усилием поднялась с холодного каменного пола. Казалось, мышцы до сих пор дрожат под отзвуками проклятья, будто по венам текла жгучая боль. Она упёрлась ладонями в колени, заставляя себя выпрямиться, но ноги предательски подогнулись — и она снова рухнула на колени.
Воздух с шипением вырвался из её лёгких, но ни крика, ни всхлипа. Лицо оставалось таким же холодным и упрямым. В глазах — сталь, а внутри бушевал пожар. Она ненавидела то, что её тело сдаётся, ненавидела, что отец смотрел на неё как на слабую.
Но ещё больше она ненавидела себя за то, что не может показать, как ей больно. Ведь если сейчас упадёт слеза — он победит.
Она подняла голову. Гордая, хоть и стояла на коленях.
Элианора снова стиснула зубы, чувствуя, как колени обжигает холодный камень. Она заставила себя поднять взгляд, будто бросая вызов самой тьме.
«Чем раньше я убью эту магглорожденную, тем раньше покончу с этим всем, — пронеслось в голове, ядовито, решительно. — Пусть думают, что я послушная кукла. Пусть верят, что я их пешка.»
Губы дрогнули, почти складываясь в усмешку.
«Но я не пешка. Я убью Темного Лорда. А вместе с ним — убью Монстра. Никто не встанет у меня на пути. Никто.»
В груди жгло не проклятье, а новая, чуждая Малфоям сила — сила цели.